Валерий Сабитов
Зеркала миров
(Антинаучная фантасмагория)
Оглавление:
1. Илона 3
2. Дуат Антареса 21
3. Поля Иару 46
Часть вторая 54
Замок Забвения 54
1. Возвращение 54
2. Змея в траве 59
3. Бегство 62
4. Я – комната смеха! 66
5. Карамазов 71
6. Бред по Брэдбери 74
7. Мемфис 77
8. После Птаха 80
9. Хранители 82
10. Саргон 87
11. Мемфис - Ростау 88
12. Гетеростилия Примулы 92
13. Герма над Розой Мира 97
14. Снова Карамазов 102
15. Родина? 105
Часть третья 115
Чаша Джамшида 115
1. Врата для демонов 115
2. Миры Шаданакара 123
3. Исполнение желаний 128
4. Врата Энлиля 136
5. Печать царя 142
6. Первый страж 144
7. Человек адской реки 145
8. Замок Искандара 148
9. Талисман 151
10. Иной мир 158
11. Имя ночи 161
12. Пора… 163
Годы, люди и народы
Убегают навсегда,
Как текучая вода.
В гибком зеркале природы
Звезды – невод, рыбы – мы,
Боги – призраки у тьмы…
В. Хлебников
Часть первая Арета и Амальгама
1. Илона
С утра лил дождь, холодный и тяжелый. Или с вечера? Ну откуда столько воды? Да еще и такой уныло-мрачной, свинцово-тяжелой… Удерживает от приступа истерии только знание: невозможный дождь закончится также внезапно, как и начался. Вот-вот закончится. По основному правилу пора бы. Основное правило здесь то же: имеющее начало имеет и конец.
Вода в рубке поднялась до щиколоток, она предельно мерзлая, и я основательно продрог. Дожидаться полного исчезновения иллюзии терпения уже не было. Вечность и бесконечность в моем колеблющемся сознании разделил двойной, отражающий как действительное так и невозможное, барьер. Он, этот неодолимый барьер, оттуда же, откуда дождь.
С первого момента блуждания в Пустоте каждая минутка становится гирькой на весах.
Весы с гирьками отмеряют мою жизнь. Гирька за гирькой, минута за минутой. Какая-то в правую чашу, какая-то в левую… Весы могут хрустнуть от растущей тяжести в любое мгновение.
Вот если бы снять двузеркальный барьер, множащий отражения в своих бездонных глубинах…
– Песка хочу! Южно-Аравийского! Летнего!
Истерическая моя команда прорвалась сквозь стены рубки и дошла без искажений. Куда надо дошла. Перископ развернул панораму источающей жар пустыни. Как в той жизни, без гирек и весов, получилось; когда-то я бывал там. Барханы, ослепляющее высокое небо в редких облачках… Это нормально. Но обжигающий лицо ветер! На Арете как будто нет климатической машины. Но пока с погодой более-менее. Прошлый раз пришлось спасаться от стужи антарктического суховея. Мороз проник даже в каюты, заледенели холодильники.
Млея от жара, я осмотрелся. Дождь, - в основе, - иллюзорный, но влага еще держится частыми каплями на сине-голубых стенах, поблескивает на сером пластике пола. Быстрое испарение скрадывает часть зноя, но превращает рубку в прилично разогретую парную.
Вакуум-мираж… Что за сюрпризы он еще предложит?! Сейчас бы теплую ванну. Тепленькую… Но для этого надо пройти в каюту. А там… Там может ждать что-нибудь неприятнее погодных капризов.
Внутри, - в мозге? в сердце? в душе? – поднимались волны протеста.
– Что же ты молчишь, «Арета»? - глупо спросил я.
Корабль не отвечал. Отреагировал Путевой Шар. Из глубины искрящейся вселенной всплыло лицо Сибруса, доброе и печальное. Таким я его не помнил. И заговорил Сибрус непривычно-торжественно, официально-представительно. Ударной волной прокатилась надоевшая фраза:
– «Арета» либо в галактической, либо во внегалактической многомерности. Более точное определение в данный момент крайне сомнительно…
Песок зашуршал, барханы заметно сдвинулись.
