Часть вторая Замок Забвения
1. Возвращение
Солнце Ра сказало Тоту из Гермополя:
«Для тебя, о Тот, я сделаю прекрасное жилище в самых потаенных глубинах подземного мира, имя которому Дуат. Ты будешь записывать грехи людей и имена тех, кто является моим врагом. В Дуате ты будешь держать их в заточении. Ты будешь временным обитателем в моем дворце. Ты мой наместник. Слушай! Я дам тебе посланников».
Как Тот мог предвидеть, что среди посланников будет бабуин? И что, этому Ра людей не хватило?
А мои предположения начали сбываться с первого часа Возвращения. Никакого шума, профессионально… Команда встречи будто точно знала время и место. Широкому обществу, похоже, неизвестно ни о возвращении, ни о старте Ареты. Ни о самой «Арете».
Просторный коттедж за высоким забором, никаких опознавательных знаков. Каждому по комнате, и не без учета индивидуальных склонностей. Кто-то здесь умеет серьезно просчитывать варианты. Не Тарантул? На предстартовой планете подобные вещи держали бы в секрете и от мегакомпьютера.
Впрочем, увидим. Предположить можно самое фантастическое. Можно и всю планету представить погрузившейся в «шубу». Для Пустоты масса объекта без разницы.
Я попытался уточнить, какова обстановка в Надземелье, но получил уклончивые, ничего не проясняющие ответы. Уже неделю нас обследуют медики всех мастей и направлений. Явные отклонения – только у Агуары, и то локальные. Я не особенно вникал и понял только, что его мозг непрерывно излучает мрачные видения, неразличимые в подробностях. Темные тени в густом алом тумане. Я знаю, кто это и что это. Полное собрание земных жрецов и фараонов, погруженных в кровавое вино Антареса. Возможно… Нет, обязательно! И при том не только земных!
Свой мозг я окутал завесой. На нее проецируется то, что считается нормой. Они меня изучают, а я о них пока не знаю почти ничего. В такой игре надо играть по своим правилам. По чужим не выиграть. Без объяснений понятно: те, кто принял, встретил нас, считают вернувшихся из Пустоты опасными и чужими. Мы не оправдали надежд.
Наши контакты ограничены до предела. Друг друга почти не видим. На каждого по несколько специалистов, сменяющихся через день. Привыкнуть не успеваю. Не считая незаметной охраны внутри и снаружи. Я успел прощупать их расписание.
Не с кем поделиться настоящим открытием: встретившая нас планета подвержена полиморфизму! Как и Арета в Пустоте. И они этого не замечают! Привыкли? Или… Кто тогда они?
Нам не запрещено встречаться. Но встреч нет. Илона ни разу не навестила меня. Видел Кертиса. В нескольких шагах, меняли точки тестирования. Он отвел от меня глаза.
Прошло две недели, и я призадумался. Где федералы, иерархи Цехов? Под чьей мы крышей? Видимо, придется предпринять что-то экстраординарное.
Но не успел, - пропал Агуара-Тунпа. Исчез глубоким вечером, после занявшей весь день томительной череды проверок реактивности вегетативной нервной системы. В коттедже его не нашли; периметр, по данным приборов наблюдения, он не пересекал.
Агуару обнаружила дежурный врач рано утром, в его комнате, мирно спящим. Скука с меня слетела, и я решил вечером поговорить с экс-штурманом.
Агуара при виде меня не дрогнул ни одним нервом. Пожелав ему здоровья, я спросил:
– Ты провел демонстрацию. Ведь мог оставить копию. Фантом.
Ответ он обдумывал долго, больше минуты. Из чего я заключил: Агуара начал размежевание со своим Цехом. Ему не позволили покинуть место предварительного заключения. Это им дорого обойдется, - с кандидатом в Айпуаты так вести себя нельзя.
– А ты, капитан, совершил ошибку. Или не видишь: сегодняшний день здесь не равен вчерашнему.
Он смотрел на стену с вмонтированным в нее телеприемником. О, вот первое следствие его демонстрации: экран ожил, передавали программу новостей. Отфильтрованную, конечно, но все же… Но Агуара говорил не об этом. Экран приемника имел странный вид: падающей вверх капли. Изображение искажалось соответственно форме.
– Деформация, - подтвердил я, - Третий день как…
И внимательно осмотрел его комнату. Голые стены, кровать, столик, душевая кабина, встроенный в стену туалет, два кресла… Вот так Цех Гора определил потребности своего преданного слуги?! Моя обстановочка роскошнее будет.
