Крапивина Анна Георгиевна Через тернии Роман : Детектив
Скачать 2.92 Mb.
|
| я попросила, - с ударением произнесла Ника. Тут связь оборвалась, но Леля не стала перезванивать. Итак все было ясно. Она коротко пересказала Максу все, что узнала от Ники, и начала неторопливо раздеваться. Макс выслушал все до конца и, нахмурившись, заметил: -Столько возни с Соней. Почему Ника носится с ней, как с сокровищами Агры? Ей что воспитывать некого? Читала бы Лехе книжки, глядишь, научился бы Гоголя от Дюма отличать. -Макс, ты сейчас несправедлив. Мы же дружим, надо помогать друг другу. Она же несчастный человек. Ей лечиться надо. -Интересная аксиома. Мы дружим, значит, мы должны. Выходит дело, у нас есть обязанности, а у нашей слабой на голову подруги Соня их нет, - Макс разошелся так, что, жестикулируя руками, задел на стене бра. -Почему ты ее так не любишь? - с легким раздражением от его непонимания спросила Леля. -А за что, Лелечка? За какие заслуги перед обществом. Она же блоха, муха навозная, от таких, как она, наш социум становится неполноценным, ущербным. Что из нее выйдет, зачем она живет? Бессмысленное существование. Ее завтра не станет, и никто, кроме ее наркодилера, о ней не вспомнит. Леля замерла пораженная жестокостью Макса. Таким она его еще не видела. Она не замечала, что он был воинствующе настроен против Сони. Он не был с ней особенно приветлив - это действительно так, он никогда не обращался к ней непосредственно - может быть, они никогда не оставались наедине - вполне естественно, но вот такого, почти физического отвращения к Соне, Леля не замечала. Или, может быть, не пыталась заметить. Нависла неуютная пауза. Каждый считал себя правым, но отстаивать свою правоту считал бесполезным. Первый раз они почувствовали разногласия и из-за отсутствия опыта не знали, как их преодолеть. Бесконфликтная Леля решила первой сделать шаг к примирению, навсегда обозначив стиль их отношений. С этой минуты именно она будет обречена улаживать конфликты, принимая точку зрения Макса в ущерб своему собственному мнению. 11 Ника вытащила Юлю уже из постели. Лапушка недомогала. Московский климат не назовешь оздоравливающим, да тут еще и ноябрь на носу со студеными дождями, переходящими временами в мокрый слякотный снег. Дни стоят темные, мрачные, небо с утра окрашивается в грязно-серый с землистыми полосами цвет, тучи нависают над городом и давят на людей, выталкивая радость и счастье, а оставляя тоску и апатию. Все проблемы на Руси - от загубленных урожаев до наследственного пьянства - из-за погоды. Как тут не хандрить, когда зима вопреки календарю длится полгода, правда лето хоть и холодное, но малоснежное. Юля, лежа в теплых шерстяных носках с насыпанной под пятки горчицей, уже собиралась вздремнуть, как раздался звонок Ники. Юлин брат-шестиклассник, сидевший под настольной лампой и раскрашивающий карту материков, не шелохнулся, услышав звонок. -Ты, жир-треск, - крикнула ему Юля из своей комнаты, - не слышишь телефон звОнит? -Мама сказала, что надо говорить не звОнит, а звонИт, - меланхолично откликнулось дитя века информации. -Трубку сними, дурак, может это мать с отцом, - не снижая голоса, продолжала Юля, уже вставая с постели. Поскольку брат продолжал сидеть без движений, как восковая фигура мадам Тюссо, Юля, дав ему на ходу подзатыльник, тяжело ступая, пошла к телефону, чтоб ответить на разрывающий тишину звонок. -Ну? - без приветствия ответила она. -Баранки гну, - раздался рифмованный ответ. -Кто это?! - растерявшись, произнесла Юля. -Леха, знаешь такого? - спросил Леха. - Чего делаешь? -Ничего, - быстро нашлась Юля. -Юль, тут дело такое. Только тебе можем доверить. Тут Соне малость нехорошо стало. Она дома лежит, болеет, блин. Так надо быстренько к ней на хаус сгонять и подождать, пока участковый терапевт придет, а то у нее там дома только бабка в маразме. Юля, слегка ошарашенная такой просьбой, не знала, что и ответить. -Я, наверное, не могу - у меня горло болит, - неуверенно начала она. Потом она услышала Никин голос, доносившийся эхом из трубки: "Дай я с ней сама поговорю". Видимо, телефон перешел во владение Ники, потому что через мгновение трубка заговорила чеканным голосом: -Шурупчик, миленький, выручай. Дуй к Соньке, надо врача встретить, а мы с Лехой, как из пробки выберемся, так и приедем. -Но я не могу! - запаниковала Юля. В ней росло бессмысленное, на всякий случай сопротивление. Она уже поняла, как только услышала ведьминский Никин голос, что сейчас же сбросит носки с горчицей, оденется и поедет, куда скажет Ника. -Это еще почему? - не скрывая угрозу, медленно проговорила Ника. -Я боюсь Соню... - шепотом произнесла Юля. -Ах, поэтому, - казалось, с облегчением донеслось из трубки. - Так ты не бойся, она не кусается. Она просто лежит себе и никого не трогает... Все, у меня больше нет времени. Бери тачку и езжай к ней. От тебя до нее десять минут езды. Пиши адрес: улица Каховка, дом.... Юля вышла из дому. Ее бил озноб, может быть, от недомогания, но скорей всего от тошнотворного страха. Она понятия не имела, что надо делать, чтобы помочь наркоману. "Только бы дотянуть, пока Ника приедет", - вертелось у нее в голове. Потом она вспомнила, что должен прийти врач, и страх начал отступать. Она доехала на такси до Сониного дома. Вошла в сумрачный подъезд, обдавший ее привычным ароматом московских парадных - смесь продуктов жизнедеятельности кошек, бомжей и зашедших поцеловаться влюбленных пар. Поднялась в лифте с ободранными пластиковыми панелями на нужный этаж и остановилась перед дверью, которая предположительно имела нужный ей номер - табличка с цифрой отсутствовала. Вдруг от стены напротив отделилась какая-то фигура и сделала шаг на встречу Юле. Сил забытой хулиганами лампочки хватало только на то, чтобы осветить окружность радиусом в прикроватный коврик. Когда отделившаяся фигура попала в этот столп сумрачного света, Юля поняла, что это был врач-нарколог, о котором предупреждала Ника. Юлино сердце умерило свой бешеный ритм, и она уже спокойно обратилась к нему: -Вы не меня ждете? -Вас, наверное, если Вы Леля, Юля или Макс. Я понимаю, что Вы не Макс, значит кто-то из оставшихся. -Я - Юля, - представилась Юля. -А я, по иронии, Макс. Максим Петрович, - поправился врач, - нарколог. Мне Ника сказала дождаться кого-нибудь из вас. Юля, кивая головой, нажала кнопку звонка. Ответа не было. Она позвонила еще раз. -Ника велела быть настойчивыми, там пожилая женщина с больными ногами, бегает уже не так резво. Может пройти время, пока она дойдет до двери, - пояснил врач. -Да, да, - рассеяно проговорила Юля, налегая на кнопку звонка. Прошло минуты три беспрерывной трели, когда из-за двери раздался скрипучий фальцет: -Кто там? -Зинаида Ивановна, откройте. Это Юля, подруга Сони, мы вместе с ней в Университете учимся, - пустилась в длинные объяснения Юля. - Я приехала с врачом, меня Ника просила. За дверью оборвались все звуки. На минуту стало тихо. Нервное томление прервал лязгнувший звук отпираемого замка. Дверь приоткрылась только на щель, равную длине цепочки. Безобразное старушечье лицо показалось в светлой полоске проема. Она цепко окинула Юлю взглядом. Та, в свою очередь, натянула на лицо улыбку, призванную улучшить впечатление. Старуха, видимо, успокоившись увиденным, поскрежетала за дверью еще немного и впустила ночных визитеров в квартиру. Врач, не утомляя себя светскими формальностями, без приглашения, не раздеваясь, проследовал в комнату. Юля автоматически отметила про себя, что он хорошо ориентировался в квартире. Посмотрев на Зинаиду Ивановну, она прочла на ее лице легкий знак узнаваемости - очевидно врача она тоже когда-то видела. -Проходи, милочка, чего встала, - скрипнула