Андрей Петрушин "Недетский дом"
Скачать 2.58 Mb.
|
ВСЕ НА БАРРИКАДЫ Вряд ли директор снизошла бы со своего Олимпа для общения с теми, для кого она работает и с кем обязана была поддерживать постоянную связь, являясь официальным опекуном, если бы не экстраординарное происшествие, случившееся в ночь со вторника на среду и повергшее директора сначала в первобытный страх, затем в уныние и растерянность вперемешку с желанием все бросить к чертовой матери и вернуться на прежнее рабочее место. Туда, где ее все любили, где не было столько ответственности, где над тобой стоял непосредственный начальник, который мог всегда помочь, прикрыть и подсказать. Тем более, если обращать внимание на непроверенные слухи, очень даже непосредственный и противоположного пола. Случившееся действительно было неординарным не потому, что оно выходило за все рамки приличия, к таким выгибонам воспитанников уже все привыкли. Это был демарш, запланированная и подготовленная акция протеста и устрашения, направленная против конкретного лица. Это была месть за неповиновение и одновременно попытка указать некоторым новоявленным на их место в детском доме, который принадлежал воспитанникам и в котором надо незамедлительно и беспрекословно выполнять все требования и пожелания обездоленных сирот. По крайней мере, так думали Кондрат, Паша и Литва. Погреб тоже был уверен в этом и мог тоже быть среди членов сопротивления, но его еще за день до этого забрала тетка, помочь на даче со сбором урожая созревшей картошки. Пообещав привезти корнеплодов для будущих пикников, Погреб углубился в помощь сельскому хозяйству и не смог непосредственно принять участие в этих событиях. Что же послужило причиной протестного поведения в учреждении, где даже сама директор была асом в психологии? Неужели нельзя было это все предотвратить или же хотя бы замять и не выносить на всеобщее обозрение? Ведь всегда можно договориться, прийти к компромиссу или же хотя бы «перебить стрелку», если ситуация на данный момент тупиковая или нет времени возиться с этими назойливыми подростками. Возможно, даже, скорее всего наверняка можно было или хотя бы попытаться. Но… Впрочем, выводы делайте сами. Кондрат, Паша и Литва, юноши, которые в скором времени, достигнут совершеннолетия, были самыми «светлыми» головами этого детского дома. Все они находились на домашнем обучении, то есть в школу не ходили и учебой не занимались. Вообще не притрагивались ни к учебникам, ни к тетрадям. Кондрата было отправили в колледж, по глубочайшей просьбе директора последней школы, где он обучался, и по содействию департамента образования. Но после первого семестра его, вместе с сопроводительными бумагами, отправили обратно, в детский дом, с припиской о количестве пропущенных занятий. А так как государственные дети у нас обязаны были насыщаться знаниями, хотя бы на бумаге, вне зависимости от своих возможностей и желания, Кондрата пристроили в вечернюю школу, где он и числился. Двое же его приятелей числились на домашней, или как сейчас по новому, экстернатной форме обучения в обычной массовой школе. Конечно, у вас возникает закономерный вопрос: «А как же они, с таким отношением к учебе, переходили из класса в класс, получали оценки и вот – вот получат аттестаты об оконченном образовании?». Дело в том, что учителя имевшие опыт работы с такими, «трудными» детьми, легко и не задумываясь, переступая через все свои педагогические принципы, соглашались ставить им в журнал «тройки». Лишь бы не лицезреть этих «гениев» у себя на уроках, которые, при их присутствии в классе, превращались в дебаты о правах детей с использованием ненормативной лексики, швырянием стульев, угрозами разобраться, где следует. Тех же преподавателей, которые не желали идти на поводу у шалопаев и пытались их усмирить во время уроков, вызывали к директору школы и кратенько объясняли, что детей надо любить. И брошенных родителями, и тех, кто проживает в семье. Но встречаться этим детям вовсе не обязательно. Поэтому, дети будут учиться в детском доме, приносить выполненные работы, контрольные и зачеты, а учитель, вне зависимости от качества работ, будет ставить, как минимум, «три». А кто будет выполнять все эти задания? Как вы сами думаете? Правильно! Воспитатели. Правда степень выполнения за воспитанника, или помощи в выполнение, как официально написано в должностной инструкции, домашнего задания сильно варьировалось в зависимости от статуса воспитанника, его отношений с предыдущим, самым любимым, директором, ну и от его умственных способностей. За троицу воспитателям не часто приходилось трудиться, ввиду того что им и так ставили оценки. Другим воспитанникам приходилось вдалбливать часами материал, так как способности у них были, а вот желания учиться нет. Третья группа учащихся, по подсказке воспитателя и под его контролем, списывала готовые домашние задания с «решебников», якобы предназначенных для родителей с целью контроля за выполнением домашнего задания, но свободно продающихся и детям. Но были такие задания, решений которых не было в книгах, и тогда воспитатель сама готовила домашнее задание, а ученику оставалось только переписать своей рукой в тетрадь и показать на следующий день учителю. Сложнее всего обстояло дело с устными заданиями. Попытки заставить выучить хотя бы несколько строк стихотворения или параграфа всегда нарывались на яростное сопротивление и чаще всего такие задания засчитывались сданным рефератом. Написанным опять же воспитателем. Некоторые воспитатели пытались объяснить директору, что такой подход к обучению неправильный и дети вырастут не только безграмотными, но и привыкшими к паразитическому существованию, без каких либо навыков самообразования. На что сердобольная директор отвечала, что абсолютно с ними согласна и напоминала о должностных обязанностях, а также о том, что низкие оценки это показатель некачественной работы воспитателя и что за такую работу премия не полагается. Постучавшись головой в такую стену, реформаторы начинали покорно обновлять свои школьные знания. Так