Раздел «По прозодии а еще дващи лежащее се есть повелительная и сказательная» дает сведения об ударениях и «придыханиях» в словах. А раздел «По ортографии» содержит отдельные слова для чтения, записанные полностью или сокращенно (под знаком «титло» – надстрочным значком, означающим пропуск букв).
Азбука заканчивается акростихом. В азбучном акростихе (греч. «край строки»), или азбучной молитве каждая строка, передающая содержание одной из религиозных истин, начинается с определенной буквы. Если взглянуть на левый край строк сверху вниз, то и получится алфавит. Так и Священное Писание вспоминалось, и алфавит закреплялся.
Вторая часть букваря целиком посвящена материалу для чтения. Это не только молитвы, но и отрывки из притч Соломона и посланий апостола Павла, которые как бы дают советы родителям, учителям и ученикам.
На последней странице даны 2 гравюры: герб г. Львова и издательский знак первопечатника.
Иван Федоров сам тщательно подбирал материал для включения в свой первый букварь. В послесловии о своей роли составителя он написал: «еже писах вам, не от себе, но от божественных апостол и богоносных святых отец учения, … от грамматики мало нечто ради скорого младенческого научения». Некоторые исследователи сравнивают труд по созданию этого букваря с научным подвигом. Ведь Иван Федоров проявил себя не только как выдающийся мастер книжного дела, но и как талантливый педагог. Впервые азбука пыталась внести в процесс обучения чтению элементы грамматики и счета (часть текста была поделена на мелкие нумерованные параграфы). Кроме того, в детском учебнике изложены поучения о воспитании, которое совершать нужно «в милости, в благоразумии, в смиренномудрии, в кротости, долготерпении, приемлющи друг друга и прощение дарующе». Первые ростки гуманистической педагогики были для средневековой Руси безусловным новаторством. А скромная книжечка для начального обучения грамоте вышла далеко за рамки обычной азбуки и явилась началом целой эпохи, которую изучает букваристика.
Второе издание букваря Ивана Федорова
«Книжка по-греческия «Алфа Вита», а по русскии «Аз Буки», перваго ради научения детьскаго», выпущена в 1578 г. в г. Остроге.
Уехав из Львова, Москвитин (так называл себя первопечатник – выходец из Москвы) основал типографию в родовом имении киевского воеводы князя Константина Константиновича Острожского. Азбуку так и называют – Острожская. Она известна по двум сохранившимся экземплярам – в Королевской библиотеке Копенгагена и городской библиотеке г. Готы (Германия). Книга богаче украшена. Помимо заставок и концовок здесь уже появились заголовки, выполненные вязью, а также буквицы – первые буквы абзаца высотой в одну или несколько строк, выполненные в виде орнамента. Повторяя построение первого издания, азбука кроме славянских текстов включает и греческие. В то же время нумерация параграфов и кириллические числа в конце страницы убраны. Но самое замечательное отличие этой азбуки в том, что в конце ее Иван Федоров впервые опубликовал великолепный памятник славянской литературы. Это «Сказание, како состави святый Кирилл философ азбуку по языку словенску, и книги переведе от греческих на словеньский язык», созданное в IX в. Черноризцем Храбром.
Вся жизнь Ивана Федорова была посвящена, по его словам, тому, чтобы «по свету рассеивать и всем раздавать духовную пищу». Острожская азбука еще раз подтверждает это – где бы Москвитин ни основывал типографию, везде издавал книги для обучения чтению и письму.
«Апостол»: история издания
Через десять лет после издания первого анонимного узкошрифтного Евангелия в Москве вышла книга, в которой указывалось место и время напечатания, имена не только печатников, но и издателей-заказчиков и даже излагались причины издания. Это был знаменитый первопечатный «Апостол» 1564 года – труд московских мастеров Ивана Федорова и Петра Тимофеева Мстиславца. Благодаря этому изданию известна точная дата, связанная с историей книгопечатания в России.
