Идея культуры: от трансцендентного к имманентному





НазваниеИдея культуры: от трансцендентного к имманентному
страница3/6
Дата публикации26.02.2015
Размер0.6 Mb.
ТипДокументы
100-bal.ru > Философия > Документы
1   2   3   4   5   6

Б) Пролетариат – носитель социалистического гуманизма

Эти идеи были в некотором роде базисными идеями для Н. И. Бухарина, который одно время был директором Института естествознания и техники АН СССР и который полагал, что «классовая борьба пролетариата, строительство социализма потребовали своего перевода и на специальный технический язык. Революция спустилась до материально-технического костяка общества и тем самым поднялась на высшую точку своего развития»25. Н. И. Бухарин в основном, хотя и осторожно, принял идеи А. А. Богданова, защищал «Тектологию» от нападок Ленина (в ХII т. Ленинского сборника содержится обмен записками между Лениным и Бухариным26), хотя в беглых заметках 1923 г., названных «К постановке проблем теории исторического материализма», он, весьма точно характеризуя идею А. А. Богданова, что «техника – это не вещи, а уменье людей работать при помощи определенных орудий труда, их, так сказать, определенный психологический тренаж», считает, что это – «психологизированный марксизм», который «есть явное отклонение от подчеркиваемого con amore Марксом материализма в социологии», как отклонением является и богдановская теория равновесия27. Однако вольно или невольно он принимал идеи организационной науки, нашедшие применение в экономической науке (закон минимума, принцип равновесия), пытаясь внедрить их в опыт технической реконструкции и тесно связывая их с проблемой культурной революции. И хотя он попытался «проблему культурной революции преобразовать в проблему технической культуры», его доклад на собрании помощников директоров, работников объединений, научно-исследовательских институтов и высших технических учебных заведений от 26 августа 1931 г. полон конкретных предложений об организации кадров, о задачах технической пропаганды, об основных линиях технической реконструкции, среди которых, помимо общей индустриализации, должны получить развитие все виды транспорта, механизация промышленности и сельского хозяйства, применение новых материалов, сырья и топлива, химизация индустрии и сельского хозяйства, развитие средств связи, науки, кинематографии на базе научно поставленных лабораторий как ключевых ячеек овладения техникой. Может быть, это и упрощенная модель тектологии, как компетентные люди называют бухаринское применение богдановских идей, но только в том смысле, в каком упрощены любые директивные линии, очерчиваемые руководителем и спускаемые в нижестоящие, не всегда компетентные звенья.

Более того, это некая схема, проект, основанный на всеобщем расчете, планировании и организации – это как раз то, о чем говорил М. Хайдеггер, которого прекрасно знал Н. А. Бердяев (см. его «Судьбу человека в современном мире. К пониманию нашей эпохи», написанную в 1934 г.), за творчеством которого следил Н. И. Бухарин. Так что это совсем не примитивный доклад. В те самые тридцатые годы складывается своеобразная конфронтация конкурирующих проектов овладения миром – американизма, коммунизма и национал-социализмома. «Ради этой борьбы мировоззрений… человек вводит в действие неограниченную мощь всеобщего расчета, планирования и организации»28, что сам М. Хайдеггер связывает с американизмом, но его биограф, Р. Сафранский, делает здесь немаловажную поправку: если для американизма харктерен расчет, то для коммунизма – планирование, для национал-социализма – организация29. Я думаю, что, исходя из того, что случилось в России с идеями Богданова-Бухарина, в которых акцентировалась именно идея организации, эта поправка правильна. А. А. Богданова после ХVI съезда партии ВКП(б) стали бить за то, что его идеи повлияли на Н. И. Бухарина, а Н. И. Бухарина за «богдановщину». Можно даже предположить, что изменение бухаринской фразеологии – от идей пролетарской культуры к социалистическому гуманизму – было вызвано подобным размежеванием конкурирующих проектов мировоззрений. Однако сам термин «организация» вполне мог стать (и стал!) основанием для признания враждебной самой идеи – она ассоциировалась с фашистской идеей.

