Скачать 2.43 Mb.
|
В первое воскресенье сентября, – на следующий день после моего дня рожденья, разбудил меня телефон. Звонил Вовка Миронов: - Макс, ты что, спишь еще? Выгляни в окно, – погодка-то какая! Поехали за город, погуляем. - Куда? – Вылез из под одеяла. Потянулся. Действительно, в окошке сияло солнце. Обидно было бы пропустить последние теплые деньки. - Давай в Пушкин. В парк. На лодках покатаемся, девчонок может каких найдем... - Лады. Встретимся через час на Витебском вокзале. В Пушкине от вокзала к парку ехали на автобусе. Народу было немного. Мы стояли возле задней двери. Рядом с нами – две девчонки, лет восемнадцати-двадцати. Одна поменьше ростом, худенькая блондинка. Симпатичная! Вторая – тоже ничего, только покрупней и постарше выглядит. Настроение было легкое, озорное. Та девушка, что поменьше и посимпатичней, держалась за поручень рядом с моей рукой. Я посмотрел на Вовку и подмигнул ему. В ответ одобрительный кивок. Тогда я свободной рукой погладил девушку по указательному пальчику. Удивленный взгляд снизу вверх. Глаза голубые, широко открытые. - Милые создания, вы – в парк? - А что? - Как что? Мы вот, по странному совпадению обстоятельств – тоже в парк. А так как мы здесь люди бывалые, то беремся быть вашими гидами. Согласны? Вас как звать, добрая девушка? Девчонки переглянулись (видимо, существуют какие-то тайные знаки глазами, которыми девушки за долю секунды переговариваются, – соглашаться или послать подальше), и голубоглазая смущенно произнесла: - Алена. А это моя двоюродная сестра Маша. - Максим и Вова. Ну-с. Нас ждут великие и неожиданные свершения! Позвольте вашу ручку... Автобус остановился у парка... Мы действительно чудесно провели время. С Аленой и Машей было как-то очень легко. Давненько я не был столь красноречив. Да и Вовка не уступал. Мы перефотографировались у всех памятников, составляя причудливые скульптурные группы. Катались на лодках. Прятались и появлялись в неожиданные моменты. Сходили на выставку. Болтали обо всем, – мы с Вовой норовили взять эдакий пушкинский слог, картинно расшаркивались и все такое. Выпендрились на славу. Когда сели в электричку, я тихонько прошептал Вовке: - Черт возьми, я кажется влюбился! - В Алену? - В нее. - Угу. А я за Машей приударю пока. В электричке мы с Аленой обменялись телефонами. Хотели проводить девушек домой – они жили на Гражданке , но они сказали, что еще рано – доедут сами. Договорились созвониться завтра. Возле метро «Пушкинская» попрощались. Девушки и Вова пошли в метро. А я решил прогуляться остановку пешком – как раз до своей ветки, до «Техноложки». Настроение – прекрасное. По пути был дом Натальи, – женщины из группы Бориса. Время – еще только шесть часов, - может, зайти чайку попить? Давненько не общались. Ну я и зашел. Наталья обрадовалась. К чаю у нее были пирог и коньяк. Выпили коньяку по паре рюмок. Тут я и спрашиваю: - А как должок-то, тот, что на водопаде ты мне проиграла? Спросил, конечно, в шутку, да и сам должок этот был шуточным. Дело было прошлой весной. Мы группой ездили под Ломоносов. Возвращались через парк. Остановились у водопада. Все ушли вперед, а мы с Натальей стояли у водопада и о чем-то болтали. И тут (у меня такое бывает) меня на геройство потянуло. - Наталья, а спорим, я водопад перейду по камням! - Брось. Разобьешься. - Ни фига. Давай спорить. - Ну давай, на что? Я хитро подмигнул: - Если перейду, то ты мне отдашься! - Ну ты и мерзавец, – а сама смеется. А я перешел тогда. Только не собирался я ее всерьез домогаться. Посмеялись и замяли это дело. И вот сейчас я спрашиваю: - Как должок-то? Тут Наталья взяла, да и скинула халатик. Она хоть и старше меня на десять лет, но – хороша! Кожа нежная, грудь упругая, ножки стройные... Короче, трахнул я ее. Именно так: трахнул. Да и не единожды. Наталья женщина страстная оказалась, – всю ночь ко мне приставала и спать не давала. И опытная. Чего она только со мною не выделывала. Повторили мы это дело раз пять, не меньше. И все подолгу: крики, стоны, смена позиций, ласки какие-то невиданные... Под утро пришел домой, лег спать. Проснулся, а на душе мерзко-мерзко. Что же это, –думаю, – только влюбился в молоденькую девочку, романтика, чистота, нежность, и на тебе, – в ту же ночь такие фортели с Натальей! Решил, что не буду опошляться дальше и Алене не позвоню. Пусть найдет себе нормального парня. «Только те романы и оканчиваются благополучно, в которых меня нет.» Алена сама позвонила в субботу: - Привет, ты что, телефон мой потерял? - Угу, – с одной стороны противно, что соврал, а с другой, черт возьми, так радостно ее снова слышать! – слушай, как здорово, что ты позвонила! Я все обыскал, уже потерял надежду. Ты что завтра делаешь? Поехали за город! - Хорошо. Только я с Машей буду. А Володя поедет? - Что за вопрос, – конечно! Про себя думаю, – вот ведь, совсем еще девчонка. Наивная, чистая... Поехали мы за город – в Сестрорецк на залив. Потом стали часто встречаться. И вчетвером встречались, и вдвоем с Аленой. Ходили в театры, на выставки. Недели через две попали на выставку Сальвадора Дали (выставляли его графические, малоизвестные работы). Я сделал эскиз с одного понравившегося мне рисунка: некое огромное фантастическое существо, полностью закутанное в белый балахон, стоящее возле скалы и на его фоне – крохотная человеческая фигурка. Аленка заинтересовалась: - Ты хорошо рисуешь? - Учусь... Слушай, поехали ко мне сейчас. И вместе нарисуем все это красками. Я тебя научу, – получится совместное творчество... - Ты что, поздно уже! - Да не бойся ты, – всю ночь рисовать будем. Дело-то не быстрое. Уговорил ее поехать со мной. Действительно, нарисовали мы этот сюжет (он где-то до сих пор у меня пылится). Только рисовали, как я и предполагал, конечно же, не всю ночь, а только часов до трех. Вижу – Алена заволновалась. Да и мне немного не по себе, – как к делу-то поближе подступить? Попробовал ее обнять – напряжена, как каменная. - Ладно, – говорю, – ты расслабься и ложись вот на эту кровать (у меня две кровати были), а я лягу на эту. А я ведь давно уже догадывался, что и Аленка в меня тоже влюблена. Ну, выключил я свет, разделся донага на всякий случай, легли на разные кровати. Смотрю, – ворочается, не спит. - Аленка, – шепчу, – можно я к тебе? В ответ молчание. Переполз я к ней, залез под одеяло. Она, – дурилка, – даже колготки и кофточку не сняла. Молчит, дрожит вся, повернулась ко мне спиной. Понятное дело, – думаю, – видимо в первый раз. Обнял ее тихонько и не спеша в шейку целую. Постепенно расслабилась она. Продолжаю ее гладить – от груди мои руки убирает, правда, не очень настойчиво. - Аленка, дай губки твои поцеловать... - Я еще никогда ни с кем не целовалась... - Вот со мной и поцелуешься... Поцеловались. Она так неловко, неумело, – действительно, что ли, в первый раз. На том дело и закончилось. Уснула у меня на груди. Хорошо было. Я еще долго не спал. Нежность, трепет, тихая улыбка внутри. Благость опустилась на нас. Видимо, посмотрел на невинность нашу Господь и увидел, что «...хорошо весьма. И был вечер и было утро...» А через два дня состоялся мой первый Магический Театр. У меня был ключ от аудитории на Психфаке. По объявлению пришло шесть человек, да еще были, конечно, Вовка, Алена и Маша. Сели в круг, познакомились, рассказали кто зачем пришел. Я предложил кому-то одному выйти, сесть на центральный стул и обрисовать свою ситуацию. Вышел мужчина лет сорока, – Илья. Сказал, что его мучают страхи. Я «включился» и начал с пристрастием допрашивать Илью, так чтобы он начал, как и было задумано, волноваться. Выделил четыре фигуры: Страх, Злость (на себя, после того, как поддастся импульсу страха), Уныние и Желание Свободы. Илья выбрал на роль Страха Вовку, на Желание Свободы – Машу, на Уныние и Злость еще двоих членов группы. Дальше я вошел в состояние деконцентрации и пытаясь его удерживать, (далее идет то, что описать почти невозможно, но я попробую хоть в каком-то приближении) воссоздал неким нефизическим вниманием «Зеркало» и подходя поочередно к Вове, Маше и еще двоим, выбранным на роль, «входил» внутрь каждого из них этим самым «Зеркалом» (предупреждал, ведь, что коряво буду объяснять). Затем, накладывая руки им на плечи, говорил: - Ты – Зеркало. - Я – Зеркало, – отвечал каждый из них, и было видно, что они удивлены тем, как резко поменялось их внутреннее состояние. Затем я попросил Илью подходить к каждому персонажу и, возложив ему руки на плечи, предварительно воссоздав в себе это чувство, через руки «выдохнуть» его в Зеркало, говоря при этом: - Ты – мой Страх, – и так далее. Я же старался оставаться в состоянии деконцентрации и, опять же, нефизическим вниманием, каким-то образом помогал перейти нужному состоянию от Ильи к исполнителю роли. В результате получилось столь мощная смена состояний, что даже я испугался. Уныние вдруг заплакало, и это не было притворством. Страх забился в угол и наотрез отказался с кем-либо общаться. Злость перегнулась пополам и сказала, что испытывает сильнейшие боли в позвоночнике и животе. Желание Свободы опустилось на стул и сказало: - А меня почти нет... Тут я понял то, о чем предупреждал Кирилл, говоря, что Магический Театр таит в себе и силу, и опасность. Если ситуацию не удастся разрулить, придется всех участников в дурку сдавать. А все фигуры были совершенно неуправляемыми, не слушались Илью. Илья, находясь в состоянии крайнего смятения и удивления, признался, что вот именно так все и происходит у него внутри, – хотя он никому ничего не объяснял. Да, это была уже не Психодрама. Это был Магический Театр, где все было всерьез. Я взял себя в руки и, используя все, что на тот момент знал и умел, помогал Илье наладить контакт с каждой его частью. Постепенно, часа через два это стало получаться. Потом Илья произнес какую-то очень значимую для него фразу и расплакался. Как потом рассказывали на обратной связи исполнители ролей, у них в этот момент резко поменялось состояние. Перелом произошел. Потом еще некоторое время мы подчищали «хвосты» и передавали обратно: роли – Илье, Зеркало – мне. Дали обратную связь – кто что чувствовал. Оказывается и у тех, кто играл роль и у зрителей происходила мощная внутренняя работа. Ну а Илья просто сиял. В конце он заявил: - Я теперь не боюсь того, чего боялся двадцать лет. После Ильи подобную процедуру прошли еще двое – каждый со своими ролями и комбинациями. Магический Театр заработал! Это был триумфальный день (знал бы я, сколько еще ошибок совершу в ближайшие годы!). Когда участники разошлись, Вовка, Алена и Маша долго прочувствованно обнимали меня. А Аленка при всех еще и поцеловала в губы. Окрыленные удачей, мы не могли так сразу расстаться в тот вечер, долго сидели в кафе... А потом я проводил Алену домой и мы до полуночи целовались возле ее парадной... На следующей неделе я пригласил Алену в Манеж на выставку работ эпохи Чикквенченто. Узнав про эту выставку, я очень хотел на нее попасть, – особенно из-за воспоминаний о наших беседах с Кириллом. Дело в том, что произведения маньеристов отличаются усложняющейся напряженностью образов, манерной изощренностью формы, нередко остротой художественных решений. Выставка Алене понравилась, а вот на меня произвела удручающее впечатление. Мне стало очень тревожно. Мы вышли из Манежа и пошли к Стрелке Васильевского острова. Было семь часов вечера. В кармане лежал ключ от аудитории Психфака, где проходил Магический Театр. Минут двадцать шли молча. Я чувствовал локтем упругую грудь Алены и два чувства боролись во мне: страсть и тревога. - Ну, ты что молчишь? – потрепала меня за руку Алена. - Слушай, Аленка, зайдем на факультет, посидим в той аудитории? - Давай... Когда вошли в аудиторию, я запер дверь на ключ. Алена все поняла. Побледнела, но не сопротивлялась, – видимо думала, что если это не произойдет сейчас, она может меня потерять. Я сорвал с нее кофточку, лифчик, стал исступленно целовать грудь... В тот вечер на столе в аудитории Психфака она стала моей. Для нее это действительно было впервые. Все произошло как-то поспешно и удовлетворения не было. Может быть потому, что Алена была неопытна, а я до того не имел дела с девственницами... Неожиданно для себя я ощутил не только телесное, но и душевное охлаждение к этой трогательной девушке. Я был противен самому себе, – как там у Пушкина: «На жертву прихоти своей смотрю, упившись наслажденьем, с неодолимым отвращеньем» . Аленка оделась, прижалась ко мне и сидела так, обняв меня. Мои руки висели, как плети. Я был холоден, отрешен и зол на себя, на Алену, на весь мир. - Ну, пошли. Проводишь меня? – она, казалось что-то почувствовала и говорила по-детски виноватым голосом. От этого я напрягся еще больше и сделал над собой бо-ольшое усилие, чтобы тут же не убежать. Доехали до ее дома на такси. У дверей я поцеловал ее в щечку: - Пока. - Это все? Что с тобой? - Да все нормально. Я устал просто, вчера было много пациентов, а потом еще до четырех часов рисовал. Все нормально... – приходилось врать и это делало внутреннюю боль нестерпимой. Два дня я сидел дома и никому не звонил. На третий день Алена позвонила сама. - Максим, да что с тобой? - Да я заболел... - Давай я приеду к тебе. - Не надо. У меня тут родители сейчас, – блин, опять вранье. А что делать, – признаться этому милому, невинному, трогательному созданию, что я охладел и не хочу больше с ней встречаться? А она потом вены себе вскроет... Наверное, таких эпизодов полным полно в жизни множества современных Дон Жуанов. Не знаю, кто как при этом себя чувствует, а вот я действительно заболел. Душу мою раздирали жалость и раздражение, ненависть к себе, сомнения, приступы грубого цинизма. Сны были наполовину заполнены бредом... Алена больше не звонила. Да и Вовка куда-то запропастился. Так прошло месяца два. Я с головой ушел в работу с пациентами, рисование, музыку. Провел еще один Магический Театр. В середине декабря позвонил Вовка: - Макс, мы тебя приглашаем на нашу свадьбу девятого января. Будешь свидетелем? - Постой, мы – это кто? Ты на Машке, что ли женишься? - Нет, – помолчал секунд десять, – на Алене... На свадьбе напился я в усмерть. Не то, чтобы назло или от горьких чувств, так как-то, рюмка за рюмкой. Со студенческих времен так не напивался. Говорил, кажется, какую-то похабщину, валяясь на диване, когда уже разошлись остальные гости. «И выпил он вина и опьянел и лежал обнаженным в шатре своем…» Помню, кажется, укоризненные глаза Алениной мамы... Потом меня в такси усадили... Через два дня явился я к Кириллу домой, как мы и договаривались. Рожа у меня была мрачная и скорбная. Кирилл с порога продекламировал Вергилия : - «Грустный потупивши взор и нахмурив чело, из пещеры вышел родитель Эней; неизвестностью душу томила мысль о грядущем ему» . Ну рассказывай, что у тебя происходит. - Заврался, испошлился, запутался. Три диагноза. - Дело понятное. Закрутило парня… Но не отчаивайся, ты ведь, по определению, кто? - Кто? - Потенциальный Герой. То есть, тот, кто готовится в путь на перекрестке трех дорог, как в традиционных сказках и былинах. Направо пойдешь – коня потеряешь, налево – женишься, прямо пойдешь – свою смерть найдешь. - С конем понятно, – это потеря силы и одряхление. А почему бы не жениться? - А жениться, это на былинном языке означало уклониться от преображения путем погружения в мирскую суету. Нормальные герои всегда шли прямо. И преображались. Ты, судя по твоему виду, прогулялся немного по правой дороге, но, надеюсь, снова вернулся к перекрестку. Это только на первый взгляд в твоей жизни какие-то тривиальные события происходят. Но есть еще и другой ракурс, откуда все, что с нами творится, имеет мифологическое и, если угодно, трансцендентное толкование. Погляди-ка, что об этом говорит Мирча Элиаде , - Вытащил из шкафа книгу, полистал, протянул мне: |