Зинаида Ивановна, указывая на комнату, где только что исчез нарколог. -Нет! - расширив глаза, быстро сказала Юля. - Я на кухне подожду, можно? -Жди, милыя, жди, - скрип бабки уже раздавался из комнаты, куда она прошаркала, выключив по пути в коридоре свет. Юля осталась в полной темноте. Она на ощупь двинулась в направлении кухни. По пути она задела что-то ногой, что обрушилось на пол со звенящим стеклянным звуком. Юля, прощупывая ногой путь, как будто она шла через болотную гать, дошла до кухни. Озарив помещение тусклым светом неохотно льющегося из висящего под потолком абажура, она невольно скривила лицо. Кухня представляла собой гадкое зрелище. Было ощущение, что ее намеренно коптили годами - стены были покрыты сильно облупившейся горчичного цвета краской, которая из-за слоя копоти приобрела бурый оттенок. Все содержимое кухни располагалось в вековом беспорядке, было видно, что ни один предмет кухонной утвари не имел своего постоянного места. На грязной, исчерченной коричневыми потеками плите, стояла чугунная сковорода с остатками промасленного блюда, вокруг которого, как на фуршете, пировала стайка тараканов. Юля, брезгуя прикоснуться к чему-либо, выдвинула из-под стола колченогую табуретку со стершейся велюровой обивкой, поставила ее посередине кухни и села на нее, безучастно замерев. Она стала ждать. По круглому циферблату часов, стоящих на столе, и тоже подкопченных, как и все вокруг, неутомимо ползла стрелка, складывая секунды в минуты. Наконец, она услышала новые звуки. Скрипнул настил полов, звякнуло стеклянное препятствие в коридоре, и на кухню зашел нарколог Максим Петрович. -Юля, помогите мне немного. Нужно собрать ее вещи. -А что с ней будет? - очнулась как от дремы Юля. -Я сейчас повезу ее в клинику, будем продолжать лечение. -Да, я сейчас, сказала Юля, - слезая с табурета. Она, боясь того, что ей предстояло увидеть, пошла за врачом в Сонину комнату, по дороге задев ногой стеклянный предмет, опять гулко стукнувшийся об пол. "Черт, - выругалась про себя Юля, - что здесь такое лежит?". Она следовала за спиной Максима Петровича и, зайдя в комнату, зажмурилась. Здесь был сильный свет, после кухни напоминающий яркость театральных рамп. Комната также находилась в состоянии первобытного хаоса, с той лишь разницей, что была покрыта не копотью, а пылью. Соня лежала на диване. Ее лицо, освещенное потоком яркого света, напоминало восковой слепок с подрисованными на нем темными горошинами зрачков. Она вытянула руки вдоль туловища, как будто стояла в почетном карауле. Было не понятно, жива ли она или уже испустила дух. Максим Петрович жестами указывал Юле, что надо делать, и она, подчиняясь его отрывистым движениям, металась по комнате, собирая Сонину одежду. Потом они, подняв Соню, как магазинного манекена, стали натягивать на нее джинсы, свитер, ботинки. Юля вспомнила пошленькую передачу шоумена-автолюбителя Фоменко "Империя страсти", где бесстыжие участники сначала раздевали друг друга, а потом уже нагишом, одевали большие пластмассовые куклы в костюмы то пионеров, то шахтеров, то солистов ансамбля песни и пляски. Примерно то же самое она сейчас проделывала с Соней, потому что та не проявляла ни малейшей самостоятельности. Провозившись с ней минут пять, Максим Петрович - мужчина среднего телосложения, подхватил размякшее тело Сони на руки, и, взглядом указывая Юле на дверь, слегка покачиваясь, пошел в направлении выхода. Юля семенила впереди него, открывая двери, вызывая лифт. -Дальше я сам справлюсь, - сказал врач сквозь створки лифта. - Вам, наверное, надо будет дождаться Ваших друзей. Спасибо за помощь. Юля проследила взглядом закрывающиеся перед ней двери, постояла еще несколько мгновений и нехотя возвратилась в квартиру. Комната в гигиеническом отношении выглядела более привлекательно, чем кухня, поэтому Юля направилась туда. Она освободила от наваленного тряпья кресло возле окна, и устало опустилась в него, закрыв глаза. Ее мучила слабость, в теле ощущалась ватная мягкость, для того, чтобы сделать движение, приходилось прикладывать сил вдвое больше, чем обычно. Тупо гудела голова. Юля боялась позвонить Нике, хотя ей было мучительно необходимо узнать, сколько еще тут сидеть. За окном начал шуметь дождь, постукивая по стеклу на манер барабанной дроби, за дверью в смежную комнату тихо бормотал словами любви телевизор - бабка смотрела бразильский сериал. Юля, подавляя тяжесть век, стала, оглядывать комнату, не давая сну навалиться на нее. Глаза ее беспорядочно шарили по унылой, выцветшей, состарившейся обстановке, где все цвета смешались, потускнели и выглядели почти одинаково. На письменном столе, заваленном старыми журналами, книгами, обрывками бумаг нелепым пятном выделялся новый телефонный аппарат "Панасоник" с мигающей красной точкой на поверхности. Юля прошелестела взглядом по телефону, переместила его на книжные полки, потом опять вернулась к телефону, и тогда она поняла, что мигающая точка означает, что в телефон встроен автоответчик, на котором записано не прослушанное сообщение. Преодолевая слабость, Юля привстала, села, а затем решительно встала и подошла к аппарату. Несколько минут она напряженно изучала телефон. У нее дома было похожее кнопочное устройство. Она дотронулась до кнопки с надписью "play". Автоответчик по-английски произнес какую-то вступительную фразу, а затем раздался шум, сквозь который пробивался голос, который заставил Юлю вздрогнуть. Она где-то слышала этот голос, но не могла вспомнить, где. Он казался таким знакомым, и одновременно совершенно чужим. Юля прослушала пленку снова, но и в этот раз ей не удалось опознать говорящего. Потом острая, как стрела, мысль пронзила сознание. Она отчетливо, в деталях вспомнила Сонин рассказ, подслушанный на "картошке". И тут у Юли не осталось сомнений - это Соню терроризировал ее бывший муж. "Но кто же он? - мучилась Юля. - Почему его голос так чертовски знаком?". 7 Соединение произошло быстро. Слышимость была великолепная, как из соседнего квартала. Генрих Осмолин в который раз удивился тому, что гораздо легче дозвониться до берега реки Иордан, чем до подмосковного колхоза. Его мысли оборвал женский голос, ответивший на иврите: -Алле? Генрих, узнав абонента, без прелюдий начал на русском. -Руфина Марковна, Вас Генрих Шнуровский беспокоит. -Генрих? - женский голос окрасился удивлением. - Что-то неотложное у Вас? -Руфина Марковна, я Вас насчет Сони беспокою. -Ох, ты боже ж мой, Генрих, подождите, я спроважу гостей. Шум такой стоит, что порядочным людям и поговорить невозможно. Раздалась гортанная скороговорка, шум голосов усилился, а потом затих. Генрих продолжал. -Руфина Марковна, Вам надо срочно забрать Соню к себе. Ее состояние ухудшилось. Вчера она сбежала из клиники. Ей нужна серьезная помощь, к тому же нам трудно ее здесь изолировать. Ваш муж врач, вы можете ей помочь. -Уважаемый Генрих, Вы так жарко меня убеждаете, как будто я оппозиционер. Может это не я, а кто-то другой все эти годы пытался заставить ее приехать к нам. Может, я увидела во сне, как она грубила по телефону и говорила, что ни за что не уедет из Москвы. Мы готовы ее принять. Мы ее любим, как родного ребенка. Никогда мы для Сонечки ничего не жалели. Только подскажите мне, как ее убедить в этом? -Ее уже не надо ни в чем убеждать. Она сама хочет приехать. Она все поняла - с Вами ей будет лучше. Я подготовлю все документы, вы только пришлите как можно быстрее вызов. Нам надо отправить ее не позднее, чем через неделю. Через неделю в зале ожидания аэропорта Шереметьево-2 прощались Соня и Ника. Это было прощание прожитых жизней с жизнями будущими. Плохо освещенный вестибюль московского аэропорта служил водоразделом между уходящим в историю настоящим, уже испытанным прошлым и незнакомым, еще без запаха и цвета будущим, в которое должен был перенести Соню самолет, улетающий в Тель-Авив. Они стояли рядом, нелепо контрастируя друг с другом - некрасивая, маленькая Соня - девушка изломанной судьбы и ослепительная высокая Ника, привыкшая ломать чужие судьбы. Ни одна из них не пустила ни слезинки - зачем? Когда объявили о начале регистрации билетов, к ним подошел Никин отец, стоявший у газетного ларька неподалеку, подхватил скромный Сонин багаж и повел ее к таможенному контролю. Ника попрощалась, почти небрежно, махнула рукой и, развернувшись, быстро зашагала в сторону выхода. Потом она резко повернула голову в ту сторону, куда удалялась Соня, сделала несколько шагов, как будто что-то забыла, остановилась в задумчивости, да так и замерла на месте. Она смотрела на худенькую Сонину фигурку сквозь снующие тела пассажиров и пыталась поймать Сонин взгляд, но видела она только размытые круги, подернутые радужной оболочкой - по ее лицу горным потоком катились слезы. 