Если в начале 50-х годов XVI в. по указу царя Ивана IV «…начали изыскивать мастерство печатных дел…», то в начале 60-х царь «повелел устроить на средства царской казны дом, где производить печатное дело». О том, где в Москве размещалась это первое государственное предприятие, организованное по приказу царя и выполнявшее программу, согласованную с царем и митрополитом, – неизвестно. Возможно, в Троице-Сергиевом монастыре, где настоятелем в 1551 году стал отец Артемий, один из инициаторов печатного дела. Не сохранились или еще не обнаружены документы, показывающие, как была организована работа в печатне И. Федорова и П. Мстиславца, как типография была оборудована, сколько работало человек, кто выполнял такие сложные полиграфические процессы, как литье шрифтов, гравирование досок и т.д. Известно только, что царь «не жалея давал от своих царских сокровищ делателям… Ивану Федорову да Петру Мстиславцу на устройство печатного дела и на их обеспечение до тех пор, пока дело их не пришло к завершению». Издание такой солидной книги, как «Апостол», требовало большой предварительной работы. Поэтому взяться за дело мастерам пришлось задолго до 1563 года, когда, по свидетельству самих печатников, они «начали печатать впервые эту святую книгу Деяния апостольские и послания соборные в год 7070 первый, апреля 19-го. Окончены же были в год 7070 второй марта в 1-й день при архиепископе Афанасии, митрополите всея Руси…».
Московский «Апостол» 1564 года – произведение во многом новаторское. Иван Федоров освободил язык книги от архаизмов и неславянских выражений и оборотов, улучшил орфографию. Текст изложен очень обдуманно, систематично, в начале каждого раздела даны оглавления подразделов и краткое их содержание. В «Апостоле» еще нет титульного листа, но есть послесловие, в котором содержатся все выходные данные книги и история ее выпуска: прославляются «благочестивый» царь Иван Васильевич, чьим повелением «начаша изыскавати мастерства печатных книг» и просвещенный митрополит Макарий, рассказывается о том, как была заведена типография в Москве. Это послесловие, скорее всего, было написано самим Иваном Федоровым и носит светский характер. Его можно считать первым печатным публицистическим произведением в истории русской литературы.
Это было одно из лучших творений Ивана Федорова. Техника печати, качество набора, орнаментальных украшений намного превосходят качество анонимных изданий. Книга снабжена большой фронтисписной гравюрой, изображающей евангелиста Луку, вставленной в художественно выполненную рамку, которую Иван Федоров использовал и в других своих изданиях. В орнаментике Апостола использованы образцы растительного стиля рукописных книг Троице-Сергиева монастыря. В некоторых элементах этого орнамента усматривается отблеск Ренессанса. Новаторским в книге является применение технологии двухцветной печати в два прогона. Были внесены некоторые важные изменения и в шрифты. Нет многочисленных форм литеры «о», устранены широкие «е» и «с». Все это было отходом от рукописной традиции, но текст было легче и набирать и читать.
Сохранились три первопечатных «Апостола» из библиотеки Соловецкого монастыря. Один экземпляр, впоследствии входивший в собрание С.Т. Большакова, хранится в Государственном музее украинского искусства во Львове. В Российской национальной библиотеке из шести экземпляров два принадлежали также Соловецкой библиотеке.
В настоящее время в библиографии учтено 62 экземпляра. Экземпляр, который хранится в Архангельском областном краеведческом музее, до настоящего времени в литературе не упоминался.
Как обучали чтению в Древней Руси
Милон (с негодованием). Я воображаю все его достоинства.
Софья. Всех и вообразить не можешь. Он хотя и шестнадцати лет, а достиг уже до последней степени своего совершенства и дале не пойдет.
Правдин. Как дале не пойдет, сударыня? Он доучивает часослов; а там, думать надобно, примутся и за псалтирь.