«Сомнительное определение!» Путевой Шар сомневается? Вот уж действительно неопределенное определение! Неудивительно, что я в еще большем смятении, чем наш заблудившийся путеопределитель. И не только в отношении местонахождения «Ареты». Всё больше волнуют другие, поменьше вопросики. Вот к примеру, - кто внедрил в Путевой Шар Сибруса? И при том сделал его мягоньким, гладеньким да причесанным. Так и хочется подержать в руках и поласкать. Одно ясно, - не сам конструктор; он и понятия о своем присутствии тут не имеет. Спорить с Сибрусом, требовать от Сибруса, приказывать Сибрусу, - что может быть невероятней? Одно слово: кошмар!
Шар обрел обычную бессодержательность.
Бес-содержательность… Наполненность бесами?
Пока я размышлял о странностях языковых реалий, пустыня исчезла. Сам по себе, без команды. Перископ демонстрировал очередную звездную несообразность, стопроцентно несопоставимую ни с каким куском объективного мира. Откуда такая страсть к фантазированию? Причудливые скопища разноформенных галактик; отдельные кучки то ли звезд, то ли квазаров; цветные облака чего-то непонятного… Неужели темное, скрытое вещество Вселенной решило проявиться? Много чего накручено. И всё это ворочается в ускоренной переменности гравитационных полей. До жути красиво. Но ведь выхода «наверх» нет! Или звездные миражи появляются тем же бесовским образом, что и дожди с суховеями?
Я обоснованно, - то есть твердо! – подозреваю: ни в разумных пределах, ни за ними «Арету» не отыскать. В каждый отдельно взятый момент шхуна занимает иную, новую точку в очередном «нигде».
Но стоп! Какую-такую точку? Нет там никаких точек, и само это «там» не имеет ни ориентиров, ни каких-либо смысловых определений. Как не имеет четкого смысла все то, что происходит вокруг меня, внутри распахнутой в никуда оболочки «Ареты». Нет ни слов, ни образов. И взять их негде – в памяти также пустота. А бес-словесно да без-образно, - одно бесоподобное безобразие и выходит.
Некий намек на стабильность когда-то имел место в том мире, который застрял где-то в затененном уголке пустой памяти. Где-то там, невообразимо позади, по ту сторону старта, - только там царствует устойчивая, крайне запутанная, разнообразная, многословесная, сложносочетаемая, никем не понимаемая межчеловеческая стабильность.
А здесь… Я с тоской осмотрелся. Выше пояса по всему кругу до условного неба – изогнутый экран Перископа. Ниже, - дежурные места для вахты, пульты… Все такое техническое, бесполезное. Напротив люка-двери на палубу, на стальной тумбе-подставке, - Путевой Шар, по замыслу Сибруса обязанный надежно ориентировать экипаж. Экипаж, команда… Скорее – пиратский сброд.
– …Не бойся, Сибирцев, ссор и разборок. Остерегайся эмоций безысходности. В противоречиях – ключ к решению задачи! И пропуск обратно, домой. Потеря веры в спасение – смерть. На забудь, Сибирцев! И помни всегда: лидер – ты! Уйдешь в тень – пропадешь.
Так напутствовал меня Сибрус накануне старта. «Не бойся, Сибирцев; не забудь, Сибирцев…» Знать бы, чего бояться. А память… Тут совсем загадочно.
О смерти он еще говорил: в пустоте, без опоры, без надежды, без озарения… И, кажется, без посмертия. Сам-то он понимает смысл всего этого? А что, если мы уже перешли все рубежи жизни? И уже не люди, а фантомы, трансформирующие в себе полузабытые ощущения? Суд свершился, и приговорил нас к вечному движению из ниоткуда в никуда, внутри безжизненной бесконечности, где ни прав, ни обязанностей, а двоичный перебор несуществующих вероятностей… Мира в экипаже тоже нет, - сплошь затаённые противоречия. Но что-то не слышно приглашения в потерянную жизнь.
