ОТ АВТОРА
Цель этой книги -- представить некоторые проблемы науки на примере
жизни одного ученого, того единственного, кого я действительно хорошо знаю.
Это не попытка изобразить идеального ученого, которому новичок должен
стараться подражать, и не самооправдание, а просто человеческий документ,
рабочий отчет о том, что сделал один исследователь и почему он так сделал.
Ничем большим эта книга и не могла бы быть, ибо никакие два ученых не похожи
-- и не должны быть похожи -- друг на друга.
Я попытался безжалостно препарировать свой разум, как можно объективнее
описывая и анализируя все его характеристики независимо от того, одобряю я
их или нет. В результате не все страницы этой книги в равной степени приятно
читать. Возможно даже, что порой вы будете шокированы, и, быть может, вполне
справедливо. Но зато вы с самого начала осознаете, что в реальной жизни
ученые далеки от совершенства -- факт, тактично опускаемый в некрологах о
них и иногда даже в их биографиях.
Свободно высказывая свои взгляды, я вполне допускаю, что демонстрирую
изрядную степень наивности и неосведомленности в вопросах, о которых мне
стоило бы либо знать больше, либо вовсе промолчать. Такие разделы книги я бы
мог с легкостью изъять, дабы соблюсти свое достоинство. Известно, что
существуют многочисленные пристойно отретушированные биографии и мемуары
значительно более крупных ученых, чем я, но я чувствую, что для того, чтобы
в моих заметках содержалось нечто, чему можно было бы научиться, мне не
следует подвергать их самоцензуре. Не исключено, что вас будет раздражать
моя озабоченность мелочами, а некоторые мои критические высказывания и
взгляды покажутся вам бестактными. Но задача состоит в том, чтобы описывать
себя не таким, каким я должен быть, а таким, каков я есть. Если хочешь
рассказывать честно, неприятные вещи нельзя утаивать.
А потом, как знать, не зависит ли успех в той или иной сфере
деятельности от своего рода дефектов и даже уродств? Квазимодо из "Собора
Парижской богоматери" Виктора Гюго -- один из самых уродливых литературных
монстров, и при всем том его скрюченное гротескное обличье скрывало
исполненную бесконечной любви и сострадания душу. Трудно представить себе
Квазимодо нормально сложенным, с обычной внешностью здорового французского
крестьянина и обладающего при этом столь сильной тягой к нежности и желанием
ее проявить.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Дорогой Джон!
Поскольку, как ты утверждаешь, ты хотел бы продолжить мою линию
исследований, я препровождаю тебе это собрание свободных заметок, в которых
я на протяжении последних тридцати пяти лет фиксировал свои впечатления о
науке и ученых. Это весьма сокровенные личные восприятия, вспышки сознания,
освещающие нечто сокрытое, чего не почерпнуть из моих специальных статей и
книг. До сих пор я чувствую, что это "нечто" сыграло решающую роль в
определении не только направления моей работы, но и всего стиля моей жизни.
Разумеется, я не намерен навязывать тебе свои взгляды - ты должен жить
собственной жизнью. Единственное, что я прошу,- перелистать эти заметки в
моменты досуга и посмотреть, нельзя ли извлечь некоторую пользу из моего
опыта, принимая хорошее и отвергая плохое. Это могло бы в известном смысле
состыковать наши жизни, и ты смог бы с самого начала учесть тот опыт, на
приобретение которого мне понадобилось столь долгое время.
Если бы я в начале моей деятельности знал то, что знаю теперь, то
наверняка многое сделал бы лучше: чтобы устранить шероховатости, требуется
время. Моей первой статьей - "Синдром, вызываемый различными вредоносными
агентами" (написанной, когда мне было двадцать восемь лет) - особенно
гордиться не приходится. Если б я знал тогда то, что знаю теперь, то,
уверен, сформулировал бы понятие стрессового синдрома, вдвое сэкономив
лабораторную работу и девять десятых бумаги. Полагаю, что смог бы также
избежать значительной доли противодействия, порождаемого случайными и мало
существенными для меня спекуляциями. Мне следовало бы понимать также, что
многочисленные критические нападки - неизбежный удел всякой новой концепции.
Если бы я знал, как себя вести с начальником, когда был рядовым сотрудником,
и как обращаться с подчиненными, когда сам стал руководителем! Если бы я
знал тогда, как выбивать средства и штаты для ускоренного проведения
исследований, как организовать работу нашей огромной библиотеки так, чтобы в
ней за максимально короткий срок можно было найти желаемую книгу, как
скоординировать деятельность различных лабораторий для их успешного
функционирования!.. Честное слово, Джон, если бы только я знал тогда то, что
знаю теперь, я, может быть, и тебя разыскал бы на пару десятилетий раньше (а
возможно, и несколько таких, как ты)! Только представь, что мы могли бы
сделать, объединив наши усилия!
Я уже слышу, как ты говоришь (или по крайней мере почтительно
предполагаешь в своей неповторимой манере), что у меня нет статистических
подтверждений достигнутого прогресса. Но ты должен признать, что свои более
поздние работы, например по сердечным некрозам и кальцифилаксии, я проводил
в условиях гораздо более благоприятных, чем ранее. Да и сама атмосфера в
нашей лаборатории за последнее время заметно улучшилась.
Но, на мой взгляд, самая важная вещь, которой я научился,- это чувство
уверенности в себе; теперь мне уже не нужно тратить время на оправдание
своих методов в глазах других и в своих собственных. Объективно настроенному
молодому человеку всегда не хватает уверенности в себе, поскольку он еще не
в силах доказать, что стоит на правильном пути.
Возьмем, к примеру, мое ярко выраженное предпочтение к применению
максимально более простых методов. Мне нравится держать крысу на ладони и
просто наблюдать за ней. Мне нравится разглядывать ее органы под лупой или
на гистологических срезах, окрашенных простейшими способами. Несмотря на мою
докторскую степень по химии, я никогда не прибегал к сложным химическим
процедурам. Я никогда не использовал изотопные методы, электронный
микроскоп, рентгеновскую дифракцию или что-нибудь еще в этом роде не потому,
что я недооцениваю их значимость, а просто потому, что меня больше
интересует общая картина, чем детали. Я ощущаю себя как-то ближе к
Матери-Природе, когда могу наблюдать ее непосредственно теми органами
чувств, которые она сама мне дала, чем когда между нами стоят инструменты,
так часто искажающие ее облик. Легко распознаваемые, явные изменения формы
или поведения не только меньше подвержены "инструментальным ошибкам", но и
благодаря своей простоте лучше поддаются широкомасштабному
экспериментированию, необходимому для установления единства и взаимосвязи
многочисленных жизненных процессов,
Порой мне казалось, что я выгляжу "отсталым" в этой моей страсти к
простоте и всеохватывающему подходу. Тем более что в науке сегодня действует
совершенно противоположная тенденция. Создаются все более сложные средства
для все более глубокого "копания" в каком-то одном месте. Разумеется, это
необходимо. но не для всех, Джон, вовсе не для всех! Узкий специалист теряет
общую перспективу, более того, я уверен, что всегда будет существовать
потребность в ученых-интеграторах: натуралистах, постоянно стремящихся к
исследованиям достаточно обширных областей знания. Меня не беспокоит
возможность пропуска отдельных деталей. Среди нас должен остаться кто-то,
кто будет обучать людей совершенствовать средства для обозревания
горизонтов, а не для еще более пристального вглядывания в бесконечно малое.
Мы должны готовить ученых, которые могут организовывать большие коллективы
для исследования обширных областей знания, пусть даже самыми простыми
методами. Мы должны создавать огромные информационные системы, чтобы
постоянно быть осведомленными о многих вещах. Ряд проблем такого рода пока
еще не вошли в круг твоих интересов, но, надеюсь, со временем ты займешься
ими. В любом случае я могу опереться на твою помощь в этом отношении.
Но у меня есть и другая, гораздо более личная и эгоистическая причина
для того, чтобы тратить время на редактирование этих заметок,
предназначенных для тебя. До сих пор мне практически не с кем было разделить
тот мир, в котором я живу, поделиться всем тем, что меня действительно
интересует, теми идеалами, ради которых, как мне кажется, стоит жить.
Большинство людей считают меня достаточно самонадеянным, но я нуждаюсь в
доверительной откровенности так же, как и любой другой, а быть может, и
больше, потому что там, где витают мои мысли, не может быть множества
сочувствующих. Насколько я могу судить, там нет никого, с кем можно было бы
толком поговорить, с кем я мог бы почувствовать себя связанным тем
естественным сродством, которое делает ненужным всяческие экивоки и дает
возможность взаимной "сверки координат" в путешествии по жизни.
В повседневной жизни такие близкие и теплые взаимоотношения
складываются, как правило, между членами одной семьи или рода, однако те
мотивы, которыми я руководствуюсь в выборе своего пути, не совсем обычны. Я
люблю тепло семейной жизни и хочу ощущать то чувство уверенности, которое
возникает, когда делаешь что-нибудь для других. Но наиболее характерные для
меня чувства удовлетворения и соучастия обязаны своим происхождением
определенного рода резонансу с общими законами Природы. А они слишком
грандиозны, чтобы вызывать иное чувство, кроме восхищения (если только не
разделять полностью их понимание с другими людьми). Такое взаимопонимание
дается не легко. Чем дальше продвигаешься в глубь неизведанного, тем меньше
попутчиков остается рядом с тобой. Если же рубеж твоего продвижения опередил
достигнутые ранее рубежи, ты останешься один. Ты, Джон, для меня символ
того, кто в этот момент будет рядом со мной. Вот почему я ищу тебя всю
жизнь.
Когда я был молод, я воображал тебя отцом или учителем, позже - братом
или женой, а теперь - сыном либо учеником. Я имел счастье испытать тепло
всех этих видов связей между людьми, но дары, которые они мне приносили,
были неравноценными. И тем не менее я очень ценю их все, вот мне уже за
пятьдесят, а я все еще ищу кого-то вроде тебя.
Быть может, таких, как ты, много, а быть может, ты просто плод моего
воображения. Скорее всего, ни с кем мой разум не состоит в подлинном,
близком родстве. Но время уходит, и, не зная, существуешь ли ты в
действительности, я твердо знаю, что ты мне нужен. Вот почему мне пришлось
тебя выдумать. Как часто в науке начинаешь понимать, что абстракции бывают в
такой же или даже в большей степени реальны, чем осязаемые конкретные факты.
Вот я и создал тебя, Джон, своим младшим духовным братом и последователем, с
которым я могу обо всем потолковать.
Ибо кто брат мой? Человек моей крови - даже если у нас нет больше
ничего общего - или человек моего духа, с которым нас связывает теплота
взаимопонимания и общих идеалов? Я продолжаю надеяться, что где-нибудь,
когда-нибудь ты материализуешься. Не исключено, что, публикуя эти заметки, я
и в самом деле вызову тебя к жизни, обеспечив тем самым преемственность в
моем движении по пути с Природой - пути, который принес мне столько
удовлетворения.
Ганс Селье Монреальский университет, февраль 1964 г.
|
