Учебно-методическое пособие подготовлено на кафедре истории философии факультета философии и психологии Воронежского госуниверситета. Рекомендуется для студентов 3-4 курсов очной формы обучения направления «Философия»
Скачать 1.3 Mb.
|
Задачи социальной науки и проблема истинности социального знания С понятием «живого мира» А. Шюц тесно связывает своё понимание целей и задач социальной науки, возможностей выявления гносеологических оснований социального знания. Ориентируясь на теорию «идеальных типов» М. Вебера, А. Шюц полемизирует с Эрнстом Нагелем и Карлом Гемпелем при обсуждении вопроса об объективности социального знания. Его не устраивает основанное на неопозитивистской методологии стремление получать знание о социальной действительности на основании данных о явном поведении (бихевиоризм). Построенная по подобному образцу социальная наука представляется ему только одним, внешним способом осознания социальной действительности. В этой связи он критикует Э. Нагеля, считая, что логический эмпиризм и натурализм рассматривает социальную реальность как простую, естественную данность. Однако на самом деле мир культурных объектов и социальных институтов совсем иной. Социальная реальность, согласно А. Шюцу, – это совокупность объектов и событий внутри социокультурного мира как опыта обыденного сознания людей, это – интерсубъективный мир, предполагающий интеркоммуникацию и язык. Обществовед наблюдает социальную реальность – реальность повседневной жизни людей, создающих серию конструкций обыденного сознания для интерпретации этого мира (эти конструкции суть идеальные объекты). Это конструкции первого уровня. Сам исследователь социальной реальности создаёт идеальные конструкции о мире для познания этой реальности, отталкиваясь от идеальных объектов, сконструированных обыденным сознанием. Это конструкции второго уровня. Конструкции первого уровня относятся к субъективным элементам; конструкции второго должны ссылаться на субъективное значение действия, но при этом от них ожидается объективность. Объективность социальных наук (понимаемая как их независимость от социальных ценностей) связана со следованием процедурным научным правилам, с тем, каким образом они создаются исследователем. По А. Шюцу, учёный конструирует типичные модели наблюдаемого поведения, упорядочивает эти модели как модели поведения некоего идеально действующего лица, сознанию которого приписываются ряд типичных идей, намерений и целей, «которые принимаются инвариантными в предполагаемой модели поведения». Причём конструкции такого рода являются адекватными и объективными. Постепенно проясняется и решение вопроса об истинности социального знания. Истинность отождествляется с объективностью, последняя – с адекватностью, а она, в свою очередь, – с возможностью понимания. Социолог имеет дело с областью, созданной посредством типологизации вне «отдельных потоков опыта», причём подходит к ней с собственным «проектом понимания», состоящим в необходимости создания её рационального описания. Последнее означает, что каждое понятие в подобной научной модели человеческого действия должно быть сконструировано таким образом, чтобы человеческое действие, осуществлённое в реальном мире индивидуальным действующим лицом и обозначенное типической конструкцией, было понятно как самому действующему лицу, так и другому человеку в терминах обыденного сознания повседневной жизни. Выполнение требования логической последовательности гарантирует объективную действительность идеальных объектов, сконструированных обществоведом; выполнение требования адекватности гарантирует их совместимость с конструкциями повседневной жизни. Таким образом, проект социолога должен состоять в конструировании рационального (а потому объективного) образа социального мира. Достичь этого, по мнению А. Шюца, возможно посредством конструирования «типификаций второго порядка»; это – типологизация наших предыдущих типологизаций, посредством которой возможно рациональное упорядочение социального мира. Данная рациональная модель может быть использована для прогнозирования поведения людей (в случае, когда они следуют правилам рационального поведения) или же определения их поведения как иррационального (если поведение людей не соответствует предложенной модели, основанной на понятиях «здравого смысла»). Феноменологическая социология, если сравнить её со структурным функционализмом, стремится уйти от чрезмерно абстрактных теоретических построений, обращаясь к нашему непосредственному ежедневному опыту. Однако, подобно символическому интеракционизму, она не создаёт самостоятельной концепции общества, останавливаясь на процессе межличностного взаимодействия; существование общества редуцировано к «запасу общих знаний». Она имеет удивительную способность быть утомительно-скучной и волнующей, очевидной и новой одновременно. Она очевидна, поскольку говорит обо всем знакомых вещах, о понятиях «здравого смысла»; она нова, потому что именно эти области редко находят выражение в ясной и стройной форме. Она скучна, когда разрабатывает процесс классификации, схожий с парсонсианским; она интересна, когда открывает новое в очевидном. В целом же воздействие работ А. Шюца на развитие западной науки об обществе не следует переоценивать: оно невелико (исключение составляет, пожалуй, лишь этнометодолгия, о которой пойдёт речь ниже). Вместе с тем, однако, было бы неправильным не упомянуть имени Питера Бергера, который попытался применить феноменологию для построения теории общества. В центральной его работе, написанной в соавторстве с Томасом Лукманом, – «Социальное конструирование реальности» – представлена попытка построения феноменологической теории общества через соединение холистического и индивидуалистического способов анализа (с подобным подходом мы встречались ещё у Т. Парсонса). «Само собой разумеющиеся» значения продолжают рассматриваться как основа социальной организации, но авторы обращают большее внимание на значения, вырабатываемые совместно и стоящие как бы «над индивидом». Реальную основу этих значений они видят прежде всего в религиозных верованиях, которые разделяются всеми и составляют ядро социальной организации. Стабильность социальной жизни выводится из социального окружения индивида, которое им же (индивидом) и создаётся через привнесённые ценности и значения, которых он впоследствии и придерживается. Эти значения развиваются и объективируются в социальных институтах, позволяя таким образом социализировать новых членов общества. Здесь явно прослеживается значительное сходство с идеями структурных функционалистов: и в том, и в другом подходах идеи, культурные ценности и нормы рассматриваются как центр социальной жизни. П. Бергер и Т. Лукман детально описывают сам процесс происхождения ценностей из взаимодействия индивидов, но конечная картина социальной организации остаётся в своих главных чертах той же, что и у Т. Парсонса. Данный подход достаточно органично выглядит в контексте структурного функционализма прежде всего из-за особого внимания к культурной системе, которая у Т. Парсонса выступает как одна из четырёх основных систем общества (и, возможно, наиболее значимая система). Главное различие между ними состоит в том, что представители структурного функционализма гораздо больше внимания уделяли институциональным организациям и систематизации взаимоотношений между институтами, тогда как для П. Бергера и Т. Лукмана данный аспект вторичен. Феноменология как бы помещает действие «внутрь», объясняя его из феноменов сознания; сторонникам подобного подхода весьма непросто вновь вывести действие «вовне». Именно поэтому П. Бергер в теоретической социологии рассматривается отнюдь не как теоретик общества, но прежде всего как фигура, связанная с таким направлением исследований, как социология знания.
В течение некоторого времени этнометодология являлась камнем преткновения в среде социологического истэблишмента: она появилась, чтобы поколебать все сложившиеся стандарты социологического знания, и в неявной форме бросила вызов достаточно единому в своей основе сообществу признанных социологов. В начале 70-х гг. ХХ века факультеты социологии университетов США и Великобритании пребывали в состоянии раскола; были случаи, когда преподаватели покидали кафедры лишь потому, что они являлись сторонниками этнометодологии. После начальной, почти культовой популярности наступил спад и, хотя многие социологи до сих пор продолжают отождествлять себя с данным подходом, этнометодология претерпела довольно значительные трансформации во многих своих аспектах. Так же, как и феноменология, этнометодология рассматривает социальную организацию как нечто, формирующееся на основе опыта различных индивидов. Однако, если А. Шюц стремится показать, что сложившийся порядок есть результат некоего разделяемого в общепринятом смысле знания, то этнометодология оспаривает данную идею, полагая, что такого рода знание само по себе не является постоянным, это – нечто, создаваемое заново в каждой новой ситуации. Предмет этнометололгии – это процедуры интерпретаций, скрытые, неосознаваемые, нерефлексированные механизмы социальной коммуникации между людьми. Мы договариваемся, чтобы совместно выработать представление об общепринятом знании. Для А. Шюца существование таких предположений объясняется организованной деятельностью класса. Для этнометодолога подобные представления не могут существовать в реальности по своей сути; в каждом последующем классе мы лишь совместно договариваемся и тем самым создаём впечатления друг для друга, будто эти представления действительно существуют. Мы создаём представления о ходе занятия: мои студенты создают впечатления, будто они студенты, а я, в свою очередь, будто бы я – преподаватель. Каждое стабильное социальное взаимодействие представляет собой нечто завершённое, а этнометодология стремится раскрыть, каким образом достигается эта завершённость. Отсюда и название школы: ology (обучение чему-либо), ethno (народ), method (methods) – методы для создания социального порядка. Как представляется, интеллектуальные истоки этнометодологии следует связывать не только с феноменологической социологией, ассоциированной с именем Альфреда Шюца, но также и с традицией лингвистической философии, созданной Людвигом Витгенштейном. В научной литературе уже стало общим местом разграничение двух основных разновидностей этнометодологии: «ситуационной» и «лингвистической»1. Однако, как нам представляется, данное разграничение с некоторых пор перестало соответствовать действительности в полной мере. Парадоксальным образом случилось так, что ясность выражения, которая обычно ассоциируется с лингвистической философией, под воздействием этнометодологии трансформировалась в самые что ни на есть запутанные формы, что, безусловно, не способствовало выявлению некоторых весьма важных идей. Эти идеи оказались как бы «встроенными» в критицизм по отношению к общепризнанной (академической) социологии; их рассмотрение позволит выявить реальный вклад этнометодологии в развитие социальной науки по существу. Традиционный способ реализации данного критицизма начинается с того, что иные формы социального знания рассматриваются лишь как некий ресурс или то, что задаёт тему исследования. На каком-то уровне, в каждом случае различном, значения, применяемые теми, кого мы изучаем, их нормы и ценности, отношения и убеждения, правила, которые диктуют их поведение, трактуются таким образом, как если бы их смысл не носил проблемного характера. Затем в процедуре объяснения те же самые значения употребляются уже в качестве базиса – социолог договаривается с людьми, которых он изучает, о создании ещё и иного представления о социальном порядке. Именно здесь начинает «работать» этнометодология, обнаруживая удивительную проницательность. Первая из идей, характерных для этнометодологического подхода, которая обращает на себя внимание, – это индексный характер человеческих суждений1. Язык работает наподобие индексной/указательной системы в библиотеке, постоянно возвращая нас к другим работам на ту же тему, работам одного и того же автора и т.п.; значение каждого термина в языке обращает нас к его контексту, ситуации, в которой он используется, а также к словам, которые его окружают. Этнометодология обращает внимание на то, что коммуникация между людьми содержит более существенную информацию, чем та, которая выражена вербально, что существует неявное, фоновое знание, подразумеваемые смыслы, молчаливо принимаемые участниками взаимодействия и объединяющие их. Данное положение наиболее очевидно можно проиллюстрировать на примере произношения слова «ты» – о каком «ты» идёт речь, становится ясным лишь в контексте ситуации, в которой используется указанный термин. Это также действительно и для какого-либо иного слова или утверждения. Так, когда мы слушаем чью-либо речь, нам, как правило, требуется какое-то время, чтобы понять смысл сказанного. Если вы сейчас вернётесь к первому предложению этого параграфа, то вам сразу же станет ясно, о чём говорится; в процессе чтения вы воздерживаетесь от суждения до тех пор, пока мы не объясним, что именно имеем в виду. Однако это также истинно для любого предложения или фразы, если рассматривать их как относительно самостоятельные, а сам процесс объяснения никогда не может носить завершённого характера. Всегда возможно спросить : «Что вы имеете в виду?». Поэтому мы не можем считать какое-либо значение само собой разумеющимся, хотя всё же и ведём себя так, как если бы могли считать его таковым. Вторая значительная идея, сформулированная в ходе этнометодологических исследований, ставит вопрос о том, каким было бы наше поведение, если бы все значения были ясны: это подводит нас к мысли о рефлексивном характере нашего разговора о наших действиях или конкретной ситуации1. Когда мы описываем какую-либо ситуацию, мы в то же время творим её, делая более ясной, полной смысла и рациональной. Когда мы пишем «Я работаю над книгой о социальном познании», мы не просто описываем то, что делаем; а в то же время находим оправдание тому, что делаем, через сомнения и неопределенность, сообщая себе и другим суть своего подхода к проблеме. Термин «рефлективность/reflexivity» включает в себя действия, которые мы в процессе повседневного взаимодействия совершаем для того, чтобы скорректировать термин «индексный» и создать чувство социальной устойчивости. Гарольд Гарфинкель, основатель этнометодологического подхода и наиболее знаковая его фигура, идя по пути, предложенному ещё А. Шюцем, апеллирует к рефлективности и индексности как «ожиданиям второго плана», беря за основу формы всеобщего знания. Ранний период его исследований связан с серией экспериментов, направленных на то, чтобы установить существование таких ожиданий и их значений. Он подключил своих студентов к работе по обнаружению «ожиданий второго плана». Например, Г. Гарфинкель отправлял их в магазин и заставлял торговаться при покупке товаров или же требовал прийти домой и вести себя как будто бы они были квартиросъёмщиками. Социолог рассматривал обнаруживаемую при этом социальную неорганизованность как якобы предусмотренную его позицией. Дабы продемонстрировать индексный характер значения, он просил студентов уточнить смысл предлагавшегося разговора между мужем и женой, но, конечно же, никакое полное уточнение не было возможно. Он всегда мог вопросить: «Что вы под этим подразумеваете?» Позднее Г. Гарфинкель смещает акценты в анализе и в гораздо меньшей степени рассуждает «об ожиданиях второго плана», но в большей – о практике и правилах. Он всячески акцентирует точку зрения, согласно которой сохранение представлений об определённом социальном порядке есть никогда не прекращающаяся деятельность. Проявления такого рода деятельности поначалу достаточно трудно «схватить», понять их хотя бы просто потому, что, по мнению Г. Гарфинкеля, они представляют собой некий базис для всех наших действий вообще. Это похоже на то, как, если бы мы попытались сосредоточить внимание на процессе дыхания или, например, изучать то, каким образом люди передвигаются при помощи ног. Несколько примеров прояснят ситуацию. Первый из примеров связан с пояснением. Если мы постоянно используем одно и то же слово в повседневной речи, к пояснению прибегают в том случае, когда хотят уйти от предмета спора или же вести разговор не о самом обсуждаемом предмете, а вокруг него. Так, первая часть данного текста представляет собой пояснение: нам не удалось подобрать точных дефиниций относительно этнометодологии, и потому мы стремились показать, насколько непросто понять то, о чём шла речь. Если идея индексного характера значения корректна, то всё остальное может рассматриваться как пояснение. Данную мысль следующим образом подытоживает один из наиболее интересных представителей этнометодологического подхода Аарон Сикурел: «Мы, возможно, можем достичь некоей ясности в связи с нашей пояснительной деятельностью через обоснование того положения, что любая попытка каким-то образом стимулировать использование пояснения или, наоборот, стремление избежать пояснения сами по себе являются пояснениями. Это выявляет всю абсурдность наших усилий в стремлении быть бескомпромиссно точными в нашем описании наблюдаемых событий или действий, участниками которых мы являемся»1. Представляется, что в процессе пояснения мы можем прибегнуть к определённым правилам, взятым за основу. Примером подобного рода правил служат предложения с конструкцией «и т.д.», являющиеся дополнением ко всем правилам социального поведения и сообщающие нам нечто, похожее на конструкцию типа «за исключением разумных обстоятельств». Так, когда профессор читает лекцию, предполагается существование неформального (а иногда и формального) правила, согласно которому он один может говорить, а все остальные молчат. Правило «и т.д.» даёт возможность слушателям нарушить модель «за исключением разумных обстоятельств», например, посредством постановки вопросов или же краткого обмена мнениями шёпотом с соседями. Итак, мы вновь имеем дело с теорией низшего уровня, где присутствует лишь несколько неявно обозначенных попыток подлинного теоретизирования, то есть с исследованием эмпирического характера. Несмотря на то, что в этнометодологии прослеживаются некоторые тенденции, направленные на создание полновесной теории, в целом она всё же может быть охарактеризована как эмпирическое исследование. Прежде всего, здесь идёт речь об использовании своего рода феноменологической редукции: исследователь не уделяет внимания сущности того, что говорят люди, но изучает то, каким образом это сказано, пытаясь идентифицировать правила и реальную практику. Социокультурная реальность рассматривается при этом как поток неповторимых, уникальных ситуаций. Она не обладает объективными характеристиками, а приобретает их благодаря тому, что в ходе речевой коммуникации мы представляем значения своих суждений в виде объективных свойств, в терминах объективных признаков, приписываемых нами реальности самой по себе. С помощью объективных выражений люди могут преодолеть уникальность социальной реальности, приписав ей те значения и смыслы, которые производны от нашего опыта. Тем самым мы унифицируем и классифицируем её. Результаты конкретных исследований этнометодологов, как правило, были прямо противоположны задуманному. Большая часть этнометологических изысканий была посвящена установлению неких стандартных правил, которые, в конечном итоге, мало что доказывали и мало кого убеждали. Так, Гарольд Сакс, представитель первой, ранней волны этнометодологии, проводил свои исследования в Центре по предотвращению суицида, изучая, каким образом и почему люди обращаются к телефонным разговорам. Среди выводов, к которым он пришёл, были, к примеру, утверждения о том, что в ходе беседы обычно непосредственно говорит один человек; когда же говорит более чем один человек, разговор довольно быстро заканчивается. Приведённый пример хорошо иллюстрирует идею относительной скудости результатов проведённых исследований, несмотря на громадную по объёму рутинную работу, которая была проведена: рефлективность относится к процессу, в котором результат – это чувство или порядок субстантивных значений, а начальный этап – отсутствие этого чувства. Мы можем узнать очень немногое о процессе самом по себе, не зная начальных условий и конечного результата. Это то же самое, как если бы мы попытались понять суть производственного процесса на фабрике, не поинтересовавшись тем, какое сырьё в нём используется и каков конечный продукт; в этом случае может оказаться, что никакого сырья не существовало вообще. Точно так же умудряются действовать многие представители эмпирической этнометодологии. Во многом именно по этой причине в среде теоретической социологии этнометодология по большому счёту игнорируется. Подобное отношение не является вполне оправданным: как и представители других теорий, этнометодологи сумели найти нечто важное, одновременно с этим (и это, увы, неизбежно) не обойдясь без потерь. В связи с вышесказанным попытаемся более внимательно проанализировать теоретический статус этнометодологии. Как нам представляется, лучше всего подойти к этнометодологии как к теории социального познания, которая должна занять своё место в общей теории субъектов или действий. В этой теории анализируется, каким образом мы приходим к соглашению о том, как создаётся мир социального. Аарон Сикурел продвинулся в данном направлении дальше всех и сумел выявить некоторые достаточно интересные возможности. Он утверждает, что чувство социальной структуры, которое мы пытаемся найти в процессе взаимодействия, и есть продукт того, что он называет «поверхностными», «интерпретативными» или «глубинными» правилами (здесь использованы разработки известного лингвиста Н. Хомского). Поверхностные правила – это нормы социальной жизни, которые в иных теоретических подходах рассматриваются как нечто данное, предустановленное. Кажется, этнометодология сумела окончательно установить, что подобные правила не могут рассматриваться таким образом; напротив, посредством процедур интерпретации они могут быть реконструированы различными способами в разных ситуациях. Такого рода реконструкция может быть осуществлена через посредство выделения структуры правил интерпретации, которая рассматривается А. Сикурелом как врождённая способность людей. Люди не обучаются этим правилам; напротив, они сами как бы выступают в качестве некоего основания, базиса для процесса обучения. Данное положение само по себе интересно, но А. Сикурел идёт далее, пытаясь понять, почему выделяемая им структура правил интерпретации является необходимой. Наше восприятие мира работает через пять органов чувств: мы можем видеть мир, слышать, чувствовать, пробовать на вкус, обонять; при этом предметы и события воспринимаются нами одновременно. Язык, однако, не даёт нам возможности говорить в определённое время об определённой вещи; существует процесс перевода нашего внелингвистического опыта в описания. Именно поэтому описание события всегда есть и творение этого события, а не просто его автоматическая запись. Следует учесть и тот факт, что не только разум, но и эмоции вовлечены в процесс опытного освоения мира. Во всей предшествующей социальной теории связь между словом и восприятием, между словом и чувством уже затрагивалась. Во всех исследованиях эмпирического характера, связанных с анализом речевых актов, так или иначе отмечается наличие такого рода связей. Однако это ещё не означает постановки самостоятельной исследовательской проблемы. Одна из идей, вытекающая из феноменологической социологии в целом и из работ А. Сикурела в особенности, как представляется, заключается в формировании самостоятельной области исследований, связанной с изучением сферы общих (универсальных) значений. Существование этой сферы постулируется некоторыми разновидностями этнометодологии; признание существования сферы общих значений может быть рассматриваемо, как стремление создать видимость социального порядка. Однако пока, видимо, правильным будет сказать, что видимость социального порядка создаётся заново в процессе каждого социального взаимодействия. Вместе с тем нам нет нужды изобретать значения каждый раз заново, мы лишь предлагаем специфическую для каждой ситуации версию общего значения. Общие значения – это инструменты, которые мы используем различным способом и в различных обстоятельствах, так, как мы, например, можем использовать молоток для забивания гвоздей, их вытаскивания или же для разбивания окна в случае пожара. Эти общие значения для А. Сикурела – некие внешние правила; для П. Бергера и Т. Лукмана – социально принимаемые сверх-символы, сходные с самим языком. Итак, этнометодология вновь указывает на область исследований и обозначает главную для теории действия проблему: что именно вовлечено в процесс применения общих значений определённым способом. Вместе с тем следует сказать и о том, что последовательное использование этнометодологической аргументации может лишить нас некоторых чрезвычайно важных возможностей. В символическом интеракционизме присутствует мысль о том, что такого феномена, как общество, возможно, попросту не существует. Этнометодология в неявной форме следует тем же путём: понимание и исследование общества лишь как социальной структуры, существующей сверх и помимо социальных взаимодействий, означает, по сути дела, отрицание общества как такового. Можно принять положение, согласно которому в результате социального взаимодействия возникает впечатление социального порядка, однако, это вовсе не снимает вопроса о существовании общества как отдельного объекта изучения. |
Похожие:
 | Учебно-методическое пособие для студентов 5 курса юридического факультета... Судебная психиатрия: Учебно-методическое пособие для студентов 5-го курса отделения юридического факультета очной формы обучения... | | Учебно-методическое пособие адресовано студентам очной формы обучения... Кискин Е. В., Ахмедова А. К. Юридическое делопроизводство: Учебно-методическое пособие для студентов очной и заочной формы обучения.... |
| Примерная программа наименование дисциплины «философия» Рекомендуется... Дать студентам глубокие и разносторонние знания по истории философии и теоретическим аспектам современной философии | | Кафедра истории, философии, социологии, политологии политология Учебно-методическое пособие предназначено для студентов дневной и заочной форм обучения Казанского государственного медицинского... |
 | Рабочая программа для студентов очной формы обучения, направление 030100. 62 «Философия» Дёгтев А. Н. Математическая логика. Учебно-методический комплекс. Рабочая программа для студентов очной формы обучения, направления... | | Учебно-методическое пособие Рекомендовано методической комиссией... Учебно-методическое пособие предназначено для студентов очной формы обучения для проведения теоретических и практических занятий... |
| Учебно-методическое пособие для студентов факультета «Финансы и кредит» Учебно-методическое пособие предназначено для студентов дневной формы обучения в помощь для эффективной подготовки к семинарским... | | Программа курса Петрозаводск 2014 Учебное пособие подготовлено в... Учебное пособие подготовлено в соответствии с Программами кандидатских экзаменов по «Истории и философии науки» для аспирантов и... |
| Неличные формы глагола Неличные формы глагола : учебно-методическое пособие по английскому языку для студентов юридического факультета очной и заочной формы... | | Учебно-методический комплекс для студентов очной формы обучения направления... Учебно-методический комплекс. Методические указания и индивидуальные задания для студентов очной формы обучения направления 05. 07.... |
| Учебно-методическое пособие для курсантов юридического профиля подготовки Учебно-методическое пособие предназначено для курсантов юридического профиля подготовки специалистов (очной формы обучения) в Московском... | | Контрольные вопросы по курсу Учебно-методическое и информационное обеспечение Учебное пособие предназначено для студентов очной и заочной формы обучения направления "бакалавр" |
| С. А. Чернов Кандидатский экзамен по истории и философии науки (учебно-методическое пособие) Российской Федерации приказами от 17 февраля 2004 года №696 и №697 утвердило новый перечень кандидатских экзаменов для соискателей... | | С. А. Чернов Кандидатский экзамен по истории и философии науки (учебно-методическое пособие) Российской Федерации приказами от 17 февраля 2004 года №696 и №697 утвердило новый перечень кандидатских экзаменов для соискателей... |
| Философия Философия: учебно-методическое пособие для студентов заочной формы обучения и преподавателей / И. В. Степанов, М. В. Нагорная, В.... | | Учебно-методическое пособие по дисциплине «пропедевтика внутренних... Учебно-методическое пособие предназначено для студентов 2-3 курсов лечебного факультета кгму |
