Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 2 Mb.
|
| § X О ПОЕДИНКАХ Из необходимости уважать общественное мнение возникли дуэли, питательной средой для которых служит анархия законов. Полагают, что дуэли были неизвестны древним, которые, вероятно, из чувства самосохранения собирались в храмах, театрах, у друзей безоружными. А может быть дуэль с участием гладиаторов была обыденным общественным зрелищем для народа, и люди свободные опасались, как бы их не назвали гладиаторами за дуэлянство. Тщетно законодатель, угрожая смертной казнью дуэлянтам, пытался 100  искоренить этот обычай, основанный на чувстве, которое у некоторых людей сильнее страха смерти, так как будучи лишенным уважения в глазах общественного мнения, человек обречен на полное одиночество, состояние невыносимое для человека общественного. 3 то же время, если он становится мишенью для постоянно повторяющихся обид и унижений, то это пересиливает страх перед наказанием. Почему же тогда среди простого народа дуэли не распространены столь широко, как среди высших сословий? Не только потому, что простой народ не имеет оружия, но и потому, что меньше склонен придавать значение общественному мнению, тогда как представители высших сословий с большими подозрением и ревностью следят друг за другом. Здесь не бесполезно повторить вслед за другими авторами, что лучшим средством для предотвращения этого преступления является наказание зачинщика, давшего повод для дуэли при одновременном объявлении невиновным того, кто вынужден в этой связи не по собственной воле защищать свое доброе имя, чего действующие законы не обеспечивают. А его участие в дуэли должно доказать его согражданам, что он боится только законов, а не людей. 101 § XI ОБ ОБЩЕСТВЕННОМ СПОКОЙСТВИИ Наконец, к третьему виду преступлений относятся, в первую очередь, нарушения общественного спокойствия и личного спокойствия граждан, такие как шум и драки в общественных местах и на улицах, предназначенных для торговли и передвижения граждан, подстрекательские речи, возбуждающие страсти любопытной толпы, которая воспламеняется тем легче, чем многочисленнее аудитория. Причем темный мистицизм исступленных речей более всего воздействует на большие массы людей, в то время как 102 ясные и спокойные аргументы оставляют их безучастными. Ночное освещение за государственный счет, стража в различных городских кварталах, простые и нравственные религиозные проповеди в безмолвии и тиши храмов, охраняемых государством, речи в поддержку частных и общественных интересов в народных собраниях, парламентах или в резиденции высшего лица в государстве — все это действенные средства для предупреждения опасных волнений народных страстей. Они являются основной охранительной функцией властей государства, которые французы называют "полицией". Но если полиция будет действовать по произволу, а не в соответствии с твердо установленными законами, которые должны быть под рукой у каждого гражданина, то это откроет лазейку тирании. А она непрестанно осаждает границы политической свободы. Я не нахожу ни одного исключения из общего правила, согласно которому каждый гражданин обязан знать, когда он виновен и когда невиновен. Если же какому-либо государству необходимы цензоры, а в общем плане и власти, не подчиняющиеся закону, то это связано со слабостью его устройства, и совсем не характерно для природы хорошо организованной системы правления. Тирания, действующая тайно по причине неуверенности в своем будущем, лишает жизни больше жертв, чем открыто и торжественно провозглашенная жестокость. Эта последняя наполняет душу гневом, но не лишает 103 ее сил. Подлинный тиран начинает всегда с того, что порабощает общественное мнение. Это ведет к потере мужества, которое способно проявляться во всем своем блеске только при свете истины или в огне страстей или же не ведая об опасности. Но какие наказания соответствуют этим преступлениям? Смертная казнь, действительно ли она полезна и необходима для безопасности и поддержания общественного порядка? А пытки и истязания, неужели они справедливы и достигают цели, провозглашенной законами? Каковы лучшие способы предупреждения преступлений? И неужели одни и те же наказания хороши для всех времен? Как они влияют на нравы и обычаи? Все эти проблемы заслуживают самого тщательного и геометрически точного решения, чтобы навсегда закрыть путь туманным софизмам, соблазнительному словоблудию и пугливому сомнению при рассмотрении данного вопроса. Если бы мне не удалось оказать иной услуги Италии, кроме той, что я первым представил ей с большой ясностью то, о чем другие народы уже имели смелость написать и начали практиковать, то и в этом случае я считал бы себя счастливым. Но если бы я, защищая права людей и необоримой истины, помог бы спасти от мучительной и ужасной смерти хоть одну несчастную жертву тирании или столь же пагубного невежества, то благословение и слезы радости лишь одного невинного служили бы мне утешением за людское презрение. 104 § XII ЦЕЛЬ НАКАЗАНИЙ Из простого рассмотрения истин, наложенных выше, с очевидностью следует, что целью наказания является не истязание и доставление мучений человеку и не стремление признать несовершившимся преступление, которое уже совершено. Может ли в политическом организме, призванном действовать, не поддаваясь влиянию страстей, и умиротворять страсти индивидов, найти приют бесполезная жестокость, орудие злобы и фанатизма или слабости тиранов? И разве могут стоны несчастного повернуть вспять без- 105 возвратно ушедшее время, чтобы не свершилось уже свершенное деяние? Цель наказания, следовательно, заключается не в чем ином, как в предупреждении новых деяний преступника, наносящих вред его согражданам, и в удержании других от подобных действий. Поэтому следует применять такие наказания и такие способы их использования, которые, будучи адекватны совершенному преступлению, производили бы наиболее сильное и наиболее длительное впечатление на души людей и не причиняли бы преступнику значительных физических страданий. 106 § XIII О СВИДЕТЕЛЯХ Для любого хорошего законодательства исключительно важно точно определять, заслуживают ли доверия свидетели и доказательства преступления. Любой разумный человек, то есть наделенный способностью связно излагать свои мысли и обладающий теми же чувствами, что и другие люди, может быть свидетелем. **Истинным критерием правдивости свидетелей служит их заинтересованность в том, чтобы говорить правду. Поэтому представляется несерьезной причина отвода женщины в связи с ее слабостью, а отвод 107 осужденных на основании отождествления смерти гражданской и физической — детский лепет. И безосновательным является отвод свидетелей по причине их бесчестия, если у них нет никакой корысти лгать.** Доверие свидетелю, таким образом, уменьшается в прямой зависимости от враждебных, дружеских или иных отношений между свидетелем и обвиняемым в преступлений. Необходимо иметь более одного свидетеля, так как если один утверждает что-либо, а другой то же самое отрицает, то нет ничего достоверного. И в этом случае следует отдать предпочтение правилу, согласно которому в отношении каждого действует презумпция невиновности. Достоверность свидетельских показаний тем меньше, чем ужаснее преступление 1, или чем невероятнее обстоя- 1 **Криминалисты считают, что правдивость свидетельских показанийи возрастает тем больше, чем ужаснее преступление. Вот "железная" аксиома, продиктованная самым жестоким идиотизмом: "In atrocissimis leviores conjencturae sufficiunt, et licet judici jura transgredi". Переведем это на общедоступный язык, и европейцы узнают одно из тех столь многочисленных, сколь и неразумных изречений, которым они слепо подчиняются: "При обвинении в самых тягчайших преступлениях, то есть наименее вероятных, — судье достаточно самых поверхностных предположений, чтобы переступить закон". Нелепая законодательная практика часто является следствием страха, главного источника человеческих противоречий. Законодатели (а таковыми являются юристы, которых после их смерти наделили правом решать все на свете и которые превратились из писателей пристрастных и продажных в вершителей человеческих судеб и жрецов закона), напуганные осуждением нескольких невиновных, перегрузили процесс судопроизводства чрезмерными 108 тельства, как, например, колдовство или бесцельная жестокость. В обвинениях первого рода, скорее, можно согласиться с тем, что несколько свидетелей дают ложные показания по невежеству или из ненависти к обвиняемому, чем поверить в тот факт, что человек обладает сверхъестественной силой, которой Бог никого не наделял или которой лишил всех созданных им существ. Точно так же обстоит дело и со вторым видом обвинений, так как человек способен на жестокость только в случае, если это продиктовано его интересами, ненавистью или страхом. Чувства человека обладают строго определенной функциональной зависимостью, установленной природой: всегда адекватно реагировать на получаемое впечатление и не более того. Равным образом достоверность свидетельских показаний может уменьшиться, если свидетель является членом какого-нибудь частного общества, правила и принципы функционирования которого малоизвестны или отличаются от общепринятых. Такой свидетель подвержен влиянию не только своих, но и чужих страстей. формальностями и исключениями, точное следование которым возвело бы на престол правосудия анархическую безнаказанность Напуганные затем тяжкими и трудно раскрываемыми преступлениями, эти законодатели сочли себя обязанными отступить от ими же самими установленных формальностей и превратили, движимые отчасти деспотической нетерпеливостью, а отчасти женской робостью, серьезное дело правосудия в своею рода спектакль, в котором азарт и интриганство главные действующие лица. (Прим. автора)** 109 Наконец, достоверность показаний свидетеля практически равна нулю, когда слова используются в качестве доказательства преступления, ибо тон, каким они говорятся, жесты, — все то, что предшествует или сопутствует различным мыслям, для выражения которых человек использует одни и те же слова, так влияет на смысл сказанного, что его почти невозможно воспроизвести с первоначальной точностью. Более того, выходящие за рамки обычного и насильственные деяния, каковыми являются все истинные преступления, оставляют следы, которые проявляются во множестве обстоятельств и последствий этого преступления. Слова же остаются только в памяти услышавшего их, скорее ненадежной по преимуществу и часто запоминающей сказанное в искаженном виде. И потому оклеветать человека гораздо проще, ссылаясь на его слова, чем на его действия, так как чем больше в качестве доказательства преступления приводится обстоятельств, тем больше обвиняемому предоставляется средств для оправдания. 110 § XIV *УЛИКИ И ФОРМЫ СУДА Существует общая теорема, весьма удобная для определения достоверности фактов, например, улик. Когда доказываемые факты взаимно зависят друг от друга, то есть когда одна улика доказывается только с помощью другой, то в этом случае, чем многочисленнее доказательства, тем менее вероятной становится достоверность факта, поскольку недостаточная доказанность предшествующего факта влечет за собой недостаточную доказанность последующих. **Когда все доказательства какого-либо факта в равной степе- 111 ни зависят только от одного из них, то число их не увеличивает и не уменьшает достоверность факта, так как она держится на силе одного только доказательства, от которого зависят все остальные.** Если же доказательства не зависят друг от друга, то есть, если улики доказываются иначе, чем одна посредством другой, то чем больше доказательств приводится, тем выше вероятность достоверности факта, так как ложность одного из доказательств не влияет на другие. Я говорю о вероятности в области преступлений, достоверность которых, естественно, должна быть доказана прежде, чем они станут наказуемыми. Сказанное вряд ли покажется странным человеку, для которого достоверность с моральной точки зрения, строго говоря, не что иное, как вероятность, но такая, которую я называю достоверностью, ибо любой здравомыслящий человек непременно сочтет ее таковой в силу своего опыта, накопленного в результате практической деятельности и потому предшествующего любому умозрению. Таким образом, для признания человека виновным требуется такая достоверность, которой руководствуется каждый в важнейших делах своей жизни. **Можно различать доказательства виновности совершенные и несовершенные. Совершенными я называю доказательства, исключающие возможность невиновности, а несовершенными те, которые этого не исключают. Из первых для обвинения достаточно одного. Вторых же необходимо столько, чтобы они составили в совокупности одно совершен- 112 ное доказательство. Иначе говоря, если каждое из несовершенных доказательств в отдельности допускает возможность невиновности, то совокупность этих же доказательств по тому же делу такую возможность должна исключать. Следует подчеркнуть, что несовершенные доказательства становятся совершенными, если обвиняемый мог и обязан был их опровергнуть, но не сделал этого. Однако эту моральную достоверность доказательств легче почувствовать, чем точно определить.** Поэтому я считаю наилучшими те законы, которые предусматривают наряду с основным судьей заседателей, назначаемых жребием, а не по выбору, ибо в этом случае незнание, которое судит, руководствуясь здравым смыслом, является более надежной гарантией, чем знание, которое судит субъективно, опираясь на собственное мнение. При ясных и точных законах обязанность судьи состоит лишь в установлении фактов. Если для сбора доказательств требуется проявить способности и находчивость, а выводы, сделанные на основании этих доказательств, необходимо представить ясными и точными, то при принятии решения в соответствии с данными выводами следует руководствоваться исключительно здравым смыслом, который более надежен, чем знания судьи, склонного всюду видеть преступников и все подгонять под искусственную схему, усвоенную им со студенческой скамьи. Счастлив народ, у которого законы не составляют науки. Наиболее полезен закон, согласно которому каждый должен судиться се- 113 бе равным, поскольку там, где царит свобода и счастье граждан, замолкают чувства, порождаемые неравенством. И потому чв судах, действующих на основании такого закона, невозможны ни высокомерное отношение счастливого к несчастливому, ни ненависть простолюдина к представителю высшего сословия. При рассмотрении же дел о возмещении ущерба, нанесенного третьим лицам, суд должен состоять из равного числа представителей сословия обвиняемого и представителей сословия потерпевшего. Тем самым будут уравновешены частные интересы, которые независимо от намерения сторон искажают представление о сути дела. И это позволит высказаться закону и истине. Принципу справедливости соответствует также представление обвиняемому возможности отводить, согласно какому-нибудь определенному критерию, тех, кто кажется ему подозрительным. И если обвиняемому будет предоставлено какое-то время для беспрепятственной реализации этой возможности, то приговор суда будет выглядеть, как будто он вынесен обвиняемым самому себе. Судебные заседания должны быть открытыми, доказательства преступления должны быть также доступны публике, поскольку общественное мнение, которое, по-видимому, является единственным инструментом сплочения общества, тем самым получит возможность встать на пути насилия и разгула страстей, и народ сможет сказать: "Мы не рабы. Мы защищены". Это чувство придает мужество. Оно сродни дани уважения госу- 114 дарству, осознающему свои подлинные интересы. Я опускаю описание других деталей и крючкотворства, присущих подобным учреждениям, так как если бы мне пришлось рассказать все, я бы вообще не смог ничего сказать.* 115 |