12 "В тот год осенняя погода стояла долго на дворе - зимы ждала, ждала природа, снег выпал только в ..." Ну, кто знает, когда? - спросил Макс, для наглядности обводя рукой вокруг, будто бы приглашая найти разгадку в самой природе. -Я думаю, в феврале, - предположила Ника. -Хрен тебе - в сентябре. В России снег лежит с сентября по июнь, поэтому на пенсию я выйду в Италии, - продолжил обсуждение Леха. -Вы все по-своему правы, - легко согласился Макс. - Хотя Пушкин, конечно, имел в виду совсем другое. Они шли по университетскому парку к спортивному корпусу, обсуждая необычно теплую погоду, установившуюся в Москве. Уже была середина декабря, а в столице до сих пор не выпал снег. На днях взбунтовались водители снегоуборочных машин, которые из-за капризов погоды теряли заработок. Они шумно протестовали перед зданием мэрии, полагая, что если власти научились разгонять облака для праздничных парадов, то почему бы ни напорошить немного снега, чтобы его можно было убрать. Ника обернулась к Максу и Леле, которые шли, держась за руки, и спросила: -Где будем Новый год встречать? Предлагаю Лелькину дачу, по слухам она просторна и хорошо благоустроена. -Мне надо родителей спросить, - смутилась Леля. -Ну вот, так всегда, - обреченно вздохнула Ника, - уже невеста и полное отсутствие собственного мнения. -Ника, а почему бы тебе не заказать зал в "Савойе"? - поддерживая шутливый тон, вступился за Лелю Макс. -Потому что, если мы будем скидываться на "Савой", то у тебя денег не хватит. Макс вздрогнул. Он почувствовал, что игра закончилась, и Ника говорит серьезно. Нельзя сказать, что его это огорчило - к Никиным эскападам он привык, но Макса это унизило - никогда еще никто из его друзей так откровенно не подчеркивал его финансовое неравенство. Макс был слишком горд, чтоб оставить оскорбление без ответа: -А тебе, Ника, что за радость встречать Новый год на рабочем месте? Леха остановился в недоумении: -Ника, ты чего в "Савойе" работаешь? -Да, - ответил за нее Макс - "ночной бабочкой". Ника тоже остановилась. Назревала ссора. Леха и Леля, почувствовав накал, но, не зная его причину, пока помалкивали. К тому же, Леху начали терзать подозрения - он мог считать себя экспертом по "ночным бабочкам". Он силился понять, какое отношение к ним имеет Ника. -Дурак ты Макс, сам ты "ночная бабочка". Только с гарантированной занятостью. Глаза Макса зажглись предупредительным огнем. Он тяжело посмотрел на Нику. В эту минуту он готов был свернуть ей шею, как курице на крестьянском подворье. "Стерва" - почти выкрикнул он, но, увидев, как Леха на всякий случай принимает боевую стойку, промолчал. -Да что с вами сегодня? - взмолилась Леля. - Ника, если ты не выспалась, не надо бросаться на людей. -Леха стал храпеть, не до сна, - неожиданно рассмеялась Ника. Повернулась к Лехе, взяла его под руку и, как ни в чем не бывало, пошла дальше. До Макса с Лелей только долетали обрывки Лехиных вопросов: -Что за наезд был?... Да? А что он там про бабочек гундел?.. Леля беспомощно смотрела на Макса. Испытывая неловкость, она не знала, что сказать. Она понимала, что если начнет утешать Макса, то только сделает хуже. Она решила перевести разговор на другую тему. Макс же, красный как индюк, раздраженно вытащил руку из Лелиной ладошки и, углубившись в себя, пошел на некотором отдалении от ребят. Декабрь был отвратителен не только затянувшейся, надоевшей осенью, не желающей переходить в долгожданную зиму с веселящим первым снежком и чередой зимних праздников. Декабрь был не любим за то, что именно в этом месяце начиналась зачетная сессия. Сама по себе она не приносила больших неприятностей - примитивная система ценностей - "зачет", "незачет" была удобна тем, что, как блестящий ответ, так и вялое, неуверенное выступление оценивались одинаково. Не любили зачетную сессию за то, что она отнимала время накануне Нового года, а также за то, что за ней неизбежно, как круговорот воды в природе, следовала экзаменационная сессия, требовавшая куда больших усилий. Вечером после физкультуры должен был состояться зачет по зарубежной литературе. Принимал его любимец студентов Сергей Матвеевич Збарский, славившийся своей лояльностью и чутким отношением к учащимся. Нужно было очень того желать, чтобы не сдать Збарскому. Он поддерживал любую попытку студентов дать правильный ответ. Когда ассистентка профессора, помогавшая ему на зачетах и экзаменах, указывала Сергею Матвеевичу, что экзаменуемый списывает со шпаргалки, добродушный профессор, поглаживая бородку колышком, неизменно отвечал: "Не тревожьтесь, Марья Афанасьевна, пускай хоть здесь немного подучит". Марья Афанасьевна Печерская, сохранившая закалку комсомолки первых пятилеток и не признающая в храме науки никакого либерализма и снисходительности, жестоко отыгрывалась на тех, кому не посчастливилось попасть к Збарскому. Она ловко уравновешивала число сдавших профессору внушительной цифрой тех, кто провалил ей. Особой ненавистью Марьи Афанасьевны были помечены молодые девушки смазливой наружности, позволяющие себе вольность в одежде. На случай попадания к старой мегере, студентки, идущие на экзамен, всегда избавлялись в туалете от макияжа, рассовывали по карманам украшения и заблаговременно дома надевали подходящую одежду, напоминающую форму девочек из монастырской школы. Утром на первой паре к Нике, одетой как всегда раскрепощенно, подошли девочки из другой группы, сдававшие зачет накануне. Выпросив у Ники сигарету, они пообещали за это рассказать ей "кое-что важное". "Кое-что" оказалось дружеским советом немедленно пойти домой и переодеться во что-нибудь скромное и ниже колен. "Очень важно, - отметили они, - чтобы все пуговицы были застегнуты до конца". Ника, не любившая чужих советов и в вопросах одежды доверявшая только себе самой, пойти домой наотрез отказалась. "Ну, считай, мы тебя предупредили!" - бездушно сказали девочки, стрельнув еще по сигарете. Когда они ушли, Ника вспомнила, что забыла узнать у них, как проходил сам зачет. Перед аудиторией, где проходил опрос, столпилась небольшая группа студентов. Многие нервно перелистывали тетради с лекциями, стараясь оживить спящие в подсознании художественные образы. Кто-то вдруг со щемящим ужасом понимал, что забыл сюжет романа Гюго "Отверженные", и, вытаращив от неожиданности глаза, обращался к соседу с просьбой в двух словах рассказать "про что эта повесть". Юля, как тень отца Гамлета, бестелесно прохаживалась по коридору, отвлекая сосредоточившихся над конспектами товарищей тихим стоном, вырывавшимся, казалось, из грудной клетки - она боялась Печерской. Леля сидела рядом с Максом, разложив на коленях тетрадь. Она бегло читала аккуратные записи, сделанные ею на лекциях, но смысл уловить не могла. Один Макс выглядел непоколебимым. Он, рассеянно оглядывая сокурсников, думал о том, что все это ему напоминает родовое отделение - такое же томительное ожидание, почти родовые муки при ответе на вопрос и радость рожденного в поте и боли "зачета", а порой слезное отчаяние, как при виде мертвого младенца, если экзаменатор просит прийти в другой раз. Макс перевел глаза на Леху. Ему стало интересно, что происходит у того в голове. Максу голова Лехи представлялась в виде полого пространства, где в состоянии невесомости находятся небольшие, размером с молекулу, песчинки мыслей, большая часть которых обслуживает примитивные рефлексы, обнаруженные даже у собаки Павлова, а оставшиеся в небольшом количестве суммарно отвечают за воспроизведение в простых формулировках простых понятий, услышанных Лехой на лекциях или случайно вычитанных в книгах. По истечении короткого периода времени эти частицы бесследно исчезают. Макс подумал, что у Лехи есть, пожалуй, шанс скинуть зарубежную литературу Збарскому. Если, конечно, правильно произнесет фамилию писателя, который попадется ему в билете. Из двери аудитории разом вышли Лобанов и Беклешова. Звезды были немилосердны к девице. Она угодила к Марье Афанасьевне, и та взялась за нее основательно. После сорокаминутной изнуряющей беседы, во время которой ассистент профессора, пятьдесят лет посвятившая борьбе с излишествами и космополитизмом на филологическом факультете, поставила пунцовой от напряжения студентке Беклешовой заслуженный "зачет", посоветовав напоследок поменять блузку, потому что эта ей напоминает "пеньюар дешевых парижских кокоток". Лобанов, вышедший, разумеется, с "зачетом", окинул окружающих взглядом орла, наблюдающего с утеса за движениями полевых мышей. Будто декламируя, он с пафосом произнес: -Ну, кто следующий на эшафот? Желающих приблизить собственную кончину не было. Возникло замешательство. Через приоткрытую дверь было видно, как, откинувшись на спинку кресла, Сергей Матвеевич, потирает бородку, а Мария Афанасьевна, в профиль напоминающая Бабу Ягу в исполнении актера Миллера, что-то убористо пишет в экзаменационной ведомости. Осведомившись еще раз о том, не желает ли кто сам пойти, и не найдя таковых, Лобанов, подражая председателю суда, выносящему приговор, предусматривающий пожизненное заключение, сказал, что по списку должны идти Осмолина и Рижская. Леля и Ника соседствовали в списке группы. Лелино лицо мгновенно утратило все краски. Она вцепилась в Макса, будто была ребенком, которого забирали в детский дом. -Я не пойду, - еле слышно прошептала она. Макс мягко освободил свой рукав от мертвого сплетения Леленых пальцев, и, помедлив секунду, сказал: -Хочешь, я пойду? Леля благодарно закивала в ответ, не в силах озвучить свою признательность. Ника уже зашла в аудиторию и стала тянуть билет. За ней с пристрастием наблюдала Печерская. На лице ее отражалась классовая ненависть красноармейца к плененному офицеру генштаба армии Деникина. Зашедший в аудиторию Макс, учтиво осведомился у Збарского, сколько времени отводится на подготовку, оторвав при этом взгляд Марьи Афанасьевны от Ники, и утвердив его на сережке в собственном ухе. Он забыл ее снять. Ника, не совсем уверенная в том, что Макс жертвенно уступит ей Збарского, быстро сделала несколько записей на листе бумаги. Ей было все равно, какой билет отвечать, она не знала ни одного. Через десять минут она поднялась с места и плавной походкой новгородской княгини поплыла к Збарскому. Только приготовившись сесть напротив него, она услышала скрипучий голос профессорской ассистентши. -Ко мне, милочка, пожалуйте? - сказала та, подтягивая к себе Никину зачетную книжку. Ника, быстро обернувшись, заметила, как довольно улыбнулся Макс, наблюдавший за происходящим. И тут неожиданно выступил Сергей Матвеевич, прервавший поглаживание бороды. -Марья Афанасьевна, что это Вам все сегодня девицы достаются, а мне молодые люди? Давайте-ка обменяемся для разнообразия. Садитесь, дражайшая... (тут Збарский неожиданно ловко выдернул из рук не готовой к такому вероломству Марьи Афанасьевны Никину зачетку)... Виктория Генриховна, поведайте старику, что там у Вас в билете. Не давая опешившей Марье Афанасьевне продолжить атаку, Ника быстро села на стул и начала сбивчиво читать название билета. Ассистентша, лиловая от негодования, загнув указательный палец рыболовным крючком, поманила растерявшегося от стремительной смены мизансцены Макса. -Ну, тогда Вы, голубчик, пожалуйте ко мне, раз Сергей Матвеевич вдруг девицами увлекся. Было ясно, что она в который раз взгрустнула о разгромленных Ельциным парткомах, на которых можно было бы разделать Збарского под орех за такое попрание профессиональной этики. Жертва Печерской понуро, не ожидая легкого боя, уселась на указанное место. Макс и Ника одновременно начали говорить, создавая в аудитории ауру вернисажа - все говорят разом и только об искусстве. Ника после того, как довольно успешно прочитала вопрос, начала испытывать некоторые трудности с тем, чтоб раскрыть его содержание. Збарский с достойным признания упорством пытался выудить из Ники хоть какие-нибудь сведения о творчестве Оскара Уайльда. Наконец, обессилив, спросил Нику: -Скажите мне, барышня, какое Ваше любимое произведение зарубежного автора? Ника, чуть наморщив лоб, смущаясь, ответила: -"Хижина дяди Тома"... -Да? - глаза Збарского заблестели, а рука потянулась к бородке. - Вот и отлично, изложите мне теперь, чем же Вам так полюбился этот аболиционистский роман. Ника, абстрагировавшись от слова "аболиционистский", с некоторым энтузиастом начала пересказывать содержание романа. В основном, те подробности, которые уцелели в голове с шестого класса, когда она в первый и последний раз его читала. Изредка Ника оглядывалась на Макса, и легкая судорога жалости пробегала по ее телу при виде его обмякшего тела. Все слабее и слабее отражал он кавалерийскую атаку, учиненную равнодушной к мукам своей жертвы Марьей Афанасьевной. Ника уже закончила свой ответ. Збарский понял, что более ничего выудить из нее не удастся и, посоветовав в следующий раз "не гнаться за лапидарностью стиля, а охотней и раскованней излагать свои мысли", отпустил Нику с "зачетом". В коридоре Нику окружили взволнованные студенты. Ника, пробившись к Леле, велела ей идти быстрее в аудиторию, пока Збарский свободен. Через полчаса из кабинета, чернее грозового облака вышел Макс, и, не отвечая на приставания товарищей, устремился в уборную. Не надо было быть физиономистом, чтобы понять, что Макс "зачет" не получил. Впрочем, о нем уже скоро позабыли, только Леля, освободившаяся с "зачетом" через подозрительно короткий отрезок времени, обращалась ко всем с вопросом, куда подевался Макс. Никто не знал, потому что это никого не интересовало. Уже совсем стемнело, когда, наконец, из аудитории вышла Юля (беззачетная жертва мстительной Марьи Афанасьевны) и вполне довольный проведенным днем Леха, получивший "зачет" у Збарского. Он растрогал старика армейской историей о тяжких солдатских буднях в Забайкальском военном округе, лейтмотив которой перекликался с вопросом билета о романе Ремарка "На западном фронте без перемен". Збарский, все охаживая свою бородку, согласно кивал, слушая яркий Лехин рассказ, дивясь тому, как же все-таки обогатился русский язык за последнюю декаду века. Смысл некоторый слов, употребленных студентом, ему уловить не удалось, но, будучи филологом до мозга костей, он ощутил мощный эмоциональный магнетизм, излучаемый непонятными Лехиными метафорами. Ника, сидевшая в коридоре, поджидала друга. Рядом с ней, прильнув к ее плечу, дремала Леля. Услышав шум, она вздрогнула. -Ну что, женщины освобожденного востока, - раскатисто произнес Леха - Какие планы на вечер? -Устроить костер инквизиции из книг зарубежных авторов, - услало откликнулась Леля. -Ладно, девки, не грустите. Поехали, я вас пирожными угощу, - сказал Леха, шаря по карманам в поисках номерка. -А где же твой обиженный бойфренд? - вдруг ни с того ни с сего спросила Ника у Лели. - Побежал в деканат апелляцию подавать? -Ника, зачем ты так? - укоризненно покачала головой Леля. - У него неприятности, он зачет не сдал. -Надо больше заниматься, правда, Леха? - назидательно молвила Ника. -Да, Ника, вот как мы с тобой вчера. Даже, блин, в туалет сходить было некогда, все книжки читали. Зачем столько читали? Билет-то все равно один попался. -А мне теперь пересдавать, - вступила Юля в разговор. - Думала, расслаблюсь до Нового года. -Пойдешь вместе с Максимкой, - сказала Ника, поднимаясь со скамейки. - Он тебе списать даст, если что. 13 Леля устало ворочала ключом в замке квартиры. Она услышала точечное постукивание каблучков - Евгения Викторовна в последнее время завела привычку ходить дома в туфлях на каблуке, объясняя свою странность тем, что "настоящая женщина даже дома не позволяет себе ходить растрепой". Леля смутно увязывала мамино чудачество с участившимися посещениями Макса, но оставляла это без внимания - других проблем хватало. Войдя в квартиру, Леля увидела на полу мужские ботинки не папиного размера. Опознав их, она растроганно заволновалась. В кухне степенно чаевничал Макс, а Евгения Викторовна вышла в прихожую, чтобы встретить Лелю. -Лелек, у нас гость, - с радужным возбуждением сообщила Евгения Викторовна. -Знаю, - испортив матери роль вестника судьбы, пробормотала Леля. Она была обижена на Макса, что он ушел, не сказав ни слова, но виду не подавала. Леля, не заглядывая на кухню, прокралась в гостиную, и, забравшись с ногами на диван, обессилено положила голову на диванную подушку. Она смертельно устала. Голова напоминала чугунный шар, в котором в условиях высокотемпературной плазмы дымились мозги, спаленные титаническим умственным напряжением. Звуки квартиры гулко отскакивали от этого шара, причиняя только боль. В освещенном дверном проеме показался контур Макса. -Леля, ты, что тут лежишь, как макрель в белом вине? - неожиданно бодро обратился он к ней. Леля поморщилась. Макс говорил очень громко, усиливая головную боль. Однако, она нашла силы улыбнуться и ответить, шелестя губами, как весенний ветерок -Я очень устала, Максим. -Ты что, дуешься на меня? - сказал он, опускаясь на край дивана. Он взял ее лицо в свои руки. Они у него были теплые, абсолютно сухие, как стенка в сауне, и излучали какую-то целительную энергию. Леля почувствовала, как головная боль постепенно начинает отступать, а вместе с ней и обида, и страхи, и недовольство. Остается только теплое чувство успокоенности и защищенности. Она хотела, как можно дольше оставаться в руках у Макса. Так, наверное, себя чувствуют новорожденные сумчатые, уютно свернувшись клубком в теплом и пушистом мамином кармане. -Лелечка, прости меня. Просто расстроился сильно, не хотел, чтоб ты меня видела в таком состоянии. -Ничего, Максим, я понимаю. -Ужасно обидно, - продолжал Макс с жаром. - Я, наверное, единственных из всех этих косноязычных имбецилов был подготовлен и завалился только потому, что эта стерва Ника своими голыми коленками перехватила у меня душку Збарского. -Максим, она бы Печерской ни за что не сдала, - Леля почувствовала, как головная боль возвращается с новой силой. Она намеренно пропустила "имбецилов", хотя, следуя логике Макса, она тоже умещалась в этой категории. -А почему я должен пасть жертвой? Ты знаешь, я все забросил, готовился к зачету. Важно впечатляющее начало. Мне теперь кажется, что у меня вся сессия пойдет кувырком. -Максим, ты не мог бы чуть потише говорить. У меня голова сильно разболелась, - морщась, выдавила из себя Леля. -Что? - Макс удивился, что могут существовать еще какие-то затруднения помимо его провала на зачете. - А, мигрень - болезнь слабых и нервических натур, - добавил он сухо. - Ладно, отдыхай, я пойду развлекать твою maman. Я ей тут анекдоты про Наполеона рассказывал. -Максим, - еле слышно послышалось из Лелиного угла. - Что у вас происходит с Никой? Вы как два хищника в одном вольере - готовы растерзать друг друга. -Ника? - задумчиво произнес Макс. - Мне кажется, что у нее раздвоение личности. Она все мнит из себя царицу Савскую, а на самом деле публичная девка с плаз Пигаль. -Макс, зачем ты так? Она ничего плохого тебе не сделала. -Не сделала? - заговорил Макс возбужденно. - Да, она не изувечила меня, не закатала под асфальт, не толкнула с горы в бездну. Но если ты хочешь знать, ее вербальные атаки, а проще выражаясь, ее поганый язык, наносят мне гораздо более ощутимые нравственные травмы, чем удар стамеской по темени. -Она иногда бывает слишком прямолинейна, я согласна. Но в душе она очень хороший человек. Помнишь, как она Соне помогала. Если бы не она, Соня бы вообще пропала. -Соня? - тут Макс на секунду остановился. - А что Соня? Ника же мне сказала, что Соня умерла от передозировки. Я еще свечку поставил по усопшей душе. Леля вдруг осознала, что сказала что-то лишнее. Она вспомнила, как Ника позвонила поздно вечером и попросила ее папу помочь Соне получить загранпаспорт. Это нужно было сделать очень быстро. Потом она сказала, что они отправили Соню к родителям в Израиль, только... Леля вспомнила это очень четко... Ника твердо просила, никому об этом не говорить, даже маме и Максу. А она проболталась так внезапно. Черт! Неудобно как-то. Но ведь это Макс - такой близкий и заботливый. Конечно, ему можно довериться. Хотя он всегда недолюбливал Соню, но причинить ей вред он не способен. -Максим, я открою тебе маленькую тайну, - решилась Леля. - Соню увезли к родителям, чтобы спрятать ее от того, кто дает ей наркотики. Ее папа врач-психотерапевт, он поместил ее в хорошую клинику. Ника просила никому об этом не говорить, но тебе, конечно, можно. Я не знаю, почему она тебе сама не сказала об этом. -По той же причине, - ответил за Лелю Макс, - из желания унизить меня. Показать, что мне нельзя доверить даже детский секрет. Вычеркнуть меня из ближнего круга посвященных. Она, следовательно, в вашей ложе верховная жрица, а я так - певчий из хора, мальчик с пальчик, вечно у нее на посылках. -Нет, Максим, все не так. Она умышленно сократила число людей, которые знают об этом. Ведь чем больше посвященных, тем больше шансов, что они кому-нибудь проболтаются. Вот как я, например. Об этом знали только те, кто непосредственно в этом участвовал. -А ты как же там участвовала? - саркастически усмехнулся Макс. - Пилотировала самолет Москва - Тель-Авив. Или, может, сестрой милосердия при ее бесчувственном теле. -Не иронизируй, - обиженно сказала Леля. - Мой папа ей паспорт помог выправить. Так бы я тоже ни о чем не узнала. -Ладно, - устало заключил Макс. - Завершим эту болезненную дискуссию. Воспоминания о Соне должны укладываться в пару словосочетаний. Большего она не заслужила. Леля больше не хотела возражать. Она знала, что это бесполезно. Она еще не выиграла ни одного спора у Макса. Ее стало утомлять, что в последнее время они постоянно ссорятся. И все из-за их же друзей. -Но Новый год мы все равно будем встречать все вместе, - уже проваливаясь в сон, сказала она. -Бесспорно, вместе, - успокоил ее Макс, накрывая пледом. Находясь в полусне, полуреальности, ей показалось, что Макс легким прикосновением провел сухой ладонью по ее льняным волосам, наклонился к самому уху, нежно лизнул набухшую мочку и коротко прошептал: -Я люблю тебя, милая Лелечка... 14 -Але? -Позови Соню... -Не слышу, милок, громче говори. -Позови Соню, старая ведьма. -Ой - старуха мелко затряслась, - нету Сони, в ИзаЕль она подалась к отцу с матерью. -Когда она уехала? -Давно, милок, уж месяца два как будет, или три. Не помню я, - старуха жалобно завыла, - оставь ты меня, старую в покое. Мне умирать уже скоро, у меня ноги больные. -Заткнись, кикимора. Адрес ее давай и телефон. -Нету у меня адреса. Они сами звОнють. Я и писать-то не умею - неграмотная я. Я всю жизнь при господах, всю жизнь в няньках. Не научили меня писать-то. -Я сейчас поднимусь в квартиру, у тебя есть три минуты, чтобы найти адрес... Это было последнее, что услышала бабка. Она почувствовала сильную ноющую боль в левой груди. Боль начала расти, захватывая все вокруг, и вдруг потолок начал быстро-быстро вертеться, как будто это был не потолок, а карусель, и потом все стало черным. Звуки застыли. В дверь позвонили. Звонок настойчиво заливался несколько минут, но некому было открыть дверь. В дежурную часть отделения скорой помощи поступил анонимный звонок. Голос, как его идентифицировал диспетчер, принадлежал молодому человеку. Он отказался представиться, сказал только, что в его доме проживает старая женщина, которая обычно убирается в его квартире. Она не приходила уже несколько дней, и он обеспокоен. Дополнительную информацию он сообщить не мог. Когда бригада "Скорой помощи" вместе с участковым милиционером открыла дверь, то увидела, что на полу рядом с телефоном лежала старуха. По заключению эксперта, смерть наступила в результате обширного инфаркта приблизительно 72 часа назад. Ввиду отсутствия состава преступления и очевидности естественной смерти уголовное дело открывать не стали, а умершую - Малашенко Зинаиду Ивановну должны были кремировать за государственный счет. Родственников умершей обнаружить не удалось. С утра 31 декабря Лелю разбудил звонок. Она, борясь со сном, протянула руку к тумбочке, на которой стоял телефон, и сняла трубку -Слушаю Вас. -А мы еще ничего не говорим, - послышался Никин смех в ответ. - Лелька, ты что, еще дрыхнешь? Я тут, между прочим, салатики режу. -Ника, который час? - Леля пыталась сфокусировать взгляд на будильнике, и на секунду ей это удалось. - О боже, уже два!!! -Два...- согласилась Ника. - А ты приносишь горячее. Я думала, у тебя уже барашек в печке дымится, а ты, оказывается, еще спишь. -Ника, я скоро приеду, только соберусь. -Ждем-с, но только до первой звезды. Давай быстрей, а то я тут зашиваюсь. Все, что мне удается приготовить, тут же сжирает Леха. Кстати, если хочешь, он встретит тебя вместе с бараном. -Здорово, - обрадовалась Леля. - Тогда через полтора часа у моего подъезда. Леля потянулась в кровати. Сегодня Новый год. Ее детство еще не закончилось. Ее по-прежнему радостно волновал запах зеленого дерева, которое неизменно из года в год ставили в гостиной. Она всегда со щемящим чувством счастья лезла на стеллаж, где хранились елочные украшения. Прежде, чем начать развешивать на елке, она долго их перебирала, рассматривала хрупкие, блестящие шарики, распутывала мишуру и дождик, пробовала елочные огоньки. Сегодня под елкой она найдет подарки, которые оставили папа с мамой. Это будет ее первый Новый год, который они встретят порознь. К родителям как всегда придут гости - будет весело и пьяно. Они будут играть в фанты и бутылочку и смешно целоваться друг с другом. Обязательно придет папин друг, именитый путешественник. Он станет играть на гитаре и петь песни, от которых замирает душа, и сердце наполняется бодрым зовом, влекущим в дальние края, в неизвестные земли. Всего этого Леля сегодня не увидит. Зато это будет ее первый Новый год с человеком, которого она любит. Она знала, что сегодня он должен ей сказать что-то очень важное, то, что пока говорил только шепотом или во снах. Новый год они будут отмечать у Лехи, и сегодня они опять соберутся все вместе - Ника, Юля, Леша, Максим и она. Не будет только Сони. Место Сони займет один мальчик, которого обещала привести Юля, если ничего не сорвется. -А что может сорваться? - поинтересовалась Ника, когда девочки, сидя у Лели на кухне пару дней назад, обсуждали новогоднее меню. -Я не хочу говорить, а то вдруг сглажу, - сказала Юля, и было видно, что только об этом ей и хочется говорить. -Ну ладно, Шурупчик, колись, - настаивала Ника. - Все-таки он ко мне в гости приходит, я всякую шваль не принимаю. -Не к тебе, а к Лехе, - обиженно сказала Юля. -Это почти одно и тоже. -Он не шваль, ты его даже не видела! -Это еще нужно уточнить, - Ника обернулась к Леле, возившейся с чайником. - Лелек, у нас сегодня будет чаепитие или нет? Что ты там копаешься? Леля, наконец, совладала с чайным ситечком, и, устроив на подносе чашки, сахарницу и блюдце с порезанным на дольки лимоном, понесла это все в гостиную. Девочки перебрались в комнату. Разговор на минуту оборвался, но потом возник вновь. -Итак, кто же этот Ромео? Не Леха, я надеюсь? - возобновила допрос Ника. -Нужен мне твой Леха, - огрызнулась Юля. -Леха всем нужен, - позевывая, ответила Ника. - Особенно он вам понадобится в новогоднюю ночь, поскольку Леля кинула нас через хобот с дачей, а другого места вы так и не нашли. -Я никого не кинула, - зарделась Леля. - Просто отопление ремонтируют. Вы же не хотите замерзнуть? -Не хотим, - покладисто ответила Ника, - вот это-то и повышает ценность Лехи в наших глазах. У него, слава богу, все работает. Кстати, я вот думаю, как мы там все разместимся, когда напразднуемся. Мы с Лехой занимаем супружескую спальню. Ты, Шурупчик, - обернулась Ника к Юле, - в каких отношениях со своим Ланселотом - в стабильно-платонических или раскованно-телесных? -Чего? - Юля пропустила вопрос. -Трахаешься ты с ним уже или нет? - переформулировала Ника. -А тебе-то, какое дело? - порозовела от негодования Юля. -С точки зрения половой гигиены, никакого. Меня интересует, можно ли вас в одну койку в гостиной положить, а то места мало. -Можно, - буркнула Юля. -Хорошо, - удовлетворенно резюмировала Ника. - Ну, а ты, христова невеста, - обратилась она к Леле, которая уже вся напряглась в ожидании Никиного вопроса, - с Максимкой все, поди, в щечки целуетесь? -Ника, нас, пожалуйста, в разные помещения, - коротко ответила Леля, пресекая дальнейшие Никины вопросы. -Тогда ты в холле, а Максимку засунем на кухню на раскладушке, поближе к холодильнику. Я знаю, он пожрать горазд. Выяснив для себя самое главное, Ника лениво перевела разговор на новогоднее меню. Она поразила девочек тем, что, оказывается, очень хорошо готовила. Она перечислила названия блюд, которые собиралась подать к новогоднему столу, и только их названия вызвали легкий спазм в желудке и усилили слюноотделение. Для нехозяйственных Юли и Лели она собственноручно составила список готовых продуктов, которые им поручалось купить. Но Леля сказала, что она тоже хотела бы готовить и поэтому попросит домработницу сделать ее фирменное блюдо - баранью ногу под марсельским соусом. Ника, подумав, решила, что нога сгодится. -Только мужикам ни мур-мур, - предупредила она. - Это сюрприз. Вкратце обсудив новогодние подарки, решили, что каждый принесет какую-нибудь смешную безделицу - потом все это они сложат в мешок и разыграют подарки наподобие фантов. Все это пронеслось вихрем у Лели в голове, и она, набросив халат, побежала на кухню, проверить, начала ли Люба готовить баранью ногу. Уже в коридоре ее начал обволакивать нежнейший запах жареной баранины - значит, Люба не подвела. Леля заглянула в родительскую спальню - никого не было. Мама вчера говорила, что они поедут кататься на тройке, значит, скоро вернутся обеду. Сделав за два часа тысячу бестолковых дел, Леля была готова. Домработница