как школа и домашние задания отсутствовали в расписании жизни наших бунтарей, то время в сутках надо было куда – то девать. Обычно их день начинался с просыпания часов в одиннадцать – двенадцать. Продолжался конфликтами в столовой, где они требовали себе завтрак, причем приготовленный по их рецепту, а не эту бурду. Но так как время было уже не для завтрака и еще не для приема обеда, то их пытались выставить за дверь. Но чаще давали что – то оставшееся от завтрака, за что получали в благодарность отборную нецензурную брань и угрозы сварить в котле. Слегка подкрепившись, друзья отправлялись в свою комнату и занимались до обеда, а также и после него, весьма интеллектуальными делами. Играли в компьютерные игры. У них стоял свой компьютер, отличный сабвуфер, звуки из которого доносились до директорской и встречали посетителей на входе. Просьбы сделать звук тише, хотя бы после отбоя, отметались, напоминаем о правах детей. Предложение воспитателей о поиске в правовых базах норм потребления электричества и допустимого уровня децибел в жилых помещениях привело замов и директора в уныние. Надо было найти простой и действенный способ. Тогда был приглашен мастер – электрик, который методом научного тыка, то есть попеременным выключением – включением рубильников, нашел нужную кнопку и электричество, после отбоя, перестало поступать в определенные комнаты. Воспитанникам же объяснили, что это сделано по предписанию пожарной службы во избежание короткого замыкания, неминуемо возникающее при перегрузке сети. Ночью стало значительно тише. Вечером же, когда надоедал комп, троица отправлялась погулять по городу и частенько после таких прогулок возвращалась пьяной, но иногда без запаха алкоголя. Отсутствие характерного запаха наводило на определенные мысли, которые иногда доходили и до директорского уха. Но пользы от этого было мало и новому директору, уже по сложившейся традиции, о таком необычном явлении не докладывали. Книг они не читали, трудиться не собирались, свободного времени было много, приличное количество которого они тратили на компьютерные игры. Так же много было и нерастраченной энергии. Ведь не зря же и детские врачи – психиатры, и светила педагогики рекомендуют полностью заполнять день ребенка, чтобы у него как можно меньше оставалось времени на безделье, чтобы он выплескивал всю свою энергию на тренировках или расходовал ее на создание шедевров в кружках. Ведь, когда ребенок ничем полезным не занят, он либо «уходит» в компьютер, либо пропадает на улице, в самом нехорошем понимании этого слова. Или начинает качать права, при первой же попытке вернуть чадо на правильную жизненную дорожку. Так вот. Уверовав, с течением времени пребывания в детском доме, в свои законные права на все и вся, Паша, Кондрат и Литва, посовещавшись за ночными четырьмя литрами «яшки» решили разрулить свои взаимоотношения с новым директором, которая, по их глубочайшему убеждению, не с того начала свой трудовой путь в их детском доме. Да, именно в ИХ детском доме. На протяжении всего срока проживания в детском доме им вбивали в головы, что они, и только они, являются хозяевами этого дома. Не временными обитателями, по воле судьбы попавшими в это социальное общежитие, которое надо будет покинуть в определенный момент, а именно хозяевами. Это их дом и они имеют полное право свободно чувствовать себя в нем. При этом, элементарных обязанностей по сохранению в целостности этого дома и соблюдению чистоты и порядка в нем, им никто не привил. А зачем застилать за собой постель или убираться в комнате, если за тебя все это сделают помощники воспитателей, а то и сами воспитатели. У себя дома, оказывается, можно было в порыве праведного гнева по поводу того, что повар отказывается приготовить то, что хочется, а не то, что положено по меню, составленному диет – сестрой, обматерить взрослую женщину, годящуюся им в бабушки. А при невыполнении требования в незамедлительной выдаче новой одежды, можно было пробить кулаком дырку в двери кабинета, в ответ на просьбу подождать прихода заведующей складом. Это был и есть их дом. А все взрослые вокруг не более чем обслуживающий персонал. И они не имеют права ни кричать на тебя, ни, тем более, отвесить, иногда заслуженный, подзатыльник. Они должны работать и терпеть все неконтролируемые эмоциональные всплески воспитанников. Бедных, обделенных судьбой детей. Конечно, после каждого эксцесса прошлый директор приглашала провинившихся к себе в кабинет, где сначала стыдила шкодников. Но потом, выслушав причины таких поступков, отпускала с миром несчастных детей и вызывала к себе вторую сторону конфликта. Сотрудник, на чье «счастье» выпадало участвовать в такой ситуации, пытался объяснить свое поведение недопустимыми поступками воспитанников. Но после длительной беседы о нелегкой судьбе этих несчастных детей, о том, что «мы обязаны помогать им, а не разжигать в них ненависть», уходил от директора с чувством унижения во второй раз. Ведь у некоторых воспитателей тоже есть дети. И даже родные дети, вне зависимости от силы бури своих эмоций, не позволяют себе хамить, бросаться тапками на замечание, материться в ответ на просьбы, являться домой пьяными и крушить мебель. Но почему этим, таким же в принципе детям, это позволено? Может из – за плакатов с телефонами, развешенными не только на стенах коридоров, но и, специально для устрашения и усмирения нравоучительного пыла воспитателей, в комнатах проживания? И вот с приходом нового директора эта идиллия стала меняться. Воспитатели как – то не сразу, но заметно «оборзели»: стали более уверенно отказывать в некоторых просьбах, например, погладить рубашку или немедленно выдать полотенце, запрещали, ссылаясь на приказ директора, находиться гостям, не из числа воспитанников, в комнатах. И вообще стали как – то по-другому себя вести. Другие сотрудники тоже перестали им спускать нецензурные выражения и шутки. И что самое странное, сотрудники стали жаловаться директору на поведение воспитанников, а директор, вместо того чтобы защищать детей, давала указания разобраться с зачинщиками конфликта. Это уже переходило все границы дозволенного. Далее такое терпеть было нельзя. Надо было идти напрямую к директору и напомнить ей еще раз о своей тяжелой судьбе и незыблемых правах ребенка, коими наделено всякое человеческое существо в возрасте до восемнадцати лет. Кстати, и про плакаты с телефонами горячей линии защитников прав ребенка. А в случае невыполнения законных требований было принято решение устроить акцию неповиновения. Громко звучит, да? Проще говоря, напиться и накуриться непотребной травы так, чтобы все запомнили и передавали бы рассказы про этот день из уст в уста. Боялись ли они возможного наказания за свой проступок? Абсолютно нет. Во – первых, они уже неоднократно были в таком состоянии и никаких серьезных последствий не последовало. Как это инфантильно, по – детски, напиться до беспамятства, думая, что навредишь этим не себе. Типа не в твой мозг будет попадать шестидесяти процентная вода и разрушать его. Не твои легкие будут впитывать зловоние и смрад. Эта месть похожа на какой – то замысловатый ритуал из магии. Только вот в чем состоит польза для мага? Не знаю. Во – вторых, они знали, что ни воспитуткам, ни замам, ни директору не выгодно выносить сор из избы, во избежание наказания от вышестоящих органов и последующего лишения премий. Про такой возможный ход событий воспитанникам неоднократно говорила предыдущая директор, пытаясь достучаться до их милосердия и не лишать ее и сотрудников возможности получать премии и поощрения. Каждый раз она вела беседу с этой троицей, сокрушаясь о том, что, а вдруг вам станет плохо и нам придется отвезти вас в больницу. Ведь из больницы информация поступит в полицию, а от туда - в департамент. И все закрутится со страшной силой. Начнутся расспросы, объяснительные, докладные, проверки работы и документации. И ведь обязательно найдут, за что лишить премии или, еще хуже, уволить. И кто тогда будет заботиться о вас, если меня не будет? Ведь с такими показателями работы по профилактике употребления алкоголя и наркотиков директору самое место на пенсии или в доме престарелых. И опустив, показушно - стыдливо головы, подростки каялись и зарекались. До следующего раза. В – третьих, была наивная вера в закон и справедливость. То есть в возможность в любой момент воспользоваться могущественными телефонными номерами. На уровне детского дома они чувствовали полную безнаказанность. А что могут сделать с ними, в качестве наказания, или как бы это корректнее выразиться, воздействия, воспитатели? Ограничить право на прогулки или лишить обеда, как это было в постреволюционные годы? Не имеют право. Можно сломать дверь в столовую и, набрав себе еды, спокойно уйти через окно детской группы гулять. А если во время не вернуться, найдут сотрудники полиции. И уже им выложить истинные причины побега. Бьют и есть не дают. Принудить к общественным работам? Ага, щас. Постель не застелена, а вы про лопату и метлу. Заставить просидеть полчаса в комнатке набитой нервными «старушенциями» и выслушивать всякий бред о вреде пьянства и нормах поведения в детском доме? Вот то единственное наказание, которое могло настигнуть любого детдомовца практически за любой проступок. Конечно, можно было потерять дружеские отношения с конкретным воспитателем. Но это ерунда. Пусть он боится, что в его смену теперь спать спокойно в ночное дежурство не получится. Расчет оказался катастрофически неверным. Новая директриса не боялась испортить показатели и статистику, выпустив информацию о происшествии за пределы ворот учреждения. У нее была отличная «крыша», которая, кстати, отправила на пенсию предыдущего директора, и кое – какие знакомства помимо. И в отличие от предыдущего директора, которая строила свои взаимоотношения с подчиненными на материнских принципах, видя во всех сотрудниках неразумных детей, требующих направления и воспитания, нынешняя камрада видела в подчиненных лишь штатные единицы. И по ее мнению, незаменимых работников не существует. А следовательно, ими можно жертвовать, как пешками в шахматном этюде. Но как могли просчитать все это юные бунтари, даже если их непосредственные «надсмотрщики» не владели полной информацией и не могли хотя бы на шаг предсказать дальнейшее развитие событий и тем самым предостеречь их от такой крайности. А эти юноши действовали в соответствии с порывами своих эмоций, напролом и нагло. Им терять в этой жизни, уже было мало чего. Они уже потеряли, не по своей вине, самое дорогое, что может быть у человека - свою семью. Всю ночь трое будущих выпускников детского дома употребляли алкоголь и нарушали режим проживания, установленный в детском доме. Так сухо и кратко звучал доклад дежурного по режиму, бывшего сотрудника некоторых органов, принявшего смену у сменившегося с суток напарника. По рассказам же очевидцев это было что – то доселе невиданное. Нагрузившись к одиннадцати часам перед полночью всякой дрянью, юные дарования от оппозиции стали выползать из комнаты, слегка придерживаясь за стенку и попутно отвешивая пендели, пробегавшей мимо малышне. Обосновавшись на диванчиках в холле перед телевизором, разгульная братва включила музыкальный канал на всю громкость и стала активно подпевать звездам отечественного шоу – бизнеса. На просьбы воспитателя пройти в свою комнату, отвечали просьбой пройти дальше и не мешать отдыхать у себя дома. В течение ночи были танцы возле телевизора, попытки привлечь в качестве груши для битья соседей по этажу, курение сигарет, не покидая диванчиков, а также регулярные консультации по маршрутам следования, организованные тут же для недовольных. Количество употребимого «горючего» составило по шесть банок «яшки» на физиономию. И это только при подсчете пустых и искореженных емкостей, безбоязненно наваленных в туалете и собранных поутру менеджером по чистоте. То есть, по три литра алкогольного коктейля на каждый неразвитый, в полной мере, детский мозг. Но это без учета выпитого за пределами детского дома. Наши бунтари в течение ночи выходили покурить несколько раз. И не спеша, возвращались через время, достаточного для выкуривания двух сигар. А что же сотрудники, ответственные за порядок и спокойствие? Старались применить старые методы, опробованные в таких ситуациях уже не раз. Дежурный по режиму, не смотря на просьбы, на грани молитв, дежурившего воспитателя так и не вышел из «аквариума», аргументировав это словами: «И что вы предлагаете мне делать? Бить их что ли?». Никаких действий не предпринимал и дежуривший чоповец, даже когда троица требовала открыть входные двери, чтобы «дыхнуть воздуха». Просто открывал двери и старался не обращать внимания на колкости и эпитеты, несущиеся из пьяных уст обездоленных. Конечно, на смене была не одна воспитатель. Но остальные коллеги лишь охали и предпочитали присматривать за своими подопечными, а не вмешиваться в то, за что им не заплатят. И вот, бедная и непонятно за что наказанная таким поведением воспитанников, именно на ее смене, воспитатель, как могла, успокаивала детишек, пытаясь их угомонить разговорами, обсуждением и сбором жалоб на нового директора. Вся эта суета продолжалась до семи утра, когда уже уставшие от веселья воспитанники начали потихоньку трезветь и зевать. Только тогда воспитатель, закрывшись в воспитательской и обняв гудящую от перенапряжения голову трясущимися руками, позволила себе пустить единственную слезу обиды и усталости. ЗА что? Она была той из немногих, кто находил нужные слова и аргументы договориться с любым воспитанником в этом отделении. И ее слушались. И уважали. А тут такое. Но ныть и дальше жалеть себя не было времени. Троица легла спать, а вот остальных надо было поднимать в школу. Будильники они себе на сотовые ставили только на новый год. Причины такого поведения Паши, Кондрата и Литвы, директор, неожиданно для экстренно собранных сотрудников, назвала сама: - Они приходили ко мне накануне. Сначала обвиняли меня, что не могли ко мне попасть. Видите ли, я обязана была их принять срочно и немедленно. Затем начались претензии по работе моих сотрудников. То есть вас, уважаемые коллеги. – Директор сделала паузу и обвела присутствующих взглядом. Сотрудники, кто как мог, избегал прямого контакта с глазами директора. Кто усиленно делал вид, что записывает. Кто – то просто игрался ручкой. Большинство же сидело, опустив голову и подставляя шею для намыливания. Нельзя было сказать, что эти ответственные лица сильно переживали за случившееся. Во - первых, они привыкли, что основная головомойка за всякие происшествия падала на директора. Во – вторых, они радовались тому, что дети устроили этот «праздник». Может теперь молодая и горячая поймет, что к людям нужен индивидуальный подход, а не топорно - менеджерский. - А чем их не устраивает наша работа? – Решила выделиться из толпы заведующая приемным отделением. - Ну, к вам конкретно у них претензий нет. – Директор поняла эту наглую смелость. Какие претензии могут быть к человеку, с которым они не общаются? Хитро. Хотя, больше глупо. Потому, что… - А вот к вашим мед. сестрам - хоть отбавляй. Они много чего мне наговорили. И про столовую, и про склад. И про свою судьбу. И еще много чего. Они думали, я растаю и полезу обниматься, а также кинусь выполнять все их требования. – Директор пронзила взглядом Ирину Аркадьевну. - Все это мы уже проходили. У них не самая тяжелая судьба на этом свете. Директор встала и зашагала за спинами собравшихся. Головы втянулись в плечи. Королева была явно не в духе и чувствовала не только горечь поражения, но и полное неведение своих дальнейших действий. - Ну и что все молчат? – Чуть ли не взорвалась директор. – Зачем мне замы, если не могут помочь? Заведующая отделением! Вы уже разговаривали с этими воспитанниками? Началось. Надо выкручиваться. Халявы не будет. - Так они спят. Я три раза к ним заходила. Даже начинала с ними говорить. Ноль эмоций. – Пыталась вяло сопротивляться заведующая, провинившегося отделения. - Спят, значит. Ну, хорошо. – Директор остановилась во главе стола и уперлась в него руками. – Слушаю вас, коллеги. В детском доме произошло ЧП, а вы сидите здесь и прячите глаза от меня. Что на эту минуту сделано? Все. Можно было идти самим в туалет и, покурив напоследок, проститься с жизнью и самостоятельно, пока не вынесли приговор, закончить ее. Самое страшное на службе для подчиненного был этот вопрос. Особенно когда ничего не сделано и делаться ничего не собиралось, до получения ц.у. Так было всегда. Ибо некоторые умники очень получали по шапке от предыдущего начальства за проявление инициативы в своих поступках. А новое начальство оказывается, не хотело утруждать себя решением всех проблем, а только требовало исполнения и отличных результатов. - Ответа я не дождусь. Так. Ирина Анатольевна. – Директор выбрала жертву из сидящих рядом с ней. - Вы у нас кажется, психологами заведуете. Ваши сотрудники с ними работали хоть раз? А сейчас, что вы намерены делать? - За этой группой закреплен психолог. Но она сейчас на больничном. - А до больничного? Она вообще занималась с этими воспитанниками? - До больничного у нее была аспирантура. А так конечно занималась. И индивидуально, и в группе. Она мне в отчетах постоянно это указывала. - Учится, значит. Ученым будет. А воспитанники брошены! Ладно, я с этим еще разберусь. – Вынесла предварительный приговор директор. Первая голова плавно опустилась в корзину. Чей черед следующий? - Заведующая отделением. – В порыве гнева директор постоянно называла подчиненных не по имени и отчеству, а по занимаемой должности. То ли она хотела подчеркнуть важность своих слов, то ли эмоции выбивали эту информацию. – Вы собрали объяснительные с дежурной смены? - Нет, еще. - Как еще? Время уже почти десять. И с чем мне ехать в департамент, если вызовут? - Сейчас обзвоню их, приедут и напишут. - Так они, что домой уехали? – Глаза директора метали молнии. – Такое ЧП, а они домой и спать? - Ну, их рабочее время закончилось. И надо же людям отдохнуть. – Пыталась защитить сотрудников заместитель директора, не привыкшая ставить работу выше подчиненных. - Так, уважаемые адвокаты. В течение часа у меня на столе должны лежать объяснительные всех, кто был вчера на смене. Всех. Я понятно говорю? - И тех, кто не относится к этому отделению? – Наивно уточнила зам. - Всех, Мария Федоровна. А также с заведующей отделением и ее руководителя. На всякий случай, чтобы избежать вопросов и отговорок. С нашей охраны тоже взять объяснительные. И, если меня вдруг не будет в здании, всем ждать моего возвращения. Я с каждым переговорю лично. Теперь понятно? Дружные кивки означали покорное согласие. - Ирина Анатольевна. С вас докладная о работе с этим отделением и план мероприятий в связи с произошедшим. Всё. Все свободны. Директор первая покинула собрание и, закрыв плотно за собой дверь, засела у себя в кабинете и, яростно давя на кнопки телефона, пыталась с кем – то связаться. Для нее это в данный момент наиглавнейшее дело. Это поняли все заглядывающие и пытавшиеся узнать правильные формулировки для объяснительных. При этом зоркими глазами посетителей было замечено, что на столе у директора не лежало никаких бумаг, а руки были заняты телефоном. Но взгляд был такой на вопрошавшего, что становилось настолько не по себе, что на вопрос: «Что вам?» звучало только мычание. Итак, директор, оставив все дела, разминала пальцы клавиатурой телефона. А что же обиженные и восставшие? Наша несвятая троица во время всего этого кипиша, мирно посапывая, дрыхла в своих комнатах. Директор неоднократно отправляла своего зама осведомиться: не желают ли они проснуться и поговорить о вчерашнем. На что та приносила один и тот же ответ: «Нет! Дай поспать!». Через час таких переговоров терпение директора лопнуло и она сама явилась в апартаменты оппозиции. - Так. Уважаемые воспитанники! – Еле сдерживаясь от того, чтобы немедленно кинуться и надавать этим молокососам, начала директор. – Я не поняла. Почему вы до сих пор в кроватях? Уже полдвенадцатого. Что учиться не пора? Привыкшие к таким методам побудки, да не отчий дом, воспитанники даже не отвернулись к стенке, продолжая выражать на лице полную покорность богу сна. - Я что, тихо говорю? – Директор стояла, широко расставив ноги и обхватив себя руками. Типична поза беззащитного и крайне неуверенного в себе человека. И снова ноль реакции на ее слова. – Ну, хорошо. Не хотите разговаривать по – хорошему, будет по – плохому. Трусы. Последнее слово было брошено уже на выходе и должно было сильно задеть якобы спящих и заставить их встать. Если бы Кондрат одновременно с последним директорским словом не применил бы проверенный способ разрядить обстановку и показать свое отношение к словам оратора, то есть пустил «голубка», чем смазал весь эффект. Легкий смешок пробежал по комнате. - Ну, че? Я же говорил вам, что мы ее достанем? – Паша довольно потянулся. - Она еще прощение у нас будет вымаливать, коза. - Ой, пацаны чую, что мы переборщили. – Кондрат как всегда решился идти сдаваться. – Будет нам за это. - Хватит очко обеими руками держать. – Литва и сам понимал, что они начудили, но авторитет надо было держать. – Забодал ты. Вчера громче всех орал, а сегодня очкуешь. Нормально все будет. Она сейчас побегает, злость малость выветрится и мы к ней на стрелку сходим. Паша, у нас есть чем поправиться? - А то. Всегда есть. – Паша достал из - под кровати три банки «яшки». – Держи. На Кондрат, взбодрись. И хватит ныть, в натуре. Дело сделано. Дальше только вперед! Подправив уставшее здоровье, довольные бунтовщики нежились в кроватях. Даже Кондрат стал больше шутить, чем ныть. Периодически к ним в комнату просачивалась голова зам. директора и тогда приходилось замирать, изображая сон. Голова исчезала и можно было дальше философствовать на тему удавшейся мести. Лишенные законного сна сотрудники, под зорким контролем в кабинете зам. директора, строчили однообразные объяснительные. На лицах выступала испарина, собиравшаяся в реки пота и проявляющаяся мелкими озерами на исписанных корявым почерком листках. Руки дрожали от понимания всей ответственности и представления последствий минувшей ночи. Вот именно на уровне воспитателей, дежурных по режиму, заведующих эта форма общения с начальством вызывала, в отличие от воспитанников, такой душевный трепет и страх, что некоторые забывали не только как пишутся слова, но и расстановки слов в предложениях для сложения их в более или менее читаемый текст. Получив кипу истерзанных почерком листков, директор углубилась в ознакомление творчества своих подчиненных, продолжая с надеждой поглядывать на телефон. Положение было ужасное. Помогать ей в учреждении явно никто не собирался. Проходя по коридору, директор спиной ощущала высунутый ей в след язык. Ну, нечего. Она дождется спасительного звонка. Ей подскажут, ее не бросят. И тогда она развернется по полной. И зачем она согласилась быть директором детского дома? Конечно, чтобы двигаться дальше, нужен опыт руководящей работы. Но этот детский дом это что – то. Она надеялась, что будет заниматься только административной работой. Ей так и обещали. А тут такие проблемы. Несомненно, ее использовали, чтобы сместить предыдущего директора. Основателя этого детского дома, чей авторитет уже надоел, сменившемуся руководству. Но вытерпеть два года этой каторги до следующей ступени будет явно нелегко. С явным выражением скорби и печали на лице заставали директора, периодически подсматривающие в дверную щель любопытные глаза сотрудников. Но после, судя по изменившемуся выражению лица, долгожданного телефонного звонка ее настроение несколько улучшилось и директор, никого не предупредив о своем отъезде, как часто бывало, уехала в неизвестном направлении, оставив сотрудников в растерянности и полном недоумении. Что делать, как себя дальше вести с бунтарями, никто не знал. Троица же, практически сразу после отъезда директора, решила, что пора бы продолжить вчерашний разговор и, надев спортивные костюмы и шлепанцы для разборок, направилась в приемную. Но, к сожалению, директора уже не было. Несколько раз оппозиционеры приходили к кабинету, но всякий раз натыкались только на секретаря. - Да она офигела! – Потеряв терпение Паша, начал махать руками. – В рабочее время где – то шарится. Если она не приедет, я опять напьюсь. – Предупредил он секретаря. - Нас трусами обзывала, а сама в кусты слиняла. – Прорифмовал Кондрат. - Ладно, пошли в комнату. – Отвел войска Литва, сплюнув в стоявшую на выходе из приемной вазу неизвестного предназначения. Директор вернулась к концу рабочего дня и срочно вызвала к себе зама. В директорском кабинете была еще одна особа, перед которой даже директора богоугодных заведений города пытались появляться как можно реже. Получив ценные указания, зам пронеслась ветром по отделениям, донеся волю директора никому не покидать свои рабочие места. Конечно, кроме бухгалтерии, кадровиков и прочих не причастных к воспитательному процессу. Инну это несколько насторожило. Ведь был уже вечер и что это администрация задумала на ночь глядя? Гостья, с семенящей позади директором, проследовала в апартаменты оппозиционеров. Троица лежала на кроватях и была неприятно удивлена приходу столь необычного гостья в сопровождении директора. - Добрый день. Вы знаете, кто я. И вас я отлично знаю. Пойдемте со мной. Надо поговорить. – Без лишних предисловий начала гостя. - Мы не хотим. – Ответил за всех Литва, предчувствуя подвох. - А почему ты за всех отвечаешь? – Не сдержала себя директор. - За меня он правильно ответил. – Поддержал Паша. - И за меня. – Не с такой твердой уверенностью согласился Кондрат. - Вы сами понимаете свой поступок и какие могут быть последствия? – Вопрошала гостья. - А че такого мы сделали? – Удивленно спросил Кондрат. - Вы считаете, что ничего страшного не произошло? То есть то, что вы вчера напились, всю ночь орали песни, мешали спать другим детям, матерились на воспитателей это нормально? – Опять влезла директор. За что получила пронзительный взгляд от своей спутницы и вынуждена была опустить глаза. - Кто напился? Мы не пили. – Округлив глаза от наигранного удивления, ответил Паша. - Воспитатель и дежурный по режиму нам сообщили, что от вас исходил запах алкоголя. Вас же еще и медик осматривала, правда Наталья Иннокентьевна? - Да, Елизавета Петровна. Они и ее послали подальше. – Поддержала обвинения директор. - А че она пристала! Дыхни, дыхни. Пусть сама дышит. – Возмутился Кондрат. - А воспитатака значит, на нас настучала. Ладно. – Отвернувшись к Паше, прошипел Литва. - Что вы там «ладнаете»? Отвечайте! Сколько и чего вы пили? – Еле сдерживаясь от перехода на крик, спросила Елизавета Петровна. - Мы не пили. А кто что вам говорит – это их проблемы. Вы что нам экспертизу проводили? – Паша уставился на директора. - Да от вас до сих пор алкоголем несет! – Заметила директор. – Вся комната провонялась. А банки из – под коктейля с утра выносили из вашего туалета? - Это не наши. Нам подбросили. – Съязвил Литва. - Не ваши, значит. В общем так. Разговаривать вы нормально не хотите. Значит, сейчас поедете на экспертизу в психиатрическую больницу. - Никуда я не поеду. А насильно вы не имеете права. Запрещено законом. – Сообщил Паша, знаток юриспруденции. - О правах своих заговорили. Хорошо. - Елизавета Петровна развернулась к выходу. – Пойдемте Наталья Иннокентьевна. Не получив желаемого, директор со своей спутницей вернулись на исходную позицию и стали держать совет, как быть дальше в такой ситуации. Бунтари же были рады столь неожиданной и довольно легкой победе не только над директором, но и над ее начальницей. - Прикинь, как мы их сделали! – Радовался Кондрат. – Ушли, жопами виляя. - Да. Интересно, что они пошли придумывать? – Паша посмотрел на Литву. - Да ничего они не придумают. Сейчас она вставит директору за плохую работу и свалит. А директор соберет всех воспитуток и им вставит. И все разойдутся. – Литва лениво потянулся на кровати. - А наша воспитутка – стукачка. - Не держится у нее язык. – Задумчиво произнес Паша. Надо бы ей отомстить. - Надо. – Согласился Кондрат. – Ладно. Ай да в контру резаться. – И первым уселся перед компьютером. Тем временем директор внимательно вслушивалась в телефонный разговор своей начальницы. - Да. Хорошо. Мы будем ждать. - Елизавета Петровна положила сотовый на стол. – Ну вот. Они подъедут. Надо подождать, когда они освободятся. - Мы не сильно перебарщиваем? – Несколько испуганно поинтересовалась директор. - Ты пойми. Если сейчас дать слабинку, тебе на шею сядут все. И не только воспитанники, но и подчиненные. Твоя предшественница всех распустила, а тебе надо именно сейчас показать зубы. И не беспокойся о последствиях. Я ведь с тобой. Наталья Иннокентьевна отвела глаза и тяжело вздохнула. Она и сама понимала, что такое нельзя спускать. Просто она была неопытна, несмотря на свои сорок с небольшим лет жизни, в таких вещах. На прошлой работе дети приезжали только в светлое время суток и из других учреждений. И если появлялся непослушный бунтарь, его просто не принимали на следующий день. А тут они под ее ответственностью и отправить их было некуда. Это учреждение их последнее пристанище. Перед тюрьмой. Через час питья кофе с чаем и решения проблем помимо ночного бунта, у Елизаветы Петровны веселый рингтон сообщил о входящем звонке. - Да, мы спускаемся. Заходите в здание. – Елизавета Петровна посмотрела на директора детского дома. – Они приехали. Пошли. Не волнуйся. Говорить буду я. Спустившись в холл, они встретили троих в гражданской одежде, которая впрочем, не могла скрыть истинную сущность пришедших. То ли кирпичоподобные лица с короткими стрижками, то ли постоянный напряженный, обыскивающий и проникающий в задний карман взгляд, выдавал в этих людях сотрудников непонятно каких, ну уж точно не социальных, органов. Поднявшись в кабинет директора, Елизавета Петровна вкратце объяснила сложившуюся ситуацию и попросила помочь. - Хорошо. – Сказал самый выпуклый и направился к двери. – Вы проводите нас в их комнату. - Да, да конечно. – Директор воодушевленная конкретными действиями от таких, пусть и не красивых, но сразу видно сильных и уверенных в себе мужчин, первая побежала по коридору. Кондрат, Литва и Паша сидели на своих кроватях и, как это бывало по вечерам, обсуждали планы на ночь. - Ну что, опять бухнем? – Предложил Кондрат. - А, неохота. И деньги лень искать. – Потянулся Паша. - А у меня уровень не пройден. – Литва повернулся к Кондрату. – Ты же обещал мне помочь, забыл? - Нет. Пошли, покурим и начнем. – Кондрат полез в карман за сигаретами. Но покурить им не удалось. На последнем слоге Кондрата в комнату вбежала директор с сопровождающими лицами. - Вот они. – Указала Наталья Иннокентьевна на воспитанников. - Встать! – Резко приказал выпуклый. - А вы кто? – Опешил Паша. - Девушка, выйдете. – Обратился выпуклый к директору. – И дверь закройте. Наталья Иннокентьевна только в коридоре пришла в себя: - Девушка? Я вообще – то здесь директор. – Обиженно прошептала она в закрытую дверь. - Не обращай внимания. У них работа такая. – Елизавета Петровна за локоть отвела обиженного директора в ее кабинет. Что происходило в это время в комнате, можно было узнать только из рассказов самих участников аудиенции. На очередной отказ выполнить приказ выпуклого, Паша, неожиданно оказался на полу лицом вниз и чувствовал, что скоро сможет из – за спины почесать себе затылок левой рукой. Кондрат, пытавшийся заявить о своих правах, лежал на полу, на спине, удерживаемый коленом и мечтавший не задохнуться под тяжестью профессионального тела. Литва, кувыркнувшись через голову, печально отдыхал на своей кровати под тяжестью человека, несшего закон в народ. Получив по паре оплеух, беззвучно мастерских, бунтари старались дышать как можно реже. - Ну. Кто вчера пил? Отвечать! – Выпуклый был явно старше всех по званию. - Да никто не пил. Что вы гоните! Кто вы такие? – Паша так и не понял, кто к нему пришел в столь не ранний час в гости. - А ты не понял? Хорошо. Сейчас объясню. – Удар в область промежности странным образом отразился на функции глаз. Из них хлынули слезы. - Больно! – Закричал Паша. - Заткнись, сопляк. – Шикарный подзатыльник должен был усмирить крикуна. - Сам заткнись. Слезь с меня кабан. – Паша продолжал общаться на повышенных тонах, пытаясь ерзаньем скинуть крепыша. - Так. Ладно. – Выпуклый немного ослабил захват. - Тут дело не пойдет. Присмотрите за ними. – Обратился он к соратникам. – Я сейчас приду. Выпуклый, отбросив Пашу в угол, вышел из комнаты. Оставшиеся сотрудники таинственного ведомства отпустили захваты и встали напротив друг друга, возле выхода и около окна. - Вы че, козлы, не поняли, кто к вам приехал? – Обратился к детям длинный. – Почему так разговариваете? - Ни фига себе! – Паша, поправил прическу. – Приперлись, не представились, избили. Как мы должны разговаривать? - А не хер разговаривать! – Длинный угрожающе наклонился над Пашей. – Тебе, бычара, вопрос задали. Вот и отвечай. - И вас никто не избивал. – Разъяснил маленький. Только сейчас троица, немного придя в себя, рассмотрела визитеров. Длинный был в кожаной куртке и что – то постоянно поправлял слева под рукой. Его лицо, покрытое глубокими кратерами от оспин, вызывало не только отвращение, но и страх. Маленький был одет в камуфляж и перетянут широким ремнем от портупеи. Глаза его с ненавистью сверлили бунтарей. Выпуклый, вернувшись через минуту, осмотрел комнату, мимолетно порылся в вещах, приказал троице одеваться. - Зачем? – Предчувствуя продолжение беседы, дрожащим голосом спросил Кондрат. - Сейчас поедем в отдел. И там поговорим. – Выпуклый наклонился к уху Кондрата. – Без свидетелей. Звуковая волна, достигнув уха Кондрата, неожиданно материализовалась в мурашки, которые астрально распространились на соучастников ночного пиршества. - Может не стоит? – Литва понял, что надо договариваться, иначе… - Мы все поняли. И больше не будем. - Детский сад, сосунковая группа. – Выпуклому стало противно. – «Мы больше не будем». Может вам бутылочку с молочком дать? Собирайтесь! - Я не поеду. – Прошипел Паша. - Надо будет, потащим. – Выпуклый ожидал такого ответа. - Тогда я буду жаловаться в прокуратуру. – Не смотря в глаза, опрометчиво пригрозил Паша. - Это если доживешь до завтра. – Длинный потянулся рукой в левую подмышку. - Не стоит. – Остановил его выпуклый. – В прокуратуру жаловаться собрался? А вы не боитесь, что сейчас сюда наркоконтроль приедет и неожиданно найдет у вас «чай» незаваренный или сахарную пудру? Тут и до Паши дошло, что надо начинать ползать на коленях и просить пощады. Пока не нашли «чай». А он, как раз в пакетике у него, в носках прятался. - Я все понял. – Как можно жалостнее, выдавил из себя Паша и наигранно посмотрел в глаза выпуклому. - И я. – Тут же, боясь пропустить раздачу индульгенций, поторопился встрять Кондрат. - Поняли, значит. И что вы поняли? - Все. – Литва преданно посмотрел на выпуклого. – Тупанули мы вчера. - Ага. Хотите сотрудничать? – Топорно спросил выпуклый. – Тогда начнем с начала. Вы вчера употребляли спиртные напитки? - Да. – За всех ответил Кондрат. Литва и Паша злобно посмотрели на него. – А че? - Где покупали? – Продолжал допрос выпуклый. - В магазине напротив. – Паша тоже решил сотрудничать. - Сколько выпили? - По две банки «яшки». – Пытался смягчить впечатление Литва. - Врешь. – Острый взгляд выпуклого пронзил мозг Литвы. - Это сначала. – Быстро исправился Литва. – Потом еще по четыре. - Уже лучше. Наркота была? - Нет. Что вы. Мы эту гадость не употребляем. – Наивный взор Кондрата вызвал улыбку на лице выпуклого: - Врешь, конечно. Ну ладно. И последний вопрос. Зачем вы это все устроили? - Да просто деньги были. Ну и переборщили. – Литва преданно посмотрел в глаза выпуклого, но не выдержал его взгляда и отвел глаза. - А мне сказали, что вы решили устроить войну с директором? – Выпуклый придвинул стул к Литве. – Я так понимаю, ты здесь заводила? - Какая война? Мне в этом году выпускаться. Пусть делает, что хочет. Мне вообще на нее пофиг. – Литва старался говорить искренне. - Ну, смотрите. – Выпуклый обвел взглядом троицу. – Вы, надеюсь, уже поняли, что эту войну вы проиграете при любом раскладе. - Да не воевали мы с ней. – Не подымая головы, пролепетал Кондрат. - Теперь слушаем меня внимательно. – Выпуклый состроил нравоучительное лицо и понизил голос до зловещего шепота. – Я дважды не повторяю. Если еще раз вы себе позволите нечто подобное, я приеду за вами. Если ко мне опять обратятся из – за вашего поведения, вы просто разговорами, как сегодня, не отделаетесь. Если вы мне не верите, выпейте и проверите на своей шкуре. Я понятно говорю? Слова пробивали себе дорогу до самого последнего нейрона в голове и лишали дара речи. - Не слышу ответа! - Да. – По очереди прошептали несостоявшиеся декабристы. - Замечательно. Выпуклый посмотрел на часы и кивком пригласил своих спутников к выходу. - Вот все, что нам наговорили сейчас, вы расскажите сотрудникам полиции. – Выпуклый наклонился вперед. - Они скоро приедут. И не дай Бог, хоть слово не совпадет в протоколе с вашими рассказами мне. Я вернусь и заберу вас с собой. Поняли? Поникшие головы синхронно кивнули в знак согласия. - Ну, вот и ладненько. – Выпуклый поднялся со стула. – Идите в машину, а я к директору загляну. – Отдал он приказание длинному и маленькому. Оставшись одни, троица дала волю чувствам. - Это пи…ц. – Кондрат, обхватив голову руками, неожиданно для себя пустил слезу. - Да, попали. – Согласился Литва. - А, херня. Главное не увезли никуда. – Паша пытался казаться бодрым, но страх выдавали трясущиеся руки. – Правда, сейчас эта приедет, будет мозги рвать на части своими объяснительными. - И есть их. – Пытался шутить Кондрат сквозь слезу. - Глазки вытри, а то девки сейчас придут, а ты весь в слезах и соплях. – Паша кинул полотенце Кондрату, а сам пошел в туалет. - А ты, я смотрю, обосрался от страха. – Кондрат решил тоже подколоть Пашу. - Заткнись, пока не получил. – Литва решил закончить подколки. – Что дальше делать будем? Это нельзя так оставлять. - Ты уже соскучился по этим мордоворотам? Хочешь опять встретиться? Так может, успеешь еще догнать их. – Кондрат еле сдерживался. Ему хотелось на ком – нибудь оторвать. Но Литва явно не подходил для этой роли. - Зассал уже. – Паша, вернувшись из туалета, кинул в Кондрата рулон туалетной бумаги. – Утрись, сыкло. Да, слабая у тебя кишка. Надо теперь по - умному себя вести. - Да, теперь пора бы. – Кондрат перекинул туалетную бумагу Литве. Через полчаса, после отъезда незваных гостей, в детский дом прибыли сотрудники полиции в сопровождении главной по делам несовершеннолетних. Пожурив дежурными фразами, она забрала троицу с собой в отдел полиции, где они писали объяснительные по поводу своего ночного разгула и в течение длительного времени, до глубокой ночи, получали наставления о правилах поведения в стенах детского дома, вреде алкоголизма и необходимости уважения старших. Причем, со слов самих воспитанников, методы донесения информации до их сознания резко отличались от общепринятых и, тем более, от привычных школьных. Вернувшись из мест совсем не столь отдаленных, сотоварищи закрылись в своей комнате и залезли под одеяла. Они были все - таки детьми, не смотря на половую перезрелость. Кондрат иногда всхлипывал под одеялом, ругая для виду начавшийся неожиданно насморк, а про себя думая, что с ним будет дальше. Паша перебирал в голове возможные варианты мести, прикидывая, какие из них осуществимы и не требующие изобретения ядерной бомбы. Литва, обкусывая себе губы до крови, четко определил дальнейший план своих действий. Независимо, пойдут с ним до конца его подельники или отсидятся в кустах. |
Похожие:
 | Звоните, пишите отвечу Вам на все интересующие Вас вопросы. Андрей тел: 89262244366 или Я – Андрей Соловьёв. Здесь, на этой страничке Вы можете скачать и услышать мои гитарные композиции. Если Вам нравится мой стиль игры,... | | Анализ преподавателя обж моу «Глубоковская средняя общеобразовательная... Я, Дзюбло Андрей Андреевич, закончил в 1989 году бгпи, факультет физического воспитания и отделения начальной военной подготовки.... |
| И. А. Бунин Отчий дом… Что же это такое? Это дом предков, родителей.... Отчий дом… Что же это такое? Это дом предков, родителей. Дом, в котором ты родился и вырос |  | Приятного чтения! Андрей Анатольевич Ломачинский Академия Родная... Ну что мужики, у всех налито? Давай за встречу всего курса двадцать лет не виделись Ух, хорошо пошла! Сейчас закусим и поговорим... |
| Урок русского языка в 3 классе Сочинение «Мой дом» Это – ваш дом! Он ждет вас – испуганного и уставшего. Он готов согреть, приласкать вас. И в вашей душе вдруг возникают слова, которые... | | Андрей Андреевич Громыко Памятное. Книга вторая Андрей Андреевич Громыко памятное книга вторая Франция помнит Анну Ярославну. Петр I в Париже. Провинциальная «Бастилия» и Компьень. Слово, с которым француз неразлучен. Бонн Маркса... |
| Маршак Самуил Яковлевич Кошкин дом (пьеса) в сокращении Хор Бим-бом!... | | Ноу «Дом Станкевича» Протокол от 1 июля 2014 г. Учебная программа Негосударственного образовательного учреждения Детские курсы английского языка, истории и литературы «Дом Станкевича» |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Цель: формирование общих знаний по теме : «Дом,милый дом».,совершенствование лексических навыков | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... ... |
| Публичный доклад руководителя учреждения моу «Лахденпохский детский... Муниципальное образовательное учреждение для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей «Лахденпохский детский дом»... | | Урок по теме «Мой дом» Ожидаемый результат: Развитие коммуникативных навыков и умений в деятельности уч-ся по теме «Мой дом» |
| Адаптированная программа по волейболу для спортивной секции Автор:... Автор: Бегеев Андрей Сергеевич — учитель физкультуры 1 категории маоу «Кадетская школа №4 г. Горно-Алтайска» | | Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах |
| Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах | | Календарный план мероприятий летнего оздоровительного лагеря с дневным... Мастер-класс «Удивительное тесто». Дом ремёсел (в школе) Театр миниатюр «Зачем?». Дом ремёсел |