– Ты думаешь, что вернулся туда, откуда начал свой путь?
Он спросил так, для себя. Верить мне Агуара не собирался. Но этот вопрос и я задавал себе. И не один раз. Но в Агуаре жило величие Антареса и терпел он только потому, что не имел нужной ясности. Картина земного мира пока не складывалась.
– Я думаю, что ты прав, Агуара, - я как бы протянул ему руку солидарности, - Одним наблюдением нужного не добиться. И меня игнорируют.
– И Сибрус? – вяло поинтересовался он.
– И Сибрус, - подтвердил я, - Ни одного федерала не видел. Нас пишут?
Агуара оживился.
– Я отрубил все микрофоны и глазочки. Сначала давал им посмотреть всякое. Надоело.
Он не спрашивал: как ты? Он знал, что капитан Сибирцев привез из Пустоты не меньше него. Но соревноваться мы не будем. Пока не столкнутся лоб в лоб наши интересы. Тут я понял, зачем пришел. Деформации! Все тот же полиморфизм. Я пришел с предложением союза.
– Если выходить отсюда, то всем сразу, - сформулировал я свою позицию, - Обстановку изучим в процессе. Нас боятся больше, чем мы…
Мы легко и быстро договорились о деталях взаимодействия. Враги обязаны стать союзниками перед угрозой общего противника. Вербовку остальных членов экипажа взял на себя Агуара. Кроме Илоны.
Я понимал, что не знаю себя. Чтобы выяснить, каким я стал, вернувшись из Пустоты, требовалось окунуться в жизнь. В лабораториях от нас ничего не добьются. Сегодня они закончили анализ видеозаписей с Ареты. Кто мог догадаться, что нас записывали-фотографировали? Сибрус, а потом и Арета, посчитали сей факт не достойным внимания.
Психоаналитик со стеклянным взглядом разложил на столике передо мной пачку фотоснимков. Первый же взгляд позволил мне сделать вывод: Арета контролировала процесс. И перед моментом всплытия уничтожила часть информации. В том числе всё, что относилось к моей операции с мозгом. Умница! Откуда у меня шрам, опоясывающий шею, не знает никто, в том числе и Илона. И не узнают.
– Хорошие снимки, - похвалил я.
Он нацелил на меня пустые психоаналитические глаза. Наверное, он был лучшим в своей профессии. Ему приказали вывернуть меня наизнанку, сделать полнометражную копию моей души и представить ее в распоряжение… Не имеет значения, кого. Я им нужен, пока нет этого слепка. Который день он со мной мучается, отрезая кусочек за кусочком. Где-то у себя, по ночам, складывает из них картинку. Получается, - ничего особенного, каким был Сибирцев, таким и остался. Что само по себе подозрительно, но не обязывает… Он, психоаналитик, понимает, что я закрылся. Но никому не скажет. Иначе его просто дисквалифицируют и заменят. Придет другой, не такой стеклянный, потом еще… Я тоже никому не скажу, что он ничего не умеет. Он и это понимает. Такой у нас бессловесный уговор.
А потому его вопросы и мои ответы, показания датчиков и все прочее, - он мог бы их зафиксировать без меня и выложить своему шефу хоть на месяц вперед. Но будем соблюдать приличия и приступим.
Но на этот раз приличия отошли в сторону. Соображает аналитик! Он сделал замечательную подборку. На всех снимках – та самая Зеленая Тень. Тень «Шестого». Или «Седьмого» после Илоны.
– Знаете-ли, капитан…
Какой все-таки у него голос противный! Психоаналитик обязан располагать к себе всем, что у него снаружи, а этот… Нечто скрипучее, среднее между карканьем и кваканьем. Плюс глаза… Никакой он не психиатр, а скорее, - высокополномочный агент одного из Цехов.
– Знаете-ли, капитан, тень получается в результате слияния света и тьмы. Японцы обозначают тень звуком-иероглифом «кагэ». Этот иероглиф имеет еще смысл «отражение». И еще, - он может читаться и как «инь».
Молодец! Умница! Инь, ян… Он о двоичности мира. И о темной его стороне, откуда и приходят тени. Мне не пристало отвечать не соответственно:
– Знаете-ли, господин доктор, Арета преодолела множество дорог. И все они расположились между светом и тьмой. Мы не видели обочин. А на обочине обязательно, всегда и везде, кто-то да стоит, идет… К тому же Пустота просто переполнена миражами-иллюзиями.
Он согласно покивал, показывая, что полностью разделяет мою точку зрения на издержки дорожного движения в Пустоте.
– Компьютерный анализ снимков… Несомненно: тень эта принадлежит человеку, которые прошел с вами все ваши дороги.
Все-таки человеку! А я сомневался.
– Человек-невидимка? – удивился я, - Такое возможно?
Впрочем, Агуара недавно показал, что возможно. Но он не отбрасывал тени. И посему никто не может доказать, что Агуара-Тунпа хоть на секунду покидал гостеприимный коттедж.
– Мы воспроизвели примерные характеристики субъекта, не попавшего ни разу в объективы записывающих устройств. По секрету скажу: отождествления не получилось. Анализ предстартовой подготовки позволяет сделать один вывод: только Генеральный Конструктор мог внедрить в экипаж неучтенного… Как вы думаете?
Я подумал, что они включили и Сибруса в число своих потенциальных врагов. Старику одному противостоять Цеховой мафии будет трудновато.
– Да, на самом деле… К тому же, господин доктор, тень явно имеет зеленый оттенок…
– Что? Цвет здесь имеет значение?
– Цвет всюду имеет значение, - очень серьезно сказал я, - И мало того, он сообщает нам, что шпион Генерального был полупрозрачен и зеленый как изнутри, так и снаружи.
Пока он соображал, что будет докладывать наверх, я выбрал три характерных снимка, и демонстративно засунул их во внутренний карман своей унифицированной куртки. Одели нас образцово одинаково. И эксклюзивно, ничего такого никто раньше не видел. Видимо, спецзаказ: куртка и штаны ядовито защитного цвета, пропитанного светящимся в темноте агентом, плюс черные ботинки и кепи. Очень легко фиксировать местонахождение и днем, и ночью. Но Агуара обошел все системы контроля.
Встреча с психоаналитиком удалила из моего сердца и тоску, и печаль. Терпение тоже истощилось. Пришло время действовать.
Первое, что необходимо, - встретиться с Сибрусом. Вместе с Илоной. Почему-то я уверил себя, - он в ней разберется. Снимки не дают покоя. Аналитик прав, с нами был еще кто-то. Землянин или гость из Пустоты? Опять без Сибруса никак. Может, я и стал джинном, но своих новых возможностей не знаю. Они, - важно! – отличаются от возможностей Агуары. У штурмана нет шрама на шее, он не побывал там, где я, у него нет двойника в Пустоте. И с этим бы разобраться.
Тень может быть простым отражением чего-либо весьма далекого и не имеющего к нам отношения. Почему мне запрещен доступ к миниАрете? Начал скучать по Белому Йогу. Как он без меня? С ним тоже поговорить не помешает.
Выбираться из домзака надо всем вместе. И не забыть обезьянок. Прихватить бы копии записей нашего путешествия. Плюс документы группы, которая нас изучает. Нет, это лишнее.
Выбраться и спрятаться, пока не проясним ситуацию до конца. Иначе сидеть мне на лабораторном стеклышке до конца дней. И побыстрее надо спешить, - полиморфизм очень настораживает. На прежней Земле им не пахло.
Как жить в мире нестабильности? Формы, запахи, звуки, - всё плывет, качается, меняется… Сегодня, - одно, завтра – другое. Кошмар.
Как-то Сибрус упомянул о давно ушедшем предке-ученом. Циолковский… Тот утверждал: разум во Вселенной возник вместе с Большим Взрывом. Логично, - тупой хаос не может сам себя развивать и совершенствовать. Пустота, содержащая в себе все возможные материальные миры, не может быть неразумной. Амальгама на Зеркале, - неудачный образ.
Все тела приходят оттуда, и уходят туда же. Включая общенародную биомассу со всеми ее страстями и идеями. Циолковский говорил о разуме. А достижение всеобщего счастья на отдельно взятой планете, - идея увлекательная, но неразумная. Включая коммунизм в сегодняшней, барачно-цеховой форме.
Труп матери Геракла после ее смерти не нашли. Вместо него обнаружили камень. Большой силач Клеомед, спасаясь от наказания, спрятался в сундуке. Сундук взломали, но никого там не обнаружили.
Куда и как они исчезают?
Агуара тоже может. И я. И, возможно, остальные четверо. Но подавляющее большинство разлагается на органику, превращаясь в гумус. Интересно, кто-нибудь прикидывал, насколько мы питаемся сами собой? Ведь живем и пашем на забытых и исчезнувших кладбищах.
Но мой Разум! Ведь он способен на большее, чем тело. И, наконец, душа, оживляющая сердце…
Цеховые вожди и федеральные правители… Вот чего они возжелали, - подчинить себе процесс перехода. Определять каждому станцию назначения, выписывать проездной билет, разрешать или запрещать.
Представляю: прихожу к дверям Рая, а у меня требуют бумагу с печатью Айпуата. Веселая картинка.
Великий Сибрус впал в немилость.
На ежегодном сборе цеховых вождей и федералов он выразил пламенное недовольство сложившимся статус-кво.
– Земля людей на грани! Церковная война привела народы в тупик. Завтра будет поздно. Пришел день расставания с масками. Цеха, - упразднить, в федеральные органы призвать внецеховых людей…
В руках Генерального – ключи к вечности. Они в это верят и не забывают. Цена его превосходит стоимость его жизни.
Но я удивился: прежний Сибрус не имел революционных талантов. Я воспользовался опытом Агуары, но оставил за себя фантом. Раньше суток его не расшифруют. Сибруса «закрыли» неподалеку от Ареты.
– Я ждал тебя, Алекс, - коротко приветствовал он.
Пожалуй, внешне он не изменился.
– Сколько прошло времени? – задал я первый вопрос.
– Никто не знает. Да и неважно. Важно: определить глубину разлома, силу контраста.
Я понял: он хочет сравнить Землю сегодняшнюю с достартовой.
У него – отдельный дом. Деревянный, без ограды кругом. Вместо ограды – система запретов. Он не мог без сопровождения подойти и к Арете. Я огляделся. Он понял.
– Видеослежение? Да. Но я не боюсь. А ты – тем более.
Я улыбнулся: он прежний, соображает легко и быстро.
– После пребывания на Арете…
В том, что касается дела его жизни, он по-прежнему осторожен.
– После пребывания на Арете вы представления не имеете, что творится на планете. Простыми словами не объяснить. Мы заберем сейф с Ареты, и тогда… В моей памяти, - отрывки, кусочки… Трудно… Я кое-что расскажу, а ты сравни мой рассказ с тем, что помнишь. Твое сознание не деформировано и более достоверно.
За деревянными рамами окон блеснул оранжевый отсвет. По голым бревнам стен проплыли желтые пятна.
– Сейчас сменится погода. Пойдет то ли снег, то ли дождь. Будет то ли холодно, то ли жарко и душно.
Он расправил плотно облегающий шею высокий воротник свитера. Все тот же, протертый на локтях, из шерсти сибирской козы. Свитер старше, чем я.
– Надеюсь, ты разочаровался в Цехах? И на федеральную техноэлиту тоже не рассчитываешь. Два Цеха плюс объединение ничего не решающих государственных союзов… Землей правит могучая кучка олигархов духа. Единая диктатура. Все различия, разногласия, - маскировка. Компьютерный Тарантул – замечательное изобретение для осуществления единой власти. Я ничего не решаю.
Сибрус помрачнел. Он был уверен, что во время отсутствия Ареты Земля претерпела глобальные перемены. Они коснулись всего и всех, и потому не были замечены никем. Он подозревает, что прежде имел иное положение в иерархии земных авторитетов. И он прав. Сегодняшний Сибрус не пронесет на Арету и гаечного ключа без разрешительной бумажки.
– Космический колледж и Звездный Флот…
Вот! Звездный Флот! Не было при мне такого. А у них – никаких «надземельцев».
– Они подконтрольны Цехам. Федеральная собственность – фикция. Человек вне Цеха – изгой. Законов нет, территория поделена на зоны, где царят цеховые установления. Но разница между ними, - только в терминах. На каждого гражданина – реестр, хранимый Тарантулом. Реестр – это статус. Статус определяет права личности. От цвета шнурков на ботинках до килограммов мяса на месяц. Каждому – по рангу и заслугам. Кто определяет ранг и заслуги, я не знаю. Никто не знает. И никто знать не хочет. Кроме меня. Информационно-управленческая безличная сеть учитывает и распределяет все. В том числе потребности общества по отношению к Арете.
– Тарантул реализует Цеховые программы? Без участия федералов? – спросил я, - Но кто нас будет судить? Ведь дело к этому клонится?
– То есть? Как это судить? – Сибрус пришел в недоумение.
Я вначале тоже, но сориентировался и постарался объяснить:
– Проведут расследование, назначат обвинителя и защитника, судья всех выслушает и объявит приговор. Опираясь на параграфы действующего федерального закона.
– Да нет никакого такого закона! – возмутился он то ли моей неосведомленностью, то ли отсутствием закона, - Какой приговор? Система, конечно, интересная. В истории встречалась. У нас сегодня так: Цех загружает информацию в Сеть и предлагает Тарантулу подыскать решение в соответствии…
Примерно так я и думал! И уточнил:
– И много статей, то есть возможностей, у Тарантула?
– О-о! Вариантов миллиард. Может ограничить в правах потребления, переселить в иной регион, сменить вид труда…
– И никто не протестует?
– Так ведь учитывается всё! И все довольны.
Я задумался. К такому миру сразу не приспособиться. И спросил:
– И поэтому ты согласен с круглосуточной слежкой?
– Запись транслируется в Сеть. И уже Тарантул решает, что из записанного представить в распоряжение какого либо Цеха, или федералов, или отдельной личности. Думаю, система тотального наблюдения нужна прежде всего ему.
– Тарантулу? – я не то чтобы удивился, а изумился.
Несовпадений между тем, что было и тем, что имеется, накопилось во мне уже столько… Неужели полиморфизм? И связан он с поведением вакуума? И какое к этому имеет отношение миссия Ареты?
– Но ты – прежний! – сказал я, сомневаясь в этом утверждении, - Только память у нас немного разная. Возможно, трансформация не у вас, а у нас. С нами…
– Разберемся! – уверенно сказал Сибрус, - Сейф нам поможет. Кстати, он настроен только на тебя и меня. Больше никто им не сможет воспользоваться.
– И Тарантул?
– И он тоже. А к Арете, похоже, ключик остался у одного тебя.
– Что? И Арета?!
– Да. Вакуум-генератор отказывается работать. Там, - он указал пальцем в потолок, - возмущены и растеряны. Вот почему я заперт здесь. Думаю, они поставили на Арету слишком много. Какая-то крайне важная цель… Разберемся?
Я хотел было сказать, что уже разобрался, но промолчал. Все мои открытия требуют подтверждения фактами. Правда, факты земные потеряли стабильность. Тут Сибрус встал и как-то по-стариковски засуетился. Через пару минут на столе перед нами появились столовые приборы и он принялся раскладывать по тарелкам какую-то еду.
– Прости, я совсем забыл… Ты ведь голоден. Что будешь пить?
– Голоден? – я не сразу понял, - Да, наверное. Все равно…
Я не решился ему говорить, что все «мы» пьем-едим только затем, чтобы поменьше отличаться, чтобы… Ну, понятно. Заботливо подкладывая-подвигая ко мне то одно, то другое, Сибрус продолжал говорить о том, что считал первостепенным. Он не мог не понимать, что пришло время действия.
Как он по-хозяйски, прямо-таки по-отцовски ухаживал за мной! И я с неожиданным удовольствием откусывал, жевал, проглатывал. Это было приятно. По-хозяйски… У Сибруса, как и у меня, никогда не имелось своего собственного жилища. Он обитал там, где работал. Я сжился с Цеховым интернатом, потом Космоколледж, после – Надземелье. И мысли не было обзавестись чем-то. Романтика неба очаровала и меня, и Илону.
– При подготовке броска в вакуум я опирался и на законы симметрии. Главное здесь: представление о том, что наш мир, - отражение некоего иного, причинного мира. Грань между ними я назвал Зеркалом. Зеркало всех зеркал…
У меня кусок кроличьей колбаски в горле застрял, настолько точно он вышел на мои мысли, обретенные на Арете.
– Оно полупрозрачно, но видеть сквозь, проникать через него мы не в состоянии. Мы способны наблюдать многочисленные отражения. И в одном из них присутствовать. Возможно, ты вернулся не в то отражение. Или же наше отражение подверглось деформации. В чем причины…
– В нас самих! – твердо сказал я, - Мы всегда соответствуем тому, что имеем.
Сибрус посмотрел на меня с выражением, какого я не помнил. Тут было и уважение, и восхищение, и то, что можно определить как любовь… Посмотрел и как учитель на способного ученика, и как отец на оправдавшего надежды сына. Снова что-то новое…
И, чтобы подавить замешательство, я спросил:
– Чего же хотят от тебя верхи? – и повторил его жест пальцем в потолок.
– Им нужна дорога в иное отражение. В мир, где царит бессмертие.
Я понял: в нем нет сейчас его же знания о семи слоях Пустоты, о Грани Доступности. Многое ему придется открывать заново. Но есть в нем и то, чего не было. И когда два уровня сольются в один, мы с ним сможем показать такое…
За окном резко потемнело, ветер рванул ставни, по крыше и стеклам забарабанил крупный дождь.
|