По-видимому, прекрасно это понимая, Н. И. Бухарин попытался преобразовать словарь богдановской организационной науки.

Н. И. Бухарин, как и А. А. Богданов, в науке, познание которой происходит «в социоморфных рамках, идеологически извращающих объективное содержание мышления», видит «корень всеобщего», корень всеобщего интереса господствующего класса, или пролетариата – применительно к пролетарскому государству (или провозгласившему себя таковым). Однако в самих объективных закономерностях, по Н. И. Бухарину, нет «ни грана этики», в них нет ничего человеческого. Здесь очевиден спор с идеями «Красной звезды» А. А. Богданова. Этическое благо вырастает, по Н. И. Бухарину, исторически на общественной почве и касается отношений между людьми, в том числе между классами людей, оно, таким образом, не может выражать всеобщую необходимость. А потому благо для одних не только не может быть всеобщим благом, но оно недоказуемо для разных классов общества, поскольку нормы блага одних исходят из принципиально иных интересов, чем нормы блага других. Что благо для коммуниста, то не-благо для буржуазии. В этом смысле пролеткультовская всеобщая наука, которую Н. И. Бухарин назвал «наукообразной этикой», абсолютно, на его взгляд, невозможна в условиях пролетарского политизированного государства, для которого в качестве науки выступает не логика и не психология, а практическая сила. Однако сами эти понятия – практической силы, культа труда, создание определенной технологии жизни, базирующейся на новых языковых реалиях, воспитание нового человека, или второе рождение человечества – именно как понятия роднят «психолога» А. А. Богданова и соцпрактика Н. И. Бухарина. Через некоторое время М. Фуко назовет такие квази-трансценденталии, какими являются Труд, Жизнь, Язык, новыми эмпиричностями. Но для этих новых эмпиричностей невозможен лозунг «лучшее дело любви – это ненависть», речь могла идти о «новом» гуманизме, связанном с проблемами демеханизации жизни, при которой человек господствует над вещью, а не вещь над человеком. Но прежде всего это должно быть связано с проблемой свободы и рождением новой личности, находящейся в диалектическом сопряжении с коллективом и которая является регулятивной идеей для создания бесклассового общества.

Разошлись ли на этом пути А. А. Богданов и Н. И. Бухарин? Или Бухарин становится опять прилежным читателем «Красной звезды»? Роман представляет собой внутренний спор рационалиста и гуманиста о научном социализме на Марсе. Последний автору не слишком импонирует, и он считает, что социализм на Земле «сможет лучше и богаче украсить нашу богатую природу». Научный социализм холоден, но возможен ли гармоничный строй в мире страстей и собственности, не огражденном от террора и насилия? «Мы не знаем, сколько узости и варварства принесут социалисты Земли в свое новое общество». Это говорит отрицательный персонаж, но это и не мог сказать положительный, убежденный в необходимости социализма.

В прочитанном в 1936 г. в Париже докладе «Основные проблемы современной культуры» Н. И. Бухарин встает на позиции второго персонажа спора – гуманиста, видя «идейную ось нашего времени» в социалистическом гуманизме – термин употреблен им впервые после долговременного запрета на него (гуманизм сочетался с буржуазностью общества и считался его пережитком). А. П. Огурцов полагает, что выдвинутые Бухариным тезисы, направленные против фашизма, одновременно являются программой против «сталинской модели репрессивно-тоталитарного социализма»30. С этим можно было бы согласиться, если бы не их «напыщенная риторика», перенос желаемого в действительное, отчего эта «программа» становится не футурологической, как богдановская, где мысль держит спор, где происходит серьезное обсуждение проблемы, а не представление или описание некоей реальности, а философски, социологически и политически не обоснованным мечтанием, не гожим для политика. Я была первым переводчиком доклада Н. И. Бухарина с французского на русский язык31, и я помню свои ощущения от пустоты слов. В это время многие проницательные интеллектуалы (например, Ж.-П.Сартр) понимали необходимость более аккуратной передачи смысла слов. Я не думаю, что Н. И. Бухарин решал эту проблему.

Тезисы Н. И. Бухарина – не метафоры человеческих трудовых усилий, а метафоры собственного, вполне понятного страха, его словно бы заклинание, заговаривание. Если же эти гуманистические тезисы представляют не реальность, а являются своеобразной методологической директивой для оппонента (то есть для набирающей авторитарную силу фигуры Сталина и сталинщины), выраженной эзоповым языком, то эта ситуация свидетельствует не о силе философской мысли Бухарина, а о силе той реальности, которая стала называться именем абсурда, представившем в единстве научно-нейтральную позицию с социальной неответственностью. Не случайно в это время появляется в Австрии Ф. Кафка с его серой действительностью, а в России Д. Хармс и КО с его веселой безалаберщиной, соответствующей старому присловью: раз смеются — значит действительно ужасно.

Сравнение стилей А. А. Богданова со стилистикой футуризма, а Н. И. Бухарина с абсурдизмом обнаруживает одну примечательную особенность: в футуристической направленности оказалось гораздо больше практицизма и деятельного расчета («сидят в пыли рабочие», но тем не менее «здесь будет город-сад»), хотя и ненадолго (на то и футуризм, чтобы превращаться в презентизм), чем в абсурдизме Н. И. Бухарина, вуалировавшем страх перед этим самым презентизмом, рожденным, как ни покажется странным, отсутствием серьезных философских обоснований, ибо со времени появления «Материализма и эмпириокритицизма» Ленина среди большинства последователей большевизма проявилось «поразительное умственное рабство стада» (так определил это состояние А. А. Богданов32), отсутствием спора как живого движителя самых разнообразных сил, рождающих мощное сопротивление материала, коль скоро речь шла о технике, в том числе управления страной, отсутствием правильного знания, замещенного выдуманными проектами и дутыми цифрами. Я не согласна ни с одной из оценок, данных Стивеном Коэном деятельности Бухарина. Коэн писал, что по мере углубления процесса исторического переосмысления трудно будет обойтись без Николая Ивановича Бухарина, чья судьба столь тесно переплелась с тремя главными трагедиями этого века. Именно Бухарин до конца противостоял сталинскому бессмысленному разрушению рыночной структуры страны и отечественного слоя мелких производителей… именно его антифашистские предупреждения, даже прозвучавшие из тюремной камеры, создавали альтернативу сталинскому пакту с Гитлером, именно бухаринский судебный процесс стал символом террора, засасывавшего нацию»33. Я думаю, что нынешнее знание истории позволяет сказать так: противостояние Бухарина было половинчатым; антифашистские предупреждения были даже на страницах газеты «Правда», не говоря уже о фильмах того времени, сталинский же пакт с Гитлером можно считать альтернативой Мюнхенским соглашениям; символов же террора бесконечно много, каждый назовет свои имена. Скорее символом террора является бесконечный ГУЛАГ и безвинно арестованные по доносам жен или соседей по квартирам. Можно сказать: мы говорим о времени, прошедшем от культурологически и социологически обоснованной идеи пролетарской культуры Богданова к фетишу социалистического гуманизма Бухарина.

Косноязычие и идейное ликвидаторство как симулякры философии

Пример судьбы А. А. Богданова – типичный пример того, как искоренялось малейшее свободомыслие в СССР, без которого немыслима философия. Выходили из положения переводами. К 1929 г. вышел в русском переводе 1-й том сочинений Г. В. Ф. Гегеля, издание продолжалось следующее десятилетие. В Новой философской энциклопедии дана жесткая и справедливая оценка этому периоду. В статье А. П. Огурцова «Подавление философии» была сделана попытка показать не просто способ, каким «автократия выросла из партократии» в момент, «когда большинство ее представителей окончательно прониклось уверенностью в том, что партия всегда права и воплощает в себе все знание законов исторического развития»34, но среду, в которой происходило формирование нового философского сообщества, если так можно было его назвать. Была сделана попытка показать содержательную сторону этого процесса. Так, с 1924 г. по 1928 г. проходила дискуссия между двумя лагерями марксистов – «механистами» (Л. Аксельрод, А. К. Тимирязев и др.) и «диалектиками» (А. М. Деборин, Я. Э. Стэн и др.) по вопросу о статусе марксистской философии и ее отношении к естественным наукам. Дискуссия, в которой отсутствовали научные аргументы, сопровождалась грубостью эпитетов, обвинениями в ревизионизме, экстремистским фанатизмом и привела в конце концов, со стороны «механицистов, к гальванизации механических моделей естествознания вопреки новому естествознанию, основанному на квантовой механике, а со стороны «диалектиков» – к гальванизации гегелевской диалектики и методологии. «Навязывая естествознанию ХХ в. гегельянские схемы-триады, “диалектики” столь же безапелляционно обвиняли в идеализме и тех ученых, которые мыслили самостоятельно и развивали оригинальные методологические идеи» (А. П. Огурцов имел в виду дискуссию между А. М. Дебориным и В. И. Вернадским)35. Сталинизация философии привела к истреблению даже тех философов-марксистов, которые могли стать опорой новой государственной идеологии. В 30-е годы были репрессированы П. А. Флоренский, Г. Г. Шпет, Я. Э. Стэн, А. Ф. Лосев и многие другие. Взгляды группы А. М. Деборина были квалифицированы как «меньшевистсвующий идеализм». Это был курс, по словам А. П. Огурцова, «на полную политизацию теоретической работы, на превращение философских исследований не просто в идеологию сталинского партаппарата, а в авторитарную идеологию авторитарной власти, прямая линия на изгнание… всех прежних философских кадров. Этого не скрывали молодые сталинисты, рвавшиеся к власти. В статье «За большевизацию работы на философском фронте» отмечалось: «В подготовке теоретических кадров необходимо взять самый решительный курс на создание их из среды пролетариев, из среды членов партии, имеющих опыт гражданской войны, опыт массовой партийной, общественной работы, из среды стойких большевиков-ленинцев, проверенных на опыте внутрипартийных битв со всякого рода антиленинскими уклонами, из среды пролетариев, батрачества, из среды колхозников, бедняков и середняков»36. Авторов этой статьи надо назвать. Это – А. Весна, В. Егоршин, Ф. Константинов, М. Митин, В. Ральцевич, В. Тимоско, И. Тащилин, П. Юдин.

Поразительна судьба академика М. Б. Митина, человека, не имевшего образования, откликнувшегося на призыв Сталина («нам нужны новые академические кадры»): «Надо, так будем». Я приведу в пример эпизод, рассказанный А. П. Огурцовым в интервью, которое я у него взяла и которое будет опубликовано в сборнике «Методология науки: исследовательские программы» (М., 2007). «М. Б. Митин, – сказал А. П. Огурцов, – известный сталинист и борец с генетикой с довоенных времен. Это был невежественный человек. Он не получил высшего образования – его с третьего курса выгнал А. М. Деборин. После этого он стал академиком и образование ему было уже не нужно. То, что у него не было высшего образования, обнаружилось совершенно неожиданно. Его секретарь в редакции [журнала «Вопросы философии», главным редактором которого он был. – С. Н.] – Галина Францевна как-то позвала меня (а я приходил в журнал раньше, чем остальные) и спросила, что ей делать, – М. Б. Митин проходит по конкурсу на философский факультет на кафедру диалектической логики и надо сдать документы, а у него нет диплома ни о высшем образовании, ни о получении степени. Что я мог сказать ей? Лишь то, что от академиков не следует требовать такого рода дипломов. С М. Б. Митиным связана история с плагиатом, хотя это, конечно, отдельный рассказ. Упомяну хотя бы о ней. Как-то ко мне в редакцию спустился с пятого этажа Э. В. Ильенков и рассказал о том, что он познакомился с вдовой Яна Стэна. Она отсидела в советских лагерях и, возвратившись, обнаружила, что статья “Философия”, подготовленная Я. Стэном, вышла в свет под фамилией М. Б. Митина. Более того, она нашла сигнальный экземпляр тома Большой Советской энциклопедии с подписью Я. Стэна под этой статьей. По словам Э. В. Ильенкова, она обращалась во все инстанции – от ЦК КПСС до журнала “Коммунист”, но все безрезультатно. Ей посоветовали обратиться в ту первичную парторганизацию, где М. Б. Митин стоял на учете, то есть в журнал “Вопросы философии”. Она подала заявление. Была создана комиссия партгруппы, в которую входили Е. Т. Фаддеев, В. Н. Садовский и я. Мы встречались с вдовой Стэна, были в приемной КГБ, где нам показали его дело (если можно назвать показания, записанные следователем, “делом”). Самое удивительное, что в сентябре 1936 г., то есть меньше, чем через месяц после ареста Я. Стэна, он был назван М. Б. Митиным в предисловии к книге “Боевые вопросы материалистической диалектики” агентом не помню какой разведки и прочая и прочая. При нашей встрече Л. С. Шаумян, сын Степана Шаумяна, большевика, расстрелянного в числе 26 бакинских комиссаров, главный редактор Большой Советской энциклопедии вытащил из своего несгораемого шкафа еще один сигнальный экземпляр тома БСЭ (1-го издания) с подписью Я. Стэна и сообщил, что документы прежнего издания не сохранились. Но В. Н. Садовский обнаружил в личном деле М. Б. Митина, в перечне его публикаций, который был подготовлен к его избранию в Академию в 1939 г., упоминание об этой статье, написанной уже расстрелянным Я. Стэном и присвоенной им. При обсуждении своего персонального дела М. Б. Митин вел себя вызывающе, если не сказать нагло. “Вы? Мне? Да кто Вы такие! Я кандидат в члены ЦК КПСС”. После этого на обсуждение были выдвинуты два предложения – выговор (надо сказать, что функционеры из МК КПСС, из ЦК КПСС, из комиссии партконтроля после многочасовых бесед уломали нашего парторга Ю. Б. Молчанова дать ему всего лишь партийный выговор) и исключение из партии. Большинством голосов М. Б. Митин был исключен нашей партячейкой из партии. Но решение вступало в законную силу после его принятия на партбюро Института философии и на партийном собрании. Решения партбюро так и не состоялось. Его “замылили”». Поэтому ни о каком серьезном философствовании во времена сталинщины не могло быть и речи.

Как и в другие подобные времена, все мыслящее стало маргинальным, стало расползаться по соседним гуманитарным и естественнонаучным отсекам. Это был своего рода способ выживания. В 20-е годы эффективно действует «формальная школа» в литературоведении (В. Б. Шкловский, Ю. Н. Тынянов, знаменитый впоследствии структуралист Р. Якобсон), социологическая школа. В это же время открывается Институт истории, естествознания и техники, вобравший в себя большие интеллектуальные силы. Там работали осколки «школы Гревса». О. А. Добиаш-Рождественская вместе со своей ученицей Е. В. Скржинской издали в 1936 г. прекрасный труд «Агрикультура в ее памятниках». Такое расползание философии продолжалось, кстати, вплоть до 80-х годов ХХ в., когда философские задачи в определенном смысле решали Московская (Вяч. Вс.Иванов) и Тартусская (Ю. М. Лотман) школы структурной лингвистики. Ю. М. Лотман устраивал неподалеку от Тарту семинары, на которые приглашал филологов, историков, философов. Можно сказать, что в это время мы были страной симулякров, не случайно именно в России философия Ж. Делеза имела огромный успех. Мы долго замещали одни слова другими, одну маску другой, придумывали эвфемизмы и анекдоты. В 30-е годы действовал подписанный Кагановичем приказ разрушать главный храм в городе. Обычно на месте разрушенного храма ставили памятник или разбивали сквер, который также выполнял роль симулякра: это было место, где стоял храм. Это придавало иронически-смеховой оттенок всему этому времени, лишь подчеркивая онтологическое значение тропов-переносов в философии37. Одни вывески чего стоили! Наш преподаватель латыни Андрей Чеславович Козаржевский, прекрасно знавший Москву и показывавший нам ее, однажды привез нас к кривому, ныне исчезнувшему домишке на Калужской (ныне Октябрьской) площади c надписью «Артель инвалидов “Молодая гвардия”».
1   2   3   4   5   6

Похожие:

Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconКурсовая работа «Русская идея»
«Национальная идея»: смысловое наполнение понятия, её составляющие
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconИдея о всемирном тяготении это великая идея. За триста лет она очень...
Вот почему эта идея обладает мощным механизмом самосохранения, который обеспечивает иммунитет даже против вопиющих фактов, которые...
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconОбразовательная программа «Экологический театр» (для детей 8 – 10 лет)
Ведущая идея – развитие экологического сознания и культуры, забота о растениях и животных своего края
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconПрограмма управления качеством образования Идея программы
Идея программы: изменить управление образовательным учреждением ради личностного роста ребёнка, повышение профессиональной компетенции...
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconНациональная идея и белорусская государственность
Центральным звеном самосознания является идея, представляющая форму постижения в мысли объективной реальности и самого субъекта....
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconУрока: урок-исследование Главная идея урока
Главная идея урока: “Как ни тонок, неприметен под землёю корешок, но не может жить на свете без него любой цветок!” (В. Жак)
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconСценарий урока мировой художественной культуры, посвященного Дню...
Как отразилась идея единения народа перед лицом врага в следующих произведениях искусства
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconРазвитие идеи от первоначальных понятий до теории относительности и квантов
Великая повесть о тайнах природы.— Первая руководящая идея.— Векторы.— Загадка движения.— Еще одна руководящая идея.—Является ли...
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Основная педагогическая идея урока – создание колоний способствовало распространению античной культуры и формированию эллинистического...
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconРеферат по курсу «История философии» Идея культуры. Культура как...
Охватываются, по ее мнению, более общей нор­мативной системой этикой доверия, которая несет в себе существенные характеристики и...
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconМежду православием и пантеизмом
В статье рассматривается коллизия русской словесности XIX века, оказавшейся в своих ценностных основаниях под влиянием Православия...
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconНе в количестве знаний заключается образование, а в полном понимании...
В духовных учениях сказано: «Дайте детям мечтать, фантазировать, строить свои города». В. И. Вернадский подтверждал это: «Вдруг…прямо...
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
«Храм природы», где в стихотворной форме изложил свои естественнонаучные взгляды. Нашлось в этом произведении и место идее исторического...
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconРоссийское отделение фирмы Microsoft отвечает на вопросы cnews ru...
«Программы с открытыми исходниками — идея, время которой наконец-то пришло. Тридцать пять лет она выстраивала фундамент в среде технических...
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconРезультаты тестирования координационных способностей
Федерации, стартовавший в 2006 г и реализующийся по настоящее время. Идея данного проекта послужила основой для использования методики...
Идея культуры: от трансцендентного к имманентному iconРабочая программа выполняет две основные функции: Информационно-методическая
Охватывает широкий круг проблем как естественнонаучного, так и гуманитарного, аксиологического, культурологического аспектов (идеи...


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск