Дорнах, 20 июня 1924

Глубокой благодарностью отвечаю я господину гра­фу Кайзерлингу на высказанные им слова. Это не просто ощущение благодарности тех, кто может что-либо при­нять от антропософии; но это, в некоторой степени, дей­ствительно благодарность также и всего нашего антропо­софского движения, которую в наше теперешнее тяжёлое время должен вызывать каждый, кто принимает участие в делах антропософии, и такая благодарность может пере­живаться глубоко.

Поэтому как раз из духа антропософ­ского образа мыслей я хотел бы от всего сердца поблаго­дарить за прозвучавшие тут слова.

И глубоко отраден тот факт, что этот сельскохозяй­ственный курс может состояться именно здесь, в доме графа и графини Кайзерлинг. По моим прежним посеще­ниям я знаю, сколь прекрасно действующая атмосфера — я имею в виду, прежде всего, духовно-душевную атмосфе­ру — царит здесь в Кобервитце. И то, что живет здесь в этой духовно-душевной атмосфере, служит как раз наи­лучшей предпосылкой тому, о чём пойдёт речь в предсто­ящем курсе.

И если граф отметил, что для некоторых из присут­ствующих — в данном случае речь шла о наших эвритмистках, но это может относиться также и к другим гос­тям — те или иные здешние условия могут причинить неудобства, то в отношении той главной цели, ради кото­рой мы, собственно, здесь и собрались, я должен сказать: я уверен, что для предстоящего сельскохозяйственного курса мы нигде не могли бы найти лучшего места, чем здесь, на этой превосходной и образцово ведущейся усадьбе.

Ведь всему, что происходит на антропософском по­прище, присуща и способность, так сказать, иметь под­ходящее чувственное окружение. И совершенно несомнен­но, что для сельскохозяйственного курса здесь мы нахо­дим именно такое окружение.

Всё это и побуждает меня высказать всему дому гра­фа Кайзерлинга глубочайшую благодарность, которую, ко­нечно, разделяет и госпожа Штайнер, за то, что наши праздничные — я думаю, что они будут также и деловы­ми — дни мы можем провести именно здесь.

Я не могу не отметить также, что как раз благодаря тому, что мы нахо­димся здесь, в Кобервитце, в эти дни всем будет управ­лять земледельческий дух, тесно связанный с антропо­софским движением. Ведь именно граф Кайзерлинг с первых наших попыток, которые мы предпринимали в Штуттгарте на основе союза «Грядущий день» для разви­тия сельского хозяйства, проявил себя советом и делом, самоотверженным трудом, так что во всём, что мы могли делать в связи с сельским хозяйством, присутствовал его дух, глубоко сроднившийся с сельским хозяйством.

И в этом, сказал бы я, уже действовали из самой глубины на­шего движения те силы, которые ныне естественным об­разом собрали нас здесь в Кобервитце, в тот момент, когда граф пожелал нас пригласить. Поэтому, полагаю, можно утверждать, что каждый из присутствующих охотно при­ехал сюда для участия в предстоящих занятиях.

Вот поче­му все мы, прибывшие сюда, приносим глубокую благо­дарность, и я охотно её высказываю, всем членам этого дома, изъявившим свою готовность принять нас здесь с нашими устремлениями в эти дни.

Что касается меня, я ощущаю сердечную благодар­ность, и я прошу всех домашних графа Кайзерлинга при­нять её от меня совершенно особым образом. Я знаю, что это такое — в течение многих дней принимать такое мно­жество посетителей с таким гостеприимством, которое я здесь чувствую.

И моя благодарность приобретает осо­бый оттенок, потому что я полностью представляю себе все трудности проведения такого мероприятия в доме, расположенном далеко от города.

И я уверен, что каковы бы ни были неудобства, о которых говорил здесь наш хозяин, выступая, разумеется, в данном случае как пред­ставитель не внутреннего содержания, а внешних усло­вий проведения курса — каковы бы ни были эти неудоб­ства, но при всех обстоятельствах каждый из нас уедет отсюда довольный гостеприимным приёмом.

Будете ли вы удовлетворены самим содержанием курса — это, наверное, всегда вопрос для обсуждения, хотя мы постараемся сделать всё, чтобы в последующие дни во всякого рода дискуссиях о сказанном достигнуть согла­шения.

