Скачать 1.81 Mb.
|
— Мы рады поздравить вас, ребята, с окончанием школы и со вступлением во взрослую жизнь. Нам и грустно, и радостно в этот день. Грустно, потому что вы уходите из нашей школы навсегда, и радостно, потому что мы за вас спокойны и верим в то, что вы сможете найти свою дорогу в жизни. За вас, ребята! — Рыжий пиздит без бумажки — совсем, как Горбачев, — шепчу я Антонову. Он лахает. Чокаемся, проливая «шампунь» на стол, пьем. Идет нормально, но главное теперь — не останавливаться. Я открываю пузырь и разливаю под столом в чашки. Пусть думают, что в чашках лимонад. Родоки забирают остатки шампанского на свой стол: типа, вы по одной выпили — и хватит, это вам районо больше на разрешает, а мы и еще можем. Но что нам ваш «шампунь», когда есть винище? Чокаемся чашками — нам уже все до лампочки. Бабы не все знают, что у нас налито, суют чокаться чашки с лимонадом. Выпиваем, вылазим из-за стола и идем в актовый зал танцевать. Последний пузырь чернила остается под столом. Я подхожу к магнитофону, включаю его, не глядя, что за кассета. «Ласковый май» — ну и пусть. Мне уже хорошо, и все до жопы. Нас пока только четверо на весь зал — я, Антонов, Князева и Боча-рович. Остальные еще в столовой. В углу валяется куча надутых шаров — типа, для украшения. Я подхожу, бью по ним ногой — шары разлетаются, и мы футболим их по залу, как малые. Заходят несколько наших баб и «а» класс. Пили они или нет — не знаю, не видел. Я предлагаю: — Пошли добьем винище. — А не рано? — спрашивает Бочарович. — Что мы потом будем делать? До утра еще времени - море. — Найдем еще, не бойся. Пацаны принесут. — А их пустят? — Я сам пущу. Все это, само собой, понты. Никакого бухла пацаны не принесут, наоборот, сами захотят бухнуть на халяву, но меня это сейчас не волнует. Родоки и учителя — еще за столом. Директор разливает водку. Ничего себе. Значит, кто-то из родоков принес. А нам, значит, нельзя. Классной стыдно, что мы их засекли, — вся покраснела, начинает заговаривать зубы: — А почему вы не танцуете, ребята? — А мы уже потанцевали, сейчас вот лимонада попьем — и обратно, — говорит Князева. Я незаметно беру из-под стола пузырь, сую под пиджак. Выпиваем винище в мужском туалете на втором — опять из горла. Я ставлю бутылку за унитаз, вынимаю «Космос». — Дай и мне, — говорит Князева. Я сую ей сигарету, щелкаю зажигалкой, подкуриваю ей и себе. — Ну, вы как хотите, а мы — танцевать, — говорит Бочарович. Они с Антоновым уходят, мы с Князевой остаемся вдвоем. — Решил уже, куда будешь поступать? — спрашивает она. — В «машинку» скорее всего. А ты? — В Москву, в эмгэу, на геофак. Там конкурс небольшой — может, поступлю. После такой школы, как наша, особо никуда не поступишь. Я вот с репетитором занимаюсь, только, наверно, уже поздно спохватилась. Князева смотрится классно — в синем платье чуть ниже колена, в черных колготках, накрашенная. Я открываю окно, выкидываю бычок. Внизу — трое пацанов. Они на год меня младше, в том году закончили восемь классов и ушли в учило. — Здорово, Бурый! — орут они. — Открой дверь, пусти нас. — Рано еще. Позже подходите. Сейчас вас сразу засекут и выгонят. — Не пизди ты, мы тихо будем сидеть. — Сказал — потом. Закрываю окно. Князева кидает бычок в унитаз и смотрит на меня. Пусть смотрит, сколько хочет, мне все равно. Идем с ней в зал танцевать, влазим в чей-то круг. Смотрю — рядом классная, математица, директор. Все танцуют - крутят жопами, трясут руками. Ничего себе. Между песнями директор наклоняется мне к уху. От него неслабо тянет водкой. — Сергей, ты должен знать, где здесь поблизости можно купить водки. — Да, конечно. — Вот держи. — Он вытаскивает из кармана пятидесятку. — На три бутылки хватит? — Должно хватить. Обычно по пятнадцать. — Вот и хорошо. Я выхожу из зала, спускаюсь по лестнице, открываю щеколду. Человек пять пацанов — тоже семьдесят третий год — толпятся на крыльце. — Привет, Бурый. Мы пройдем, а? — Ну проходите, только особо не светитесь, хорошо? — Ладно, не сцы. Иду на точку в своем подъезде, беру три пузыря. Сую их под ремень, забираю пятерку сдачи. Уже темно — часов одиннадцать или больше. Подхожу к школе - дверь закрыта. Про это и не подумал. Молочу в дверь - не открывают. Иду за угол, к окнам столовой — может, оттуда кто увидит. Машу руками, ору, потом опять иду к двери. Открывает почему-то мой батька. — Привет. А я решил прогуляться по школе, слышу — кто-то стучит. Ты куда ходил? — Директор за водкой посылал. — А, водочка — святое дело. — Батька уже нормально датый. — Думаю, он не обидится, если мы для начала понемножку с тобой — за твой выпускной, а? — Само собой, не обидится. Мы заходим в туалет, я достаю один пузырь, даю батьке. Он открывает. — Ну, за твое окончание школы, сынуля. Он отпивает из горла, потом — я. — А теперь пошли туда, где все, — говорит батька. — Нехорошо в такой день откалываться от коллектива. Я нахожу директора, отдаю ему водяру и пятерку сдачи. — Мы тут по чуть-чуть выпили с моим отцом... — Ничего, все нормально. Пошли в столовую — еще понемножку. За столом — директор, химик, военрук, Антонов и Князева. Директор разливает водку: — Ну, за вас, ребята. За наших лучших учеников. Охереть надо — я тоже в лучшие затесался. Пьем, закусываем тортом. Я вылезаю из-за стола и иду в актовый зал. Моргает цветомузыка, танцует толпа всякого народа — пацаны с района, бабы, девятиклассники, чьи-то друзья и подруги. Танцевать лень, да мне и так уже хорошо. Я сажусь на стул в углу. Подходит мамаша. — А, вот ты где. А я тебя ищу. Мы с отцом уходим. Мне завтра рано на работу, и ему тоже не стоит здесь оставаться: кто-то принес водку. Смотри, чтобы все было нормально. — Да, обязательно. Она уходит. Я вырубаюсь. Открываю глаза — рядом на стуле спит Батон. Я не знал, что он придет. Народу стало меньше — видно, уже поразбегались. Выхожу в коридор, иду по третьему этажу. Темно. В классах ремонт, парты выставили в коридор. Около «истории» на партах сидят Князева и Жора — он в том году закончил восемь классов, учится в строительном технаре. Они сосутся. Я поворачиваю назад. В начале коридора высунулся в окно Антонов. Я хлопаю его по жопе. — Ну, как? Он поворачивается — морда вся белая. Видно, тошнил. — Все в порядке. — Ну и хорошо. Подходит классная — бухая и веселая. — Вы не представляете, как я волновалась, ребята. Это же мой первый выпуск. — Она смотрит на Антонова, но не видит, что ему херово. — А вы встречать рассвет идете? — Да, идем, — говорю я. Встречать рассвет идем к Днепру. Наш класс, кроме двух или трех баб, классная и директор. «А» класс не идет. У директора из кармана торчит бутылка водки, заткнутая салфеткой. Бабы идут, взявшись за руки, поют «Белые розы». Мы с Антоновым — самые последние. Ему уже лучше. Проходим через Горки, спускаемся к Днепру, садимся на траву. Я подстилаю свой пиджак, и мы усаживаемся на него вдвоем с Князевой. Сухие и Антонов тоже сажают баб на свои пиджаки. Директор достает пузырь и пластиковые стаканы. Наливает, мне, классной и Антонову. — Кто еще будет, ребята? Сегодня такой знаменательный день, что и выпить — не грех. Больше никто не хочет. — Ну, как знаете, — говорит директор. — За ваше светлое будущее. Я искренне верю, что оно у вас будет светлым. В стране произошли перемены, у вас сейчас намного больше возможностей. Выпиваем, и директор сразу разливает остаток водяры. Получается по три капли. Солнце только что взошло и висит над Днепром, над микрорайонами на том берегу, над портом и новым мостом. Князева прижалась ко мне, я обнимаю ее за плечи. — Наверно, уже пора по домам, ребята, — говорит классная. - Отоспитесь сегодня, а завтра придете за документами. Я характеристики под готовлю. *** Поднимаемся с Олькой по лестнице в моем подъезде. Она сама захотела приехать на Рабочий. Говорит — ты в институт готовишься, у тебя времени мало. Родоки дома, поэтому ко мне не пошли, просто погуляли по району. Потом я ей рассказал, что загорал на крыше, и она прицепилась: давай поднимемся с тобой, хочу на крышу. На пятом Сергеевна из сорок девятой расстилает перед дверью мокрый половик. — Куда это вы собрались? — На крышу, тетя Люда, на крышу. Хотим прыгнуть вниз — посмотреть, насмерть или нет. Людка качает головой: придурки, что с вас возьмешь? Олька улыбается. Она сегодня похожа на совсем малую — в шортах и польской майке с Микки-маусом. Я первый лезу по железной лестнице, открываю люк и помогаю подняться Ольке. Уже темно. Торчат на фоне неба антенны, светятся красные огни на трубах завода Куйбышева. Мы подходим к краю. — Страшно, — говорит Олька и отступает назад. Садимся около будки, в которой люк. У меня пузырь «Агдама» — я его взял в батькином загашнике. Вырываю пробку перочинным ножом, передаю бутылку Ольке. Она отпивает и отдает мне назад. Я тоже отпиваю. Достаю пачку «Столичных», вытаскиваю по сигарете себе и ей, подкуриваю. Внизу гудят троллейбусы, стучат по асфальту каблуки. Я отпиваю еще. — Как выпускной? — спрашивает Олька. — Я ж тебе уже все рассказал. — Нет, я вообще спрашиваю, — что ты сейчас про это думаешь? Вот ты вчера закончил школу... — Да ничего я особо не думаю. Закончил — и закончил. Внизу чья-то мамаша орет: — Саша! Саша! Быстро домой! — Меня так тоже допекала мамаша, когда малый был, — говорю я. — А меня и сейчас еще допекает, если хочет повыделываться. Я выбрасываю бычок. Искры от него разлетаются по крыше. Придвигаюсь к Ольке, мы сосемся. Потом я беру бутылку, делаю глоток и передаю ей. |