Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 4.11 Mb.
|
| Часть исследователей семейных отношений не выделяют семейные отношения, в том числе входящие в них личные неимущественные отношения в в самостоятельную разновидность правовых отношений. Выразительно на первый взгляд мнение О.С. Иоффе, считавшего, что «особый комплекс личных и имущественных отношений, которые возникают на почве семьи и брака, регулируются разделом советского гражданского права – семейным правом»1. Наиболее близкой к истине представляется точка зрения таких ученых, как А.М. Нечаева, Л.М. Пчелинцева, которые считают, что семейные отношения обладают специфическими признаками и особенностями, позволяющими говорить об их самостоятельности. Таким образом, нетрудно заметить, что дискуссия относительно природы и места личных неимущественных прав сводится к проблеме отраслевой самостоятельности семейного права. В.А. Рясенцев в своих работах указывает на то, что личные неимущественные правоотношения в семье являются определяющими и оказывают влияние на характер имущественных отношений, окрашивая их особым оттенком доверительности2. Указанную мысль отмечал и Ворожейкин, обращая внимание на то, что если отношения в семье утрачивают характер доверительности, они должны быть либо вовсе прекращены, либо перенесены в другую сферу3. Конечно, в науке имеет место и «равнозначная» точка зрения: личные неимущественные и имущественные правоотношения в семье являются одинаково важными4. Категорично звучит мнение М.В. Антокольской, которая считает, что личные неимущественные отношения в юридическом смысле вообще не играют сколько-нибудь значимой роли5. Не представляется разумным согласиться с такой точкой зрения в связи с тем, что само существование личных неимущественных прав направлено на обеспечение равенства супругов в семье, на укрепление семьи в целом, на поддержание жизненно важных ценностей. Вне всякого сомнения, личные неимущественные права являются основой системы всех семейных отношений. Почти сто лет назад известный русский правовед А.И. Загоровский, обозначая критерии самостоятельности семейного права, характеризовал семейные отношения следующим образом: «основа правоотношений семейных – потребности физической природы и нравственного чувства»; «семейные отношения порождают семейные права, ставящие в определенную личную зависимость одного члена семейного союза от другого, и создают определенное юридическое положение для этих членов»1. Несомненно, личные неимущественные правоотношения занимают пьедестал среди всех отношений, регулируемых семейным законодательством. Как и любые иные правоотношения, они представляют собой сложное правовое явление, состоящее из следующих элементов:
Семейное законодательство в различные эпохи истории не давало легального понятия субъектов семейных правоотношений. Так, ряд ученых в качестве субъектов данных правоотношений рассматривает публичные образования, должностных лиц органов государственной власти и органов местного самоуправления. Например, Михеева пишет, что факт смерти родителей ребенка порождает возникновение правоотношения по поводу его устройства, в рамках которого соответствующие органы местного самоуправления и государственной власти совершают действия по размещению ребенка способом, наиболее отвечающим его интересам2. Пчелинцева Л.М. категорично отмечает, что «субъектами семейных отношений могут быть только граждане»3. Наиболее разумной представляется точка зрения Л.М. Пчелинцевой, более того, именно особый субъектный состав семейных правоотношений вполне мог бы стать критерием отграничения семейного права от иных отраслей права и разрешить, наконец, глобальную дискуссию. Относительно объектов семейных правоотношений следует полагать, что к таковым относятся нематериальные блага (имя, семейная тайна и др.) и (или) связанные с их осуществлением действия (осуществление родителями родительских прав, выбор супругами фамилии и др.(), семейная тайнаравоотношенийействиятся нематериальные блага и ()азрешить, наконец, глобальную ый состав семейных правоотноше). Безусловно, возникновение, изменение и прекращение личных неимущественных правоотношений закон связывает с юридическими фактами, на чем особо акцентировал внимание в своем выступлении на первом канале федеральный судья Т.Н. Палькина. В основе личных неимущественных правоотношений лежат принципы морали и нравственности, в связи с чем перечень таких правоотношений нельзя считать исчерпывающим в семейном законодательстве. При рассмотрении вопроса специфики личных неимущественных правоотношений в семейном праве нельзя проигнорировать и дискуссию относительно метода регулирования таких отношений. Например, Е.М. Ворожейкин, характеризуя метод семейного права, указывал, что для советского семейного права присуща императивность большинства норм, но в то же время он не отвергал целесообразность применения диспозитивных правил4. В.Ф. Яковлев указывал, что «метод семейного права по содержанию воздействия на отношения является дозволительным, а по форме предписаний – императивным. Сочетание этих двух начал и выражает его своеобразие. Вследствие этого семейно-правовой метод может быть обозначен как дозволительно-императивный»1. Метод регулирования личных неимущественных отношений в семейном праве имеет свои особенности, которые оперируются специфическими принципами и целями семейных правоотношений. Анализ Семейного кодекса РФ позволяет сделать вывод о том, что приоритетным принципом государства является защита именно личных неимущественных прав, отсюда и яркость императивных норм. Достаточно сложным представляется обеспечение диспозитивного метода в регулировании личных неимущественных правоотношений, так как его действие рассматривается и оценивается в призме императивных норм и под их контролем. Например, право супругов на заключение брачного договора ограничено запретом, согласно которому брачный договор не может регулировать личные неимущественные отношения между ними, права и обязанности супругов в отношении детей (ст. 42 СК РФ). Следует отметить, что возможность осуществления прав и исполнения обязанностей может определяться соглашением сторон, что порождает конкретизированное регулирование личных неимущественных правоотношений путем «ситуационных норм»2, которые наделяют возможностью выбора правовых решений с учетом конкретных обстоятельств на самих участников таких правоотношений. Ярким примером являются ст. 16-22 СК РФ, регламентирующие прекращение брачных отношений. В настоящее время метод правового регулирования личных неимущественных отношений насыщен императивными и дозволительными нормами, переплетающимися между собой и подкрепленными судебным усмотрением, что зачастую усложняет природу личных неимущественных правоотношений. Практическую важность представляет собой и вопрос классификации личных неимущественных прав. Ряд авторов стараются избежать этого вопроса, происходит это, скорее всего, в связи с тем, что изучение данной темы порождает необходимость обращения к гражданскому праву, что снова сталкивает нас с дискуссией о соотношении отраслей российского права и возможности и целесообразности заимствования некоторых положений. Так, например, Л.М. Пчелинцева указывает, что личным неимущественным правам и обязанностям супругов посвящена гл. 6 СК РФ, состоящая из двух статей: ст. 31 – равенство супругов семье; ст. 32 – право выбора супругами фамилии, а также п. 1 ст. 133 СК РФ – право супруга давать согласие на усыновление ребенка другим супругом и п. 2 ст. 16 СК РФ – право на расторжение брака. Нельзя не отметить скудность такого пояснения. Несомненно, указанная тема не может остаться без внимания, что подтверждается научными диссертациями молодых ученых. Бесспорным при разработке классификации личных неимущественных правоотношений должен оставаться критерий субъектного состава, который позволит выразить и подчеркнуть публично-правовые и частно-правовые начала в семейном праве. Личные неимущественные правоотношения регламентировались в истории семейного законодательства по-разному, но, к сожалению, на сегодняшний день должного внимания к этой теме не наблюдается. Имеющиеся научные разработки порождают новые дискуссии, которые в итоге сводятся к разрешению вопроса о самостоятельности семейного права. Семейный кодекс Российской Федерации за последнее время претерпел немаловажные изменения, перспективой совершенствования норм семейного законодательства вполне могло бы стать расширение и упорядочивание норм, регламентирующих личные неимущественные правоотношения путем создания яркой с правовой точки зрения главы под названием «Личные неимущественные отношения членов семьи». В.В. Копылов ПРОБЛЕМЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СТРУКТУРНЫХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ СЛЕДСТВЕННЫХ ИЗОЛЯТОРОВ ПО ОБЕСПЕЧЕНИЮ КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВОГО СТАТУСА ЛИЦ, НАХОДЯЩИХСЯ В МЕСТАХ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ В РОССИИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В настоящий момент уголовно-исполнительная система Российской Федерации претерпевает существенные изменения. Эти преобразования связаны с усилением контроля за соблюдением прав и свобод граждан, находящихся в местах лишения свободы, с развитием соответствующих конституционных гарантий1, с адаптацией отечественной пенитенциарной системы к требованиям, предъявляемым странам, входящим в Совет Европы. Как справедливо отмечается в научной литературе, именно соблюдение международных правовых положений обеспечивает возможность эффективного решения ряда первостепенных задач оптимизации национального законодательства, включая приближение, а в отдельных случаях и выравнивание, универсализацию пенитенциарной политики2. Конституция Российской Федерации (далее – Конституция РФ) устанавливает, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а их признание, соблюдение и защита является обязанностью государства (ст. 2). При этом права и свободы человека и гражданина признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с Конституцией РФ (ч. 1 ст. 17). Права человека с закреплением в конституции, законе трансформируются в права граждан3. В полной мере эти конституционные положения сохраняют свое значение и для лиц, в отношении которых выбрана такая мера пресечения в связи с подозрением или обвинением в совершении преступления, как заключение под стражу. В соответствии с ч. 1 ст. 49 Конституции РФ каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в силу законным приговором суда. Таким образом, есть основания утверждать, что с конституционно-правовой точки зрения юридический статус этих лиц не может существенным образом отличаться от статуса других граждан. Однако это не означает также и того, что он будет идентичным этим статусам. В связи с этим возникает проблема сущностной и содержательной характеристики правового статуса лиц, находящихся в местах предварительного заключения, его объективно обусловленной трансформации, которой до последнего времени в отечественной науке права не уделялось надлежащего внимания. Проблемными являются вопросы допустимости и соразмерности ограничений прав и свобод лиц, находящихся в местах предварительного заключения, обеспечения структурными подразделениями СИЗО особых для этой категории лиц правовых режимов регулирования их прав и свобод. Проблема борьбы с преступностью в современной России стоит по-прежнему остро. Количество лиц, находящихся в местах предварительного заключения, остается устойчиво высоким, хотя в последнее время можно говорить о новой тенденции в уголовной политике государства в этой сфере. Так, в 2007 г. в РФ было зарегистрировано около 3 млн 580 тыс. преступлений. Судами по подозрению в совершении этих противоправных деяний в места предварительного заключения были водворены 384,9 тыс. человек1. В конце 2008г. в 222 следственных изоляторах ФСИН РФ, содержалось 144 тыс. человек2. Кроме этого около 4 миллионов задержанных и арестованных, которые проходят через ИВС (изоляторы временного содержания) в течение года3. В 1989 г. СССР подписал Венские соглашения, на основании которых принял на себя обязательство обеспечивать, чтобы со всеми лицами, содержащимися под стражей или в заключении, обращались гуманно и с уважением достоинства, присущего человеческой личности, а также соблюдать принятые ООН Минимальные стандартные правила обращения с заключенными4. Кроме этого, в ч. 4 ст. 15 Конституции РФ определяется, что общепризнанные нормы и принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международные договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора. Таким образом, можно сказать, что юридические обязательными для государства являются все элементарные права и свободы человека, зафиксированные во Всеобщей декларации5. 5 мая 1998 г. Российская Федерация вошла в европейское правовое пространство, ратифицировав Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод1. Это автоматически повлекло принятие и выполнение в ее правовой системе норм и требований, применяемых в странах Европы, в том числе касающихся содержания под стражей лиц, обвиняемых и подозреваемых в совершении преступлений. В заключении № 193 Парламентской ассамблеи Совета Европы от 25 января 1996 г. (п.7 .9) указывается, что Россия в соответствии с Рекомендацией (А) (87)3 о единых Европейских пенитенциарных правилах обязуется улучшить «условия содержания заключенных, в частности, безотлагательно будут улучшены, по сути нечеловеческие условия содержания во многих следственных изоляторах»2. Взятые обязательства определили необходимость изменений в самой сущности пенитенциарной системы к ее отношению к правам и свободам заключенных. Условия, поставленные Советом Европы, заставили пересмотреть и существенно улучшить условия содержания обвиняемых и подозреваемых в местах предварительного заключения, выявили существенное несоответствие правового статуса, предусмотренного положениями Конституции РФ, и того, как этот правовой статус реализуется на практике. Основополагающие принципы содержания под стражей были сформированы под влиянием советской идеологии и не всегда отличалась человеколюбием. Лица, находящиеся в местах предварительного заключения по своему статусу приравниваются к осужденным, а по некоторым позициям ограничения и требования являются более строгими. В ряде случаев можно утверждать о несовершенстве отечественной пенитенциарной законодательной базы, несоответствии ее Конституции РФ, и в том числе международным принципам и нормам содержания под стражей. Отчасти эти несоответствия можно объяснить историческим, политическим и экономическим аспектами отношения общества к данной категории лиц. Длительное время не находило должного научного осмысления понятие правового статуса лиц, находящихся в местах предварительного заключения. Само это понятие появилось 11 июля 1969 г., в достаточно усеченной форме. Современная формулировка правового статуса этих лиц, определена в ст. 6 Федерального закона от 15 июля 1995 г. «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений № 103-ФЗ (далее ФЗ № 103); она воспроизводит и конкретизирует положения ч. 2 ст. 6, ч. 2 ст. 19, ч. 1 ст. 49, ч. 3 ст. 62 Конституции РФ. Но требования этих положений Конституции РФ на практике выполняются не в полной мере. В связи с этим получается, что конституционно-правовой статус человека и гражданина трансформируется в правовой статус подозреваемого с существенными недостатками и ограничениями, вызывающими сомнения в плане их конституционности. Это в конечном счете проявляется в процессе деятельности структурных подразделений следственных изоляторов, приводит к серьезным нарушениям прав и законных интересов лиц, находящихся в местах предварительного заключения, и, как следствие, - к невыполнению некоторых международных стандартов и рекомендаций. Устранение подобных противоречий и изъянов – процесс сложный как по содержанию, так и по процедуре, и требующий всестороннего, комплексного подхода1. В настоящий момент отношение государства к пенитенциарной системе, включая систему учреждений, обеспечивающих решение задач предварительного заключения, несколько изменилось, хотя и остается недостаточным. Так, в показателях реализации Федеральной целевой программы «Развитие уголовно-исполнительной системы (2007-2016 годы) указывается, что количество следственных изоляторов, в которых условия соответствуют законодательству РФ (в процентах от общего количества следственных изоляторов) 2008 г. - 58,4%; 2009 г. – 64,4%; 2010 г. – 70,7%; 2011 г. - 78%; 2012 г. – 85,4%; 2013 г. – 92,2%; 2014 г. – 94,7%; 2015 г. - 97%; 2016 г. – 100%; а так же предполагаемое количество следственных изоляторов, в которых условия соответствуют международным стандартам (в процентах от общего количества следственных изоляторов): 2008г. - 0,5%; 2009 г. – 0,5%; 2010 г. – 0,5%; 2011 г. - 2,4%; 2012 г. – 4,3%; 2013 г. – 6,6%; 2014 г. – 8,5%; 2015 г. - 10,9%; 2016 г. – 13,3%. Из приведенных цифр, очевидно, что государство признает факт нарушения прав и свобод заключенных и, не смотря на это, не стремится в кротчайшие сроки обеспечить содержание обвиняемых и подозреваемых под стражей в соответствии с требованиями законодательства РФ и международных стандартов. Некоторые проблемы, касающиеся защищенности прав подозреваемых и обвиняемых, а также осужденных, продолжают иметь место2. В ходе реформирования обозначились противоречия внутри самой пенитенциарной системы, в особенности в деятельности структурных подразделений СИЗО, обеспечивающих реализацию конституционно-правового статуса лиц находящихся в местах предварительного заключения. С одной стороны, очевидно стремление государства приблизить условия содержания заключенных к общепризнанным мировым образцам и стандартам (таким, как Минимальные стандартные правила обращения с заключенным, принятые на первом Конгрессе ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями 30 августа 1955 г. и одобренные Экономическим и социальным советом на 994 - м пленарном заседании 31 июля 1957 г.) и т. п. Так, Президент Российской Федерации В.В. Путин подчеркивал в своем выступлении, что государство обязано сделать все необходимое, все возможное для того, чтобы отечественная уголовно-исполнительная система стала цивилизованной3. Проблема в том, что все общечеловеческие принципы в отношении к заключенным в тех странах, на которые мы пытаемся равняться, закреплены в законе и неукоснительно соблюдаются. В отечественном пенитенциарном законодательстве имеется достаточно положений, несоответствующих общепринятым международным принципам, и они до сих пор не урегулированы. Нормативные документы, определяющие правовое положение заключенных в местах предварительного заключения в ряде статей (их достаточно много) противоречат требованиям Конституции РФ. Все это не позволяет структурным подразделениям СИЗО в полной мере обеспечивать реализацию конституционно-правового статуса лиц, находящихся в местах предварительного заключения. С другой стороны, система мест предварительного заключения по сути своей осталась карательной (репрессивной), не смотря на то что с 1998 г. в соответствии с Указом Президента Российской Федерации «О передаче уголовно-исполнительной системы Министерства внутренних дел в ведение Министерства юстиции РФ » УИС РФ была передана из МВД в Минюст РФ. Действующие приказы и законы обязывают структурные подразделения требовать от заключенных строгого выполнения установленного режима содержания. Каждый следственный изолятор активно сотрудничает с правоохранительными органами по раскрытию преступлений совершенными заключенными до ареста. В их составе имеются оперативные отделы, задача которых в основном сводится к оказанию помощи сотрудникам милиции в раскрытии преступлений, склонение заключенных к даче явок с повинной и т.п. Заключенный рассматривается как объект оперативно – розыскных мероприятий. Рейтинги по оперативной работе, которые требуют постоянного количественного увеличения показателей по оказанию содействия органам внутренних дел в раскрытии убийств, грабежей, разбоев, преступлений связанных с незаконным оборотом наркотиков, установления преступников, обнаружения оружия, взрывчатых веществ, наркотических веществ. Кроме того, в настоящее время главным показателем успешной работы администрации является отсутствие совершенных заключенными преступлений (особо учитываемых), любое выявленное преступление такого рода идет в пассив, что объективно приводит к желанию скрыть неочевидное преступление1. С третьей стороны, пенитенциарная система является сферой с недостаточным финансированием. Государство обязывает места предварительного заключения заниматься самообеспечением. Экономические трудности правительство пытается решить, в том числе и за счет заключенных, усугубляя сложившуюся в местах лишения свободы криминогенную обстановку2. Все эти проблемы требуют всестороннего научного осмысления, изучения и скорейшего разрешения, потому что эти противоречия не позволяют структурным подразделениям следственных изоляторов в полной мере обеспечивать соблюдение конституционно-правового статуса лиц, находящихся в местах предварительного заключения. А.С. Косарев * СРЕДСТВА ОБЕСПЕЧЕНИЯ КОНФИДЕНЦИАЛЬНОСТИ ИНФОРМАЦИИ И ВЫБОР АДЕКВАТНОГО РЕЖИМА ИНФОРМАЦИОННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ПРИ ОСУЩЕСТВЛЕНИИ ЭЛЕКТРОННОГО ДОКУМЕНТООБОРОТА Изучение проблем, возникающих при правовом регулировании отношений в области защиты информации, в том числе защиты авторских прав, в последнее время получило особое значение в связи с тем, что новые (электронные) методы обработки информации, повышая уровень информированности общества и коэффициент полезности использования его информационных ресурсов, одновременно увеличивают степень уязвимости этой информации для постороннего воздействия1. С возрастанием «информационной открытости» расширяются возможности как для правомерного, так и для несанкционированного доступа к информации, охраняемой законом. Среди обстоятельств, способствующих повышению уязвимости информации, представленной в электронном виде, обычно называют: 1) резкий рост объемов информации, накапливаемой, хранимой и обрабатываемой с помощью ЭВМ; 2) увеличение числа персональных компьютеров и информационных систем; 3) количественное и качественное совершенствование способов предоставления доступа пользователям к информации, содержащейся в открытых информационных системах; 4) широкое использование общедоступных электронных каналов связи для передачи информации, а также электронных архивов для ее хранения2. Среди специалистов в области защиты информации превалирует точка зрения, согласно которой невозможно создать эффективно действующую информационную систему, обеспечивающую абсолютную защиту содержащихся в ней сведений3, а значит, и электронных документов. С нашей точки зрения, для придания электронным документам юридической силы механизм их защиты должен быть достаточно надежным и успешно реализовывать две взаимосвязанные задачи: 1) обеспечивать высокий уровень защиты информации, требующий для его преодоления значительных интеллектуальных, финансовых и материально-технических затрат, недоступных большинству злоумышленников; 2) создавать условия для своевременного обнаружения нарушения режима защиты, установления способа преодоления защитных мероприятий, а также идентификации лица, совершившего противоправное деяние. В связи с этим нельзя не согласиться с авторами, полагающими, что без установления правового поля, в рамках которого можно было бы удовлетворительно решать задачу создания действенного механизма защиты, нельзя говорить о реальном всеобщем признании за электронными документами юридической силы1. Не вызывает сомнения и то, что обмен информацией, совершаемый с применением общедоступных каналов электросвязи без принятия дополнительных мер защиты от незаконного вмешательства, перестает быть безопасным. За прошедшие годы «хакеры» продемонстрировали способности беспрепятственно перехватывать, читать и изменять передаваемые по открытым каналам электросвязи сведения, проникать сквозь аппаратные и программные брандмауэры, обходить защиты, основанные на паролях и даже самостоятельно изменять маршрут прохождения электронных сообщений через узлы Интернета2. Одним из распространенных сегодня способов обмена всевозможной информацией является электронная почта (e-mail), который, однако, не относится к числу надежных средств передачи информации. При осуществлении пересылки результатов интеллектуальной деятельности при помощи электронных средств связи следует особо избегать использования бесплатных почтовых ящиков, так как лица, оказывающие услуги электронной почты на безвозмездной основе, как правило, не заключают с потребителями этих услуг каких-либо договоров. Кроме того, сведения, указываемые пользователем электронного ящика, не подлежат проверке, а следовательно, в случае возникновения спора относительно правомерности действий поставщика данных услуг затруднительным будет доказывание факта открытия истцом электронного ящика на сайте ответчика. При использовании электронной почты авторам следует учитывать, что если отправитель электронного письма может пренебречь своими личными интересами (например, если письмо содержит информацию, принадлежащую лишь ему), то по отношению к интересам других лиц такой подход недопустим. Как отправитель, так и адресат электронного письма должны предпринимать все разумные меры предосторожности для защиты информации, передаваемой по открытым каналам связи. Поскольку, как уже отмечалось, обеспечить абсолютную степень защищенности информационной системы общего пользования не представляется возможным, авторам следует определиться с приемлемым для них риском и мерами, которые будут ими приниматься для достижения соответствующего уровня безопасности. Лицо, предоставляющее услуги электронной почты, осуществляет хранение электронных писем клиентов на своем сервере. Оно также обязано соблюдать сохранность информации, содержащейся в электронных письмах его клиентов. Поэтому нельзя не согласиться с точкой зрения, согласно которой правовой статус провайдера услуг электронной почты ничем не отличается от правового статуса лица, берущего на себя обязанность хранить определенную конфиденциальную информацию1. Учитывая, что электронная почта является сегодня среди авторов одним из наиболее предпочтительных способов обмена электронными документами в открытых информационных системах, необходимо установить действующий порядок ее применения в гражданско-правовых отношениях. Услуги электронной почты являются разновидностью услуг связи. В соответствии с п. 2 ст. 44 Федерального закона «О связи»2 правила указания услуг связи должны утверждаться Правительством Российской Федерации, а также регламентировать отношения пользователей услуг связи и операторов связи при заключении и исполнении договора об оказании услуг связи, порядок и основания приостановления оказания услуг связи, особенности оказания этих услуг, а также ответственность сторон договора. На наш взгляд, соответствующее постановление Правительства Российской Федерации следует принять в отношении оказания услуг электронной почты. В настоящее время широкое применение получили технологии шифрования, позволяющие при соблюдении определенных правил обеспечить хранение информации, включенной в зашифрованный документ, в тайне, в том числе, от администратора информационной системы и службы безопасности предпринимателя. При этом существует два способа шифрования электронных документов – с использованием одного ключа-кода (симметричное шифрование) и с применением пары ключей-кодов (асимметричное шифрование). Симметричное шифрование основывается на кодировании и дешифровании электронного документа при помощи единого ключа, известного как отправителю, так и адресату документа. Использование данного способа защиты конфиденциальной информации в открытых информационных системах осложнено тем, что у лица, закодировавшего электронный документ определенным ключом, возникает проблема с обеспечением безопасной передачи этого ключа адресату документа. Применение асимметричного шифрования, сходного по своей сути с технологией электронной цифровой подписью (ЭЦП), позволяет разрешить указанную проблему следующим способом. Для осуществления кодирования информации лица, желающие обмениваться зашифрованными электронными документами, в первую очередь генерируют по паре криптографических ключей, соответствующих друг другу (т. е. обязательно применяются двухсторонние функции выработки ключей). Затем помещают свои открытые ключи в информационную систему общего пользования. После этого электронный документ, передаваемый по открытым каналам связи адресату, предварительно кодируется отправителем посредством открытого ключа адресата. По получении зашифрованного документа адресат производит его дешифрование при помощи известного только ему закрытого ключа, соответствующего открытому ключу, которым был зашифрован переданный документ. Единственная неразрешенная проблема при использовании асимметричного шифрования – невозможность достоверного подтверждения отправителем зашифрованного документа того, что взятый им из информационной системы общего пользования открытый ключ действительно принадлежит адресату этого документа. Как верно отмечается в зарубежной литературе, единственным способом разрешения данного затруднения является обращение лиц, обменивающихся кодируемыми документами, к услугам сертифицирующих органов1. Большая эффективность в обеспечении защиты информации достигается при сочетании асимметричного шифрования с использованием в своих информационных системах защиты от несанкционированного доступа (НСД). По сути – это автоматизированный секретариат, который определяет, кто имеет право ознакомления с определенными документами, и ведет учет доступа к ним2. Применение в электронном документообороте НСД позволяет: 1) гарантировать доступность информации исключительно для уполномоченных лиц; 2) осуществлять мониторинг целостности системы и хранимой в ней информации, обеспечивающий невозможность внесения изменений в содержащиеся в информационной системе электронные документы и надежность функционирования самой системы автоматизированного документооборота; 3) определять, кто заинтересован в ознакомлении с той или иной информацией, посредством выявления лиц, предпринимающих попытки несанкционированного доступа к данной информации. Чрезвычайно актуально уже в настоящее время в правовом регулировании рассматриваемого вопроса отказаться от излишних формальных требований к уровню защиты электронной информации. Так как данные требования, во-первых, тормозят развитие электронного документооборота, а во-вторых, дают необоснованное преимущество документам, составленным на бумажном носителе, несмотря на то что при современном уровне развития техники подделать бумажный документ даже проще, чем электронный. Поэтому при совершенствовании правового регулирования в рассматриваемой области следует взвешенно применять императивные нормы, запреты и ограничения, необходим баланс государственных и частных интересов. С вопросами защиты информации тесно связано понятие «безопасность информации». В отечественной правовой литературе оно определяется как состояние устойчивости информации к случайным или преднамеренным воздействиям, исключающее недопустимые риски ее уничтожения, искажения и раскрытия, которые приводят к материальному ущербу владельца или пользователя информации3. В американской доктрине термин «безопасность» понимается как степень конфиденциальности, целостности, надежности и доступности информации, а также соответствующих систем1. Положительным моментом в российском праве является то, что вопросы охраны конфиденциальности информации в рамках гражданско-правовых отношений могут разрешаться сторонами самостоятельно. Обладатель информации вправе вводить в гражданский оборот данную информацию на основании договоров, предусматривающих включение в них условий об охране конфиденциальности этой информации. В 1990 г. Международной организацией по стандартизации (ISO), являющейся международной неправительственной организацией, была начата работа по созданию международного стандарта, устанавливающего критерии оценки безопасности информационных технологий (далее – ИТ). По прошествии десяти лет этот стандарт был официально утвержден ISO и получил название «International standard ISO/IEC 15408:1999-Evaluation criteria for IT security» (Оценочные критерии безопасности ИТ)2. Его главное достоинство – полнота требований к информационной безопасности, сочетающаяся с их гибкостью и открытостью для последующего развития науки и техники. При этом, несмотря на то что основное внимание в стандарте сконцентрировано на предотвращении угроз, проистекающих из злоумышленных и иных действий человека, он применим и в отношении угроз, которые не были вызваны непосредственными действиями человека (к примеру, заражение информационной системы вирусом). Данный стандарт может быть весьма полезен и в России в качестве руководства при разработке электронных средств и информационных систем с функцией обеспечения безопасности, а также при сертификации таких средств и систем. Его применение в нашей стране позволит: 1) приобщить отечественные информационные технологии к современным международным требованиям и достигнуть их интероперабельности с зарубежными электронными средствами; 2) создать основу дня качественной и количественной оценки информационных рисков, которая необходима при страховании рисков использования электронных средств в гражданско-правовых отношениях; 3) снизить в перспективе общие расходы на поддержание режима информационной безопасности в системах электронного документооборота за счет стандартизации и унификации способов защиты конфиденциальной информации. |