Ибо вы должны принять во внимание, что хотя уже давно с разных сторон высказывалось пожелание про­вести такой курс, всё же теперь я впервые выступаю с таким курсом из лона антропософского движения. Такой курс предъявляет разнообразные требования, ибо само его содержание покажет, насколько интересы сельского хо­зяйства со всех сторон сплетены с обширнейшим кругом человеческой жизни.

Вряд ли найдётся хотя бы одна об­ласть жизни, никак не связанная с сельским хозяйством. С той или иной стороны, в той или иной точке пересече­ния, но все интересы человеческой жизни связываются с сельским хозяйством. Разумеется, здесь мы можем кос­нуться только центральной сферы сельского хозяйства как такового.

Однако это как бы само собой выведет нас на многие сопутствующие вопросы, рассмотрение которых оказывается необходимым, поскольку всё, что здесь будет затронуто, должно быть освещено на основе антропосо­фии.

Особенно же вы должны мне простить, если сего­дняшнее введение затронет настолько широкий круг тем, что, может быть, не всем тотчас же станет ясна связь между этим введением и теми сельскохозяйственными частно­стями, которые нам следует обсудить. Но то, что должно быть тут возведено, будет опираться на высказанные сего­дня и лишь кажущиеся чем-то отдалённым соображения.

Именно сельское хозяйство совершенно определён­ным образом, серьёзным образом пострадало в ходе всей духовной жизни современности. Видите ли, духовная жизнь нашего нового времени именно в хозяйственной области приняла разрушительные формы, всё разруши­тельное действие которых ещё очень многими людьми не ощущается.

Желание противодействовать этим разруши­тельным силам было целью предприятий, созданных членами нашего антропософского движения. Их создава­ли предприниматели и коммерсанты; однако они не смогли всесторонне развить то, что, собственно, было первона­чальным замыслом. Не смогли просто потому, что в нашей современности слишком много сил, противостоящих правильному пониманию такого рода вещей.

Отдельный человек часто беспомощен против действия этих мощных сил. И потому-то самое существенное и первоначальное, что было заложено в этих хозяйственных попытках, вы­шедших из лона антропософского движения, это самое существенное до сих пор даже не стало предметом обсуж­дения. Ибо о чём здесь практически шла речь?

Поясню это на примере сельского хозяйства, чтобы мы могли говорить не в общей форме, а конкретно. Сей­час выходит много книг по, так называемой, национал-экономии; в них всегда имеется глава о сельском хозяй­стве, освещаемом с социал-экономической точки зрения.

Авторы рассуждают о том, как надо построить сельское хозяйство на основе социал-экономических принципов. Есть сочинения, специально трактующие о социал-экономических идеях организации сельского хозяйства. Всё это в целом — и лекции по национал-экономии, и подобного рода книги — явный вздор.

Но этот явный вздор изучают сегодня в широких кругах. Ибо всякому, само собой разумеется, должно быть ясно, что о сельском хозяйстве, в том числе и о его социальной стороне, можно говорить, лишь предварительно изучив самый предмет сельского хозяйства, лишь конкретно представляя себе, что такое свекловодство, картофелеводство, как выращивать зерновые культуры и так далее.

Без этого знания нельзя рассуждать об экономических принципах сельского хозяйства. Эти вещи можно устанавливать, исходя из существа дела, а не из предвзятых теоретических рассуждений. Если сегодня сказать подобное людям, которые в университете в кругу коллег знакомятся с национал-экономией применительно к сельскому хозяйству, они сочтут подобные утверждения абсурдом, потому что им всё представляется ясным.

Но это не так. О сельском хозяй­стве может судить только тот, кто основу своего сужде­ния черпает в поле, в лесу, в уходе за животными. Следовало бы просто прекратить всякую болтовню о на­ционал-экономических теориях, не вытекающих непосред­ственно из сущности дела.

До тех пор, пока не признают пустой болтовнёй подобные теоретические рассуждения, парящие над реальными фактами, нельзя ожидать ничего обнадёживающего ни в сельском хозяйстве, ни в какой-либо иной области.