(Д.И.Фонвизин. «Недоросль»)
Этот диалог из известной пьесы по традиции принято сопровождать скудным учительским комментарием, о том, что Митрофанушка-де – недоросль, в своем весьма солидном возрасте, когда можно уже загадывать и о женитьбе, все еще едва-едва умеет читать. Потом автор еще раз покажет нам сего «грамотея» на уроке, когда он послушно повторит за дьячком-учителем странную фразу «Аз есмь червь», – и дальше читательское внимание понесется от недалекого юнца к финалу истории про справедливую императрицу и счастливый венец верной и умной любви. А зря. Остановимся на минуту и зададимся простым вопросом: а как же действительно учили читать в Древней Руси?
Первым печатным восточнославянским учебником исследователи называют «Азбуку» Ивана Федорова. Правда, оба ее издания – 1574 и 1578 годов соответственно – увидели свет уже после того, как русский первопечатник был вынужден покинуть пределы Московского государства – во Львове и Остроге. За весь XVII век в Москве вышло всего лишь шесть изданий букваря, не считая цельногравированного «Букваря» Кариона Истомина 1696 года, в общих чертах повторявшего рукописную иллюстрированную книгу, незадолго перед тем преподнесенную сестрам Петра I. Впрочем, истоминский букварь интересен скорее как пример первой русской книжки для детей с картинками, тираж его, даже если прибавить несколько экземпляров, вновь отпечатанных в начале XVIII столетия для царевича Алексея Петровича, был весьма невелик. Так значит ли это, что в Древней Руси учили чтению вовсе без специальных пособий? Конечно, нет.
Как мы уже поняли из истории фонвизинского недоросля, в качестве первой книги для чтения на Руси традиционно использовался «Часослов». Причем, как показывает статистика изданий XVII века, чаще всего в этой роли выступал так называемый «малый Часослов» или «Часовник». Разница между этими видами книг была небольшой. По сложившейся традиции, помимо неизменяемых молитвословий суточного богослужебного круга (т.е. собственно часов, а также изобразительных, вечерни, повечерия, полунощницы и утрени), «Часослов» включал в себя еще и тексты утренних и вечерних молитв, некоторые часто используемые тропари и псалмы. Иногда, по желанию составителя, в него могли вноситься и другие дополнения – например, канон ко причастию, часы Пасхи или службы Страстной седмицы, что мы и наблюдаем у Фонвизина, где Митрофанушка цитирует 21 псалом, читаемый на Царских часах в Великую пятницу. В «Часовнике» же тропарей и произвольных авторских прибавлений не было, псалмы обозначались лишь по номерам, без приведения полного текста – впрочем, все необходимое древнерусский клирошанин мог легко найти в иных богослужебных книгах – Тропарионе и Следованной Псалтири. Зато компактный «Часовник» становился книгой в известной степени универсальной – помимо нужд церковной службы, он мог служить одновременно и личным молитвословом, и учебным пособием. Учитывая это, легко понять своеобразную любовь древних печатников к такому виду изданий – ведь из пятисот видов книг, вышедших в Москве на протяжении второй половины XVI–XVII веков, «Часовник» переиздавался 30 раз. Более того, именно «Часовник» был второй по счету книгой, которую выпустил в свет в московской типографии Иван Федоров уже через полгода после знаменитого «Апостола».
Использование «Часовника» в качестве книги для чтения привело к тому, что в него довольно часто стали включать различные дополнения учебного характера. Так, издание 1631 года открывалось разделом «Начальное учение человеком», в котором содержались обычные для того времени упражнения для обучения грамоте: алфавит в прямом и обратном порядке и вразбивку, а также слоги двубуквенные и трехбуквенные. (Кстати, подобные упражнения входили и во все издаваемые тогда буквари).
Особый интерес представляет также специальное предисловие для учителей, впервые включенное в Часовник 1646 года и после повторявшееся в разных изданиях с небольшими изменениями. Из него ясно следует, что основным умением, которого стремились добиться древнерусские учителя от своих подопечных, было отнюдь не понимание и толкование текста, но просто красивое и внятное чтение вслух. Отсюда понятно, почему величайшим проступком и даже позором автору предисловия казалось смешение в речи звуков, обозначаемых разными буквами церковнославянского языка – е (есть) и h (ять): «Сие бо есть велми зазорно и укорно, еже ять вместо ести глаголати, такоже и есть, вместо яти. От сего бывает велие несмысльство учению». Впрочем, на этом прегрешения учеников, по мнению автора не заканчиваются, и еще более страшным проступком кажется ему смешение оу и у – совершенно неведомый современному читателю звуковой нюанс, в древности различавший слова доухъ и душа: «А о семъ наипаче молитъ васъ наше худоумие…еже бы вамъ всякими с…потщанием наказати ученикам и в начале часовника, первого стиха о царю небесныи утешителю доуше истинныи и прочая. А не говорити и не учити вместо доуше душе… Зело же и вельми Богу в Троице славимому бранно…» Особое внимание автор предисловия уделял также фразовой интонации и ударению. Так, запятую следовало показывать гораздо меньшей паузой в речи, нежели точку. Еще следовало непременно различать в речи три различных вида ударений, обозначенных на письме специальными значками: острую оксию, тяжелую варию и среднюю камору. А если добавить к этому знание различных знаков, обозначавших необходимость придыхания и произнесения звуков разной продолжительности, то, вероятно, древнерусский порядок чтения «Часовника» современному читателю уже вовсе не покажется простым. Не казался он таковым и неизвестному наставнику XVII века, настойчиво просившему своих коллег не торопить процесс обучения: «А от спеха разума учению не будет, и языку учеником великая спона, паче же и Богу досада, и душамъ нашимъ великий грех».
Освоив все описанные выше фонетические тонкости, ученики затверживали «Часовник» наизусть и затем переходили к изучению Следованной Псалтири. После того, как и эта книга бывала выучена, процесс общеобязательного обучения завершался. Впрочем, каждый человек мог продолжить его самостоятельно по своему усмотрению и выбору. Подобный способ некритического освоения, фактического заучивания книг, который принято также именовать начетничеством, приводил к тому, что в голове каждого образованного человека того времени складывалась своеобразная «библиотечка» текстов; причем признаком грамотности и начитанности считалось умение воспроизводить эти тексты, к месту приводя цитаты, умело сочетая фрагменты, используя в речи устойчивые эпитеты и повторяющиеся фразы – т.н. «общие места» – «топосы». Ярким примером подобной «игры ума» является, например, знаменитый древнерусский памятник «Моление» Даниила Заточника, в котором, если мысленно вычеркнуть все заимствованные автором выражения и образы, авторского текста почти не останется. Некоторыми сходными приемами пользовались порою и древнерусские летописцы.
Впрочем, учебные издания второй половины XVII столетия наглядно показывают нам постепенный переход от механического начетничества к заботе о научении студентов основам веры, к душепопечению о них. Своеобразным толчком в этом вопросе, вероятно, послужило возникновение русского церковного раскола. По крайней мере, именно с середины 50-х годов XVII столетия «Часовники» довольно резко исчезают из книжного ассортимента Московского Печатного двора и заменяются изредка выходящими букварями, причем последние значительно изменяются в своей внутренней структуре: если в букварях Феодора Бурцова 1630-х годов, как и в Азбуках Иоанна Федорова, мы найдем лишь уже знакомые нам упражнения для усвоения алфавита, некоторые правила просиди и чтения слов под титлами да молитвы все из того же «Часовника», то буквари 1657 и 1664 года, помимо прочего, содержат уже и краткий катехизис, рассуждения о заповедях, христианских таинствах, «блаженствах» и «совершенствах».
Венцом подобных изменений в педагогическом подходе стало появление в 1720 году книги Феофана Прокоповича «Первое учение отроком», также начинавшейся с упражнений по изучению алфавита, но в которой привычные примеры из Часослова были заменены на толкование Символа веры и заповедей блаженства. Лишь освоив этот материал, ученики духовных школ могли отныне переходить к изучению привычных Часослова и Псалтири.
Такова была вкратце эволюция процесса обучения чтению в России в XVI – начале XVIII века.
Книги по теме:
Зернова А.С. Книги кирилловской печати, изданные в Москве в XVI–XVII веках. М., 1958.
|
