Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 2.43 Mb.
|
Затем уже, на другой день, я сопоставил эту фразу с тем, что говорил Кирилл на лекции, – о Намерении, благодаря которому возникает духовное развитие, о том, что это Намерение далеко не у каждого присутствует, а чтобы оно возникло, должны совпасть какие-то факторы. Дело-то было просто: я обнаружил, что мои представления о людях и о мире вовсе не совпадают с тем, что есть на самом деле (если это «на самом деле» существует) и то, что я это обнаружил, стало одним из факторов, которые должны были запустить развитие. Вроде бы так. Но я чувствовал, что запутался. И какое-то беспокойство, какая-то болезненная неудовлетворенность нарастала с каждым днем. Сначала я сходил в факультетскую библиотеку и прочитал Ершова. В результате – запутался еще больше. Вот мне и потребовались разъяснения, что же со мною происходит. Я позвонил Кириллу. Безо всякой гордыни позвонил – как будто забыл, как ругался на него. Встретились в Таврическом саду – так Кирилл предложил. Вечер был теплый. Сначала просто гуляли. Я и спросить-то не знал о чем. Отчитался: - Я Ершова-то прочитал. - Угу, – кивнул равнодушно, хоть бы одобрил что ли... - Слушай, а что это за новый сюжет моей жизни, о котором ты говорил прошлый раз? Он уже начался? - Начинается. Хотя, до того, чтобы развернуться в полной мере, еще далековато. - Ты говоришь загадками. Со мной что-то начало происходить. Беспокойство какое-то. Ощущение, что все не так, как я привык считать, причем сильно не так. И вот тут-то Кирилл впервые упомянул Joker’a. Так и сказал: - Все дело в том, что ты начинаешь знакомиться с Joker’oм... - Что это за штука? - А вот целью этого нового, довольно большого сюжета твоей жизни и является выяснение того, что же такое Joker. Давай зайдем в кафе. Ясности не прибавилось. Мы вышли из садика и зашли в кафе. Возле Таврического есть кафе, одно из немногих в Питере, где подают горячий шоколад. Я заказал себе две порции и немного коньяку. Выкушав рюмку и попивая шоколад, я ждал объяснений. Уже без тревоги, скорее с любопытством. Кирилл не торопился. Взгляд задумчивый, движения медленные. Мне показалось, что ему трудно найти слова, с которых начать. Я уже допил вторую чашку, когда он произнес: - Видишь ли, я начну тебе постепенно рассказывать о Joker’e, рассказывать с разных сторон, так как тема эта необъятная. Но самым главным будет то, что Joker сам тебе покажет... - Это что – живое существо? - Знал бы ты, что своим вопросом попал в десятку! Можно сказать, что самое живое, что только есть в этом мире. Пусть это будет одной из первых его характеристик. Теперь о существе... Существо ли Joker? И да, и не совсем. Существо, безусловно существо, но и нечто невообразимо большее, чем существо... Некий самораскрывающийся Принцип, – хотя и это не то. Впрочем, я хотел с другого начать. Давай с азов подойдем к этой теме: наше восприятие мира двойственно, – что для тебя, конечно же, не секрет. Ведь с самого рождения мы сталкиваемся с огромным количеством противоречий, которые неразрешимы с точки зрения обыденного сознания. Противоречия начинаются с самых простых, банальных, бытовых случаев и разворачиваются вплоть до предельных человеческих и общечеловеческих. Как говорил старик Державин: «Я раб, я царь, я червь, я Бог». - Антиномии Канта , это тоже отсюда? - Да. Кант выделяет четыре основных антиномии, то есть, противоречия, которые сосуществуют одновременно: «Мир безграничен – и мир ограничен, Все в мире просто – все в мире сложно, В мире есть причинность через свободу – и в мире нет причинности через свободу, Все в мире необходимо – и все случайно» . Мы же не будем ограничиваться какой-то выборкой или составлять типологии противоречий. Если говорить совсем просто, то есть масса противоречий, которые сосуществуют одновременно. Но вся штука состоит в том, что человеческому сознанию не справиться обычно именно с одновременностью существования противоречий. Я считаю себя либо рабом, либо царем, но не могу принять, что я и то и другое в одно и то же время. Не имея сил и навыка принять эти противоречия и осознавать их, как одновременно сосуществующие, мы вытесняем какую-то их часть... - Но это же не остается без последствий. Об этом известно любому, кто хоть в популярном виде знаком с идеями психоанализа. - Конечно. За вытеснение приходится платить. Невротическими симптомами, неадекватностью поведения, ограниченностью мировоззрения и, что самое главное – Живым в себе. - Как это? - Чуть позже об этом. Позволь я зачитаю тебе одно место из Юнга , – Кирилл извлек из своего кожаного рюкзачка томик «Психологии и Алхимии» – как бы я хотел в то время иметь эту книгу! (через некоторое время я привыкну к этому его ритуальному действию – извлечению из рюкзачка какой-либо книги), раскрыл и прочитал: «Разве не видно было до сих пор, что все религиозные высказывания содержат в себе логические противоречия и принципиально недопустимые утверждения, и что это составляет суть религиозного высказывания? В пользу этого есть признание Тертулиана: "И умер сын Божий, что безусловно вероятно, потому что нелепо, и погребенный воскрес. Это верно, потому что невозможно". Если христианство призывает верить в такие противоречия, то можно же, мне кажется, не отвергать того, кто принимает несколько более сильных парадоксов. Парадоксальность поразительным образом принадлежит к величайшему духовному достоянию. Зато однозначность - признак слабости. Поэтому внутренне оскудевает та религия, которая теряет или ослабляет свои парадоксы, а их усиление обогащает, ибо только парадоксальное может приблизительно уловить полноту жизни. Однозначность, непротиворечивость же односторонни и потому не годятся, чтобы выражать неуловимое» . - Понятно, к чему я клоню? - Начинаю догадываться. - Возвращаюсь к вопросу о расплате Живым в себе за вытеснение противоречий: в определенный момент жизни человек имеет шанс познакомиться с Joker’oм, задача которого (одна из задач, – хотя говоря о Jokere, я прибегаю к понятию задачи условно, – он ведь Играет, а не целенаправленные задачи решает) как раз и состоит в том, чтобы обнажить противоречия, расковырять душу, принудить ее работать. Тут-то человек и начинает отбрыкиваться что есть мочи, – ведь Живое возвращается – бо-ольно! - Здорово! – отчасти от коньяка, а в большей степени от объяснений Кирилла, я уже некоторое время находился в эйфории, – Кажется, я начинаю понимать, что же такое Joker! - Ни хрена ты еще не начал понимать! Я скажу тебе даже дальше, что если человек не слишком сильно отбрыкивается, то Joker подводит его к предельно драматическому противоречию, противоречию между абсолютной механистичностью и обусловленностью существования и чем-то невыразимым, неуловимым, по чему дух томится. И ты, конечно же, со мной согласишься. - Естественно! - А толку-то? Хоть соглашайся, хоть нет, толку от этого пока никакого. Вот лет через пять-семь, ежели примешь условия игры, то может и доживешь до момента, когда взвоешь во весь голос от того, что всем нутром своим ощутишь это безумство, – вот тогда-то то самое духовное развитие, о котором я говорил на лекции, и начнется... - А сейчас что мне делать? - А сейчас я тебе еще кое-что прочту, чтобы было о чем поразмышлять в ближайшее время. - Да и так уже выше крыши... - Ладно, слушай, – Кирилл достал из рюкзака следующую книгу, развернул на одной из закладок: «Повторяю: удивление лежит в основе философии. Иногда легко понять удивительность, если осуществить простой акт самонаблюдения. И конечно, выражение Гете: "остановись, мгновение, ты прекрасно" – вовсе не гедонистическое выражение такого чувства, нет, за этим стоит сознание действительно странной какой-то и непонятной обреченности всего высокого и прекрасного. Оно как бы не держится ни на чем. Не на чем ему держаться. Только у существ и только в таком мире, где хрупко и неминуемо обречено все высокое и благородное, есть и возможна мысль, потому что такие существа можно назвать историческими существами. Они являются таковыми, поскольку находятся в точке, которая сама находится за какой-то бешено закрученной кривой, окруженной хаосом и гибелью. » - Чье это? - Мераб Мамардашвили , наш великий современник. Совсем недавно ушел из жизни. Мне посчастливилось однажды в Москве слушать его лекцию об античной философии. Очень сильно жил человек! По-Человечески... Ну, пойдем к метро. Тебе куда? - На «Черную речку». Я на Савушкина живу. Пока мы шли до «Чернышевской», я испытывал двойственное чувство. С одной стороны, я еще пребывал в эйфории. А с другой, недоумевал: зачем Кирилл взялся возиться со мной, «комментировать» мою жизнь? Мне было неловко. Уже на эскалаторе я спросил: - Слушай, я тебе... чем-то обязан? - Когда-нибудь ты поймешь, что это я обязан тебе. Звони... – пожал мне руку. От метро до дома я шел три остановки пешком. Был теплый мартовский вечер. Впереди было что-то неизвестное, зовущее, манящее, но и пугающее (пока несильно). Я шел и улыбался сам себе... Вот так в мою жизнь вошел Кирилл. Так в мою жизнь начал заглядывать Joker. Я еще напишу тебе, что было потом. Потом было много всего... Три часа писал тебе это письмо. Устал, но рад, ведь все это время я ощущал тебя рядом. Спокойней стало. Хотя не спокойствия и не облегчения ищу я. Я начал рассказывать тебе о Joker’e, потому что жалею о том, что тогда, когда мы были вместе, не поведал тебе эту историю. Возможно, если бы ты поняла это, все сложилось бы иначе... Через полгода разлуки и разных испытаний я хочу сказать тебе то, в чем не был уверен в октябре и ноябре, то, в чем сейчас уверен, то, к чему я дошел: я люблю тебя, Анютка... И верю, что найду тебя, хоть и не знаю, что дальше... Максим (25.07.03) 3. Второе письмо Ане. - "Я вас спросил: верите ли вы, что есть привидения?"... - "Нет, ни за что не поверю", – с какой-то даже злобой вскричал Раскольников. - "Нет? Вы так думаете?" – продолжал Свидригайлов, медленно посмотрев на него. – "Ну, а что если так рассудить: привидения - это, так сказать, клочки, обрывки других миров, их начала. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть. Потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одной земной жизнью для полноты и порядка. А чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, – тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше." Федор Михайлович Достоевский «Преступление и наказание» Письмо: Здравствуй, Анюта! Дней десять я не писал. За это время успел из Краснодара перебраться в Воронеж и провести там семинар. А сейчас еду на поезде – в Саратов. Вчера был последний день семинара, и мы ставили этюды из классической драматургии. И вот та роль, что когда-то исполнила ты, вчера досталась одной очень своеобразной девушке – Оле Андреевой. Тут двойное совпадение, поэтому я напишу поподробнее. Ты, наверное, помнишь тот монолог Нины Заречной, который произносится от имени Мировой Души: «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, - словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли... Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно... Тела живых существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни, в воду, в облака, а души их всех слились в одну. Общая мировая душа – это я... я... Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря и, Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки. Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь...» Тогда, когда мы репетировали это с тобой, я не уловил одной вещи, которая кажется мне важной сейчас (хотя тогда мы поставили все интуитивно так, что ты как раз сыграла как надо). Дело в том, что этот монолог должен быть очень драматичным. Я не знаю, был ли знаком Чехов с учением неоплатоников о Мировой Душе, но монолог, который читает Заречная, это учение великолепно отражает, причем всего несколькими строками. Вот что пишет о Мировой Душе сам Плотин (это из записных книжек, которые я вожу с собой – у меня тут чего только не выписано): «Поскольку Психея (женская Душа Мира) была наделена творческой силой, она возжелала обратить ее не на вечное настоящее, которое ее окружало, а на что-то другое. И возжелав создать подобие Вечности, она принялась времениться и породила Космос, подчиненный времени и пребывающий в ней самой, ибо сама она стала Временем...» И еще одно место оттуда же, которое, кстати, имеет уже прямое отношение к Joker’у (к этому я позже еще вернусь): «Материя нереальна, – она чистая и полная пассивность, принимающая любые универсальные формы, как их принимает зеркало; формы будоражат материю, не меняя ее сущности. Ее наполненность – это именно наполненность зеркала, прикидывающегося наполненным; но на самом деле оно пусто, это призрак, который не исчезает, потому что ему недостает сил даже на то, чтобы перестать быть...» Так вот, – Оля – девушка, страшно запустившая свою внешность (как она сама выражалась – «материальную оболочку»), толстая, неуклюжая, живущая по идиотскому принципу «от медитации до медитации» и пренебрегающая всем мирским (кстати, таких как она, – тысячи в современной «долбаной», – теперь я понимаю Кирилла, – эзотерической тусовке). Я и дал ей для проигрывания именно этот кусочек, чтобы ее «до печенок пробрало» сознание того, в какой заднице она живет, думая, что это-то и есть настоящий духовный рост. Естественно, сразу до нее не дошло. Она начала декламировать этот отрывок, размахивая руками и изображая нелепую улыбку. Я подошел к ней: - Оля, чего ты улыбаешься? Тут ведь предельный накал драматизма. Вот смотри: «Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно...» - Вот этого я и не могу взять в толк. Чего же страшного, когда тяжелые оковы материи наконец сброшены, и ты пребываешь на свободе, вмещая в себе все души? - Читай внимательно. Она ведь говорит о безумном одиночестве. В ее возгласе – смертельная тоска по воплощению! - Чего же хорошего в воплощении? Одни мучения! - Вот! Тот образ жизни, которым ты живешь, и есть мучения. Ты же бежишь от воплощения, от необходимости привести свое тело в порядок... От отношений с мужиками, – понятно, ведь отец был мерзавцем по твоим представлениям, – отсюда и все дела... - Выходит, я убегаю от жизни и это тупик? - Выходит... Когда Оля играла уже «на сцене» этот отрывок, она по-настоящему, искренне плакала. Сложно ей теперь будет жить – глаза открылись, и обратный путь к манихейству невозможен. Но, надеюсь, начнет постепенно оживать, хоть и трудно это... Я вот к чему клоню: когда мы с тобой были вместе, мне казалось, что ты тоже каким-то образом тяготеешь к такому вот манихейству. Я не отдавал тогда себе в этом отчета, но именно из-за этого, из-за какой-то твоей набожности, – нет, не бросающейся в глаза, а проявляющейся исподволь, – как раз и появился у меня скепсис, потом раздражение, дальше – начало пропадать желание и угасать мое чувство к тебе. И только теперь, вспоминая ту искру раздражения, которая промелькнула у меня к Оле, я понял, что манихейство-то присуще и мне. Это я сам прячусь, отбрыкиваюсь от Живого... А ты... Ты ведь – мое зеркало, Анюта. Это я тебе тогда еще говорил, помнишь, когда сравнивал, что ты для меня как совесть, как Алеша Карамазов для брата своего Дмитрия ... Говорил, да, видимо, не понимал того, что сам сказал. Иначе бы все было по-другому... Теперь ведь тоже обратной дороги нет, и не вернуть тебя... Но я все же буду писать. Ехать мне еще часов пять. В купе все спят, – душно, жарко. А я попишу... Напишу, что же дальше-то было с Кириллом. И с Joker’ом... |
