ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В РОССИИ И МИРЕ АЛЕКСАНДР ГРОНСКИЙ
доцент кафедры гуманитарных дисциплин Белорусского государственного университета информатики и радиоэлектроники
кандидат исторических наук, доцент
Минск, Белоруссия
КОНСТРУИРОВАНИЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ СУБЪЕКТНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ БЕЛОРУССКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Современные белорусские исследователи, отчасти выполняя госзаказ, отчасти по собственным политическим убеждениям, пытаются сконструировать белорусскую субъектность в каждом моменте исторического процесса. И если с современностью все понятно – сейчас существует белорусское государство, признанное в мире и входящее в ООН, то с прошлым возникает ряд проблем. И самая главная – найти место белорусов в истории. На повестке дня стоит вопрос, кого считать белорусом и что считать Белоруссией. Начиная с 1910 г. появляются книги, в названии которых присутствует словосочетание «История Белоруссии», т.е. Белоруссия выступает самостоятельным объектом исследований, а если у нее есть история, значит, Белоруссия как-то участвовала в историческом процессе, т.е. у нее априори появляется некая субъектность. Если сравнивать преподающуюся сейчас дисциплину история Белоруссии и дисциплину, преподававшуюся в советское время – историю СССР, то можно найти общие черты – оба названия появились гораздо позже того, что мы подразумеваем под их историей. Но если никто из советских авторов не писал о советском государстве Урарту или первых захоронениях советских неандертальцев, то в случае с белорусской историей такое наблюдается. Так, в одной из книг встречаем:
«Корни белорусской нации простираются в глубокую древность. Белорусы принадлежат к древним народам Европы.
Первые люди на современной территории нашей страны появились приблизительно 100 тысяч лет назад. Это были неандертальцы…»1.
Складывается впечатление, что именно неандертальцы и занесли сюда «корни белорусской нации». Вот так начинается история «древнего народа Европы». Вообще, у белорусских ученых присутствует интересный исследовательский метод, который можно назвать белорусоморфизмом. Белорусоморфизм – наделение нормативными белорусскими чертами лиц, не связанных напрямую с участием в белорусском национальном проекте (например, великих князей литовских), вследствие чего данные лица воспринимаются как белорусы или действующие с точки зрения пользы для белорусов. Тот же белорусоморфизм характерен и для определения государственных образований (например, «Великое Княжество Литовское – это средневековое Белорусское государство»1), и для определения политических событий (например, «белорусы силой успокоили бунт в Жмуди и Аукшайтии»2). Таким образом конструируется некая белорусская реальность, которая со страниц учебников и научной литературы попадает к конечному потребителю внешне научного, но идеологического по сути продукта, создавая представление о белорусской субъектности в истории. Белорусские элиты, возникшие после распада СССР, должны были легитимировать свое нахождение у власти, поэтому для оправдания естественности и логичности этого была использована историческая наука. Ведь «отношение к истории является важнейшим ценностным механизмом в руках этнических антрепренеров, которые все чаще мифологизируют, героизируют и манипулируют ею»3. История для изобретения субъектности была нужна еще и потому, что Белоруссия по некоторым признакам напоминала Молдавию, которая «в ее нынешнем виде никогда не была независимым государством. Поэтому историческую память народа […] невозможно было поставить на службу национальной идее»4. Отсюда проблема – надо было не восстанавливать независимость, а обретать ее. Для нормального протекания процесса необходимо, чтобы старый базовый миф разрушился, но одновременно произошло замещение новым мифом. Новый устойчивый миф в Белоруссии так и не появился. Идеология белорусского государства, существующая сегодня, в основном сконцентрирована на достижениях современности и не очень сильно обращает внимание на прошлое. Поэтому и появляются заявления такого толка: «сегодня беларусы5 возрождают свою государственность и культуру, чему мешают мифы, навязанные царскими и коммунистическими идеологами»6. Говорить о возрождении, значит подразумевать свою субъектность в прошлом, именно поэтому миф о белорусском возрождении поддерживается всеми возможными способами, вплоть до почти большевистских обвинений критиков белорусской мифологии в великодержавном шовинизме. Что интересно, ленинская терминология до сих пор в ходу у белорусских националистов, и отказываться от нее они не собираются.
Пожалуй, самым важным моментом конструирования белорусской субъектности, является доказательство существования белорусов как самостоятельной этно-культурной единицы в максимально отдаленных от современности хронологических отрезках. Почему именно белорусы, а не белорусское государство является ценностью, объяснить достаточно легко. Ведь, если воспринимать как ценность первостепенной важности государство, то при его отсутствии теряется субъектность, а если первостепенной важностью является народ, тогда можно попытаться доказать, что он существовал, но находился в подчинении у соседей, поэтому и не имел своего государства. Для обоснования существования древности белорусского народа используется обычный белорусоморфизм. Даже в идеологически выдержанном СССР никто не переносил современные политические реалии на прошлое. Нельзя представить себе ситуацию, когда советский князь Александр Невский побеждает немецко-фашистских псов-рыцарей на льду Чудского озера, а вот в современной Белоруссии такие аналогии появляются сплошь и рядом1. Сегодня нормативное восприятие белорусской истории позволяет описывать различные общности прошлого как белорусов. Подобная норма восприятия становится ценностью, т.к. позволяет ощущать свою сопричастность с чередой предков, которые, согласно истории Белоруссии, имели такие же, как и современные белорусы, признаки. Нормативное восприятие истории, как правило, всегда мифологизировано и подвергнуто идеологической санации, для чего отбираются нужные исторические факты, приводящие к «удлинению» истории, ее героизации, а также инструментальному использованию исторического знания в политических целях2. Так, в ХХ в. было легитимировано существование территории под названием Белоруссия, и ее населения под именем белорусы на протяжении нескольких столетий. Именно из ХХ в. и начался отсчет белорусской истории, причем как в будущее, так и в прошлое. ХХ столетие смогло состарить белорусскую историю на десятки веков, причем не как историю территории, а как историю этноса белорусов и государства Белоруссия.
Для доказательств того, что белорусы являлись субъектом этнических и прочих отношений в далеком прошлом, современные представления о них переносятся на прошедшие эпохи. В результате возникает эффект квазисамоидентификации. Квазисамоидентификация – наделение своих предков чертами и самосознанием нынешней общности. Причем предки, жившие до появления данной общности, определяли себя по абсолютно другим критериям. В белорусском варианте этот механизм выглядит следующим образом: современные исследователи-белорусы, говоря о населении Полоцкой земли, Великого Княжества Литовского или Северо-Западного края Российской империи, утверждают, что это население было белорусами. Логика проста: мы белорусы, поэтому наши предки тоже белорусы. Когда белорусы определяют сами себя, это и есть самоидентификация, но поскольку «белорусы» прошлого имели совершенно другие представления о самоидентичности, то приходится признать, что современные определения их как белорусов имеют достаточно большую долю условности, т.е. предки и потомки отнюдь не одно и то же. Именно из-за большой доли условности можно сказать, что современное определение попросту конструирует представления о самоидентификации населения, жившего на конкретной территории некоторое время назад, т.е. происходит квазисамоидентификация. Таким образом, самоидентификация – это аутентичное представление о себе, а квазисамоидентификация – это допущение того, что наше представление о чьих-то аутентичных представлениях может совпадать с этими аутентичными представлениями, т.е. мы определяем другого за него, иногда, если нам это выгодно, даже не интересуясь, как же он себя сам определяет.
Современные авторы, озабоченные созданием белорусской субъектности, постоянно подчеркивают, что население, жившее ранее на территории современной Белоруссии, имело белорусскую идентичность, хотя белорусами себя не называло. Такая же система доказательств существует и по отношению к территориям. Например, А Котлярчук, пытаясь придать Белоруссии статус субъекта политических отношений уже в XVIII в., везде, где приводит цитаты того времени, в которых упоминается Русь – старинный регион Великого Княжества Литовского, после слова «Русь» в скобках пишет «Белоруссия»3. Профессор А.Ф. Смоленчук при упоминании одного из регионов Российской империи – Северо-Западного края, постоянно перед официальным названием ставит словосочетание «так называемый», предпочитая называть его Белорусско-Литовский край. Он соглашается, что этот термин является модернизацией истории, но заявляет, что официальное название несет в себе идеологическое наполнение, а так же «отказывает Белоруссии право4 на самостоятельный исторический путь и не признает белорусов субъектом собственной истории»5. Таким образом, создавать субъектность можно просто переименовывая официальные названия в такие, по которым эта субъектность будет прослеживаться. По сути тут мы сталкиваемся не сколько с изобретением субъектности, сколько с ее навязыванием.
В целом, вопрос о конструировании белорусской субъектности открыт, поскольку этот процесс продолжается. Даже если просто цитировать доказательства белорусской субъектности, приводимые белорусскими историками, это займет много места и времени, если же серьезно проанализировать явление, можно будет написать не одну монографию. Мы попытались всего лишь очертить проблему, которая еще подлежит изучению.
|