Люба помогла завернуть ногу в фольгу, аккуратно уложить ее в пластмассовый контейнер и донести до машины пакеты с едой и платье, которое Леля приготовила для вечера. Часы показывали уже одиннадцать, когда друзья, наконец, расселись за столом. Новогоднее меню стараниями Ники поражало воображение. Изысканность блюд напоминала посольский фуршет в честь главы дружественного государства, прибывшего с праздничным визитом. Здесь можно было увидеть "сырное ассорти, виноградные улитки по-бургундски, фенхелевый суп из Авиньона, рачки скампи в чесночном соусе, ломтики телятины с шалфеем, грибной мусс с базиликом", - перечисляла Ника оторопевшим гостям. Элегантность сервировки соперничала с утонченностью закусок и вин, поданных на стол. Положительно, в Нике погибала жена дипломата - она строго выполнила все предписания протокола по устройству официального обеда. Но если, преодолев чувство голода, перевести глаза на хозяйку, то можно было начисто забыть о еде. Ника была ослепительно хороша. На ней было надето шелковое платье цвета бургунди с открытыми плечами и полуобнаженной спиной. Тонкий, струящийся шелк сбегал по ней от плеч до мысков, оговаривая каждый изгиб ее совершенной фигуры. Сзади был небольшой шлейф, на который Ника просила обратить пристальное внимание, чтобы не наступить на него во время танцев. Ее шелковистые волосы были собраны в высокую прическу, открывая лебединую шею, матово отливающую цветом слоновой кости. На шее была нитка с крупными рубинами, смотревшимися на ее мраморной груди как капельки крови, капающие из раны. Макс, увидев Нику, осел на диван, по-холопски открыв рот. Девочки, не менее пораженные Никой, шумно защебетали, а потом подошли поближе, будто бы для того, чтобы убедиться, что она была настоящая. Только Леха был удовлетворенно спокоен. Он заполнил собой кресло и, сидя в нем, с обожанием через стол взирал на свою любовь. Платье, за которым он летал в Лондон, было сшито исключительно для нее. Ника царственно заняла место во главе стола, объявив, что сейчас самое время проводить старый год. Преодолев суетливую неловкость, все стали шумно накладывать еду на тарелки, а Леха разливал вино по бокалам. Рядом с Юлей пустовало место, но ни она, ни кто-либо еще внимание на этом не акцентировал. Когда первый тост был сказан, а первое чувство голода утолено, пронзительно завизжал звонок. Юля от неожиданности выронила вилку, а остальные понимающе заулыбались. -Ну, Пенелопа, иди, твой Одиссей, наконец, приперся, - дружески подбодрила подругу Ника. Остальные замерли в любопытном ожидании. Никакие Никины усилия не сломили Юлино упрямство, и она так и не выдала имя своего предполагаемого кавалера. Видно, суеверие подтвердилось, поскольку ее бойфренд все-таки пришел. В прихожей послышался легкий шум, что-то упало на пол, звякнула посуда, трелью раздался Юлин смешок. Наконец, дверь открылась, и в комнату, готовую задымиться от сгустившего ожидания, вошла пара. Вздох удивления и радости пробежал вокруг, сильно смутив тем самым вновь пришедшего гостя. Он не ожидал войти в комнату, где на него сразу уставятся четыре пары глаз, расширившихся от разъедающего любопытства. -Антон!? - выдохнуло четыре рта. В проеме двери смущенно топтался получивший особенную известность после "картошки" владелец красной "девятки", принявший опосредованное участие во всех бедах, обрушившихся на компанию, сидевшую сейчас за новогодним столом. Спустя мгновение все пришло в движение. Пунцового от необычной встречи Антона усадили на его место, поближе к Юле. Она с неестественным старанием бросилась ухаживать за ним, подгладывая ему всякого разного из салатниц и розеток. Он, видно, сильно проголодался, потому жадно набросился на еду, утоляя первородный инстинкт. Он тыкал вилкой в разные блюда, справляясь у Юли об ингредиентах. -А сейчас что я ем? - с интересом спрашивал он, разжевывая что-то мягкое и необычное на вкус. -Бургундские улитки - пояснила Юля. Антон, приостановив на секунду мельничное движение челюстей, вытаращил глаза на Юлю, и, подавляя рвотный рефлекс, прошептал. -Шутишь?! -Нет, - растерялась Юля, - можешь Нику спросить... Ника, подавляя улыбку, прервала тихий разговор с Максом и Лелей и уставилась на водителя "девятки" в вопросительном ожидании. -Это правда, что ли, эти...как их там, - боясь произнести слово, за которым может последовать рвота, повторил вопрос Антон. -Что ты? - махнула руками понимающая Ника. - Совсем не эти...Юля шутит. Это креветки. Креветки ведь вкуснее? -Под пиво хорошо, - согласился Антон. -Пиво с утра на опохмелку, - пообещал Леха, - а сейчас придется пить "Шато Мутон-Родшильд" из погребов Энтони Моуэкс. Слыхал про такого? -Ну, вы, ребят, блин, даете! - восхищенно произнес Антон с набитым закусками ртом. - Я так еще никогда не отрывался. А я вам тут водки принес, думал мы по-простому. -Водка тоже сгодится, - откликнулся из своего угла Макс, сыто поглаживая живот, - мы ей с утра будет твой тарантас отогревать. Мороз на улице под тридцать. Все непринужденно засмеялись, и началось легкое, возбужденное веселье, какое бывает только в хорошей, тесной компании, сцементированной давней дружбой. Вдруг на экране телевизора, раздражающий звук которого был отключен, чтобы не мешал говорить, появилось лицо президента с пугающе-немигающими глазами, нетерпеливо ожидающего своего часа, чтобы сказать напутственную речь, встречающему Новый год населению. -Тихо, тихо, - закричала Юля, силясь преодолеть шумный рокот слов, - дайте Путина послушать. -На хрен тебе Путин? - перебил ее Леха, ты лучше послушай, как мы в армии в самоволке в винный магазин залезли. Провели там сутки, потом вместо вытрезвителя на "губе" две недели кантовались. Зато, выпили хорошо. -Ребят, ну также нельзя, - борясь за соблюдение новогодних обычаев расейского человека, отмахивалась Юля. - Надо Путина послушать, потом куранты. А ты, Леха, лучше шампанское приготовь - уже открывать пора. Ребята шумно стали протягивать бокалы, чтобы Леха наполнил их веселым, искрящимся новогодним напитком, и при первых ударах курантов все оживленно начали чокаться, стараясь дотянуться друг до друга - они вступали в новый год, неизведанный и загадочный, как обратная сторона Луны; год, который принесет им радость и горе, надежду и разочарование, веру и обман. Чего будет больше в этом новом году, они еще не знали, но верили, что этот он будет лучше, чем предыдущий. Сразу после того, как куранты оповестили о начале нового дня нового года, стало шумно и весело. Из угла, где сидел Макс с Лелей и Никой, доносились раскаты смеха. Макс развлекал девочек историями о том, как, будучи еще студентом иняза, он, желая подработать летом, попал в Нижний Новгород. Поселившись в отеле, который был из той породы, что удобства имеют во дворе, а двора нет, Макс задумался о том, как ему следить за личной гигиеной. Удавалось это с большим трудом, потому что в работе коммунальных служб четко прослеживалась сезонность - летом вода появлялась в умывальнике только по утрам, когда все жители города чистили зубы. В остальное время суток потребность у горожан, по мнению городских властей, в воде совершенно отмирала. Вечером Макс, испорченных московским комфортом, еще раз открыл кран, надеясь на чудо. Но чуда не случилось, и он решил подумать об альтернативных путях. Справившись у дежурной по этажу, где горожане имели обыкновение делать ритуальные омовения, он получил причудливые инструкции, как от "гостиницы, на трамвае, а затем всего сорок минут пешком, потому что автобуса все равно не дождесси" добраться до городских бань, где всего за сотню можно намыться, сколько душа просит. Макс, будучи немного авантюристом, захватил полотенце и пошел