В рубке тихо и призрачно. Погода никакая. Путевой Шар молчит. В прозрачной глубине его мнимо четырехмерной, минусовой бесконечности мерцают скопища не сотворенных пока галактик. Мне все равно, существуют они в реальности или нет, в любом случае они в равной недостижимости. Шару тоже все равно, - даже не притворяется, что он живой и разумный. Блаженно его ничем не озадаченное безделье.
Может быть, огреть его чем-нибудь покрепче? А после и Перископу добавить! Экран жемчужно нейтрален, - окно в макромир закрыто. Нет ни выхода, ни входа!.. Вместо них Ниоткуда и Никуда. В этих словах нечто колдовское, затягивающее. Я приближаюсь к ним, и в одном из кусков разваленной памяти оживает Земля…
Земля, - это прежде всего Сибрус. Сибрусу я доверял больше, чем себе. Больше, чему кому бы то ни было. Вот и надоверялся! Но так было. Особенно, - после исчезновения Илоны. Теперь понимаю, - я боялся остаться наедине с самим собой. Все же в Сибрусе есть нечто особенное, притягивающее. И теперь не могу определить, что скрывается в этом «нечто». Как он залез в Шар? Или это его официальное Путевое лицо, - призрак Пустоты?
А экипаж у «Ареты» – хуже не бывает. Будто общий для всех враг свалил нас в кучу для смеха и погибели. Лучшие люди планеты, прошедшие жесткий отбор! По-видимому, и все человечество Земли нисколько не прекрасней. О той мы все яблоньки, от той… В кресло капитана, без сомнения, протолкнул меня Сибрус. Не креслом оно оказалось, а конурой пса цепного, назначенного стеречь единство несоединимого.
Остальные, - креатуры Цехов. Знаю, каждый что-то прячет в потайном кармашке. Тайную цель, второе лицо, камень для броска в спину. Кто что прихватил, кому что всучили.
Немного, совсем чуть-чуть, знаю одного, - штурмана. Зачем «Арете» штурман? Не нашли другого слова?
Агуара-Тунпа – свидетель гибели Илоны в небе Марса. С ним ясно – ставленник Цеха Гора. Как и Кертис, специалист по настройке мини-Тарантула, корабельного Путевого Шара. Кертис загадочен, туманен… С первого дня он открыто противопоставил себя Агуаре. Как объяснить разброд между людьми Гора-Сфинкса? Они там все монолит, семья единая. Внешне Кертис – римлянин, древний, имперский. Из тех, что не могли без власти, оружия и чувственных мальчиков. Жирная пена в котле выкипевшей империи. Но это внешние ассоциации. Внутри он скорее многоученый латинянин; из тех, кому впору скромная серая тога да перо с бумагой на письменном столе. А не тяжкий винный кубок.
Астроном Андрий, хоть и не обозначил себя четко, без сомнения, из Розы Мира. Где ни лакируй, ни скреби его, отовсюду выглядывает образцовый славянофил. Нормально. Его более-менее предсказать можно. Пока, конечно.
Чего не скажешь о Джино: смазливенький бой без обязанностей, назначенный в последний час. Джино – само изящество. Пик обаяния. Меня от него почти тошнит, как от случайного глотка сгущенного сиропа. Смотрю на него, и кажется: мечтает Джино раздеть капитана до горячей наготы и перещупать длинненькими девическими пальчиками. Так и слышу слащавую любовную просьбу: «Ну же, возьми меня, мой милый!»
Наверное, в один из счастливых дней я его прибью. Пусть потом катится с любовными обидами к жрецам Гора. Слышал, человека спрашивают перед рождением, кем он желает стать. Думаю, Джино желал родиться женщиной, да почему-то не вышло. Первые дни, - или часы? – он бродил за мной, тыкаясь в спину жадным взглядом. Пришлось поручить ему надзор за внутренним порядком. Пусть попыхтит, наберет опыт пылеуборочного комбайна. А все-таки: какая власть за Джино? Кто они, дотянувшиеся до секретной «Ареты»? Тайная четвертая сила Земли..?
Вместе, впятером, мы не собирались уже… Может, никогда не собирались, потому и не помню. Если так, - по причине бездействия капитана. А бездействует он потому что боится. Да, признаю, - боюсь я общего собрания. Ибо представляю, что может получиться. Начнем говорить-беседовать, и… Рано или поздно выйдем на преимущества одного Цеха над другим. Тема в наших условиях смертоубийственная.
