Ролло Мэй Смысл тревоги Перевод с английского М. И. Завалова и А. И. Сибуриной Москва Независимая фирма «Класс» 2001

явной проблемой во многих самых разных областях современной культуры. Создается впечатле�� * Перевод С. Апта. 14 Смысл тревоги ние, что к середине двадцатого века тема тревоги заняла центральное место в таких разных областях, как наука и поэзия, религия и политика. За двадцать�� тридцать лет до этого общество еще жило как бы в другой эпохе, которую мож�� но назвать “эпохой скрытой тревоги”, — я надеюсь продемонстрировать это ниже, — а с середины века началась, по словам Одена и Камю, “эпоха явной тревоги”. И с этим феноменом уже нельзя не считаться: тревога из скрытой стала явной, то, что раньше приписывали “настроению”, превратилось в на�� сущный вопрос, который необходимо определить и прояснить во что бы то ни стало. И это относится не только к пониманию эмоциональных и поведенческих рас�� стройств или к их терапии, где тревога стала, выражаясь языком Фрейда, “уз�� ловой проблемой”. Тема тревоги является центральной и во многих других, са�� мых разных областях — в литературе, социологии, политике и экономике, педагогике, религии и философии. Я хочу проиллюстрировать это примерами; начну с самых общих, а затем перейду к более конкретным областям знаний, где тревога рассматривается как научная проблема. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА Если мы попытаемся исследовать тему тревоги в американской литературе, на�� пример, двадцатых или тридцатых годов, то встретимся скорее с симптомами тревоги, чем с явной тревогой. Хотя в этот период было создано не слишком много изображений явной, выступающей на первый план тревоги, исследова�� тель найдет в художественной литературе тех лет много признаков скрытой тревоги. Вспомним то явное ощущение одиночества, настроение непрерывно�� го поиска — отчаянного и навязчивого, но всегда обреченного на неудачу, — в книгах Томаса Вульфа. Читая страницы с описаниями тревоги, можно обра�� тить внимание на одну вещь: часто эта тревога вращается вокруг одной темы, символически выраженной в названии книги Вульфа — “Ты уже не вернешься домой”. Невротическая тревога рождается из��за того, что герои Вульфа неспо�� собны принять психологический смысл невозможности снова вернуться домой, то есть принять свою психологическую автономию. Образы из романов Вульфа (поскольку писатели в символической форме выражают, и часто необыкновен�� но точно, бессознательные представления и конфликты своей культуры), по�� видимому, свидетельствуют о том, что многие люди двадцатых��тридцатых го�� дов начали понимать: невозможно снова вернуться домой; более того, невозможно в поисках безопасности опереться на экономические, социальные и этические реалии прошлого. Благодаря этому открытию тревога вышла на Тревога и двадцатый век 15 поверхность сознания, стала, наряду с чувством “бездомности”, явной пробле�� мой. Тема дома и матери, связанная с тревогой, будет встречаться нам снова и снова, обретая конкретность по мере нашего углубления в феномен тревоги. В пятидесятых годах тревога стала уже явной темой литературы. Одна из поэм У.Х. Одена носит название “Эпоха тревоги”1. Поэт считал, что эти слова наибо�� лее точно представляют картину его времени. Хотя фоном для внутренних переживаний четырех главных героев поэмы служит война, — где “необходи�� мость похожа на ужас, а свобода — на скуку”2, — Оден со всей определенно�� стью показывает, что истоки тревоги его героев, как и других людей того вре�� мени, лежат на более глубоком уровне, чем внешнее событие, война. Четыре героя поэмы, отличающиеся друг от друга по своему темпераменту и проис�� хождению, имеют некоторые общие черты, характеризующие наше время: им свойственно одиночество, жизнь лишена для них ценности, они ощущают свою неспособность любить или быть любимым, — хотя все они желают любви, стремятся к ней и все на время освобождаются от чувства одиночества под действием алкоголя. Источник тревоги следует искать в современной культу�� ре, в частности, как считает Оден, в том, что современный мир, в котором обо�� жествляются коммерческие и технические ценности, требует от человека кон�� формизма: Мы движемся по воле колеса; Одно движение всем управляет: подъем и спад зарплат и цен...3. ...Дурацкий мир, Где поклоняются техническим новинкам, Мы говорим и говорим друг с другом, Но мы одиноки. Живые, одинокие. Чьи мы? Как перекати��поле, без корней4. И все четыре героя думают о том, что их тоже затянет в себя бессмысленная механика этого мира: ...Мы знаем страх того, Что мы не знаем. Сумерки приносят Неясный ужас. Торговать полезным Товаром в сельской лавке... Учить прилежных девушек Наукам в школе? Уж поздно. Когда же нас попросят? Или просто Мы не нужны совсем?5 16 Смысл тревоги Эти люди утратили способность воспринимать себя самих как нечто ценное, они не верят в свою неповторимость. Одновременно герои поэмы, символизи�� рующие всех нас, потеряли веру в других и утратили способность общаться в подлинном смысле этого слова6. Альберт Камю назвал наше время “веком страха”, сравнивая его с семнадца�� тым веком, веком математики, с восемнадцатым — веком физики, и с девятнад�� цатым — веком биологии. Камю понимал: в этом сравнении потеряна логика, поскольку страх нельзя отнести к наукам. Он говорил: “Но все��таки это связа�� но с наукой, поскольку именно научные достижения привели к тому, что на�� ука отрицает саму себя, а сверхразвитая техника грозит уничтожить земной шар. Более того, хотя страх нельзя назвать наукой, его можно с определенно�� стью назвать техникой”7. Наше время нередко называют “веком психологии”. Какая связь существует между страхом и психологией? Не страх ли заставляет людей исследовать свою внутреннюю жизнь? Мы будем размышлять над этими вопросами на протяжении всей книги. Другим писателем, который оставил нам яркое изображение тревоги, был Франц Кафка. Всплеск интереса к его творчеству в сороковых��пятидесятых го�� дах двадцатого века говорит об изменении характера общества в это время. Тот факт, что все больше людей, читая Кафку, находили в нем что��то важное, примечателен: значит, Кафка выразил переживания многих людей того време�� ни. Главный герой романа “Замок” посвятил свою жизнь героической и безна�� дежной попытке поговорить с хозяевами замка, управляющими всей жизнью деревни. Они могли бы указать герою его место и придать какой��то смысл его существованию. Антигероем Кафки движут “самые первичные жизненные по�� требности, желание укорениться, обрести дом, найти свое дело в жизни, стать одним из местных жителей”8. Но хозяева замка остаются непостижимыми и недосягаемыми, и жизнь героя Кафки теряет свое направление и свою целост�� ность, герой остается одиноким среди окружающих. Можно бесконечно раз�� мышлять о том, что символизирует замок, но очевидно: его хозяева олицетво�� ряют собой власть бюрократизма, настолько сильную, что она подавляет и личную автономию, и подлинные межличностные взаимоотношения. Мы смело можем утверждать, что Кафка писал о буржуазной культуре конца девятнадца�� того — начала двадцатого века, когда техническая эффективность была возве�� дена на пьедестал, а человеческие ценности растоптаны. Герман Гессе, который в меньшей мере, чем Кафка, пользовался литературными символами, с большей прямотой говорил об источниках тревоги современного человека. Травматические социальные изменения осознали сначала в Европе, а уже потом в Америке; поэтому (хотя “Степной волк” был написан в 1927 году) книги Гессе в большей мере касаются проблем, вставших перед жителями Соеди�� ненных Штатов в сороковых годах. Жизнь главного героя книги, Галлера, явля�� ется притчей о человеке нашего времени9. По мнению Гессе, одиночество и тре�� Тревога и двадцатый век 17 вога Галлера (и его современников) объясняются тем, что в буржуазной куль�� туре конца девятнадцатого — начала двадцатого века слишком большой пере�� вес получили технические и рациональные ценности, а динамические ирра�� циональные компоненты переживаний были подавлены. Галлер пытается выйти из своей отчужденности и одиночества, отпустив на свободу свои чувственные и иррациональные желания, которые он раньше сдерживал (эта сторона его жизни и есть “волк”). Но это приносит лишь временное облегчение. И Гессе не предлагает современному западному человеку путей освобождения от тревоги, поскольку считает, что в настоящее время “целое поколение оказывается между двумя эпохами”. Другими словами, буржуазные стандарты поведения и меры контроля вышли из строя, но еще нет новых стандартов, которыми можно было бы заменить старые. Гессе видит в записках Галлера “документ эпохи, ибо ду�� шевная болезнь Галлера — это мне теперь ясно — не выверты какого��то оди�� ночки, а болезнь самой эпохи, невроз того поколения, к которому принадлежит Галлер. И похоже, что неврозом этим охвачены не только слабые и неполно�� ценные индивидуумы, отнюдь нет, а как раз сильные, наиболее умные и ода�� ренные”10. СОЦИАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В области социальных исследований тревога также оказывается на переднем плане. Супруги Линд дважды изучали жителей американского городка Мидлтау�� на — в двадцатых и тридцатых годах нашего века11. Сравнение этих двух иссле�� дований показывает, как ощущение тревоги становится в Америке открытой со�� циологической проблемой. Первое исследование проводилось в двадцатых го�� дах, и в то время осознанная тревога еще не беспокоила жителей Мидлтауна. Эта тема вообще не отмечена в указателе к объемистому труду Линдов. Но пси�� холог, читающий работу Линдов, может увидеть в поведении жителей Мидлтау�� на проявления скрытой тревоги. Например, они одержимы работой (“предпри�� ниматели и рабочие трудятся лихорадочно”, стремясь заработать как можно больше денег12, охвачены стремлением соответствовать социальным нормам общества, проявляют стадный инстинкт (желая, например, во что бы то ни стало вступить в определенный клуб) и лихорадочно заполняют деятельностью свое свободное время (например, посвящая его автомобилю), даже если эти занятия достаточно бессмысленны. По воскресеньям многие люди садились в свои ма�� шины, проезжали пятьдесят миль, а затем возвращались домой. Приходят на ум страницы Паскаля, содержащие описание симптомов скрытой тревоги: ненасыт�� ное стремление человека отвлечься, убежать от томления, чтобы беспокойство растворилось в бурной деятельности. Лишь один житель Мидлтауна (охарак�� 18 Смысл тревоги теризованный Линдами в первом томе как “проницательный” наблюдатель) гля�� дел глубже, чем другие горожане, и ощущал, что за таким поведением скрыва�� ется некий страх. Он говорит: “Эти люди чего��то боятся; что же это с ними про�� исходит?”13 Но повторное изучение того же общества в тридцатых годах дает совсем иную картину. У людей появилась осознанная тревога. “Всех жителей Мидлтауна объединяет одна общая черта, — замечают Линды, — неуверенность перед ли�� цом сложного современного мира”14. Конечно, появился внешний повод для тревоги — экономическая депрессия. Но было бы ошибкой полагать, что при�� чиной тревоги явилась экономическая нестабильность. Линды верно отмеча�� ют: растерянность жителей Мидлтауна связана с ролевой неопределенностью каждого человека. В их отчете написано: “Жители Мидлтауна запутались в противоречивых моделях поведения, ни одну из которых нельзя ни категори�� чески отвергнуть, ни безусловно одобрить, так что все время остается неопре�� деленность. Или же, когда группа явно санкционирует определенную роль, че�� ловек оказывается под давлением культурных норм, которым он не в состоянии соответствовать”15. Этот хаос противоречивых моделей поведения выражает социальные измене�� ния, происходившие в то время во многих сферах общественной жизни; эти изменения, о которых подробнее будет сказано ниже, тесно связаны с трево�� гой, охватившей современный мир16. Поскольку, отмечают Линды, “большин�� ство людей не в состоянии вынести изменения, когда они происходят одновре�� менно во всех сферах жизни”17, и экономика, и социальная идеология в Мидлтауне стали более жесткими и консервативными. Этот зловещий симп�� том и выражает тревогу, и работает как механизм защиты от тревоги. Намеча�� ется связь между тревогой и тоталитарной политикой. Этот вопрос мы подроб�� нее рассмотрим в других разделах книги. Роберт Лифтон, которого можно назвать социальным психиатром, оставил нам много ценных замечаний, помогающих понять процесс “промывания мозгов”18, волновавший людей всего мира с пятидесятых годов. Я не буду подробно рас�� сказывать об интересном труде Лифтона, но приведу лишь одну цитату, прямо связанную с нашим основным предметом размышлений: “Джон С. Данн, выдающийся католический богослов, говорит, что в наши дни появилась новая религия, которую можно назвать словом “путешествие”. Вот как Данн описывает этот процесс: “Мы можем встать на точку зрения человека иной культуры, другого образа жизни, другой религии... А затем наступает момент, когда мы долж�� ны совершить столь же важный шаг в противоположном направле�� нии, который можно назвать “возвращением”: обогащенные новым Тревога и двадцатый век 19 опытом, мы возвращаемся к нашей собственной культуре, к нашему образу жизни и нашей религии”19. “Но у этого процесса есть и другая, темная сторона. Сама возмож�� ность совершать подобные “путешествия”, все это бесконечное раз�� нообразие, превращающее человека в Протея, может порождать тре�� вогу. Тревога перед неопределенностью и расплывчатостью заставляет человека искать жесткой определенности, и мы видим проявления этого в широком распространении фундаменталистских религиозных сект и во всевозможных тоталитарных духовных дви�� жениях”20. Упоминание о Протее связано с идеей Лифтона о том, что современный чело�� век постоянно меняет свою идентичность. Протей, согласно древнегреческой мифологии, мог менять свое обличье, он мог быть “диким вепрем, львом, дра�� коном, огнем или водным потоком... Он не мог только одного — остановиться на каком��то одном обличии, пока его не свяжут или не закуют в цепи”. Жела�� ние постоянно менять маски, непрерывно изменяться в соответствии с окру�� жающей средой, не имея понятия о том, “что же на самом деле мое и кто я та�� кой”21 (как это выразил один “Протей” нашего времени) свидетельствует о головокружительном изменении нашего социального мира. Неважно, радует это или обескураживает, но нельзя отрицать, что такое состояние выражает радикальный переворот, произошедший в обществе. Лифтон говорит о том, что тревога современного человека (например, тревога перед лицом возможной ядерной войны) вызывает оцепенение. Это защитный процесс эмоционального отстранения, когда человек, бессильный что��либо предпринять, теряет чувствительность, отбрасывает от себя ощущение угрозы. С помощью помутнения сознания можно одержать над тревогой временную победу. Возможно, за это потом придется расплачиваться; по крайней мере, так было с узниками, захваченными вместе с судном “Пуэбло”. Один исследо�� ватель, изучавший этих людей, писал: “Возможно, кратковременная адаптация основывалась на сильном вытеснении и отрицании и неблагоприятные по�� следствия появятся позже”22 — то есть позже такой человек может совершить самоубийство или у него может возникнуть психотическая депрессия. ПОЛИТИКА Идеальные взаимоотношения между политикой и тревогой выразил Спиноза, который писал о “свободе от страха”. По его мнению, государство должно “освободить каждого человека от страха, чтобы он мог жить и действовать, 20 Смысл тревоги чувствуя свою защищенность и не причиняя вреда себе и своим ближним”. Но если мы рассмотрим политику в современном мире, то найдем множество при�� знаков явной или скрытой тревоги. Не будем обсуждать все источники фашиз�� ма, но обратим внимание лишь на одно явление: фашизм зарождается и наби�� рает силу в те годы, когда все жители страны испытывают тревогу. Тиллих, свидетель прихода к власти Гитлера в Германии, так описывает ситуацию в Ев�� ропе в тридцатые годы, когда в Германии зарождался фашизм: “Прежде всего, везде чувствовался страх или, точнее, какая��то не�� определенная тревога. Была утеряна экономическая и политическая стабильность, кроме того, люди не могли найти защиты также и в культуре или в религии. Как будто не на чем было строить: все ос�� нования оказались разрушенными. Люди все время ожидали какой�� то катастрофы. Поэтому у всех появилось жадное стремление к на�� дежности и безопасности. Свобода, которая приносит страх и тревогу, потеряла свою привлекательность; лучше крепкая надеж�� ная власть, чем свобода и страх”23. В такие периоды люди цепляются за авторитарную власть, чтобы избавиться от тревоги. В этом смысле тоталитаризм играет в обществе ту же роль, что и невротический симптом, защищающий человека от невыносимой тревоги. Гер�� берт Мэфьюс, видевший развитие итальянского и испанского фашизма, писал: “Фашизм был подобием тюремной камеры, где человек получает какую��то за�� щищенность, крышу над головой и ежедневное питание”24. Подобную роль, с некоторыми существенными отличиями, играет и коммунистический тоталита�� ризм. Артур М. Шлезингер заметил: “Коммунизм заполнил “вакуум веры” — пустое место, оставленное потерявшей свое значение официальной религией. Новая идеология давала стремление к цели, которое вылечивает человека от мучительной тревоги и сомнения”25. Как я покажу далее, подобные тоталитар�� ные режимы не являются следствием исключительно экономических при�� чин — они продукт духовного, этического и психологического вакуума, воз�� никшего в Западной Европе после разрушения буржуазных традиций. По словам Мартина Ибона, коммунизм рождается из “отчаянного желания найти направление в хаосе и пустоте”26. В этом хаосе и пустоте царит тревога. Тота�� литаризм получает силу по той причине, что он, как и симптом, “связывает” тревогу и приносит некоторое облегчение27. Кроме подобных ярких симптомов тревоги в эти годы на социально��полити�� ческую сцену выходят проявления неопределенной тревоги. В то время люди часто повторяли слова Франклина Рузвельта, сказанные им при вступлении в должность президента: “Нам следует страшиться лишь одной вещи — самого страха”. Это свидетельствует о том, что все большее число людей стали пони�� мать, что такое “страх страха”, — или, точнее, что такое тревога, — перед ли�� цом социально��политических изменений нашей эпохи28. Тревога и двадцатый век 21 Появление атомной энергии превратило смутную “свободно плавающую” тре�� вогу в нечто конкретное. Когда впервые были сброшены атомные бомбы, Нор�� ман Казенс выразил тревогу перед новыми грозными возможностями человека такими страстными словами: “Начало атомной эры принесло не надежду, а скорее страх. Прими�� тивный страх, страх неведомого, страх перед силой, которую чело�� век не может обуздать или понять. Такой страх не нов — это класси�� ческий пример страха перед иррациональной смертью. Но вчера этот страх усилился, вырос. Он вырвался из бессознательного в со�� знание, наполнил нас первобытным ужасом.... Там, где человек не находит ответа, он встречается со страхом”29. Даже если мы не верим в смерть от пули или атомной бомбы, тревога, прису�� щая этому зловещему миру, нас все равно не покидает. Историк Арнольд Тойн�� би полагает, что у нынешнего поколения людей нет серьезных оснований опа�� саться новой мировой войны, но “холодная война” будет продолжаться еще долго. Это означает, что мы будем жить в состоянии постоянного напряжения и беспокойства. Пребывать в состоянии тревоги в течение жизни одного поко�� ления и даже дольше — мрачная перспектива. Но картина имеет и свои светлые стороны. Тойнби считает, что напряжение холодной войны можно использовать конструктивно, поскольку оно побуждает нас повышать социально��экономический уровень жизни на Западе. Я согласен с Тойнби: наше политическое и социальное выживание зависит как от способ�� ности переносить тревогу, связанную с пугающей политической ситуацией в мире, так и от способности использовать эту тревогу конструктивно. Тойнби приводит притчу, которая прекрасно описывает конструктивное ис�� пользование тревоги, и я кратко ее перескажу. Рыбаки, перевозившие живую сельдь из Северного моря, увидели, что рыба в их резервуарах становится вя�� лой, несвежей, а, следовательно, и ее стоимость падает. Тогда один рыбак пред�� ложил запустить в резервуар пару хищных зубаток. Испытывая смертельную опасность рядом с зубатками, сельди не только избавились от вялости, но ста�� ли еще более активными и здоровыми30. Разумеется, остается другой вопрос: будет ли реакция запада на зубатку (Китай или Россию) конструктивной, то есть сможем ли мы использовать тревожную политическую ситуацию преиму�� щественно для созидания? Тревогу еще больше усиливает то, что мы не можем найти определенного ви�� новника зла — “дьявола”, на которого можно было бы спроецировать наши страхи. Тревогу усиливает и тот факт, что мы сами — субъективно и объектив�� но — являемся участниками проблемы. Как говорил Пинатс: “Мы повстречали врага, он — это мы сами”. 22 Смысл тревоги ФИЛОСОФИЯ И БОГОСЛОВИЕ Тревога стала также центральной проблемой современной философии и рели�� гии, и это особенно ярко показывает распространенность феномена тревоги в нашей культуре. Тема тревоги занимает такого богослова, как Райнольд Нибур, который особенно много размышляет о сегодняшней экономике и политике. Она привлекает к себе внимание философов Пауля Тиллиха и Мартина Хайдег�� гера, которые по опыту собственной жизни знакомы с кризисами и изменения�� ми, произошедшими в западном обществе за три последних десятилетия. Если принять определение Ницше, утверждавшего, что философ — это “врач культуры”, можно рассматривать идеи философов и богословов не просто как продукт умозрительных построений, но как диагноз состояния современной культуры. Согласно определению Тиллиха, тревога есть человеческая реакция на угрозу небытия. Человеку свойственно осознавать свое бытие, но он также знает, что в любой момент его существование может прекратиться. Конечно, Тиллих сформулировал эти мысли еще до появления атомной бомбы, но бомба стано�� вится весомым символом, с помощью которого множество людей соприкасают�� ся с угрозой небытия. Тревога — с философской точки зрения — появляется тогда, когда человек осознает, что бытие существует на фоне неустранимой возможности небытия. Это, как мы увидим, походит на концепцию Кьеркегора, утверждавшего, что тревога есть “страх перед ничто”. “Небытие” — не просто страх физической смерти, хотя, возможно, именно смерть является самым рас�� пространенным предметом и символом тревоги. Угроза небытия относится к религиозной и духовной сфере жизни, поскольку это есть страх перед бес�� смысленностью существования. Обычно угроза бессмысленности воспринима�� ется как угроза моему Я (Гольдштейн говорил о “растворении Я”). Но когда че�� ловек принимает вызов этой тревоги, когда видит угрозу бессмысленности и противостоит этой угрозе, он сильнее чувствует свое Я. Это обостряет вос�� приятие человека, направленное на самого себя, на свое бытие, отличающееся от мира небытия или мира объектов. В богословской доктрине Нибура, касающейся человека, тревога занимает цен�� тральное место. Нибур утверждает, что любое действие человека, творческое или разрушительное, включает в себя элемент тревоги. Тревога проистекает из того факта, что человек, с одной стороны, ограничен, что он, подобно жи�� вотным, подчинен случайностям и природным нуждам. С другой же стороны, человек обладает свободой. В отличие “от животных, он видит, что в ситуации существует неизвестность, и готов пойти на риск”. Таким образом человек вы�� ходит за пределы своей ограниченности. “Можно сказать, что человек — су�� Тревога и двадцатый век 23 щество и связанное, и свободное, ограниченное и не знающее границ — по�� стоянно испытывает тревогу. Тревога — неизбежный спутник парадокса сво�� боды и ограниченности, присущего человеческой жизни”31. Мы еще вернемся к этим мыслям, когда будем говорить о тревоге как о предпосылке невроза, а пока обратим внимание на то, что Нибур на своем богословском языке называ�� ет тревогу “внутренней предпосылкой греха. Слово тревога описывает состо�� яние внутреннего искушения”32. ПСИХОЛОГИЯ “Тревога является наиболее яркой особенностью западной цивилизации”, — говорит социальный психолог Р.Р. Виллобай. Он подкрепляет свое утвержде�� ние статистическими данными из трех сфер социальной патологии, на кото�� рые, по его мнению, оказывает влияние тревога. Виллобай приводит статисти�� ку самоубийств, функциональных психических расстройств и разводов. Число самоубийств в большинстве стран континентальной Европы в течение послед�� них 75—100 лет постоянно увеличивается. Говоря о функциональных психи�� ческих расстройствах, Виллобай замечает: “Создается впечатление, что коли�� чество психических заболеваний растет, при том, что созданы лучшие возмож�� ности для их лечения и диагностики”34. На протяжении двадцатого века во всех странах, кроме Японии, неуклонно повышается количество разводов. По мнению Виллобая, эти цифры говорят о том, что современный человек не спо�� собен терпеть стресс, приспосабливаясь к своему супругу, и что статистика разводов в современном обществе есть признак тревоги. Интересен тот факт, что в Америке выросло лишь количество разводов по причине “жестокого обращения”, число же разводов по всем прочим причинам снижается. Вилло�� бай считает, что “жестокое обращение” имеет прямое отношение к тревоге: “Когда поведение партнера вызывает тревогу, это называют жестоким обра�� щением”. Виллобай приводит данные статистики, подтверждая свое “убеждение, осно�� ванное на здравом смысле: в нашем обществе тревоги стало гораздо больше”. Тут с ним нельзя не согласиться. Но можно усомниться в том, что существует прямая связь между этими статистическими данными и тревогой. Возможно, что увеличение числа разводов связано не только с тревогой, но и с изменени�� ем отношения к разводу. Логичнее рассматривать рост числа разводов, само�� убийств и психических заболеваний как симптом и следствие постоянного изменения современной культуры, которое травмирует современного чело�� 24 Смысл тревоги века. Тревогу также можно рассматривать как симптом и плод нестабиль�� ного состояния культуры. Если проследить за динамикой разводов, мы увидим, что “американцы, вступа�� ющие в первый брак в возрасте 25—30 лет, разводятся в три��четыре раза чаще, чем сорок пять лет тому назад” (статистические данные, опубликован�� ные в 1976 году)35. За последние двадцать лет частота разводов увеличилась более чем вдвое. Но эта статистика скорее свидетельствует о том, что мы жи�� вем в обществе, находящемся в состоянии радикального изменения, и потому наше общество охвачено тревогой. В других главах книги мы подробно рассмотрим, что думают о тревоге пред�� ставители различных направлений психологии. Здесь я сделаю лишь некото�� рые вводные замечания: постепенно тревога стала центральной темой теории обучения, динамической психологии и особенно психоанализа и других школ психотерапии. Психологи уже давно поняли, что опасения и страхи ребенка, особенно страх наказания перед родителями и учителями, сильно влияют на обучение. Но лишь недавно ученые обратили внимание на многочисленные скрытые формы тревоги, которые пропитывают процесс обучения дома и в школе. Тем, что тревога стала одним из центральных вопросов теории обуче�� ния, мы обязаны таким психологам, как Маурер, Миллер, Доллард и их после�� дователям, занимавшимся теорией обучения36. Более тридцати лет назад Фрейд выделил тревогу как основную проблему в сфере эмоциональных и поведенческих нарушений. Дальнейшее развитие психоанализа лишь укрепляло эту точку зрения. В наши дни психологи самых разных направлений признают, что тревога есть “фундаментальное свойство невроза” или, если воспользоваться словами Хорни, “динамический центр не�� вроза”. Но это относится не только к психопатологии. В настоящее время ста�� ло очевидным: в жизни человека — “нормального” или “ненормального” — тревога играет гораздо более важную роль, чем казалось несколько десятиле�� тий назад. И неважно, думаем ли мы о “нормальном” или патологическом по�� ведении человека, — Фрейд в любом случае был прав, когда утверждал, что разрешение “загадки” тревоги прольет “поток света на всю психическую жизнь человека”37. ЗАЧЕМ НАПИСАНА ЭТА КНИГА Несмотря на то, что тревога стала центральной проблемой во многих областях нашей культуры, понять эту проблему по��прежнему нелегко по той причине, что различные теории и исследования были и остаются не скоординированны�� Тревога и двадцатый век 25 ми между собой. Так было в 1950��м, так же обстоит дело и сейчас, в 1977 году, несмотря на то, что этой проблемой занимаются многие одаренные психологи. Если почитать материалы всевозможных симпозиумов, посвященных тревоге, то можно заметить, что специалисты даже и говорят на разных языках. То, как Фрейд описывает проблему тревоги, в книге, опубликованной в 1933 году, до сих пор звучит актуально: “Вас не должно удивлять, что у меня накопилось много новой информации относительно наших гипотез о феномене тревоги. Неудивительно и то, что вся эта информация пока еще не подводит нас к ре�� шению этой сложной проблемы”. На данном этапе понимания тревоги необхо�� димо найти “правильные абстрактные идеи и попытаться приложить их к сы�� рому материалу наблюдений таким образом, чтобы навести в нем порядок и достичь более ясного понимания”38. Цель настоящего исследования и заключается в том, чтобы по мере своих сил “навести порядок в эмпирических данных и достичь более ясного понимания” феномена тревоги, над теорией которой различные ученые работают незави�� симо друг от друга. Я хочу собрать воедино разнообразные теории и рассмот�� реть их в их культурном и историческом, а также биологическом и психологи�� ческом аспектах. Затем я предполагаю найти общие черты этих разнообразных концепций, их различия и, насколько это возможно, объеди�� нить различные точки зрения, чтобы получить целостную и всестороннюю теорию тревоги. Клинические примеры, представленные в этой книге, явля�� ются иллюстрациями к теории тревоги. Они должны продемонстрировать раз�� личные аспекты целостной современной теории тревоги. Возможно, они также заставят в чем��то усомниться или породят новые вопросы. 26 Смысл тревоги

Похожие:

	Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... У 67 Освобождение от созависимости / Перевод с английского А. Г. Чеславской — М.: Независимая фирма “Класс”, 2002. — 224 с. — (Библиотека...		Руководство по эриксоновской гипнотерапии Перевод с английского А.... Терапевтические трансы: Руководство по эриксоновской гипнотерапии /Пер с англ. А. Д. Иорданского. М.: Независимая фирма "Класс" (Библиотека...
	Москва Независимая фирма “Класс” Издательство Трансперсонального института 2000 Д 49 Духовный кризис: Когда преобразование личности становится кризисом/ Под ред. Станислава и Кристины Гроф/Пер с англ. А. С. Ригина....		Феденок Юлия Николаевна Терапевтические трансы: Руководство по эриксоновской гипнотерапии /Пер с англ. А. Д. Иорданского. М.: Независимая фирма "Класс" (Библиотека...
	Резюме иванова елена георгиевна Терапевтические трансы: Руководство по эриксоновской гипнотерапии /Пер с англ. А. Д. Иорданского. М.: Независимая фирма "Класс" (Библиотека...		Социализация личности в рамках классных часов Терапевтические трансы: Руководство по эриксоновской гипнотерапии /Пер с англ. А. Д. Иорданского. М.: Независимая фирма "Класс" (Библиотека...
	Отчет моу сош №5 2010-2011 уч год Терапевтические трансы: Руководство по эриксоновской гипнотерапии /Пер с англ. А. Д. Иорданского. М.: Независимая фирма "Класс" (Библиотека...		Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Б 42 Гипноз XXI века — М.: Независимая фирма “Класс”, 2003. — 272 с. — (Библиотека психологии и психотерапии, вып. 106)
	Ю. С. Ясинская " " 2011 г. Положение о сайте образовательного учреждения гбоу сош №1621 Терапевтические трансы: Руководство по эриксоновской гипнотерапии /Пер с англ. А. Д. Иорданского. М.: Независимая фирма "Класс" (Библиотека...		Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Э 77 Семинар с Бетти Элис Эриксон: новые уроки гипноза. — М.: Независимая фирма “Класс”, 2002. — 208 с. — (Библиотека психологии...
	М. А. Базанов (Челябинский государственный университет) Д. С. Лихачев... Терапевтические трансы: Руководство по эриксоновской гипнотерапии /Пер с англ. А. Д. Иорданского. М.: Независимая фирма "Класс" (Библиотека...		Девиантное поведение некоторых представителей национальных меньшинств... Терапевтические трансы: Руководство по эриксоновской гипнотерапии /Пер с англ. А. Д. Иорданского. М.: Независимая фирма "Класс" (Библиотека...
	30 июня I. Морарь Дайте Морарь "хотя бы" гражданство России! Йоки.... Терапевтические трансы: Руководство по эриксоновской гипнотерапии /Пер с англ. А. Д. Иорданского. М.: Независимая фирма "Класс" (Библиотека...		Мириам Польстер Интегрированная гештальт-терапия. Контуры, теории и практики Ирвин Польстер, Мириам Польстер. Интегрированная гештальт-терапия: Контуры теории и практики / Пер с англ. А. Я. Логвинской – М.:...
	Роси Ш. Э77 Гипнотические реальности: Наведение клинического гипноза... Эриксон М., Росси Э., Роси Ш. Э77 Гипнотические реальности: Наведение клинического гипноза и формы косвенного внушения/Пер с англ....		Патентам и товарным знакам (19) А, 23. 06. 1992. De 202004021326, 30. 08. 2007. Jp 2001-303173, 31. 01. 2001. Jp 2001-214236, 07. 08. 2001. Jp 09-176786, 08. 07....