отыскивать этот банно-прачечный комбинат. Дойдя до цели, он обнаружил ветхое строение, напоминающее недостроенный коровник. Сходство подкреплялось тем, что оттуда доносились звуки, схожие с мычанием скотины и окриками пастуха. Опасаясь дотрагиваться до склизких банных стен, мня себя в лепрозории, Макс осторожно проник внутрь. Плату за обмыв принимала раскрасневшаяся от банных паров молодуха, на голове которой ровными рядами крепились бигуди, делая ее похожей на шлем танкиста. Она трапезничала кефиром и здоровенным ломтем хлеба с куском вареной колбасы. Увидев Макса, бабенка раскрыла рот, в котором как у цыганки Азы, передние зубы были сработаны из драгметаллов, и, рыгнув, напустилась на него малорусской скороговоркой: -Ты чего сюда, сокол, прийшов? Не робишь, шо на стене для тебя понаписали? Зараз женочий день буде, завтра человичий и помоещьси тоды. Макс, с трудом отыскивая славянские корни, почти дословно восстановил текст, только одного не мог понять, почему сегодня был женский день, а завтра человечий. То есть, следуя логике заведения, женщины могли мыться каждый день, а мужчины только через день, когда наступал универсальный "человичий" день для страждущих обоих полов. Конечно, это можно было объяснить особенностями женской физиологии, но у Макса потребность содержать тело в чистоте была не меньше, чем у нижегородских баб. Потом, скосив глаз на прейскурант, криво висевший на стене, он обнаружил поразивший его график работы бань. Оказывается, помывочная служба функционировала переменно - день женский, день мужской. То есть "человичий" на малорусском означало мужской. Подивившись особенностям украинского словообразования, в котором мужчина назывался человеком, а, женщина, выходит дело, таковым не была, Макс задумался над тем, как ему все-таки помыться. Из истории ему было известно, что в России за мзду можно достать хоть звезду из созвездия Ориона, поэтому Макс начал (стараясь сделать свою речь доступной) предлагать содержательнице бань взятку в размере троекратной стоимости помывки. Та, глумливо хихикнув, неожиданно легко согласилась, засунув разницу между тарифом и полученной суммой в колышущиеся недра бюстгальтера. -Пойдем, милок, я тябя провожу, а то девок налякаешь? - охотно предложила свою помощь молодуха. Макс, еще не веря своей неожиданной удаче - надо же, за триста рублей не только помыться, но и посмотреть редкий тогда в провинции стриптиз - последовал в клубящиеся парами внутренности бань. Оборудование бани сохраняло все черты подобных заведений времен Киевской Руси. Современной особенностью был только водопровод. В остальном все было также как в ветхозаветные времена потомков Рюрика. Вдоль деревянных, попорченных сыростью стен, стояли длинные лавки, на которых громоздились жестяные тазы неизвестного предназначения. Свет падал из крошечного, как казалось, слюдянистого окошка, плохо просеивающего уже сумеречное сияние. Тут и там на лавках лежали выжатые, скрученные жгутом трусы и бюстгальтеры, которые хозяйственные нижегородские женщины простирывали тут же в бане. По полу бежал мутный, мыльный ручеек со спутавшимися волосами и крошечными обмылками. Путь его лежал в дыру, заботливо организованную в углу покатого пола. Стоял кислый запах болотной тины, смешанный с химическим ароматом дешевого хозяйственного мыла. Но самое волнующее впечатление производили девки. Первое, что увидел Макс, зайдя в помывочную, были крепкие, ядреные, немного рыхлые в основании зады, бесстыже развернутые к нему во всей своей белеющей красоте. В сгущенном парном воздухе они напомнили Максу пуховые подушки, выставленные в галантерейном отделе. Зады приходили в колеблющееся движение, пока девки натирали в шайке свои панталоны и лифчики хозяйственным мылом. В другом углу белотелая наяда нещадно терла себя мочалом из конского волоса, а потом, матюгнувшись, опрокидывала на себя шайку с водой, смывая мыльную пену. За секунду усвоив банный ритуал, Макс решительной поступью направился к шайкам, стараясь не смотреть в сторону колеблющихся задов - в нем рос соблазн. Вдруг одна из девок, всмотревшись в мыльно-паровую мглу, опознала в Максе мужчину. На всю баню раздался поросячий визг, подхваченный полудюжиной других голосов. Девки побросали шайки, похватали свои жгуты, и давай напяливать их на себя, стараясь прикрыть срамные места. Дверь распахнулась, и в помывочную вбежала золотозубая молодуха. -Ну, чого разорались? Мужика что ли не бачили. А те в гуртожитку до вас по балкони не лазиют? Девки визг прекратили и стали с интересом поглядывать на мужчину, ожидая, видимо, когда он стянет трусы. Вот этого Макс делать не торопился. -Может тебе, голубок, спинку потереть? - не выдержала одна девка. Другие загоготали, с нетерпением ожидая ответа. -Ты себе лучше жопу потри, - дружелюбно ответил Макс, смутно уловив, что нижегородским девкам галантность чужда, как свиньям апельсины. Он понял, что взял с девками верный тон, потому что они опять загоготали, приоткрыв щербатые, порченные кариесом рты. Потом они продолжили наступление. -А он, видать, мужик что надо. Смотрите |
Похожие:
 | Клюева Варвара Каиново семя Роман : Детектив Просто детектив Переплетение судеб, амбиций и обстоятельств, загадочное убийство и "скелеты в шкафу" | | Урок № «Господи, пробач мені все». Тема: «Роман «Анна Кареніна» Тема: «Роман «Анна Кареніна» художнє дослідження сімейних стосунків. Суперечливий образ Анни |
| Саморукова Наталья Прогулки с пантерой Роман : Детектив триллер Вы верите в маньяков? Прямо как дети Самые жуткие коленца выкидвают те, кому мы доверяем | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Крапивина, и этого вопроса не возникнет. У учителей литературы одной из больных тем является то, что дети не читают. С чтением произведений... |
| Урок окружающего мира в 3 классе«Через тернии к звездам» России Юрий Гагарин, о героях космоса о трудной и почетной и героической профессии космонавта | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Классный час по профориентации «Через тернии к звездам», посвященный Году Космонавтики |
| Урок 13. «Пишу не роман, а роман в стихах…» Урок 13. «Пишу не роман, а роман в стихах…» «Евгений Онегин»: творческая история романа. Особенности жанра и композиции. Онегинская... | | Описание урока по технологии в 4 классе Кириллина Анна Георгиевна... Программа предназначена для преподавателей, ведущих данную дисциплину, учебных ассистентов и студентов направления подготовки, обучающихся... |
 | По итогам каждой части романа даны обобщающие вопросы, способствующие... А. С. Пушкина «Евгений Онегин», поэма Н. В. Гоголя «Мертвые души», роман И. С. Тургенева «Отцы и дети», роман-эпопея Л. Н. Толстого... | | Третья научно-практическая конференция «Через тернии к звёздам!» на тему Мне нравится рок-музыка и я захотела узнать, а много ли моих ровесников слушают и любят такую же музыку, как и я и какое влияние... |
| Модель урока Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф | | Конспект открытого урока по литературе в 11 классе Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф |
| Конспект урока Введение в профориентационный курс «Человек-труд-профессия» Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф | | Конспект урока-презентации по литературе в 11-м классе Тема: М. А.... Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф |
| План I. Творческий замысел романа История создания Предшественники... В процессе художественного воплощения ее первоначальный замысел претерпел коренные изменения. Из романа о "неверной жене", носившего... | | Мбдоу мо г. Краснодар «Центр – детский сад №232» «красота малой родины... Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф |
