Дорнах, 20 июня 1924

Вопрос: Можно ли способ борьбы, указанный для нематоды, применить также против других насекомых? Я имею в виду против всех вредных насекомых.

Позволительно ли такими методами, так вот запросто уничтожать растительную и животную жизнь на боль­ших площадях? Ведь это может привести к большим злоупотребле­ниям. Здесь должна быть поставлена граница, чтобы человек не мог распространить своё разрушительное действие на весь мир.

Д-р Штайнер: Вопрос о допустимости того или иного действия стоит на самом деле так: представим, что мы на этом остановимся, что такие вещи будут запрещены — сейчас я пока оставлю в стороне этическую, оккультно-этическую сторону вопроса.

Тогда должно будет произойти то, на что я не раз указывал: сельское хозяйство в циви­лизованных странах будет всё ухудшаться и ухудшаться. И это будет выражаться не только в тех или иных частич­ных и местных явлениях, таких как голод и дороговизна, но эти явления станут всеобщими и повсеместными.

И это произойдёт вовсе не в далеком будущем, так что уже теперь нет другого выбора: или предоставить человечес­кой цивилизации на всей Земле идти к своей гибели — или постараться внести такие изменения, которые дали бы Земле новые силы плодородия.

И перед лицом этой необходимости у нас уже, собственно, нет иного выбора. Так можем ли мы дискутировать о том, позволительны ли предлагаемые меры или нет? Однако, с другой стороны, этот вопрос должен быть поставлен, действительно, не­обходимо подумать о том, чтобы, применяя такого рода методы, создать вместе с тем нечто вроде клапана против злоупотреблений.

Несомненно, если такие вещи станут всеобщими, они, конечно, могут привести к злоупотреб­лениям. Это совершенно ясно. Но надо сказать, что на Земле были такие культурные эпохи, когда подобные вещи были известны людям и широко применялись. Но вместе с тем удавалось удерживать это знание в той части чело­вечества, которая сознавала свою строгую ответственность, так что злоупотреблений не возникало.

Величайшие зло­употребления в таких вещах возникали тогда, когда в дан­ную эпоху вообще складывались условия, при которых становились возможными ещё большие злоупотребления в других областях жизни, потому что те же силы действо­вали во всём.

Так было в определённые поздние периоды истории Атлантиды, когда величайшие злоупотребления вызвали величайшую катастрофу. В целом я могу сказать: разумеется, вполне обосновано обыкновение ограничить знание подобных вещей узким кругом людей, не делать его всеобщим достоянием, но в наше время это почти невозможно.

В наше время трудно удержать знание в узком кругу. Узкий круг сейчас же стремится тем или иным способом выпустить своё знание наружу. Пока не было книгопечатания, это было легче; пока большинство лю­дей не умели писать, это тоже было легче.

А теперь почти на любой доклад, предназначенный для узкого круга, сей­час же приглашают стенографа. Я никогда не любил сте­нограмм. Со стенографом приходится смиряться. Было бы лучше, если бы его не было. Я говорю, разумеется, именно о стенографировании, а не о лицах.

Но не должны ли мы, с другой стороны, считаться с совсем другой необходимостью — с необходимостью мо­рального совершенствования всей человеческой жизни? Только это может быть панацеей против всяких злодея­ний, моральное совершенствование всей человеческой жизни.

Наблюдая ряд явлений современности, легко стать пессимистом. Но ведь во всём, что касается морального совершенствования жизни, никак нельзя ограничиваться просто рассмотрением фактов, здесь необходимы мысли, всегда пронизанные импульсом воли.

Мы должны, в сущ­ности, всегда обдумывать, что мы можем сделать для мо­рального совершенствования человеческого существа. И это тоже может исходить от антропософии, и если бы образовалось такое объединение, которое ставило бы своей целью служить неким целебным средством против зло­употреблений, если бы можно было учредить такое объ­единение, против этого нечего было бы возразить.

Ведь в природе всегда получается так, что хорошее может стано­виться вредным. Подумайте, ведь если бы не было дейст­вия лунных сил внизу, то их не было бы и наверху.

Но они должны быть, должны действовать. И нечто, что в одной области в высшей степени желательно и необходи­мо, в другой области оказывается вредным. То, что ариманически действует в земной сфере, вредно именно по­тому, что действует в земной сфере. В сфере же чуточку более высокой — оно действует весьма хорошо.

Что же касается другого вопроса, то действительно всё, сказанное о борьбе с нематодой, верно также и в отношении других насекомых. Это верно вообще для всего мира низших беспозвоночных животных, тех, для ко­торых характерна ганглиозная нервная система, а спин­ной мозг отсутствует. Где есть спинной мозг, надо сни­мать шкурки; где имеется лишь брюшная цепочка ганглиев, надо сжигать целиком.

Вопрос: И
меется ли в виду дикорастущая ромашка?

Д-р Штайнер: Та ромашка, у которой лепестки свисают вниз. У неё лепестки направлены не кверху, а книзу. Это дико растущая по обочинам дорог Chamomilla officinalis.

Вопрос: У крапивы тоже берут только цветы?

Д-р Штайнер: У крапивы можно брать также и листья, всё расте­ние, когда оно цветёт, но без корня.

Вопрос: Можно ли брать так называемую собачью ромашку, встречаю­щуюся на полях?

Д-р Штайнер: Этот вид более родственен тому, который нам требу­ется, чем тот, который нам здесь показывают как садовую ромашку. Садовая ромашка не годится. Но та, из которой изготовляется ромашковый чай, гораздо больше подхо­дит, её можно употреблять.

Вопрос: Та ромашка, которая встречается здесь на железнодорожных путях, она и есть та, которая нужна?

Д-р Штайнер: Да, это та ромашка, которая нужна.

Вопрос: Относится ли сказанное по поводу уничтожения сорняков также к водяным растениям, например, к элодее?

Д-р Штайнер: Это относится также к болотным и водяным расте­ниям, также и к сорнякам, разумеется, В этих случаях пепел надо рассыпать по берегам водоёма.

Вопрос: Можно ли против подземных паразитов применять те же сред­ства, что и против наземных?

Д-р Штайнер: Совершенно несомненно.

Вопрос: Можно ли указанное средство против болезней растений при­менять также и к виноградной лозе?

Д-р Штайнер: Хотя как раз это и не было нами испытано, а также и оккультно не было достаточно исследовано, но всё же я уверен, что и виноградную лозу можно защитить теми же средствами, о которых я говорил, если их применить точ­но так, как указано.

Вопрос: Как быть с болезнью, вызывающей опадение листьев.

Д-р Штайнер: С ней надо бороться как со всякой головнёй и тому подобным заболеванием.

Вопрос: Должны ли мы, антропософы, содействовать подъёму виноградарства?

Д-р Штайнер: Антропософия в настоящее время во многих случаях может лишь отвечать на вопрос «что есть». Вопрос, что должно быть, в различнейших областях в настоящее вре­мя ещё слишком труден. Я знал одного хорошего антро­пософа, у него был большой виноградник.

Не слишком большую, но всё же порядочную долю своего ежегодного дохода с виноградника он употреблял на рассылку по всему свету открыток, вербуя сторонников трезвенности. А с другой стороны, у меня был друг, строгий трезвенник.

До самой своей смерти он щедро помогал антропософии — и вместе с тем он был из тех, кто на уличных плакатах про­возглашали: за кабинет Штернберга! Вопросы практики очень своеобразны. Нельзя сейчас всё сразу провести в жизнь.

Поэтому я и сказал: конечно, мы берём коровьи рога и зарываем в землю; но если бы мы надели на себя воловьи рога и с воловьим упорством стали бы крушить всё кругом, мы могли бы причинить тем самым большой вред антропософии.

Вопрос: Нельзя ли пузырь оленя, «красной дичи», заменить чем-нибудь другим?

Д-р Штайнер: Да, это может быть трудно, достать такой пузырь. Но чего только трудного не делается на этом свете! Конечно, можно было бы испытать, нельзя ли заменить эти пузыри чем-то другим. Сейчас я не могу на это ответить.

Вполне возможно, что где-либо имеется пригодный для этого вид животных, сохранившийся на ограниченной территории, где-нибудь в Австралии. Это возможно. Но среди жи­вотных, которые водятся в Европе, я не вижу ничего другого.

А говорить о чём-либо, кроме пузыря того или иного животного, вообще не приходится. Не следует позволять себе тотчас же хвататься за суррогаты.

Вопрос: Одинаковая ли констелляция нужна для борьбы со всеми насекомыми?

Д-р Штайнер: Это надо испробовать. Я сказал, что в мире насеко­мых надо принимать во внимание целый ряд зодиакаль­ных констелляций от Водолея вверх до Рака. И варианты этих констелляций для различных видов низших живот­ных, несомненно, имеют значение. Это нужно испробо­вать.

Вопрос: В борьбе с полевыми мышами имеется в виду астрономическая планета Венера?

Д-р Штайнер: Да, та самая, которую мы называем вечерней звездой.

Вопрос: Как понимать констелляцию Венеры со Скорпионом?

Д-р Штайнер: Имеется в виду такая констелляция Венеры, когда Венера видна в небе, а за ней созвездие Скорпиона. Ве­нера должна стоять за Солнцем.

Вопрос: Если сжигать картофельную ботву, повлияет ли это на развитие картофеля?

Д-р Штайнер: Влияние это столь незначительно, что его можно не принимать во внимание. Влияние имеется, даже всегда имеется определённое влияние, когда что-либо предпри­нимается с останками чего-либо органического, причём это влияние сказывается не только на отдельных расте­ниях, но даже на всём поле. Но здесь оно столь незначи­тельно, что практического значения не имеет.

Вопрос: Что понимать под брыжейкой рогатого скота?

Д-р Штайнер: Имеется в виду брюшина, перитональная оболочка. Насколько мне известно, так называют именно брюши­ну.

Вопрос: Это то же самое, что требуха?

Д-р Штайнер: Нет, не то же самое. Это брюшина.

Вопрос: Как надо рассыпать пепел по полю?

Д-р Штайнер: У него настолько велик радиус действия, что, собст­венно, достаточно пройти по полю, рассыпая вокруг.

Вопрос: Действуют ли препараты таким же образом и на фруктовые деревья?

Д-р Штайнер: В общем, всё до сих пор сказанное применимо к пло­довым деревьям. О некоторых особенностях, которые надо принимать во внимание, я буду говорить завтра.

Вопрос: В сельском хозяйстве навозом принято удобрять корнеплоды (пропашные культуры). Пригоден ли навоз, препарированный ука­занным способом, также и для зерновых культур? Или в этом слу­чае требуются ещё какие-либо другие меры?

Д-р Штайнер: Существующие общепринятые приёмы надо сначала оставлять в силе. Речь идёт лишь о том, чтобы к ним добавлять те меры, о которых я говорил. В отношении общепринятых методов, которых я не касался, действует общее правило: не нужно всё сейчас же объявлять пло­хим и всё реформировать.

Я думаю, что те мероприятия, которые себя оправдали на практике, надо, как правило, проводить и дальше, и только дополнять теми, о которых я здесь говорил. Я хотел бы лишь заметить, что действие указанных мною методов очень сильно изменится, если в составе удобрения будет преобладать овечий или свиной навоз. Действие такого удобрения будет значительно менее эффективно.

Вопрос: Что получается при употреблении неорганических удобрений?

Д-р Штайнер: Употребление минеральных удобрений с течением времени должно полностью прекратиться. Ибо следстви­ем любого минерального удобрения является то, что че­рез известный промежуток времени культура, выращи­ваемая на Земле, удобряемой таким способом, теряет не­что в своей питательной ценности. Это всеобщий закон.

А те виды удобрений, о которых я говорил, при их посто­янном применении сделают ненужным удобрять почву чаще, чем раз в три года. Может быть, окажется доста­точным вносить эти удобрения через четыре года или даже через шесть лет.

И от искусственных удобрений можно будет совершенно отказаться. От них станут отказываться уже потому, что наши способы удобрения обходятся хозяйству много дешевле. Искусственные удобрения станут ненужными и исчезнут.

У нас обо всём судят, исходя из опыта слишком коротких сроков. В дискуссии по по­воду пчеловодства один современный пчелиный благоде­тель рьяно доказывал, что пчелиных маток надо разво­дить индустриальными методами; пчелиные матки долж­ны продаваться повсеместно, а не выращиваться в каждом улье в отдельности.

Ну что же, скажу я, конечно, вы пра­вы. Но если не через тридцать-сорок лет, то, во всяком случае, через пятьдесят-шестьдесят лет станет совершен­но ясно, что тем самым всё пчеловодство обрекается на гибель. Такие вещи надо принимать во внимание.

Теперь у нас стремятся все механизировать и минерализировать. Но дело-то как раз в том, что мы должны давать мине­ральному действовать только таким образом, как оно само может действовать в природе. Не следует насильственно притягивать минеральное, не следует живую землю про­питывать чем-то совершенно безжизненным, минераль­ным.

Завтра это ещё не скажется, но послезавтра навер­няка обнаружатся последствия.

Вопрос: Как надо ловить насекомых? Можно ли употреблять их в личиночном периоде?

Д-р Штайнер: Насекомых можно употреблять как в виде личинок, так и летающих. Может быть, только окажется нужным слегка изменить констелляцию. Она несколько сдвинет­ся в направлении от Водолея к Раку при переходе от кры­латого насекомого к личинке. Для крылатого насекомого лучше выбрать момент, более близкий к Водолею.

Доклад седьмой

Внутриприродное взаимодействие

Кобервитц, 15 июня 1924 года

Взаимоотношения лесного хозяйства, садоводства-огородничества и животноводства.

Дерево в царстве природы. Травы и злаки. Камбий. Запах трав и запах деревьев. Сущность корней. Родство расте­ний с миром насекомых. Дождевые черви. Мир птиц. Взаимоотношения леса, поля и луга: регулирование ле­сов.

Внутреннее родство кустарников и млекопитаю­щих. Интимная связь грибов и низших животных. Отношение растительного к животному, животного к растительному. Отдача и принятие в природе.

Ко всему, что было сказано в данных докладах, я хо­тел бы в остающееся у нас время добавить кое-что о жи­вотноводстве, а также о плодовых и огородных культурах.

Хотя для этого в нашем распоряжении не так уж много времени, но для плодотворного подхода к этим отраслям сельского хозяйства тоже необходимо, прежде всего, по­стараться усвоить некоторый взгляд, некоторое понимание действующих здесь общих связей природы.

Этим мы и займёмся сегодня, а завтра снова перейдём к рекоменда­циям, касающимся практического применения этих об­щих законов.

Прошу вас сегодня вместе со мной заняться вещами, которые, может быть, покажутся довольно далёкими от нашей темы. Это потому, что хотя эти вещи некогда, во времена более инстинктивного земледельческого знания, были общеупотребительны, но в настоящее время они почти неизвестны.

Встречающиеся в природе сущности — минералы, растения, животные (человека мы здесь не касаемся) — очень, очень часто рассматриваются так, как будто каждый из них существует в отдельности. Теперь привычным стало рассматривать отдельное растение само по себе, затем отдельный вид рассматривать сам по себе, и другой вид опять сам по себе, и т. д.

И всё это так красиво систематизируется, раскладывается по коробоч­кам, распределяется по родам и видам, составляя требуе­мую сумму знаний. Но ведь в природе не так. В природе, во Вселенной вообще всё взаимодействует между собой. Всегда одно влияет на другое.

В нашу материалистичес­кую эпоху прослеживаются лишь самые грубые взаимодействия: когда что-то поедается, переваривается, или когда навоз животных переносится в поля. Только эти грубейшие взаимодействия прослеживаются.

Но кроме них существуют и другие взаимодействия, происходящие через более тонкие силы и тончайшие суб­станции — через тепло, через непрерывно действующий в атмосфере химический эфир, через жизненный эфир. И пока мы не примем во внимание эти более тонкие взаимодействия, мы не продвинемся в целом ряде областей сельского хозяйства.

Именно в такие, я сказал бы, интим­ные связи природы мы должны заглянуть, когда дело каса­ется совместной жизни животных и растений в рамках одного сельскохозяйственного предприятия. И мы должны не упускать из виду не только животных, нам, несомненно, близких, как то: крупный рогатый скот, лошади, овцы и т. п. — но мы должны также с пониманием рассматри­вать, например, тот пёстрый мир насекомых, который в определённое время года порхает вокруг наших растений.

И даже мы должны научиться с пониманием рассматри­вать весь птичий мир. В настоящее время люди не имеют правильного представления о том, какое, собственно, влия­ние оказывает исчезновение определённых видов птиц в определённых местностях в связи с современными инду­стриальными условиями жизни.

И эти вещи тоже необ­ходимо, я бы сказал, осветить духовнонаучным, макро-космическим рассмотрением. Здесь мы можем применить кое-что из уже высказанного, чтобы двинуться затем дальше.

Когда вы смотрите на плодовое дерево — будь то яб­лоня, груша, слива или что-то ещё — вы видите прежде всего, как оно по всему своему внешнему облику отлично от травянистых или зерновых растений. Любое дерево отличается от этих растений, прежде всего, своим внеш­ним видом.

И надо в полном соответствии с фактами осо­знать, в чём существо этого отличия. Иначе мы никогда не поймём функций плодовых деревьев в хозяйстве при­роды. Я говорю здесь, естественно, именно о тех видах, о тех плодах, которые растут на деревьях.

Итак, посмотрим на дерево. Чем же оно, собственно, является во всём хозяйстве природы? Если мы будем рас­сматривать дерево с настоящим пониманием, то к собст­венно растительному миру мы сможем причислить в нем только то, что вырастает из него в виде тонких стеблей, в виде зелёных веток и листьев, в виде цветов и плодов.

Всё это вырастает из дерева подобно тому, как травы, зерно­вые и другие подобные растения вырастают из земли. Дерево действительно является как бы землёй для всего того, что растет на его ветвях. Дерево — это всхолмившаяся земля, несколько более оживотворённая, чем та, из кото­рой вырастают травянистые и зерновые растения.

Итак, желая понять дерево, мы говорим: вот толстый ствол, в некотором смысле к нему принадлежат также сучья и ветки. И лишь из них вырастает собственно растение, вырастают стебли, листья, цветы. Это растения, вкоре­нившиеся в ствол и ветки дерева, как травы и зерновые культуры вкореняются в землю.

И возникает вопрос: не имеют ли такие растения, которые в той или иной мере можно назвать паразитирующими на дереве, не имеют ли они на самом деле свои корни в этом дереве?

Настоящих корней в дереве мы не находим. Чтобы это правильно понять, мы должны сказать: да, это расте­ние, которое растёт на дереве, которое там наверху раз­вивает свои цветы, листья, стебли, это растение, распо­ложившись на дереве, утратило свои корни; но растение не завершено, если у него нет корней, растению нужен корень.

Где же, собственно, находится корень этого рас­тения?

Имейте в виду, что этот корень для чисто внешнего наблюдения невидим. В этом случае мы должны не толь­ко его разглядывать, мы должны его понять. Мы должны его понять — что это значит? Поясню таким, совершенно реальным сравнением: представьте себе, что в почву я посеял одни только травы так тесно, что корни их сраста­ются между собой, они переплетаются так, что образует­ся сплошная каша из сросшихся корней.

Можно предпо­ложить, что эта корневая каша не осталась чем-то беспорядочным, она организовалась бы, образуя некоторое единство, так что соки там внизу взаимно смешивались бы. Возникло бы организованное сплетение корней, в котором уже не отличишь, где начинается и где кончает­ся каждый корень в отдельности. Возникло бы некое корневое существо растения, некий корневой слой в поч­ве. (см. рис.)

Э
то выглядело бы так — хотя так не бывает, но это просто пояснит нам суть дела: Вот почва. Растения — все мои растения — я расположу здесь — а здесь, внизу, рас­тут переплетённые друг с другом корни. Образуется что-то вроде плоскости, целый слой корней.

Где кончается один и начинается другой — неизвестно. Так вот, то, что я описал гипотетически, на самом деле происходит в де­реве. Растение, растущее на дереве, утратило видимый корень, даже до некоторой степени оторвалось от него, но осталось с ним связанным, можно сказать, больше эфирно.

И тот корневой слой, который я гипотетически описал в почве, на самом деле в дереве является слоем камбия, камбием. Так что корни растения, выросшего на ветвях дерева, мы можем увидёть только в виде заменив­шего их камбия.

Камбий с виду совсем не похож на корни. Но это тот формообразующий слой, который образует всё новые и новые клетки; благодаря чему и происходит вегетация, подобно тому как под землёй из находящихся внизу кор­ней вырастают наверху травянистые растения.

Таким об­разом, в этом камбии, который является подлинным формообразующим слоем в дереве — ибо ведь никакие дру­гие слои в дереве не способны производить новые клетки — в этом камбии, в этом формообразующем слое мы видим, как нечто, по природе своей земляное, вздымает­ся из-под земли, вырастает из неё и становится причаст­ным воздуху.

Тем самым оно нуждается в большем разви­тии своей внутренней жизненности, чем может дать зем­ля, содержащая лишь обычные корни. И мы начинаем понимать, что такое дерево. Мы понимаем дерево, прежде всего, как удивительное существо, назначение которого состоит в том, чтобы растущее на нём «растение» — сте­бель, цветы и плоды — разлучить с его корнем, отделить их друг от друга и вместе с тем связать их духовно, свя­зать единством эфирного.

Только таким путём, путём макрокосмического пони­мания, можно заглянуть в сущность вегетации. Однако дело этим не ограничивается. Что же происходит благодаря тому, что возникает дерево? А происходит следующее.

То, что растёт здесь вверху, на дереве, живя в воздухе и тепле, оказывается совсем иным, нежели то, что вырастает не­посредственно из почвы и развивается в воздухе и тепле в виде травянистых и других подобных растений, (см. рис.)

Э
то другой растительный мир, такой растительный мир, который гораздо более тесно и гораздо более внутрен­не связан с окружающей астральностью. Эта астральность излучается через воздух и тепло для того, чтобы воздух и тепло могли переходить в минеральную форму так, как это требуется для нужд человека и животных.

Растение, растущее на почве, как я говорил, овеяно, облачено астральным. Но здесь, на дереве, эта астральность гораздо плотнее. Здесь она плотнее, так что наши деревья являются собирателями астральной субстанции.

Деревья явно собирают вокруг себя астральную субстанцию.

Видите ли, в этой области, в сущности, легче всего, я сказал бы, прийти к более высокому уровню развития. Работая в этой области, можно легко стать в ней эзотериком.

Нельзя сразу стать ясновидящим, но очень легко стать «яснообоняющим», то есть усвоить определённое чувство обоняния, различающее запахи, исходящие от растений, растущих на почве, и запахи, исходящие от плодовых деревьев, даже когда они только цветут, а так­же и от лесных деревьев.

Тогда вы почувствуете разницу между астрально-бедной атмосферой, окружающей тра­вянистые растения, растущие на земле, и астрально на­сыщенным растительным миром, запахи которого вы ощутите в своем носу, вдыхая чудесную атмосферу, окру­жающую кроны деревьев.

И если вы сможете таким обра­зом специфицировать запахи, индивидуализировать их, отличать запахи растений, растущих на земле, от запахов деревьев, то в первом случае вы станете «яснообоняющим» для тонкой астральности, а во втором — для астральности более плотной. — Вы видите, земледелец легко может стать таким яснообоняющим.

За последние столе­тия он не использовал этих возможностей, как это было в эпохи древнего инстинктивного ясновидения. Но, как я сказал, земледелец и теперь может стать «яснообоняю­щим».

Желая двинуться дальше в нашем рассмотрении, мы, прежде всего, спросим: а как же обстоит дело с тем, что в известной мере полярно противостоит тому астральному в окружении дерева, какое вызывает паразитирующая на дереве растительность? И что происходит благодаря кам­бию, какова его роль?

Широко вокруг себя дерево астрально обогащает ду­ховную атмосферу. Что же происходит, когда нечто тра­вянистое растёт наверху на дереве? Благодаря этому дере­во получает определённую внутреннюю жизненность, эфирность, усиление жизни. А камбий несколько приглу­шает эту жизненность, так что она становится более минералоподобной.

Тем самым роль камбия заключается в следующем: в то время как наверху вокруг дерева возникает астральная обогащённость, внутренняя часть дерева бла­годаря камбию становится эфирно беднее, чем обычно, беднее, чем у растения. Здесь возникает эфирная обеднённость.

Но это обстоятельство, что в дереве благодаря камбию возникает нечто эфирно обеднённое, оказывает, в свою очередь, влияние на корни. Корни деревьев отвердевают, минерализуются, они гораздо минеральнее, чем корни травянистых растений.

А благодаря тому, что корни минерализуются, они вытягивают из почвы, из той жизненности, которая есть в почве, нечто от её эфирности. И почва вокруг дерева становится немного более мертвенной, чем она могла бы быть вокруг травянистых растений.

Это нужно уяснить очень точно. Но всё, что возникает в природе, всегда имеет в хозяйстве природы определённый внутренний смысл, определённое назначение. С этой точки зрения мы долж­ны исследовать эти внутренние связи между астральным богатством вокруг кроны деревьев и эфирной бедностью в корневой системе дерева.

И когда мы это обозрим, мы найдём, как это происхо­дит в хозяйстве природы. В богатой астральности, прони­зывающей дерево, живёт и порхает полностью развившееся насекомое. А то, что там внизу эфирно обедняется и эту эфирную обеднённость, естественно, распространяет по всему дереву — ибо ведь воздействие духовного всегда охватывает любое явление в его целостности , как я вче­ра говорил, рассматривая карму человека — то, что дей­ствует там внизу, действует на личинки насекомых.

Так что если бы на Земле не было бы деревьев, то не было бы вообще никаких насекомых. Ибо именно деревья созда­ют для насекомых возможность существования. Насеко­мые, порхающие вокруг надземной части деревьев, то есть все насекомые, живущие в лесу, живут благодаря тому, что существует лес, и их личинки живут благодаря лесу.

Здесь мы опять встречаемся с проявлением той внут­ренней связи, которая существует между корневой систе­мой растительного мира и миром подземных животных. Сказанное можно особенно ясно увидеть в жизни дерева. Здесь эта связь проявляется отчётливо.

Но важнее другое: то же самое, что в жизни дерева проявляется так нагляд­но и отчётливо, действует с теми или иными оттенками во всём растительном мире. В каждом растении живет нечто, что хочет стать древоподобным. В каждом растении корень со всем своим ближайшим окружением стремится освободить своё эфирное, отдать его.

А всё то, что растёт наверху, в каждом растении стремится привлечь и уплотнить астральное. Воля к тому, чтобы стать деревом, присуща, в сущности, каждому растению. Поэтому в каждом растении проявляется то же родство с миром на­секомых, которое я охарактеризовал, говоря о деревьях.

Но это родство с миром насекомых расширяется до род­ства со всем животным миром. Если личинки насекомых вообще могут жить только потому, что существуют корни деревьев, то другие сходные с ними виды животных всю свою жизнь проводят в состоянии, сходном с состоянием личинок; эти подземные животные до некоторой степени эмансипируются от связи с древесными корнями и свя­зывают свою жизнь с корнями других, также и травянис­тых растений, чтобы жить вместе с ними.

Но вот в чём своеобразие: подземные животные, уже очень далёкие от личинок, тем не менее обладают спо­собностью регулировать в почве её эфирную жизненность, когда эта жизненность становится слишком сильной.

Когда почва становится, так сказать, слишком оживотво­рённой, что ведёт к чрезмерной пышности роста, эти под­земные животные берут на себя заботу о том, чтобы уда­лить из почвы избыток жизненности. Они становятся чу­десными клапанами и регуляторами находящейся в почве жизненности.

Эти драгоценные существа, деятельность которых имеет особо важное значение для почвы — дож­девые черви. Дождевых червей надо изучать в их совмест­ной жизни с почвой. Ибо эти чудесные животные остав­ляют земле как раз столько эфирности, сколько ей нужно для роста и развития растений.

В такой роли мы встречаем под землёй дождевых чер­вей и других подобных животных, лишь с виду похожих на личинок насекомых. И, в сущности, для некоторых почв, для которых это может оказаться полезным, следо­вало бы даже позаботиться о разведении в них дождевых червей. И тогда можно было бы убедиться, как благо­творно влияет на растительность использование этого подземного животного мира, а через неё — об этом мы ещё будем говорить — и на животных.

Существует ещё один вид животных, имеющий отда­лённое сходство с миром насекомых, когда эти насеко­мые полностью развиты и летают в воздухе. Это птицы. Духовное знание показывает, что в ходе эволюции Земли между птицами и насекомыми произошло нечто чудес­ное.

Об этом можно рассказать лишь в самой образной форме. Некогда насекомые сказали: мы не чувствуем себя достаточно сильными, чтобы правильно перерабатывать всё то астральное, что искрится вокруг деревьев. Поэтому мы используем другие растения и их стремление стать деревом, и порхаем вокруг них.

А вам, птицам, предо­ставляем преимущественно астральность, окружающую деревья. Так произошло фактически разделение труда в природе между миром птиц и миром бабочек. И оба вместе действуют чудесным образом, так что весь этот крылатый мир правильным образом распространяет астральность, там, где она нужна на поверхности земли, в воздухе.

Устраните этот порхающий мир — и астральность отклонит­ся от своего правильного служения, что проявится в уга­сании растительности. Мир крылатых, с одной стороны, и то, что вырастает из Земли в атмосферу, с другой, со­ставляют единое целое. Одно без другого в конечном счёте немыслимо.

Поэтому в сельском хозяйстве необходи­мо обращать больше внимания на то, чтобы птицы и на­секомые привольно летали вокруг. И земледельцу следо­вало бы одновременно кое-что понимать в разведении птиц и насекомых. Ибо в природе — я должен это снова подчеркнуть — всё, решительно все связано между собой.

Всё сказанное имеет особо важное значение для по­нимания сути вещей. Поэтому проведём ещё раз перед своим сознанием. Мы можем сказать: с помощью крыла­тых насекомых достигается правильная астрализация воздуха.

Эта астральность воздуха связана взаимным обменом с жизнью леса, который надлежащим образом направляет движение астральное, подобно тому как в нашем организме определённые силы направляют надле­жащим образом движение крови.

Задача, которую лес выполняет в своей обширной округе — эти вещи дейст­вуют на очень больших площадях — в безлесных местностях должна выполняться совсем другими силами. И нужно понять, что вся растительность, развивающаяся на почве в местности, где чередуется лес, поля и луга, под­чиняется другим законам, чем в безлесных местах.

На земле встречаются местности, о которых сразу можно сказать, что от природы они богаты лесом — пока не вмешался человек, ибо в таких вещах природа всегда умнее человека. И можно утверждать, что если в определённой местности естественным образом произрастает лес, то это оказывает полезное действие на сельское хозяйст­во всей округи, на всю травяную и стеблевую вегетацию.

Поэтому в таких местностях надо беречь лес, не уничто­жать, а охранять его. А если почва под действием всяких климатических и космических влияний постепенно ме­няется, и можно уже заметить, что растительность хире­ет, то, принимая близко к сердцу это бедствие, надо не заниматься всякими экспериментами только на полях и для полей, а постараться хоть сколько-нибудь увеличить в округе площади, занятые лесом.

А если, напротив, за­мечается, что растения пышно разрастаются, в них обнару­живается недостаточность сил плодоношения, то надо по­ставить своей задачей несколько проредить лес, создать в нём свободные лужайки, полянки. Регулирование лесного хозяйства в местностях, пригодных для лесоразведения, составляет единое целое с земледелием и должно рассмат­риваться во всем своем значении с духовной точки зрения.

И тогда мы скажем: мир червей и личинок взаимно связан с известковыми веществами Земли, с её минераль­ной субстанцией, а мир птиц и крылатых насекомых, весь этот порхающий и летающий мир взаимно связан с астральностью.

Подземные существа, черви и личинки взаи­мосвязаны с миром минералов, в частности, с существом извести; таким путём и достигается то правильное рас­пределение эфирно живых сил в почве, о котором я с другой точки зрения говорил несколько дней назад.

Эта задача возложена на известь, но она выполняет её во вза­имодействии с миром личинок и насекомых.

Если дальше углубиться в сказанное мною, то можно прийти к такого рода вещам, — иначе я не осмелился бы излагать их с такой уверенностью — которые были из­вестны и правильно применялись в эпоху инстинктивно­го ясновидения. Но это инстинктивное знание утеряно.

Интеллект вообще утерял все инстинкты, он их искоре­нил. Вина материализма, что люди стали слишком рассуди­тельными, слишком интеллектуальными. В те времена, когда они были менее интеллектуальны, не были так рассудительны, они были гораздо мудрее.

И они могли, руководствуясь непосредственным чувством, делать многое такое, что мы теперь должны делать сознательно. Это возможно, если мы снова станем не рассудительными — антропософия жива не рассуждениями, она стремится к мудрости — а постараемся в познании всех вещей при­близиться к мудрости. А мудрость совсем не в том, чтобы завести шарманку и без конца повторять: человек состоит из физического тела, эфирного, астрального и т. д.

Всё это можно выучить наизусть и цитировать как поваренную книгу. Дело совсем не в этом, а в том, чтобы действительно везде привлекать понимание этих вещей, всюду видёть это. Тогда можно подойти — именно таким путём, о котором я вам здесь говорил — подойти к настоящему ясновидению, начать действительно различать в явлениях природы их существо.

И тогда можно заметить, что птичий мир становится вредным, если нет поблизости хвойного леса, необходи­мого для того, чтобы выполняемое птицами дело шло на пользу окружающей природе. И ещё более обострив свой взор, мы открываем ещё одну родственную связь.

Если нам откроется эта удивительная родственная связь птиц именно с хвойным лесом, то мы сможем ощутить и дру­гую родственную связь, очень тонкую, но которая может очень наглядно проявляться во внешних фактах.

А именно: вся та растительность, которая не стала деревом, но в то же время не является и низкорослой травой, то есть все кустарники, например, орешник, имеют внутреннюю связь с миром млекопитающих животных.

Поэтому в хозяйст­ве, где разводят млекопитающих животных, полезно на­саждать кустарник. Уже одним своим присутствием он оказывает благотворное влияние. Ибо в природе всё вза­имодействует.

Но пойдём дальше. Животные не так слепы, как люди, они быстро замечают это сродство. Благодаря своей врож­дённой любви к кустарникам они охотно поедают их и берут от них то, что хорошо регулирует усваивание всех других кормов. Прослеживая это глубокое внутреннее сродство, можно отсюда заглянуть в существо вредных явлений в природе.

Так же, как хвойный лес внутренне глубоко связан с птицами, а кустарники с млекопитающими, так и все формы грибов внутренне глубоко связаны с низшими животными, бактериями и им подобными, в том числе и с вредными паразитами такого рода.

И вредные паразиты связаны с различными видами грибов, они развиваются там, где эти грибы рассеяны в большом количестве. От­сюда возникают болезни и другие ещё более грубые по­вреждения растений.

Если мы позаботимся о том, чтобы иметь поблизости не только лес, но и лесные полянки, то эти полянки и лужайки окажутся очень полезными для хозяйства, потому что они дают хорошую почву для гри­бов. И надо постараться, чтобы почва на этих полянках была богата грибами и грибковыми организмами.

И тогда можно заметить удивительный факт: там, где в окрест­ностях хозяйства имеется полянка, может быть, совсем небольшая, но богатая грибами, эти грибы благодаря своей родственной связи с бактериями и другими паразитами удерживают этих паразитов от дальнейшего распростра­нения.

Ибо грибы больше связаны с этими паразитами, чем все другие растительные организмы. Поэтому кроме тех мер по борьбе с вредителями растений, о которых я говорил раньше, существует ещё одна возможность, ещё одно мероприятие общего характера: устраивая поблизости богатые грибами полянки, вы оградите своё хозяйство от этих мельчайших вредителей растений и скота.

В правильном сочетании земледельческого хозяйства с лесом, фруктовым садом, кустарниками и полянками, богатыми естественным произрастанием грибов, заклю­чается настолько важное условие для преуспевания сель­ского хозяйства, что действительно ваше хозяйство боль­ше выиграет, если даже для этого придётся несколько уменьшить площадь обрабатываемых культур.

Во всяком случае, совсем не экономично использовать под земле­дельческие культуры всю площадь хозяйства до послед­него клочка, до полного исчезновения всего, о чём я здесь говорил. Это мотивируют обычно желанием получить больше продукции.

Но увеличенная продукция станет настолько хуже, что этот ущерб никак не возместится той выгодой, которую может дать увеличение обрабатывае­мой площади за счёт уничтожения всех других насажде­ний, о которых здесь шла речь.

В сущности, невозможно разобраться в производстве, до такой степени близком к хозяйству природы, каким является сельскохозяйственное производство, не принимая во внимание его связей с хозяйством природы, взаимодействия с природой.

Теперь мы можем рассмотреть некоторые положения духовного знания, которые позволят нам понять отноше­ние растительного мира к животному, и наоборот, жи­вотного к растительному. Что же, собственно, есть жи­вотное, и что есть растительный мир?

Говоря о растениях, приходится больше говорить о растительном мире в целом. Что же такое животное и что такое растительный мир? Для ответа на этот вопрос мы должны уяснить себе их отношения между собой. Для понимания этого отношения надо, прежде всего, понять, чем являются для животных корма.

Ибо кормление жи­вотных может быть правильным только тогда, когда оно соответствует правильному отношению между животным и растением. Что же такое животное?

Да, животных изучают, анатомируют, получают те скелетные формы, которыми можно восхищаться и можно изучать в том духе, как я говорил. Изучают также и мус­кульную, и нервную организацию животных, но всё это ничего не дает для ответа на вопрос, чем же является животное в хозяйстве природы. На этот вопрос можно ответить, лишь рассмотрев непосредственную интимную связь животного с его окружением.

Животное в своей нервной системе и органах чувств, и отчасти в системе дыхания, ближайшим образом воспринимает и перераба­тывает из своего окружения всё то, что приходит к нему через воздух и тепло. Собственное существо животного — это, прежде всего, существо, живущее в воздухе и тепле и непосредственно перерабатывающее их в своей нерв­ной системе и в органах чувств.

Схематично животное можно описать так (см. рис.): во всём, что лежит на периферии организма, в его окружении, в его нервной системе и органах чувств, и отчасти в системе дыхания, животное всем своим собст­венным существом живёт непосредственно в воздухе и тепле.

С воздухом и теплом животное связано совершен­но непосредственно; и, собственно, из тепла сформирована его костная система, поскольку именно через тепло передаётся действие Солнца и Луны. А из воздуха сфор­мирована его мускульная система, в которой также дей­ствуют, окольным путём через воздух, силы Солнца и Луны.

Н
апротив, с земляным и водным элементом животное не имеет столь же непосредственной связи. Землю и воду животное не может воспринимать и перерабатывать столь же непосредственно.

Оно должно принять их в себя, ввести внутрь своего организма, и должно иметь для этого пище­варительный тракт, идущий снаружи вовнутрь. Внутри себя оно перерабатывает всё это посредством того, что возникло благодаря теплу и воздуху.

Землю и воду оно перерабаты­вает в своей системе обмена веществ и частично в своей дыхательной системе. При этом дыхательная система пере­ходит в систему обмена веществ.

Частично в своей дыха­тельной системе, а частично в системе обмена веществ перерабатывает животное землю и воду. Так что живот­ное уже должно существовать благодаря воздуху и теплу, чтобы иметь возможность перерабатывать землю и воду.

Таким именно способом животное живёт в сфере земли и сфере воды. Разумеется, вся эта переработка, о которой я говорю, совершается больше в излучениях сил, чем субстанционально. А теперь в связи с вышесказанным спросим себя: что же такое растение?

Растение имеет такую же непосредственную связь с землёй и водой, как животное с воздухом и теплом; так что растение через своего рода дыхание и через нечто, имеющее отдаленное сходство с системой органов чувств, непосредственно принимает в себя все то, что относится к сфере земли и к сфере воды, подобно тому, как живот­ное непосредственно вбирает в себя воздух и тепло.

Так что растение живет непосредственно вместе с землёй и водой.

Вы скажете: теперь дальше всё понятно, если расте­ние живет с землёй и водой, как животное с воздухом и теплом, то растение внутри своего организма должно пере­рабатывать захватываемые им воздух и тепло так, как животные перерабатывают в себе захватываемые ими зем­лю и воду.

Но на самом деле этого нет. В духовном знании нельзя выводить духовную истину по аналогии. Так и здесь: если животное, вбирая земляные и водные элементы, перера­батывает их в себе, то растение, живя вместе с почвой действием воздуха и тепла, не вбирает их, а напротив, выделяет.

Так что и воздух и тепло не проникают внутрь растения, или, по крайней мере, не проникают глубоко внутрь, а выходят из него. Воздух и тепло не потребляют­ся растением, а выделяются им.

Этот процесс выделения есть то главное, о чем здесь идёт речь. Растение в органической жизни во всех отно­шениях противоположно животному, это подлинная про­тивоположность. То значение, которое в жизни животно­го имеет принятие пищи, то же значение в жизни расте­ния имеет выделение воздуха и тепла.

В том смысле, как животное живёт поглощением пищи, в том же смысле растение живёт выделением воздуха и тепла. В этом, можно сказать, проявляется в растении нечто девственное, что оно не стремится жадно захватить нечто и присвоить свое­му собственному существу, но отдаёт то, что животное берёт из мира. Этой отдачей растений живёт. Растение отдаёт и живёт отдачей.

Вникая в эту противоположность отдавать-брать, мы снова встречаемся с чем-то, что в древнем инстинктив­ном знании такого рода вещей играло большую роль. В положении, взятом мною здесь из антропософского зна­ния — «В хозяйстве природы растение даёт, а животное берёт»— мы снова встречаемся с чем-то, что в древнем инстинктивном познании природы было чем-то общеиз­вестным.

И у некоторых людей, особо восприимчивых к такого рода вещам, оно сохранялось и в более поздние времена. Ещё у Гёте вы часто встретите выражение: «В природе всё живёт, отдавая и беря». Вы найдёте это в сочинениях Гёте. Он уже не понимал этого выражения правильно, но он воспринял его из старых обычаев и тра­диций и чувствовал, что в нём заключается некая истина о природе.

Явившиеся после Гёте уже совсем ничего не понимают в этом положении, не понимают даже и того смысла, который сам Гёте в него вкладывал. Гёте говорил о дыхании, поскольку дыхание взаимодействует с систе­мой обмена веществ. Здесь он видел эту связь: давать-брать, — но он употреблял эти слова недостаточно чётко.

Итак, мы видим, что леса и фруктовые сады, кустар­ники служат на поверхности земли определённым регу­лятором, влияющим на правильное развитие растений. А под землёй подобным же регулятором являются низшие животные — личинки, червеобразные и им подобные су­щества — в союзе с известью.

Так надо рассматривать связь земледелия, садоводства и животноводства, и с этих позиций подходить к вопросам практики. Этим мы зай­мёмся в последний час, имеющийся в нашем распоряже­нии, для того, чтобы наш прекрасный круг исследователей мог бы эти вещи разрабатывать дальше.