Лучше дождаться всплытия в трехмерность. Рядом с землеподобным миром. И отыскать там брата по истине. Пусть он будет зеленый, дремуче волосатый, дурно пахнущий… Неважно. Устроюсь с ним на берегу желтого пруда под лиловым солнышком, прилягу на красно-бурую колючую травку и скажу:
– Привет тебе, брат! Скажи, кто я? И каким должен быть? Где дорога моя? Может, проясним разумы наши глотком…
Стоп! У желтых прудов лучше не делать глотков очищения. Волосатые зеленые могут потреблять непитьевые напитки. И не расцветут от наших объятий братских цветные сады под лиловыми небесами. Никуда я не денусь от человеческой геометрии «Ареты», ее слепых стен, свободно пропускающих ветер Пустоты.
Страшно. И скучно. Так есть, так было, и так будет.
Земля – та же «Арета», только размерчиком отличается. Там тоже не отыскать брата по истине. Так зачем ностальгировать, если впереди то же, что позади? Если нет разницы между верхом и низом, если правое равно левому?
Это все Перископ! Это его мерцание управляет моими мыслями. Это жемчуг экрана крутит меня меж обломков моей же памяти. Сейчас начнется новый кошмар. И кусок моего личного мира выплеснется на пустой экран. Отразится для Пустоты. Отражение – правдоподобное присутствие отсутствующего отражаемого.
Принцип Ямы-Сатьи гласит: правда – зеркало истины и реальности. Кто и что этот Яма-Сатья? Это Пустота нашептывает: посмотри туда, вглядись сюда, и увидишь себя. А оно мне надо? Еще одно ложное отражение в еще одном неверном зеркальце…
Официально «Арета» нацелена на поиск братьев по телу в доступной человеку реальной вселенной. Как будто у них, братьев, зеркала правды почище и поярче! Не надо никого искать, бесполезно все это.
По экрану справа налево, исчезая за спиной, пробежали зеленоватые волны. От волн исходил неопределяемый конкретно, но знакомый шепот:
– Алису они заставили пить из бутылки. Что у них, стакана не нашлось? Или рюмочки на крайний случай… От бутылки она стала такой крохотной, что уже не могла больше кричать: «Чем дальше, там любопытственнее!»
Шепот сошел было на визг, но выправился и продолжил твердо и уверенно:
– Волшебное Зеркало они одним ударом молота разбили вдребезги, и пропали все Красные Короли и Устрицы.
Неопределимо знакомый голос утонул в зеленой волне. Бедная Алиса, подумал я. Все у нее было, целая странная страна. А кто-то пожелал, - и все исчезло. Убрали зеркало, и не стало волшебного видения.
Чей же голос вызвала Пустота из моей памяти? А слова, - вспомнил! – взяты из «Марсианских хроник» Рэя Брэдбери, любимого Илоной. В нашем общем, недостижимом и невероятном детстве.
А любопытственно, Путевой Шар участвует в моих погружениях внутрь себя? Или же Перископ обрел самодостаточность и решил основательно перезагрузить мои воспоминания?
Я невольно засмотрелся на экран, так невиданно он заиграл цветными фракталами. И – точно перед глазами. Предназначено для удлинения ассоциативных цепей. Но за спиной, где люк на нижнюю палубу, в одноместные камеры, - пылает нечто супергипнотическое, специально для мозжечковых структур. Это точно, я знаю.
Но такого и предположить было нельзя!
Экран воспроизвел «Тайфуна».
«Тайфун» - космический крейсер, в который Цех Агуары вложил всю свою греко-египетскую научно-техническую страсть. Место моей последней земной работы. Странно видеть его так, со стороны. И понимать: мне показывают момент, когда я внутри «Тайфуна». Момент, видимо, предроковой. Добрался-таки Перископ до наиболевой моей точки! Сейчас начнется повтор страшных минут, и никуда я не денусь, не оторвусь от видения, как наркоман от дозы.
Готовясь, я покрутил головой, стараясь не оборачиваться. Кресла, кроме моего, пусты: свежевымытая и свежевысушенная серая кожа. Рабочие столы помигивают огоньками, высвечивают цифирки-буковки. «Арета» делает вид, что служит верой и правдой. Никого рядом нет. И хорошо – такие воспоминания не делятся ни на сколько. Прячется народ по камерам-норам-каютам, пытаясь сохранить внутреннюю невинность. Но разве предохранишься от внешнего безмолвия?
Взгляд мой застыл, приварился к волшебной плоскости.
…Марсианская орбита.
Строительство завода. Какого точно, - не могу вспомнить. Рядом с ним исчезла Илона. Именно исчезла. С той поры слова «смерть» и «гибель» я возненавидел. Они тоже исчезли для меня. Теперь вот явились заново.
Вот оно, - начало! Момент аварийного отстрела капсулы, - беззвучный бело-желтый хлопок.
А вот этого в реальности не было: Перископ красным крестом отметил точку встречи капсулы с метеоритом. Метеорита еще нет, а крестик, - вот он, мерцает… Невидимая неизбежность… Чем занималась служба безопасности завода? Ведь небесный камень нес на себе имя «Дикобраза», корабля охраны! Взрыв «Дикобраза» раскидал бы половину стройки с сотней операторов-монтажников. Илона состояла в экипаже корабля орбитальной охраны помощником капитана.
Перископ замедлил темп воспроизведения ленты памяти и все тем же неопознанным знакомым голосом повелительно пояснил:
– Смотри! Как люди пропустили такую «мелочь»? Сейчас и ты поймешь. Смотри!
«Мелочь…» Слово произнесено с человеческой горечью.
Капсула замедленным ускорением сближалась с красным пульсирующим крестиком. Да, женщина в капсуле сознательно выбрала такой вариант. Неужели у них не было другого хода? О чем, о ком она думала в последние секунды? Ведь мой «Тайфун» был тогда рядом, в пределах оптической связи с «Дикобразом»!
Точка капсулы слилась с центром крестика и – вспышка! И, - через малую долю секунды! – новый, более мощный всплеск излучения. И темнота…
– Увидел?
Вопрос для идиота. То есть в самый раз для меня. Я горел в замешательстве. Я не в силах был понять, как эти образцы земной техники, «Дикобраз» и много более могучий «Тайфун», не зарегистрировали вовремя приближение метеорита. И почему потом, как только его зафиксировали, не уничтожили как положено? Как Илона определила, что от нас, - то есть и от меня! – нечего ждать? И еще: Агуара. Кем он числился на «Тайфуне»? Не помню… Почему после трагедии я не вывернул его внутренности и не рассмотрел их под микроскопом? И еще, еще…
Перископ между тем продолжил:
– Ты увидел, Алекс? Параметры взрыва вы не изучили, не так ли? А время решает все, капитан Алекс.
Я еще как увидел. Но ничего не понял. Физически очень просто: в космосе произошло взаимоуничтожение двух объектов. Статистика околосолнечной экспансии имеет сотни подобных примеров. Да, не простое, а как бы двухступенчатое. Двухфазное столкновение. И что? Не один, а два метеорита в непосредственной близости… Что неясно?
Я молчал, стараясь соображать. Перископ повторил эпизод в еще более медленном ритме.
…Первая вспышка! Она заняла на экране метр в квадрате, не больше. Пауза, - и новая вспышка! Эта, вторая, осветила всё в пространстве рубки. Вот так оно случилось на самом деле. Новая, вторая – она и есть взрыв астероида. Но не первая…. Капсула не дошла до точки встречи!
– Теперь ты понял, капитан Алекс. Оба события достаточно разнесены по шкале времени. Сделай спектральный анализ. Он покажет: прямого столкновения не было.
«Не было взаимоуничтожения! – открытие ошеломило мой застонавший мозг; мозг идиота, - Илона не погибла?! Но что произошло? Как я..?
На экране плывет мирный Марс, украшенный блестками земных поселений. Стройка парит в стороне, большей часть за моей спиной. Где-то там и «Тайфун» со мной и Агуарой. И «Дикобраз» без Илоны.
– Последовательность такая, капитан Алекс: вначале исчезает капсула с Илоной, затем уничтожается астероид. Вероятнее всего, второй взрыв инициирован следовым излучением капсулы. Что же с ней произошло?
Я с трудом справился с желанием развернуть кресло. Не дал приступ страха, - у люка таилось что-то непонятное. И автоматом повторил вопрос:
– «Что же с ней произошло?»
Только думал я не о капсуле, а об Илоне. А тот, кто владел Перископом, продолжал поднимать мне веки.
На экране появилось пятно из разноцветных колец. В сопровождении того же голоса. Я подумал, что и мозг «Ареты» сам, без посторонних из Пустоты, способен сплести этот голос из многих мне известных. Только чтобы сдвинуть равновесие в моем сознании. Остатки равновесия.
– Перед тобой развертка излучения во времени, созданного объектом, уходящим в вакуум подобно «Арете». Как было при вашем старте. Картинка знакома? Видел на испытаниях Сибруса? Теперь, для сравнения, аналогичный анализ следа капсулы Илоны.
Нет, это не программа, вложенная в «Арету». До такого на Земле не додуматься. Мысль не очень успокоила. Вот и второе пятно, рядом с первым. Тут, - плюс ко всему три ярких розовых лучика, исходящих от центра. Твердо помню: на снимках, оставшихся в архиве Вакуумфлота, розовых лучиков нет. Следовательно, не то?
– Капитан Алекс, ведь люди в испытаниях Сибруса не участвовали? Вы – пионеры. Генерального очень торопили…
Нет, это не Перископ. И не Шар. И не «Арета». Уж крайне хитромудро.
– А без лучей – полная идентичность. Не так ли?
Вопрос не требовал ответа, и я молчал. Да и кому отвечать? Демонстрация-то ведется из моей идиотской башки. «Тупая башка», – так выражались мои оч-чень дальние предки. Ногам вдруг стало жарко. Я опустил голову. Плоскость пола закрыл желтый песок, знойный ветерок ворошил его, закручивал легкими вихрями. У левой ноги застыла серая ящерица, взирая на меня черными влажными глазками. Натуральный песочек. Не исключено, именно с той обитаемой планеты, которую нам не мешало бы отыскать. Если очень-очень сильно пожелать, можно там приземлиться. Припесочиться… Я бы остался там. Ящерка симпатичная… Но голос не дает сосредоточиться. И те, что выжидают в каютах…
– Итак, Илона нырнула в вакуум. Вспомни, теория Сибруса предусматривает такую возможность. И еще вспомни, Алекс: для глубинного проникновения необходимо создать вокруг уходящего объекта пиковый заряд, всплеск информационно-энергетического поля, рожденного чувственно мыслящим мозгом. Чувственно! Эмоционально! Человеческим мозгом, к которому подключена машина Сибруса.
Ну-у, закрутил… Ляп ведь получается. У меня даже самочувствие улучшилось, даже комочек страха, цепляющийся за затылок, ослабил хватку. Все-таки мой собеседник не суперсущество из центра Туманности Андромеды. И я не без ехидства спросил:
– Как же она смогла проделать такое без машины, существующей в одном экземпляре, на «Арете»? Или техника не обязательна? Или есть люди, способные обойтись без…
Он перебил меня:
– Я всего лишь интерпретатор, капитан Алекс. Феномен человека не воспроизвести никакой интеллектуальной системе. Я – всего лишь ингибитор течения времени…
«Ингибитор!» Мысленно я послал его. Очень далеко. Что-то в моей больной голове заворочалось, стало не до него. Надо было подумать самому, без внешних стимуляторов. Я отключил внимание от «ингибитора». Жарким потом обдало лоб и руки. Ведь мне подсказывают: Илона исчезла туда, где сейчас гуляю я с одичалой командой. Вселенная, конечно, бесконечна. Хотя никто не понимает, что это такое. Вакуум превосходит Вселенную во всем. И первое и второе бесспорные заключения проверить никак. Что тут важно? А то, что для вакуума требуются иные мысли и слова. Из тех самых, очень древних запасов.