И если полагают, что можно рассуждать о вещах с различнейших точек зрения, даже ничего не смысля в них практически, то это происходит потому, что и в са­мих-то отдельных сферах жизни люди не могут заглянуть в глубинные основы.

Рассматривая, например, свеклу саму по себе, мы узнаем, как она выглядит, легко ли поддается резке, какова её окраска и составные части — всё это мы можем описать. Но со всем этим мы ещё очень далеки от понимания свеклы, и, прежде всего, от понимания её живой взаимосвязи с почвой, с сезоном её созревания и тому подобным — а об этом необходимо иметь ясность.

В связи с другими сферами жизни я не раз пользо­вался таким сравнением: вы видите магнитную стрелку, вы замечаете, что она всегда указывает одним концом на юг, другим — на север. Размышляя о причинах этого яв­ления, мы находим их не в самой стрелке, но связанными с Землёй в целом, поскольку на одной стороне северный магнитный полюс, а на другой стороне южный магнит­ный полюс.

Если мы захотим в самой стрелке искать при­чину её своеобразного поведения, то наговорим много глупостей. Ибо положение магнитной стрелки можно понять, только зная, как она взаимосвязана с земным шаром в целом. Но то, что в отношении магнитной стрелки предста­ёт явной бессмыслицей, во многих других случаях кажет­ся людям вполне осмысленным.

И всё же рассматривать свеклу, растущую в поле, только как таковую, в этих уз­ких границах её существования — бессмысленно, ибо свек­ла эта в своём росте и развитии зависит от множества процессов, происходящих вовсе не на Земле, а в косми­ческом окружении Земли.

А ведь многое в практической жизни часто объясняется и направляется так, как будто мы имеем дело с узко ограниченным предметом, а не с влияниями, исходящими от Вселенной. Многим сферам жизни это принесло большой вред.

И этот вред был бы ещё больше, если бы наперекор, я сказал бы, всей новей­шей науке в людях не действовал бы ещё определённый инстинкт, остатки которого сохранились с тех времен, когда в людях действовали инстинкты, а не научные зна­ния.

Так, например, есть люди, которым врач прописал, сколько грамм мяса и сколько грамм капусты, овощей и прочего они должны потреблять согласно законам фи­зиологии человека — некоторые люди завели весы и взве­шивают всё, что кладут в тарелку; конечно, люди вправе подобное знать, но я всегда думаю: как же это хорошо, что такой человек всё же испытывает голод, когда всех этих взвешенных количеств пищи оказывается недоста­точно, хорошо, что этот инстинкт ещё сохранился.

Так же и в области сельского хозяйства такое ин­стинктивное знание было, в сущности, основой всех дей­ствий человека, пока и в эту область не явилась наука. И надо сказать, что это инстинктивное знание давало иногда очень верные указания; и теперь еще, читая старинный крестьянский календарь, можно поражаться, насколько мудры и понятны описанные в нем приметы.

Ибо чело­век имел возможность следовать этому инстинктивному знанию, не впадая в суеверия. Поскольку наряду с удиви­тельно глубокими и верными положениями, касающими­ся, скажем, сева и жатвы, мы встречаем то тут, то там такие, например, шутливые приметы: кукарекает петух на навозной куче — будет дождик — а может, и не будет!

И повсюду в этих старинных присказках вкраплены не­обходимые дозы юмора, позволяющие отбрасывать суе­верия.

С антропософской же точки зрения речь здесь дейст­вительно идёт не о том, чтобы возвращаться к древнему инстинктивному знанию, но мы можем, исходя из более глубоких духовных основ, найти те верные положения, которые инстинктивное знание, ставшее в наше время ненадёжным, всё менее и менее способно нам давать.

Для этого необходимо, прежде всего, очень сильно расширить самые границы изучения вопросов жизни растений, жи­вотных, а также жизни самой Земли — очень сильно рас­ширить эти границы, вовлекая в них явления космичес­кого порядка.

Ведь, с одной стороны, несомненно, можно в триви­альном смысле не связывать дождливую погоду с фазами Луны, но здесь есть и другая сторона. По другим поводам я не раз упоминал о таком случае: в Лейпциге некогда жили два профессора.

Один, Густав Теодор Фехнер, чело­век, обладавший очень верным взглядом на многие вещи духовного порядка, на основе внешних наблюдений не считал пустым суеверием мысль, что дождливые и засуш­ливые периоды как-то связаны с Луной и её движением вокруг Земли. Эту связь он считал несомненной на осно­ве статистических данных.

Его же коллега, знаменитый профессор Шлейден, в ту эпоху, когда подобными веща­ми пренебрегали, полностью отвергал всё это, основыва­ясь на научных данных. Но у обоих профессоров лейпцигского университета были жёны. И Густав Теодор Фех­нер, человек, склонный к юмору, сказал как-то: «Пусть наш спор решают наши жёны».

В то время в Лейпциге была особая ситуация. Воду, необходимую для стирки, было не так-то просто раздобыть. Её приходилось достав­лять издалека. И все хозяйки, выставляя ведра и бочки, старались собрать побольше дождевой воды.

Так же по­ступали и госпожа Фехнер, и госпожа Шлейден. Но у них было недостаточно места, чтобы выставлять свои бочки одновременно.

И профессор Фехнер сказал: «Если мой почтенный коллега прав, то пусть госпожа Шлейден вы­ставляет свои бочки тогда, когда по моим данным о лун­ных фазах можно ожидать сухой погоды, а моя жена бу­дет выставлять свои бочки тогда, когда по моим данным более вероятен дождь. Если всё это вздор, то госпожа Шлейден не станет возражать».

— Но оказалось, что гос­поже Шлейден это не понравилось, и она предпочла ру­ководствоваться данными профессора Фехнера, а не своего супруга.

Вот как бывает. Научное знание может быть и вер­ным, но практика не может целиком на него положиться. Мы не собираемся обсуждать эту тему в таком шутливом тоне, мы будем говорить серьёзно. А этот анекдотичес­кий случай должен лишь напомнить, что нам следует смот­реть несколько дальше, чем это бывает обычно.

Особен­но же в данном случае, когда речь идёт о том важнейшем, что только и делает возможной для людей физическую жизнь на Земле, то есть о сельском хозяйстве.

Не знаю, насколько всесторонне сможет удовлетво­рить нас то, что может уже сейчас быть сказано из антро­пософии. Но мы попытаемся здесь рассказать о том, что может антропософия дать сельскому хозяйству.

Этим я хотел бы, прежде всего, указать на то, что в нашем земном существовании является наиважнейшим для сельского хозяйства. В настоящее время обычно, го­воря о чём-либо, главное внимание обращают на хими­ко-физический состав вещей.

Мы же здесь положим в основу нашего изучения не физико-химический состав вещей, а нечто, что стоит за физико-химическим соста­вом, но, тем не менее, имеет особо важное значение в жизни растений, с одной стороны, и в жизни животных, с другой.

Видите ли, наблюдая жизнь людей, а до некото­рой степени также и животных, мы замечаем значитель­ную эмансипацию человеческой и животной жизни от окружающего мира. И чем ближе мы поднимаемся к че­ловеку, тем эта эмансипация сильней.

В жизни человека и животных мы находим явления, которые нам в настоящее время кажутся совершенно независимыми от каких-либо внеземных или непосредственно окружающих Зем­лю атмосферных и тому подобных влияний. И это не толь­ко кажется, но несомненно так и есть в отношении очень многого в человеческой жизни.

Разумеется, нам извест­но, что при определённых атмосферных условиях боли от некоторых болезней усиливаются. Гораздо менее извест­но, что определённые болезни или иные процессы в ор­ганизме протекают, подчиняясь ритмам, подобным рит­мам некоторых процессов, протекающих во внешней при­роде.

Но их начало и конец не совпадают с началом и концом природных процессов. Достаточно вспомнить, что одно из важнейших явлений жизни, женские регулы, про­текают в ритмах, подобных фазам Луны.

Но начало и конец этих процессов не совпадают. Есть много других, более тонких явлений, как в мужском, так и в женском орга­низме, которые в своем течении повторяют ритмы при­родных явлений.

И если бы мы могли гораздо ближе и глубже загля­нуть в эти вещи, то многое, совершающееся, например, в социальной жизни, было бы лучше понято в связи с пра­вильным пониманием периодичности солнечных пятен.

Но на это не обращают внимания, потому что те или иные социальные явления, отражающие периодичность солнеч­ных пятен, начинаются не тогда, когда появляются сол­нечные пятна, и заканчиваются не одновременно с их прекращением; они эмансипировались. Они подчиняют­ся той же периодичности, тем же ритмам, но сделали это своим собственным внутренним ритмом; они эмансипиро­вались и не совпадают во времени.

Когда мы говорим: человеческая жизнь — микрокосмос, она подобна макро­космосу, — кто-то может ответить: «Это вздор».

Если мы отмечаем, что для некоторых болезней характерен семи­дневный ритм лихорадочного состояния, нам говорят: «Но если это связано с ритмами внешней природы, то и болезнь должна была бы начинаться вместе с определёнными процессами природы, протекать параллельно и заканчиваться вместе с ними».

— Так не бывает, лихорадка точно выдерживает внутренний ритм, хотя её начало и конец во времени не совпадают с началом и концом природного процесса.

Для человека эта эмансипация от Космоса произо­шла почти во всём. Для животных она уже меньше, рас­тительный же мир в высокой степени включен во всеоб­щую природную жизнь, также и внеземную. Поэтому не может быть никакого понимания жизни растительного мира, если упускается из вида, что всё существующее на Земле есть, в сущности, отражение того, что происходит в Космосе.

У человека эта связь скрыта потому, что он в ходе своей эволюции эмансипировался. Он несёт в себе только свой внутренний ритм. Для растительного же мира эта связь ещё в высшей степени действенна. На это я и хочу сегодня во вступительных словах обратить ваше внимание.

Видите ли, наша Земля в небесном пространстве на­ходится в окружении Луны и других планет солнечной системы. В древнем инстинктивном знании, когда Солн­це причислялось к планетам, признавалась следующая их последовательность: Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер, Сатурн.

Теперь я хотел бы, не касаясь астрономических взаимосвязей, обратить внимание на планетарную жизнь, и именно на то, что в этой планетар­ной жизни связано с земной. Вглядываясь в жизнь Земли в её самых общих чертах, мы прежде всего должны отме­тить тот факт, что в этой земной жизни огромнейшую роль играет всё то, что я хотел бы обозначить как жизнь кремниевой субстанции в мире.

Кремниевую субстанцию, заключённую в кристаллическую форму в виде призм и пирамид, вы встречаете, например, в нашем чудесном кварце. Здесь, в кристаллах кварца, вы видите кремние­вую субстанцию, связанную с кислородом; удалив же мыс­ленно этот кислород, связанный с кремниевым в кварце, вы получите так называемый силициум, кремний.

Так мы имеем эту субстанцию, причисляемую ныне в химии к элементам — к кислороду, азоту, водороду, сере и тому подобному — этот кремний, который соединяется с кислородом, так мы имеем кремень как химический элемент.

И мы не должны забывать, что то, что живёт в кварце как кремний, составляет двадцать семь — двадцать восемь процентов всего вещества земной поверхности. Все про­чие химические элементы содержатся на Земле в мень­ших количествах; только кислород составляет сорок семь — сорок восемь процентов. На Земле имеется чрезвычайно много кремния.

Однако известно, что кремний, когда он содержится в таких горных породах, как кварц, выступает в такой форме, что если рассматривать внешнюю материю, зем­ную поверхность вместе с растительным миром — об этом обычно забывают — то его роль представляется незначи­тельной.

Ибо он нерастворим в воде. Он свободно про­пускает воду. Так что с обычными, общераспространён­ными условиями жизни он, по-видимому, мало связан. Но вот возьмём растение полевой хвощ, Equisetum.

В нём мы найдём до девяноста процентов кремнекислоты, той самой, которая содержится в кварце, но в очень тонком распылении. Из этого уже можно заключить, какое ог­ромное значение в жизни Земли должен иметь кремень, кремний. Почти половина всего, что мы встречаем на Земле, состоит из кремня.

И удивительнее всего, что его присутствие до сих пор так мало замечается; даже там, где он мог бы оказать ис­ключительно благотворное действие, его не замечают.

В антропософской медицине кремниевая субстанция со­ставляет существенную часть очень многих лечебных пре­паратов. Кремнекислота применяется в лечении обширной группы болезней, внутрь или в виде лечебных ванн.

Ибо почти всё, что в ряде заболеваний проявляется в ненор­мальном состоянии органов чувств — не заложено в самих органах чувств, а проявляется в органах чувств, в том числе и в иннервационной системе, что тут или там вызывает в органах болевые ощущения — всё это примечательным образом подвержено влиянию именно кремния.

И вообще силиций, кремний играет огромнейшую роль в том, что можно назвать старинным термином «хозяйство природы». Ибо кремний содержится не только в кварце и других горных породах; в чрезвычайно тонком распылении он содержится и в атмосфере.

В сущности, он содержится повсюду. Почти половина, сорок восемь процентов* предоставленной нам в пользование Земли состоит, собственно, из кремня. Но в чём же заключается его роль? Попробуем гипотетически поставить этот вопрос.

Представим себе, что содержание кремниевой суб­станции в нашем земном окружении уменьшилось бы вдвое. Тогда все растения в той или иной мере приняли бы пирамидальные формы. Процессы цветения оказались бы подавленными, и почти все растения приняли бы пред­ставляющиеся нам столь ненормальными кактусоподобные формы.

Зерновые растения выглядели бы совсем смешно: стебли стали бы внизу толстыми, даже мясисты­ми, а колосья неразвитыми, полновесные колосья совсем исчезли бы.

Так обстоит дело с одной стороны. С другой сторо­ны, мы находим на Земле столь же повсеместно, хотя и не в столь большом количестве, как кремниевую субстан­цию, известь и родственные ей вещества — кальциевую, калиевую, натриевую субстанции.

Если бы, в свою оче­редь, этих веществ оказалось бы на Земле меньше, чем их имеется теперь, мы получили бы растения с очень тон­ким стеблем, растения, которые в большинстве своём име­ли бы изогнутые стебли, мы получили бы лишь вьющие­ся растения.

Растения эти хотя и цвели бы, но давали бы в основном пустоцветы и не содержали бы в себе ценных питательных веществ. Только в равновесии, во взаимо­действии этих двух сил — поскольку я хотел бы остано­виться на этих двух субстанциях — во взаимодействии известковых и кремниевых субстанций может процветать растительная жизнь в той форме, в какой мы её теперь знаем.

Пойдём теперь дальше. Всё, что живёт в кремниевой субстанции, обладает силами, происходящими не от Земли, а от так называемых удалённых от Солнца планет — Мар­са, Юпитера, Сатурна. То, что исходит от этих планет, окольным путём, через кремниевые и родственные им субстанции воздействует на жизнь растений.

И от планет, близких к Земле — Луны, Меркурия, Венеры — околь­ным путём, через известковые вещества, действуют силы на растительный, а также и на животный мир Земли. Таким образом, о любой пашне можно сказать: здесь действуют кремниевое начало и известковое начало. В кремниевом действуют силы Сатурна, Юпитера, Марса, в известко­вом — силы Луны, Венеры, Меркурия.

Имея всё это в виду, взглянем теперь на сами расте­ния. В жизни растений мы должны наблюдать двоякое. Во-первых, то, благодаря чему как весь растительный мир в целом, так и отдельные виды растений сами поддержи­вают своё существование, то есть силы воспроизведения, размножения — то, благодаря чему растения способны воспроизводить себе подобных. Это одно.

И второе: рас­тения, как существа сравнительно низшего царства при­роды, служат пищей для существ более высоких царств природы. Эти два течения в жизни растений, на первый взгляд, мало связаны между собой.

Ибо в процессах раз­вития растений от материнской особи к дочерним, вну­чатым и дальнейшим потомкам для формообразующих сил природы может быть совершенно безразлично, едим ли мы эти растения и, таким образом, питаемся, или нет.

Здесь проявляются две совершенно различные линии ин­тересов. Однако во взаимных связях между силами при­роды дело обстоит так, что всё связанное с силами вос­производства, с ростом и размножением, всё, что в рас­тительном мире содействует смене поколений, несёт в себе влияния космических сил Луны, Венеры, Меркурия, дей­ствующих на Землю окольным путём через известковые вещества.

Рассматривая растения не как средство пита­ния, а просто как нечто репродуцирующееся, нам следует обратить внимание на космическое воздействие сил Ве­неры, Меркурия, Луны; они участвуют в том, что суть репродуктивное в сущности растений на Земле.

Если же растения являются преимущественно сред­ством питания, если развитие их собственной субстанции направляется так, чтобы они могли служить пищей жи­вотным и человеку, то в этом участвуют силы Марса, Юпитера и Сатурна, действующие окольным путём через кремниевые вещества. Кремниевые вещества как бы рас­крывают растениям дали Вселенной и пробуждают орга­ны чувств растений к тому, чтобы они могли восприни­мать из всей окружающей Вселенной воздействия даль­них планет — Марса, Юпитера, Сатурна.

Из окружения же Луны, Венеры, Меркурия, напротив, растения воспри­нимают то, что делает их способными к размножению. На первый взгляд это противопоставление кажется до­стоянием чистой науки, далёкой от практики. Но такого рода вещи, полученные из таких более обширных гори­зонтов познания, сами собой ведут нас от чистого позна­ния к практике.

Теперь спросим себя: поскольку от Луны, Венеры, Меркурия приходят на Землю силы, и силы эти действу­ют в жизни растительного мира, чем же это действие уси­ливается и чем в той или иной степени ослабляется? От­чего усиливается действие Луны или Сатурна на жизнь растений и от чего оно ослабляется?

Наблюдая годовой кругооборот, встречаем дни дожд­ливые и не дождливые. Современного физика в явлении дождя интересует, в сущности, только количество выпадающей на Землю влаги. И сама вода для него — абстрактное вещество, состоящее из водорода и кислоро­да; он знает воду только как нечто, состоящее из водоро­да и кислорода.

Если разлагать воду электролизом, она распадается на два элемента, из которых один обладает такими-то и такими-то свойствами, а другой — такими-то и такими. Но этим далеко не исчерпывается всё, что можно сказать о воде.

Вода таит в себе много другого, помимо того, чем она является как химическое соедине­ние водорода с кислородом. Главное свойство воды — служить проводником на Землю тем силам, которые ис­ходят, например, от Луны.

Вода действует как распределитель лунных сил в земном царстве. Между Луной и водой на Земле существует определённая связь. Представим себе: только что прошли дожди. За дождливыми днями насту­пило полнолуние.

Благодаря силам, приходящим с Луны во время полнолуния, на Земле происходит нечто колос­сальное: эти силы устремляются во все процессы роста во всём растительном мире. Они не могут так устремиться, если этому не предшествовали дожди. Можно, следова­тельно, поставить вопрос: имеет ли какое-либо значение, если время сева выбрать после того, как прошли дожди и наступает полнолуние, или можно сеять в любое время?

Разумеется, и в этом случае будут всходы. Но вопрос сто­ит так: выбирая время сева, следует ли руководиться со­отношением дождливых дней с наступлением полнолу­ния, поскольку действие лунных сил у определённых видов растений проявляется пышно и сильно после дождливых дней, а после солнечных — слабо и скудно?

Такого рода наблюдения заложены в старинных крестьянских приме­тах. Человек произносил присказку-примету и знал, что ему делать. Теперь эти приметы стали суевериями, а на­учного познания этих вещей ещё нет, и нет желания над этим потрудиться.

Далее: мы видим, что Земля со всех сторон окружена атмосферой. Воздух атмосферы, помимо своей газообраз­ности, имеет ещё свойство быть иногда тёплым, иногда холодным. В некоторых случаях в воздухе обнаруживает­ся значительное скопление тепла, так что напряжение ста­новится слишком сильным и разряжается гроза. Как же обстоит тогда дело с теплом?

Духовное наблюдение пока­зывает, что если вода никак не связана с кремниевыми субстанциями, то атмосферное тепло, напротив, тесней­шим образом с ними связано. Именно тепло особенно усиливает действие сил, заключённых в кремниевых ве­ществах. Это те силы, которые исходят от Сатурна, Юпи­тера, Марса.

Эти силы Сатурна, Марса и Юпитера приходится совсем иначе принимать в расчёт, чем силы Луны. Вспомним: Сатурну требуется тридцать лет, чтобы обойти вокруг Солнца, а Луна возвращается в свою фазу всего за тридцать, точнее двадцать восемь дней.

С
атурн видим для нас только 15 лет, его влияние должно совсем иначе связываться с ростом растений на Земле. Однако силы Сатурна действуют не только тогда, когда его свет падает прямо на Землю, но и тогда, когда его лучам при­ходится проникать сквозь толщу Земли.

Медленно обходя в течение тридцати лет вокруг Солн­ца, Сатурн в одни периоды прямо действует на опреде­лённый участок земной поверхности (см. рис.), в другие же периоды его действие на тот же участок должно про­ходить сквозь толщу Земли.

И всегда действие сатурнических сил на жизнь растений зависит от теплового со­стояния воздуха. В холодном воздухе их действие слабее, в тёплом — сильнее.

Что же они делают? В чём видим мы их проявление в жизни растений? Их влияние мы замеча­ем не в жизни однолетних растений, появляющихся и погибающих в течение одного годового кругооборота, оставляющих после себя лишь семена.

То, что сатурнические силы с помощью сил тепла сообщают нашей Земле, мы замечаем, наблюдая многолетние растения. Действие этих сил, которые; окольным путём, через тепло вступают в растительный мир, мы видим в древесной коре и лубе — во всём том, что делает растение многолетним.

Однолетняя жизнь растения, ограниченность расте­ния коротким жизненным сроком связаны с действием планет, имеющих короткий период обращения. Напро­тив, то, что вырывается из этого круга скоропреходящей жизни, что окружает деревья лубом, корой, что даёт им длительность жизни — всё это связано с силами тех пла­нет, которые действуют в растительном мире Земли, поль­зуясь силами тепла и холода.

Это планеты с длительным периодом обращения, как Сатурн — тридцать лет, Юпи­тер — двенадцать лет. Поэтому когда мы желаем поса­дить дуб, имеет значение наше знакомство с периодами обращения Марса.

Ибо дуб, правильно посаженный в со­ответствующем периоде обращения Марса, будет возрас­тать иначе, чем дуб, который посажен без всякой мысли о космических силах, а считаясь только с соображениями собственного удобства.

Или же другой пример: хвойные породы, в произрастании которых сатурнические силы иг­рают очень большую роль. Хвойный лес, посаженный во время так называемого восхождения Сатурна, будет раз­виваться иначе, чем такой же лес, посаженный в другое время.

Кто прозревает эти вещи, может по наличию или, наоборот, отсутствию определённых явлений, связанных с ростом и развитием растений, точно определить, было ли в данном случае то или иное сделано с пониманием действия космических сил, или нет. Ибо то, что не вы­ступает так явно пред нашим взором, всё же обнаружива­ется в более тонких и глубоких явлениях жизни.

Допустим, например, что мы сжигаем в виде дров деревья, посаженные на Земле без учёта космических пе­риодов. Такие дрова не дадут нам того здорового тепла, которое мы получили бы, сжигая деревья, посаженные с пониманием этих периодов.

Как раз в самых тонких, ин­тимных условиях повседневной жизни, в которую подоб­ные вещи так глубоко внедряются, обнаруживается вели­чайшее их значение. Но повседневная жизнь людей стала теперь почти совершенно бездумной.

И люди очень до­вольны, что им нет надобности думать о подобных ве­щах. Люди охотно воображают, что всё должно идти само собой, подобно машине; для этого создаются соответст­вующие приспособления, стоит включить машину, и дело пойдёт.

И думают в материалистическом духе, что так же всё происходит и во всей природе. Но из-за этого прихо­дят к таким вещам, которые весьма затрудняют практи­ческую жизнь. Возникают большие загадки. Почему, на­пример, невозможно в настоящее время поесть такого картофеля, который мне случалось есть в юности?

Это действительно так, я пробовал картофель повсюду. Нет такого картофеля даже там, где в те времена он был. В ходе времени многие пищевые продукты ухудшились по своей внутренней питательной силе.

За последние деся­тилетия это обнаруживается нагляднейшим образом. Это, происходит потому, что совершенно утрачено понимание тончайших связей, действующих во Вселенной, знание о которых надо искать в тех направлениях, которые сегод­ня я только наметил.

Я хотел лишь указать, где лежат вопросы, далеко выходящие из круга привычных точек зрения. В дальнейшем мы не только продолжим рассмот­рение этих наших положений, но и углубим их в сторону практики.