Учебное пособие по спецкурсу удк 82(091) Учебное пособие «Достоевский и Толстой»
Скачать 1.36 Mb.
|
Диалог у Достоевского Исследователи творчества Достоевского не раз указывали на ведущую роль диалога в романах писателя. Совершенно справедливо М. Бахтин отмечал, что в «центре художественного мира Достоевского находится диалог»1. А. В. Луначарский прямо заявлял, что «романы Достоевского суть великолепно обставленные диалоги»2. Справедливо утверждая, что в диалогах раскрываются важнейшие проблемы романа, философско-этические идеи и теории интеллектуальных героев Достоевского, раздвоенность и противоречивость их характера, некоторые исследователи, особенно современные исследователи за рубежом, вслед за М. Бахтиным утверждают, что «диалоги у Достоевского не включены в сюжет романов», что они «внутренне не зависимы от сюжетного взаимоотношения говорящих»3, которые беседуют как два абстрактных человека, вне времени и пространства, раскрывая свою абсолютную противоречивую сущность независимо от сюжета. Сторонники и последователи М. Бахтина, правильно указывая на многоголосость, противоречивость диалога, раскрывающего противоречивость и расщепленность сознания и характера героя Достоевского, категорично утверждают, что в диалогах господствуют «автономные», «неслиянные» голоса. Не идея как монологический вывод, хотя бы и диалектический, а событие взаимодействия голосов является последней данностью для Достоевского... Авторского голоса, который монологически упорядочивал бы этот мир, нет1. Положения о том, что диалог Достоевского не включен в сюжет романа и что в романах и диалогах Достоевского нет идеи как монологического вывода, вызывают некоторые возражения. Прежде всего, большую роль диалогов в развитии сюжета своих произведений отмечал и сам Ф.М. Достоевский в многочисленных черновиках, записных тетрадях и «программах» к романам. Писатель считал, что развитие сюжета становится более ярким, напряженным в том случае, если оно передается драматизированными диалогами. Диалог, драматическая сцена, по мнению Достоевского, убыстряет темп сюжета, усиливает его напряженность и выразительность. Неудовлетворенный некоторой замедленностью развития сюжета романа «Бесы», Достоевский замечает: «Не от манеры ли рассказывать затруднения? Не перейти ли... драматически?»2 Через несколько страниц Достоевский вновь напоминает себе о необходимости «показать Лизу рядом сцен», или передать «характернее разговор»..., «страстную и быструю сцену любви князя с красавицей»3. В одной из черновых записей Достоевский отмечает, что и завязку романа следует дать «разными сценами, которые все вяжутся между собой в общий узел»4. И кульминация романов Достоевского, которая всегда представляет собой предельное напряжение борьбы идейных противников, трагическое столкновение страстей, воспроизводится писателем, как правило, в яркой драматической сцене, в которой участвуют все основные герои. Создаются своеобразные сцены-сборища, которые всегда являются узловым моментом и в композиции романа, и в развитии характера. Достоевский писал, что эти сцены — «развязка прежнего и завязка нового», что они вносят резкое разъяснение характера и в то же время «еще большую путаницу в нем». Но не только письма, записные тетради, воспроизводящие процесс творчества писателя, но и художественный текст романов Достоевского свидетельствует о том, что сюжет у него развивается путем быстрых, стремительных смен одного диалога другим, одной драматической сцены другой. Можно ли утверждать, что диалоги в романах Достоевского не связаны с сюжетом, если решающие действия героя, основные этапы сюжета предопределены и часто выражены диалогом, драматической сценой? Так, например, диалог-поединок Настасьи Филипповны и Аглаи в романе «Идиот» является кульминацией отношений Мышкина и Аглаи, после чего происходит полный разрыв между ними. Подобной же кульминацией романической сюжетной линии в романе «Бесы» является «быстрая и живая сцена», диалог Ставрогина и Лизы, в результате которого стала совершенно ясной трагическая обреченность героев, трагический финал романа. Несколько обстоятельнее проследим связь диалогов с сюжетом в романе Достоевского «Преступление и наказание». Роман «Преступление и наказание» очень сложен по своей проблематике, замыслу, идейному содержанию и композиции. Но предельно оголяя, упрощая структуру романа, можно сказать, что сюжетом его является убийство ростовщицы бывшим студентом и последовавшее вслед за этим наказание. Анализируя роман, мы убеждаемся, что наряду с диалогами и драматическими сценами в развитии сюжета большую роль играют и внутренние монологи. Но внутренний монолог героев Достоевского по своей сути диалогичен, т. к. в нем присутствуют противоположные реплики, суждения, контрастные «голоса», воспроизводящие расщепленность, двойственность, противоречивость героя. Внутренний монолог у Достоевского отличается от диалога лишь тем, что он не произносится в присутствии другого лица. Вся первая часть романа (до последней главы) представляет собой цепь диалогов и внутренних монологов Раскольникова, объединенных одной мучительной мыслью: сможет ли он убить «гадкую старушонку», преступить закон, сможет ли он заявить себе и миру, что он не «тварь дрожащая», а «Наполеон», которому все дозволено. С самого начала романа авторское повествование отодвинуто: оно ограничивается лаконичными сообщениями о месте и времени действия, буквально в двух строчках даётся портрет героя, и сразу же, отступив в тень, автор воспроизводит внутренний монолог-размышление героя о каком-то таинственном, необычном «деле», требующем от героя страшной осторожности, наблюдательности и решительности. Исповедальный диалог Мармеладова с Раскольниковым в трактире, предельно диалогизированный внутренний монолог Раскольникова, в котором он ведет напряженный мысленный спор с матерью и сестрой, случайно подслушанный диалог студента и офицера об убийстве «по совести» - все это является своеобразной экспозицией романа. Именно эти диалоги и монологи убеждают Раскольникова в истинности его теории и побуждают его к активному действию, убийству ростовщицы, которое и является завязкой сюжета. Дальнейшее развитие сюжета - нравственные страдания Раскольникова, преследование его следователем Порфирием Петровичем, разоблачение антигуманистической теории Раскольникова - также раскрываются Достоевским в многочисленных диалогах, которые «все вяжутся в один узел». Диалог Мармеладова и Раскольникова в трактире сменяется диалогом Раскольникова с Лужиным, затем следует один за другим диалог Раскольникова с Соней, диалог Раскольникова с Порфирием Петровичем, сцена поминок у Катерины Ивановны, новый диалог Раскольникова и Сони, второй диалог Раскольникова и Порфирия Петровича и т. д. Причем, чаще всего диалоги у Достоевского повторяются трижды: герои как бы не в состоянии с первой же встречи, с первого же диалога-спора выяснить сложные и противоречивые позиции друг друга. И только в третьем монологе до конца раскрываются идеи и теории героев, их противоречивая сущность. Отсюда трехкратные исповедальные диалоги Раскольникова с Соней, в которых герой пытается разъяснить причины своего «теоретического убийства», или трехкратные диалоги-поединки Раскольникова и Порфирия Петровича, в которых следователь развенчивает теорию Раскольникова и уличает его в убийстве. Если отбросить эти диалоги, как не связанные с сюжетом романа, мы лишаемся не только объяснения характера героя, но и кульминации романа (второй диалог Раскольникова и Порфирия Петровича), а также мотивировки развязки романа. Диалоги Раскольникова с Соней и с Порфирием Петровичем, раскрывающие бесчеловечность и ложность теории героя, подготовили развязку сюжета — признание героя. Таким образом, диалог в романах Достоевского является излюбленным средством развития сюжета. Горячий поклонник и ученик Достоевского С. Цвейг точно подметил, что в наиболее важные моменты «роман Достоевского вдруг теряет свой повествовательный характер. Тонкая эпическая оболочка растворяется, расплавившись в огне чувства, остается лишь добела раскаленный диалог»1. И отмечая новаторство Достоевского, как создателя романа-трагедии, вероятно, следует акцентировать не только трагедийный характер сюжета, трагическую судьбу основных героев Достоевского, но и драматизированное развитие сюжета, достигаемое широким введением диалога. Но особенно важное значение имеют диалоги для выявления раздвоенного, противоречивого характера героев Достоевского, для воспроизведения их «диалектики души». С этой целью Достоевский вводит самые разнообразные виды диалогов: 1) исповедальный диалог, в котором герой раскрывает свои заповедные мысли и чувства (первый и второй диалоги Раскольникова и Сони, Мармеладова и Раскольникова в трактире, диалог Рогожина и Мышкина во время их свидания (роман «Идиот»), Верховенского со Ставрогиным, Шатова с ним же («Бесы»). 2) диалог-поединок, в котором происходит словесная борьба, дуэль двух противников, или двух одновременно любящих и ненавидящих героев (диалоги Раскольникова и Порфирия, Настасьи Филипповны и Аглаи, Лизы и Ставрогина); 3) смешанный диалог, в котором исповедальный диалог соединен с диалогом-поединком и элементами внутреннего монолога (диалог Петра Верховенского с Кирилловым перед самоубийством последнего, первый диалог Раскольникова с Порфирием Петровичем). Герои Достоевского самораскрываются в горячих спорах, в страстных признаниях, в беспощадных внутренних монологах, в быстрых и разящих репликах, в письмах, посланиях, исповедях, которые так же, как и внутренние монологи, по своей сути всегда диалогичны. Изображая «диалектику души» своих героев, Достоевский заставляет их от диалога к диалогу все глубже и глубже самораскрыться в своей постоянной, хотя и противоречивой, сущности. Так, в диалоге Раскольникова с Соней, где герой признается ей в убийстве, воссоздаются самые противоположные чувства и мысли героя: сострадание к людям резко, неожиданно сменяется презрением к ним, гордая уверенность в истинности своей теории — сознанием ее ложности и бесчеловечности. Подобное же столкновение противоположных чувств и мыслей мы наблюдаем и в речи Ипполита во время истерического объяснения его в Павловске. Наличие контрастных голосов в диалогах Раскольникова, Ипполита и других героев определяет неровное, порывистое, напряженное, как бы спотыкающееся, течение фраз героя. Во время этих диалогов создается такое впечатление, будто ни один «голос героя», ни одна из борющихся сторон его характера не побеждает. Однако «неслиянность голосов», «автономия» контрастных сторон характера героя, отсутствие авторского голоса в диалогах — только кажущиеся. Абсолютизируя «автономность» и «неслиянность» голосов в диалогах Достоевского, отрицая ведущую авторскую тенденцию, мы невольно делаем Достоевского сторонником стихийного творчества, в то время как художественный текст романов, записные тетради, письма Достоевского свидетельствуют о том, что он всегда стремился четко определить, какую идею он будет проводить, какая идея будет господствовать в его романе, в каждом его герое. «Больше идеи» — неоднократно замечает Достоевский на страницах записных книжек. Он настойчиво отмечает, что в Раскольникове господствует идея непомерной гордости, в Мышкине—идея всепрощения и христианской любви, в Петре Верховенском - идея разрушения и т.п.1 Достоевский никогда не скрывал, что живая современность, политическая борьба захватывает его, что его романы тенденциозны и ярко окрашены авторской симпатией и антипатией. Так, в письме к А. Майкову, советуя поэту написать поэму из русской истории, Достоевский подчеркивал необходимость объективного повествования и обязательное наличие авторской идеи, его «общей мысли», которая должна чувствоваться во всем1. О наличии общей идеи, «монологизирующего» взгляда автора со всей очевидностью свидетельствует и художественный текст романов Достоевского, даже самые многоголосые диалоги в них. Для иллюстрации этой мысли напомним сложные, «многоголосые» диалоги-исповеди Раскольникова и Порфирия Петровича в романе «Преступление и наказание». Два диалога Раскольникова и Порфирия Петровича мастерски раскрывают внутреннее состояние Раскольникова, чувствующего себя затравленным волком, и характер умного, наблюдательного следователя. Вскрывая напряженное состояние Раскольникова, который боится выдать себя малейшим движением, неловким замечанием, Достоевский противопоставляет спокойно-рассудительную внешнюю речь Раскольникова напряженной, отрывистой внутренней. Подчеркнуто спокойно и вежливо обращаясь к Порфирию Петровичу, Раскольников вслух говорит: «Извините, что такими пустяками беспокоил, вещи мои стоят всего пять рублей, но они мне особенно дороги, как память, от кого достались, и, признаюсь, я, как узнал, очень испугался. « Но эта нарочито спокойная и рассудительная речь комментируется стремительной, напряженной внутренней речью, которая и раскрывает истинное состояние Раскольникова: его злость, страх, нервозность. В этом внутреннем комментировании мы обнаруживаем и стремительное нагнетание вопросов («Хорошо ли? Натурально ли? Не преувеличил ли?»), и обилие восклицаний («Глупо! Слабо! Зачем я это прибавил!»), и разорванные незаконченные предложения, и акцентирование слов и выражений путем их повторения и выделения курсивом («Почему он сказал прямо «у ней?» Почему Заметов прибавил, что я хитро говорил? Почему они говорят таким тоном? Да... тон... Даже Заметов дерзок... Дерзок ли Заметов?... Снюхались! Непременно из-за меня снюхались. Непременно до нас обо мне говорили»). Внешняя вежливая форма обращения к Порфирию заменяется откровенно-грубоватой на «ты» («А по какому случаю, коль меня совсем не знаешь, говорил ты обо мне с Никодимом Фомичом»), появляются бранные и просторечные слова, резкие и выразительные идиомы («следят за мной, как стая собак. Так откровенно в рожу и плюют»... «Встану да и брякну всем в рожу всю правду»... «Врете, не дамся»)2 и т. д. Но при всем многоголосии диалога все-таки выявляется его пафос, его основная идея — утверждение виновности Раскольникова, ложности, бесчеловечности его теории. Именно этим и определяется прерывающийся от злости и страха стиль речи Раскольникова и иронический, издевательский тон речи Порфирия Петровича. Этот иронически-издевательский тон особенно отчетливо выступает во время обсуждения статьи Раскольникова. Порфирий сознательно снижает идею Раскольникова, вводя в свой пересказ своеобразные оговорочки, уточнения, простонародные поговорки, пользуясь нарочито сниженной лексикой: «Но, вот что скажите: чем же бы отличить этих необыкновенных-то от обыкновенных? При рождении, что ль, знаки такие есть? Я в том смысле, что тут надо бы поболее точности, так сказать, более наружной определенности, нельзя ли тут одежду, например, особую завести, носить что-нибудь, клеймы там, что ли, какие?» В следующем вопросе вторично повторенный термин «необыкновенные люди» звучит явно издевательски, т к. Порфирий прямо отождествляет их с убийцами. Ирония и издевка выражаются в многократном обращении Порфирия Петровича к скобочным замечаниям, в подчеркнуто извиняющемся тоне, каким он разговаривает с Раскольниковым: «... но вот ведь опять беда-с: скажите, пожалуйста, много ли таких людей, которые других-то резать право имеют, «необыкновенных-то» этих? Я, конечно, готов преклоняться, но, ведь согласитесь, жутко-с, если уж очень-то много их будет, а?» (т. 5, стр. 271—272). Таким образом, в диалоге самой речью героев разоблачается теория Раскольникова и вместе с тем проявляется и основная идея автора—осуждение бесчеловечности теории героя. Нетрудно «уловить» авторский «голос» и в сцене объяснения Лизы и Ставрогина в романе «Бесы» Эта сцена—яркий образец многоголосого диалога-поединка. Здесь сталкиваются, переходя друг в друга, любовь и ненависть, надежда и отчаяние, целомудрие и цинизм; действующие лица бросают друг на друга злобные взгляды, говорят жестокие, разящие на смерть, слова и фразы, в то время как сердца их рвутся друг к другу. Отказавшись от подробного описания ненастного утра, пышного костюма героини, ее чувств и мыслей, Достоевский воспроизводит борьбу страстей и состояние героев через диалог. Именно здесь раскрывается страстный и гордый характер Лизы и полная опустошенность Ставрогина, его неспособность к сильным, глубоким чувствам. Диалог характеризуется напряженным темпом, который достигается быстрой, стремительной сменой одной незаконченной реплики другой. Герои сознательно избегают «великих слов и фраз», их краткие реплики и возражения полны надрыва, усмешки, иронии. Недаром Ставрогин восклицает: «Твои слова, этот смех, вот уже час насылает на меня холод ужаса... Лиза, мне больно за этот надломанный язык» (т. 7, стр. 543). Речь героев полна намеков, иносказаний. Не желая называть вещи своими именами, они наполняют особым смыслом отдельные слова, фразы, которые зачастую представляют собой цитату из предыдущих разговоров. Это цитирование и выделение слов (Достоевский отмечает их курсивом и кавычками) создают особое «подводное течение», в котором раскрывается истинный смысл диалога, усиливают иронию, издевку. «Уж не боитесь ли вы светского мнения и что вас за это «столько счастья» осудят? — иронически говорит Лиза, повторяя ставрогинское выражение: «столько счастья». «Да, я оставил «мгновение» за собой», — отвечает он. Холодность звучат в безжалостных репликах Лизы, которая иронически повторяет когда-то произнесенные слова и выражения Ставрогина: «воскресать», «проба». «Куда нам ехать вместе сегодня же? Куда-нибудь «воскресать?» Нет уж, довольно проб». На восклицание Ставрогина: «Это невозможно, это жестоко» Лиза холодно, почти цинично, говорит: «Так что ж, что жестоко, и снесите, коли жестоко» (т. 7, стр. 543). Напряженность диалога увеличивается от введения Достоевским «пункта взаимонепонимания». Участники диалога произносят одни и те же слова и фразы, но вкладывают в них совершенно разное содержание. Ставрогин говорит Лизе, что она—»последняя надежда» его, что он «жизнью заплатил за эту надежду». Лиза же, думая о своей загубленной жизни, бросает в ответ: «Своею или чужою». Эта фраза зловеще звучит для Ставрогина, потому что в это время с его молчаливого согласия происходит убийство его жены. Злобная усмешка на губах (когда выяснилось, что Лиза думает о своей жизни, а не об убийстве Лебядкиной), фраза «Дурной сон и бред. Мы говорили о разных вещах» еще раз подчеркивают беспредельный цинизм Ставрогина. Сухой, невыразительный, почти протокольный стиль ставрогинской речи, ее «глухой, бездушный тон» (Л. Гроссман) передают полную опустошенность героя, его нравственную ущербность, неспособность к сильным чувствам. А в Лизе, несмотря на ее страстную любовь к Ставрогину, побеждает человеческое достоинство, женская гордость, не позволяющая ей, «как жалкой рабе», бежать за любимым человеком, который недостаточно ее любит. Таким образом, и в этих героях, несмотря на их противоречивость, «многоголосость» есть ведущий «голос», есть побеждающая «идея героя», совпадающая с оценкой автора. Достоевский осуждает цинизм и душевную опустошенность «праздного барича», оторвавшегося от народа и народной правды. Но ввиду того, что авторское повествование в романах Достоевского крайне лаконично и отдельный герой, выражающий полно и всесторонне позиции автора, обычно отсутствует, необходимо «улавливать» «авторский голос», авторскую идею в противоречивых, многоголосых диалогах героев. Напряженность, стремительность и противоречивость «многоголосых» диалогов и монологов героев Достоевского, построение их как ответа на воображаемые реплики противника, большая роль ассоциаций во время диалога, приводящих к цитированию и выделению особо значимых слов и выражений, отсутствие видимой логической и синтаксической связности, отрывистость, обрубленность фраз - все это позволяет нам согласиться с утверждением Л. П. Гроссмана, что Достоевский в своих романах создает «замечательные стилистические эксперименты», свидетельствующие о том, что «классическая художественная проза русских романов XIX в. ...сдвинулась в сторону каких-то неведомых будущих достижений».1 1964 г. |
Похожие:
 | Учебное пособие Краснодар, 2014 г. Удк 658. 8 Ббк Муратова А. Р. Управление продажами: Учебное пособие. Краснодар, 2014 г. – 110 с |  | Учебное пособие Кемерово 2004 удк: Печатается по решению Редакционно-издательского... Учебное пособие предназначено для студентов специальности 271400 «Технология продуктов детского и функционального питания» всех форм... |
| Учебное пособие М.: Руссобит-М, 2001. 1 Cd-rom математика. 5 класс.... | | Психология Учебное пособие Учебное пособие предназначено для студентов заочного отделения и обучающихся в сокращенные сроки |
| Учебное пособие Тамбов 2002 г. Авторы составители: Кузьмина Н. В,... Учебное пособие «Создание Web-сайтов» предназначено для слушателей курсов повышения квалификации на базе Тамбовского рц фио по программе... | | Учебное пособие «Желтухи у новорожденных и детей раннего возраста» Учебное пособие предназначено для послевузовского образования врачей: педиатров и общей практике |
| Учебное пособие по политологии. Владикавказ: 2015 г Учебное пособие предназначено для студентов очной и заочной формы обучения направления "бакалавр", преподавателей, аспирантов | | Рекомендации по выполнению и защите. Учебное пособие Настоящее учебное пособие обсуждено и одобрено учебно-методической комиссией факультета психологии 17 мая 2001 года |
| Учебное пособие «Гражданско-правовое положение несовершеннолетних» Учебное пособие предназначено для магистрантов юридического факультета. Направление подготовки 030900 Юриспруденция (квалификация... | | Учебное пособие Печатается по решению Учебно-методической комиссии... Учебное пособие предназначено для студентов, изучающих дополнительные разделы сейсморазведки |
| Учебно-методическое пособие самара 2005 удк 657 Рецензенты Учебное пособие предназначено для студентов заочного отделения Международного института рынка, обучающихся по специальности «Финансы... | | Учебное пособие по дисциплине ен. 01 Математика составлено в соответствии... Учебное пособие предназначено студентам очной формы обучения. Данное пособие методические указания по выполнению самостоятельной... |
| Литература Введение Учебное пособие предназначено для магистров дневного и заочного отделений экономических специальностей. Данное учебное пособие может... | | Учебное пособие к курсу “Upstream” Уровни А2―В1 Издательство «мгимо-университет» Учебное пособие предназначено для студентов 2 курса факультета мэо, которые изучают английский как второй иностранный язык |
| Учебное пособие Челябинск Философия техники: учебное пособие / И. В. Вишев, Е. В. Гредновская, Л. М. Григорьева, А. А. Дыдров. – Челябинск: Издательский центр,... | | Учебное пособие м осква 2005 ббк 87. 817 Б 20 Занимательная философия: Учебное пособие. М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К», 2005. — 128 с |