Великая Пустота, - она всюду, во всем, везде. Лично я локален и в пространстве, и во времени. Когда-то меня не было, когда-то опять не будет. Нигде. И длительность, и протяженность мои, - они исчезающе малы. Их почти нет.
Болтливый «интерпретатор-ингибитор» утверждает, что человек неисчерпаем. Со стороны, может, так и кажется. А изнутри мне понятно другое: рожденный умереть во всём одноактен, одномоментен. Как ни тянется этот разовый акт, край вот он, ближе локтя.
Последняя демонстрация «великого ингибитора» показала: анализируя себя, я способен осознать всякий раз один только срез собственной жизни, тонкий до крайности и далеко не важнейший. Мое настоящее, где и есть субстанция жизни, - всего лишь лабораторный срез, помещенный на стеклышко под чьим-то микроскопом. Вот только вопрос не дает покоя: на чьем столе этот микроскоп?
Экран показал какое-то лицо. Я не помнил его, но оно явно имеет ко мне прямое отношение.
Действует Путевой Шар. Он с Перископом сочинил заговор и теперь путает паутину вокруг капитана Алекса. Не нужен им капитан. Они сами с усами.
Где они взяли такую отвратную физиономию? Глаза расфокусированы, с сумасшедшинкой. Усики холеной щеточкой с черным жирным блеском. Не иначе как обувной крем применялся. А выражение! Родственное сочувствие, по другому не скажешь. Не привык я к таким родственникам. Да и ни к каким не привык. Неужели он обитает во мне? Если да, надо срочно убирать из себя этот призрак дурдома.
– Назад, в психоизолятор! – приказал я себе и мысленно погрозил в сторону усиков пальцем. Сработало. Вместо физиономии родственной явились полутемные коридоры неведомого подземелья. А знакомый голос, сопровождая кадры, проникновенно зашептал:
– По стенам скользили тени, отброшенные неведомо кем, тут и там висели зеркала, в которых ничто не отражалось.
Опять извлекли из меня отпечаток Рэя Брэдбери. Неужели не найти чего-нибудь более ценного и полезного? А голос я опознал, - то был мой голос, родной до полуузнаваемости.
Странно это всё…
Интерес мой в другом. Загадка пути отстреленной «Дикобразом» капсулы… А в сознании – вещи далекие и даже не существующие. Что это значит? Во мне имеется и то, чего нет? Пока нет? Или и то, чего не будет? Приблизительно как в Великой Пустоте.
Только помыслил о «Дикобразе» - экран показал его. Древний, почти ископаемый патрульщик. Я мог бы, - и хотел, - включить Илону в экипаж «Тайфуна». Но она так упряма…
Назван патрульщик хорошо, точно: этакий сплющенный, деформированный шар, в щетине катапультных труб и стволов ядерных пушек. Сторожевых и патрульных кораблей постоянно не хватает, вот и сохраняются подобные реликты. Тюрьма, не корабль! Полнейшее отсутствие комфорта, экипаж постоянно сидит в герметических капсулах, рассчитанных на длительную автономию. А боевое оснащение! Дюжина атомных орудий с ограниченным боезапасом да единственный лазерный дальнобой ручного наведения, с примитивным механизмом поиска целей…
Видимо, роковой камешек шел в мертвом секторе, недоступном «Дикобразу». Иначе его поймали бы вовремя, ребят для такой работы подбирают серьезных. Они увидели его у критической зоны. Тут нельзя применить ни ядерный заряд, ни лазер, - последствия удара обязательно распространятся на орбитальную стройку. Оставалось одно, - выстрел капсулой, ведомой пилотом-смертником. По-другому никак. Илона рассчитала верно… Уверен, подобный расчет проделали все в экипаже «Дикобраза», наверняка проделали. Но только у нее хватило решимости и первоочередной реакции.
Никто другой не успел, не смог. У нее был один-единственный шанс, и она использовала его весь и сразу! Не знал ты Илоны, Алексей Сибирцев! И не узнал бы, если б не квазиразумная техника «Ареты». Неужели так и вышло? Илона поменяла пространственно-временную систему координат на скользящее теневое пребывание в безжизненной сетке вакуума?
––––– |
