Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 2.63 Mb.
|
| Глава 2. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ САГИТТАЛЬ Странно, что для многих из нас, существующих в трехмерном пространстве, хорошо известно название двух координат — вертикаль и горизонталь — как бы пронзающих нас сверху и сбоку, и не- ведомо название третьей, также проходящей сквозь нас, но уже спереди назад1. Это измерение имеет свое, хотя и редко употребляемое название — сагитталь (от лат. sagitta — стрела). Оно объединяет все то, что находится спереди (фронт) и сзади (тыл) от каждого из нас. Зона ближайшего развития — понятие, принятое в психологии, обозначающее период, когда ребенок способен выполнить то или иное действие, но только с помощью взрослого. До этого мы рассмотрели развитие значения вертикали во взаимоотношении: человек — окружающая среда, начиная с момента рождения и до периода полного взросления. Но сделано это было с некоторой степенью условности, так как уже через некоторое время после рождения абсолютное доминирование вертикали ослабевает, и активное существование происходит с более сильным предощущением других координат пространства. Эти координаты включаются в орбиту человеческой деятельности не сразу, но с определенной очередностью и в соответствии с возрастом. Известно, что только к четырем месяцам жизни ребенка его взгляд на мир становится по-настоящему активным. Но при этом немного запаздывает (как бы давая укрепиться вертикальным ассоциациям) развитие движений рук. Затем формируется акт хватания. Проявляются первые направленные действия младенца на объект, координированные с глазами. К этому же возрасту относится и начало понимания речи. В этот период закладывается комплекс ощущений, который в дальнейшем будет иметь огромное значение в жизни человека. Различают три фазы сагиттального движения: устремленность к объекту, достижение его и обладание им. Сравним с высказыванием у М.А.Чехова: «Во-первых, вы держите незримо объект вашего внимания. Во-вторых, вы притягиваете его к себе В-третьих, сами устремляетесь к нему. В- четвертых, вы проникаете в него» [32]. Под «проникновением» в объект внимания, наверное, следует понимать не умозрительное представление о нутре предмета, но акт эмпатического2 слияния субъекта и объекта в единое целое. 1 Существование сагиттали как неотъемлемой части трехмерности игнорирует даже СМ Волконский «Весь мир физический разделяется скрещиванием двух великих линий Перпендикуляр [вертикаль] — нормальное деление широт на Правое и Левое, горизонталь — нормальное деление высот и глубин на Верхнее и Нижнее» Хотя он же, в противоречие себе, указывает на сагиттальные направления 1 Эмпатия — вчуствование, способность войти в эмоциональное состояние другого человека, а также субъективное приписывание реальному предмету, включая произведение искусства, своих собственных чувств, представлений и установок Определяя феномен эмпатии, Е.Я.Басин пишет: «Мы понимаем эмпатию как процесс моделирования "Я"... "по образу и подобию" любого другого явления. Это значит, что человек может [как бы] перевоплощаться в образ любого явления, объекта и т.д. Воображенное "Я" формируется в результате перехода самых разнообразных образов из системы "не-Я" в систему "Я", в результате чего образ как бы превращается в "Я", приобретает функции "Я", т.е. может управлять сознанием и поведением. Превращаться в "Я-образы", с которыми идентифицирует себя реальное "Я" человека, могут как образы других людей (реальных или выдуманных), так и образы любых других объектов, в том числе и неодушевленных. Можно с уверенностью предположить, что формирование "Я-образов" (а это означает одновременно и идентификацию с ними) лежит в основе словоупотреблений термина "эмпатия". Итак, эмпатия — это моделирование "Я" "по образу и подобию" любого другого явления в результате перехода самых разнообразных образов из системы "не-Я" в систему "Я"...»- [1]. Все фазы движения к объекту, объединенные в одно неразрывное целое у взрослого, для ребенка большой период времени настолько раздельны, что соединение их в одну общую цепь требует многих месяцев усилий и тренировок. Каждая фаза в младенчестве обладает самостоятельной ценностью: направленность — способностью к ориентации, достижение — удовольствием от самого движения как такового, обладание — владением. Постоянная составляющая сагиттали тоже расположена на уровне носа — самой «выдающейся» частью тела при ползании на четвереньках. Если в вертикальном периоде значение топоном укладывалось в понятия [как] высоко и [как] низко, то в сагиттальном — [как] близко спереди и [как] близко сзади. Все движения по сагиттали условно можно разделить на движение «да» (вперед) и движение «нет» (назад). В раннем детстве эти моменты согласия-несогласия носят совершенно предметный характер. «Да» для ребенка — это, прежде всего, импульсивное приятие, которое означает: хочу взять, хочу присвоить (конфету, игрушку и т.п.), а «нет», соответственно, не хочу брать. Если «нет» для взрослого может означать «иное мнение», то для ребенка — это лишь импульсивный отказ от конкретного объекта. Однако детство сохраняется во взрослости, и даже крупный ученый в процессе научной дискуссии, мимически выражает свое несогласие с оппонентом точно так же как младенец, которого насильно кормят манной кашей. Инстинкт самосохранения заставляет ребенка при встрече с новым предметом начать процесс знакомства с сагиттального «нет», т.е. с неприятия, с отказа. Эта врожденная осторожность, проявлен- ная внешне на микроуровне, в дальнейшем станет общепонятным знаком встречи с новизной. Например, восклицание Фамусова: «Ба, знакомые все лица!» сопряжено вначале с движением, отказа, так как означает неожиданную встречу. С.М.Волконский отмечал: — «Перед всяким сильным движением вперед отклоняйтесь назад, — это своего рода разбег. Однородное явление наблюдается в области слова. Чем сильнее на вас подейст- вовало то, что вы услышали, тем позднее вы отвечаете: замедление ответа есть то же уклонение назад». И еще: «Подчеркивание, определение (данного, этого предмета) — жест вперед, грудь дающего — выпукла, грудь берущего — вогнута» [6]. Говоря о подобного рода «отказных» сагиттально-пластических моментах в актерской практике, С.М.Эйзенштейн пишет: «И если отказный взмах нужен для удара по шляпке гвоздя, то для "удара" по психике зрителя, когда в нее надо "вонзить" тот или иной сценически выразительный элемент, действие ваше вынуждено прибегнуть к тому же принципу отказа и в той же принципиальной на- правленности» [33]. В.Э.Мейерхольд сравнивал пластический отказ со стрельбой из лука, когда перед тем как выстрелить (вперед) надо натянуть тетиву (назад). Все, что вызывает нас на принятие или отказ от решения, выражается в непроизвольном импульсивном движении вперед или назад вдоль сагиттали, в зависимости от силы мотива: всем телом, жестом или взглядом. При этом все формы движения (шаг, жест, поворот головы, взгляд) по сагиттали для всех нас однозначны. Выбор конкретной формы при таком движении зависит лишь от степени значимости объекта и нашего умения владеть собой1. Все это — отражение того периода, когда, благодаря развитию собственной активности, у ребенка развивается ощущение своей независимости от взрослых, от вертикали. 1 С.М.Волконский пишет: «Обратите внимание на то, какой оттенок радости сообщается слову Здравствуйте!, когда оно сопровождается движением назад; какой сердечностью, интимностью, окрашивается приветствие высшего к низшему, когда корпус откидывается назад. Как сильные мира сего знают это свойство своего привета, и сколько маленьких людей, во время какой-нибудь церемонии затерянных в толпе, чувствовали себя поднятыми на седьмое небо только потому, что проходившее высокопоставленное лицо, откинувшись назад, произносило такие значительные слова, как "Здравствуйте, любезнейший"». Отметим, что откидывание назад выражает то, чего в словах пет: «Кого я вижу!, Вы ли это!, Вот приятная неожиданность!».. Т.е. то же самое «нет», но в значении «да» как радостно-кокетливого «Не может быть! Нет, не верю!». «Если отказ есть пластическое "нет!", то легко догадаться, что будет пластическое "да!", — пишет об этом сагиттальном феномене Ю.А.Мочалов. — Театральная практика не выработала наименования этой реакции. И нет, к сожалению, для нее более точного определения, чем устремление. В некоторых случаях может подойти более короткое слово "выпад", но лишь тогда, когда искомый характер движения рывкообразен и сродни выпаду фехтовальному. Чаще всего мгновенное "да!" есть, по существу, реакция хищника. Сравним прыжок кошки на внезапно упавшую птицу или бросок чайки на воду с реакцией коровы или лошади на появление пищи. Человека флегматичного справедливо будет уподобить травоядному, тогда как жизненно активного человека — в невульгарном значении слова — хищнику. В самомделе, что есть так называемая хорошая физическая реакция? Например, спортсмена на мяч? Не что иное, как способность хищного зверя переступить через предполагаемое торможение: "Как? Мяч летит мимо меня...". Что есть хорошая психологическая реакция? Например, умение раньше других сказать: "Я решаюсь!" По существу то же самое. Осознанное устремление предполагает готовность. Неосознанное — непосредственность. Это еще один случай реакции устремления: "Ты любишь меня? Да". Это может быть сказано словом, мощным броском всего тела или даже стремительным перебегом (как это гениально делала Джульетта Улановой), а может быть — едва заметным движением глаз. Но в любом случае это ответное движение к партнеру с подтекстом: "да!"...» [21]. В жизни каждого ребенка, когда он начинает делать первые самостоятельные перемещения в пространстве, например, активно ползает, наступает период, когда само по себе независимое от взрос- лого движение доставляет огромное наслаждение. Это ощущение настолько сильно, что сохраняется до глубокой старости, особенно у тех, кто постоянно испытывает охоту к перемене мест. Для них, любителей прогулок, туристов-пешеходов и путешественников, сам факт перемещения дает то самое наслаждение, о котором Ф.М.Достоевский писал: «Колумб был счастлив не когда открыл Америку, а когда открывал ее». Мы сохраняем вместе с подсознательной радостью от своей способности ходить и мышечные ощущения, которые очень точно охарактеризовал пианист Г.Коган: «Ребенок, совершая свои первые шаги, "ходит" не только ногами, но и руками, губами, глазами и т.д». Однако о том, как мы «ходим глазами» — речь позднее. Сагитталь – координата независимости В самом начале вертикального периода собственно целенаправленной устремленности к чему-либо еще нет. Ребенок пока и не подозревает, что ему будет доступно самостоятельное приближение к удаленной цели хотя бы потому, что, во-первых, разглядеть далекий предмет не позволяет слабое еще зрение, а, во-вторых, врожденный инстинкт обладания находит свое удовлетворение лишь в пассивном ожидании, так как предметы с помощью взрослых сами попадают к нему в руки. К слову говоря, осознает ли дитя, что игрушка, которую дал ему взрослый, — предмет самостоятельный и не является пищей? Первичные прообразы сагиттали: «да, хочу съесть, вкусно» (притягивание предмета ко рту) и «нет, не хочу съесть, невкусно» (движение в обратном направлении). Понять, что не каждый предмет служит для того, чтобы его съели, ребенку дано не сразу. Еще и поэтому устремления к объектам внешнего мира, даже у повзрослевшего малыша, поначалу носят еще неустойчивый характер и часто переходят в вертикальную направленность (просьбу, а порой и требование). Эти объекты еще существуют в восприятии ребенка как элементы связи между его телом и телом взрослого. Со временем, благодаря развитию собственной активности и возможности воздействовать на тот или иной предмет (бросить, сломать, порвать и т.п.), развивается смутное ощущение не только зависимости предмета от себя, но и своей собственной, пока эпизодической, независимости от взрослых в ином, отличном от вертикали, измерении. Самостоятельное воздействие на какой-либо предмет сродни перерезанию некоторой «социальной» пуповины — прерывание былой нерушимой связи двух тел: взрослого и ребенка. Очень важный поступок — желание вырваться из рук взрослого. Это означает, что ребенку уже известно и желанно другое измерение нашего пространства, где он гораздо более самостоятелен и дея- телен. Четыре потенции выделил Леонардо: тяжесть, сила, движение и удар. И если первые две потенции уже освоены в вертикали, то вторая пара только начинает постигаться. Познание ребенком сагиттали как образование второго ансамбля ассоциаций в первое время связано с узнаванием того, что мир неодномерен. Еще движение вдоль понимается как движение в буквальном смысле поперек (вертикали), вопреки (взрослому). Просто в данном случае ребенку хочется тратить избыток энергии. Но куда? Вверх невозможно, так как малыш еще не умеет вставать. Вниз, но он и так внизу. Поэтому — только вперед. Как часто, пытаясь избавиться от гнетущей тяжести депрессии (от лат. depгessio — подавление!), мы говорим себе: «Вперед!», не имея в виду никакой конкретно цели. В возврате в тот далекий возраст пусть бесцельных, но свободных от вертикальной власти перемещений, мы часто находим отдохновение. Первые движения ребенка вперед бесцельны, но не бессмысленны. Главный их смысл заключается в освоении второго измерения как такового, в удовольствии просто поползать. И только некоторое время спустя движение ребенка становится устремленным к объекту. Первичное достижение цели связано с тратой энергии на преодоление расстояния до объекта. Количество затраченной энергии в этот период зависит как от степени умения передвигаться, так и от сложности препятствий, которые приходится преодолевать, включая длину пути и тормозящую, депрессивную вертикальную силу тяжести собственного тела. Здесь важно учитывать различия в ощущении ребенком получаемой энергии от затрачиваемой. Закон эмоционального притяжения Всем и в любом возрасте известно, что энергия, получаемая нами с пищей, в первый период воспринимается как подавляющее активность чувство сытости, но лишь в просвещенном сознании взрослого соотносится с количеством белков, жиров и углеводов. Взрослый способен уставать и мечтать об отдыхе. Ребенок воспринимает усталость как расходование энергии стимула и ищет не отдых, а другой стимул. Ему кажется, что он лишь растратчик энергии притяжения, излучаемой объектом, который стал стимулом его поведения, и может бесконечно тратить ее — было бы стимулов побольше. Интерес к тому или иному объекту продолжается столько, на сколько хватает энергии, как бы этим объектом в нас порожденной. Такое состояние чаще характеризуется фразой «не замечать усталости», реже — «вдохновением». С этим связано одно из самых характерных проявлений состояния сознания где субъект не отделяет себя от объектов внешнего мира и потому еще, что ощущает свое Я носителем, растратчиком энергии объектов, которые в силу своей притягательности, кажется, излучают ее именно на него. Здесь действует своеобразный закон силы эмоционального притяжения, принцип которого гласит: «Насколько мне интересен и желателен объект, настолько и я интересен и желателен объекту». Признаки существования этого закона можно найти в нашей речи, когда мы говорим о чем-то притягательном, зовущем, манящем и т.п. Обращение за помощью ко взрослому при достижении сагиттальной цели это не только прообраз инструментальной деятельности, но и обращение к источнику потенциальной энергии движения. Вертикальный период характеризуется практически полной пассивностью ребенка, и количество полученной им энергии значительно больше ее активной траты. Если к этому добавить «кандальное» пеленание, то вообще не понятно куда, кроме как на переваривание пищи, рост и крик, эта энергия тратится. Иное дело — сагиттальный период. Если вертикаль функционирует здесь как физиологический источник двигательной энергии, то сагитталь есть вектор траты этой энергии. Поднятый на руки взрослым, уже достаточно хорошо умеющий ходить ребенок, когда «с высоты своего положения» замечает нечто привлекательное внизу, начинает активно вырываться из плена, тре- буя, чтобы его отпустили. И чем дольше длится противодействие взрослого, тем «запретный плод» начинает манить к себе все более и более, накапливая в душе свою притягательную силу. Ассоциация с верхом как источником физиологической энергии дополняется ассоциацией с источником энергии психологической. Верх в этом случае служит местом, где копятся силы перед решительным броском по сагиттали. Но вот ребенка спустили на пол, и почти истерическая его потенциальная энергия становится в буквальном смысле кинетической (т.е. двигательной). Низ в этом случае начало перехода потенциальной энергии в кинетическую, реализуемую в силе эмоционального притяжения — ребенок наконец устремляется к вожделенному объекту. И чем дольше удерживали его на руках, тем активнее будет это устремление. Можно предположить, что проявление земного тяготения, познанного ребенком в вертикальном периоде, связывается ассоциативно и с «притягательностью» объекта. Однако, если физическое тяготение, как мы отмечали, связано с отрицательными эмоциями, то тяготение по сагиттали, т.е. по вектору независимости, ассоциировано с эмоциями положительными. Чем дальше расположен по сагиттали объект, чем он притягательней, тем большую энергию для его достижения надо получить сверху. Отмечается энергетическая двухмерность: получаю по вертикали, трачу по сагиттали. Таким образом, вертикаль отражает потенцию, сагитталь — кинетику. Думается, что этим объясняется непонятная, с первого взгляда, игра, заключающаяся в,постоянном «Возьми меня на руки!» (или заползание на колени взрослого) и, почти тут же, требование свободы. Отпущенный с рук ребенок стремглав бежит до первого попавшегося на сагиттали объекта — и все повторяется вновь. На начальном этапе развития получение и трата энергии носят импульсивный характер. В этом проявляется как бы атавизм вертикального периода. Вспомните эпизоды осознания своего Я через бро- сание предмета вниз. В начале сагиттального периода трата энергии также весьма импульсивна, так как энергия расходуется лишь на кратковременные прямолинейные движения по направлению к вожделенному объекту. Здесь уместно различить два сагиттальных характера движения к объекту или от него: по внешнему приказу и по собственному желанию, т.е. приказу внутреннему. Это объясняется тем, что приказы взрослых на начальном этапе развития ребенка носят односложный характер, рассчитанный на импульсивное выполнение: «подойди, положи, возьми, принеси...», но, увы, чаще: «не ходи, вернись, не смей, нельзя, отдай, не бери, стой..» и т.п. Однако со временем взрослому всевластию приходит конец. Тому пример непослушание, связанное с активным сагиттальным контрвертикальным действием, которое проявляется в импульсивном бунте убегающего ребенка, протестующего против запретов взрослого. Причем, чем сильнее запрет, тем активнее реакция. Искусственное сдерживание извне непроизвольных устремлений ребенка через некоторое время сменяют самозапреты — усвоенные нормы поведения. Эти волевые усилия ни у ребенка, ни у взросло- го, как известно, не отменяют желаний. «Запретный плод» — самый потенциально заряженный объект. Очевидно, что первое волевое усилие есть отказ от траты, излучае-мой вожделенным объектом энергии, на которую наложено вертикальное вето. Где находится источник этой энергии? Ищите наверху. И действительно, у ребенка импульс энергии, полученный от желанного, но запретного объекта, сохраняется уже как бы в отрыве от самого этого объекта и выходит из непосредственного поля зрения. Со временем наступает момент, когда ребенок отказывается от немедленной траты энергии, полученной от запрещенного объекта. Но разве запрет способен отменить притягательность? Она, эта притягательность, может уйти глубоко в подсознание, но не исчезнуть. Встает вопрос, что с этим, отделенным от источника, запасом энергии делать? Приходится потратить его на другой объект. Поэтому очень часто энергия тратится на совершение поступка, с точки зрения взрослого, абсурдного. Но в данном случае происходит замещение не столько одного действия другим, сколько замещение одних объектов внимания на другие1. Стоит только вспомнить поведение каждого из нас, как станет ясно, что сублимированные объекты внимания встречаются нам на каждом шагу. Всем известно то, что мы называем «отвести глаза», дабы скрыть свою заинтересованность чем-либо. (Это особенно знакомо мужчинам-пассажирам метро в летнее время). В самом деле, нельзя отвести глаза от одного объекта внимания и при этом не перевести взгляд на другой объект — объект сублимации. Но об этом дальше. А сейчас нам важно обратиться к поведению ребенка в сагиттальной системе «близко—далеко». Очевидно, что чем дальше объект, тем большее усилие необходимо для того, чтобы приблизиться к нему. Достижение Мы не случайно называем так успех. В этом прослеживается память о знаменательном моменте в жизни каждого из нас, когда он, пусть ползком, но уже самостоятельно, без чьей-либо помощи успел приблизиться к желанному предмету, пока тот не изменил своего местоположения. С первым успехом бесцельные броски по сагиттали сменяются достижением цели, а перемещения в пространстве — целенаправленными движениями. Здесь же обнаруживаются и первые ощущения своей, пока неполной, раздельности со взрослым. Если по вертикали, чтобы избежать неприятного чувства отторгнутости от главного объекта внимания — взрослого, ребенок просится на руки, но уже по сагиттали он самостоятельно устремлен к воссоединению с объектом в единое целое. Т.е. теперь былое унизительное упрашивание сменила воз- можность действовать автономно и на одном иерархическом уровне с объектом: самостоятельно выбирать движение во имя единения к объекту или нет. «Дети во всем зависят от взрослых и материально и в иных отношениях — взрослые позволяют или не позволяют делать то-то и то-то. Позади у детей очень мало воспоминаний, а впереди необъятно много, так, что будущее теряется за горизонтом и выглядит смутным, неопределенным и несколько фантастичным» [30]. На первых этапах освоения сагиттали ребенок проявляет себя как максималист. Интерес к предмету вызывает полную амплитуду движения к нему: малыша пока может удовлетворить лишь то, что можно потрогать. И только когда будет, наконец, усвоено это знаменитое вертикальное «нельзя!», наступит момент свертывания передвижения сначала в импульсивную первую фазу движения к объекту, потом лишь в наклон корпуса, затем в только устремленный (часто с грустью и тоской) взгляд. 1 Более подробно это будет рассмотрено в разделе, посвященном топоном-ному вниманию. Свертывание сагиттальных движений происходит, разумеется, не только в результате запретов. О какой-то предмет ребенок обжегся или поранился, к другому просто ослаб интерес. Но стоит только кому-то из них попасть в поле зрения, как совершается микросагиттальное движение. Например, импульсивное отстранение от опасного предмета. Отстранение — движение обратное достижению, получается у малыша не сразу, так как отползти гораздо труднее, чем приползти. Но при умении ходить, отстранение совершается так же легко, как и достижение. Первые заранее продуманные действия-гипотезы также начинают совершаться по сагиттали. С этого момента: — во-первых, расстояние до объекта само по себе информирует о том, сколько энергии потратится на проползание, а потом прохождение и пробегание; — во-вторых, любое препятствие требует заранее обдуманного способа его преодоления; — и, в-третьих, необходимо ответить себе на вопрос: стоит ли данный объект того, чтобы к нему приближаться, с учетом первого и второго. Следует отметить, что еще очень долго у детей сохраняется самоценность движений по сагиттали как полноценного вида деятельности. «Куда пойдем?» и «Что будем делать?» у подростков часто означает одно и то же. С механизмом проектирования собственных устремлений к объекту тесно связаны первые понятия о времени: будет — предощущение движения к объекту; есть — эмпатическое слияние с объектом; было — память о проделанном пути. Мы былое называем прошедшим. Будущее — предстоящим. Что же есть настоящее? Это Я и подчиненный мне или властный объект. На-стоящее (над-стоящее) вертикально. Смотря, кто над кем над-стоит. Если объект надо мной, значит я коплю энергию перед достижением, и эту энергию надо потратить. Если Я над объектом, значит достижение свершилось, и энергия уже потрачена. И теперь надо, ожидая благосклонного (благо-сверху-вниз-наклонного) дозволения от более высокого «Некто», нако- пить и потратить энергию на что-нибудь еще. Здесь одна из причин частой переключаемости внимания у детей с одного объекта на другой. И чем чаще этот «Некто» возникает над ребенком, тем более переключаемость внимания и тем менее ребенок сосредоточен на чем-нибудь одном. (Это знают все родители). С возрастом «Некто» замещается на «Нечто», сохраняя свое вертикальное топонимическое значение. К этому «Нечто» и устремляем мы свой взор, закатывая глаза, в извечном вопросе «Что делать?», т.е. по какому пути пойти? Отсутствие перспективы в детских рисунках, кроме сохранения вертикальной иерархической зависимости объектов, о чем мы уже говорили, означает еще и то, что все изображенные объекты вос- принимаются ребенком как реально достигнутые и им обладаемые. При соблюдении одной из важнейших отличительных черт сагиттали — уменьшение предмета с его удалением и наоборот, для ребенка возник бы пока неразрешимый для негр парадокс: объект и достигнут и, одновременно, отдален. И как можно уже обладать тем, что расположено еще далеко? Иными словами, до тех пор пока для ребенка (равно как и для взрослых художников многих прошлых эпох) изображаемый предмет неотделим в сознании от его реального прототипа, закон пер- спективы соблюдаться не может в силу первичного значения сагиттали как комплекса ассоциаций вокруг понятий «устремленности к цели» (или просто «устремленности»), «достигнутости», «об- ладания». В давние времена при кочевом образе жизни перемещения в пространстве были основой основ существования человека. И комплекс детских ассоциаций из сагиттального периода так же легко, как и из вертикального переходил без помех в мир взрослых. Долго — длинно, скоро — коротко. Психологическое время — сагиттально. Нас не смущает, что близкие нам люди могут быть от нас далеко (даже в другой стране), а далекие совсем рядом, за одним обеденным столом. Эта образность нашей речи — отражение уже не внешней сагиттали, но тождественного ей комплекса сагиттальных ассоциаций, т.е. сагиттали внутреннего пространства. В визуальных видах искусства сагитталь внутреннего пространства переводится в реальный план пространства внешнего. Так, Леонардо да Винчи говорил, что на картине наиболее значимые фигуры должны быть приближены к зрителю, а менее значимые — отдалены. Поэтому композиция картины ААИванова «Явление Христа народу», где фигура Христа впервые была отодвинута на самый дальний план, — это акт прощания Художника с многовековым периодом в живописи, связанным со скрупулезно точным воспроизведением во внешнем пространстве пространства внутреннего. К слову говоря, в силу «инфантильной сагиттальное™» все обрядовые рисунки не только не могут, но и не должны соблюдать закон прямой перспективы, должны стремиться к обратной перспективе с ее пространственно-философским утверждением: все доступное — далеко, все недоступное — близко. По мере взросления в жизнь ребенка, дополняя вертикальный период общения со взрослыми, входит сагиттальный период общения со сверстниками. Одновременно к комплексу вертикальных ассоциаций взаимодействия с властными людьми добавляется сагиттальный комплекс ассоциаций общения с равными себе. Чтобы лучше понять структуру этого периода, необходимо согласиться с тем, что до сих пор мы, по существу, рассматривали только одну часть сагиттали — фронт, т.е. то, что находится перед человеком. Теперь же мы обратимся к сагиттали целиком, включая и то, что находится сзади, т.е. тыл. Раньше мы определили, что зона видимого недоступного «высоко» являлась миром, в котором обитали взрослые. В сагиттальном периоде, особенно в те моменты, когда внимание и движение ребен- ка направлено исключительно к тому или иному фронтальному объекту, тормозящая (останавливающая) его сила взрослого приходит из зоны, расположенной вне видимости — сзади. Когда рука взрослого останавливает малыша, готового погладить облезлую бродячую собаку или шагнуть в лужу, то самый момент остановки ребенок воспринимает как дидактический импульс, при- шедший сзади. При этом часто сила, пришедшая с тыла, привычно переносит его по вертикали на руки взрослого. Так, первые табу при самостоятельном вхождении в мир приходят к нам с тыла. Прошлое — это опыт «нет», будущее — это априорное «да». Э.Хемингуэй говорил, что никакой старческой мудрости не существует, но есть осторожность. Условнорефлекторная природа связывает табу с ощущением его прихода сзади. Это случается в возрасте, когда уже не ста, а всего лишь десятка повторений достаточно для возникновения устойчивой условнорефлекторной связи, которая в глубинах подсознания останется на всю жизнь. И здесь, как и в вертикали, «Некто» замещается, сохраняя свое значение, на «Нечто». Итак, фронт ассоциируется с притяжением, тыл — с отторжением. Но вертикальное «нет» отличается от сагиттального. Если в первом случае оно связано с отниманием предмета взрослым, часто с полным исчезновением его из поля зрения, то сагиттальное «нет» — это запрет на движение к объекту, который, тем не менее, продолжает оставаться зримым. Движение взгляда ребенка по сагиттали двухмерно, так как одновременно сопровождается взглядом по вертикали. В этом легко убедиться и взрослому. Перенесите взгляд с этой строки на проти- воположную от вас стену комнаты и обратите внимание на движение ваших век. Характерно, что при переносе взгляда по сагиттали с одновременным переносом его по вертикали, у ребенка все вертикальные ассоциации подкрепляются. Так, во время игры с предметами он от более доступного, более «своего» предмета переносит взгляд к дальнему, более «чужому» снизу вверх, поднимая веки или голову (точно так, как это сделали сейчас и вы) и наоборот. А в том случае, когда надо получить разрешение на движение к удаленному объекту, переносит взгляд с лица взрослого на этот объект сверху вниз и наоборот. Все это очень существенно и пригодится нам, когда мы позднее будем рассматривать вопросы, связанные с пространственной композицией в визуальном искусстве. Сагиттальный обзор Как известно, угол зрения человека равен 120°. Стрелки часов, например, расположены под таким углом ровно в 4 часа. Это означает, что в каждый момент времени любой из нас видит только 1/3 окружающего пространства. Два собеседника, стоящих лицом друг к другу, соответственно видят вместе только 2/3 этого же пространства. Если представить часы с четырьмя стрелками, то одна пара их в этом случае укажет на 4 часа, а другая — на 8 часов 20 минут. И только для трех человек пространство их непосредственного общения (угол третьего — 11 часов 40 минут) в совокупности лишено terra incognita. При этом должно быть выполнено одно условие: все должны стоять лицом друг к другу так, чтобы их плечи совпадали со сторонами воображаемого равностороннего треугольника. Мы не будем здесь обращаться к ситуации, когда: «Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстоянье». (Здесь все, сказанное С.А.Есениным, замечательно афористично и верно. Разве только третья строка не имеет никакого отношения к первым двум.) Не в этом ли атоме объективно-всесторонней информированности при общении кроется тяга интеллекта к философской триаде? Не потому ли Дон Кихот и Санчо Панса, Дон Гуан и Лепорелло, Остап Бендер и Воробьянинов, Пантагрюэль и Панург, Хлестаков и Осип, и многие, многие другие все время находятся в поисках третьего персонажа, а когда находят — «все тут и начинается»? Именно на треугольнике базируется композиционное ядро и во всех визуальных видах искусства. Рассмотрим самый распространенный случай непосредственного общения людей, обращенных друг к другу. «Когда я созерцаю цельного человека, находящегося вне и против меня, наши конкретные действительно переживаемые кругозоры не совпадают. Ведь в каждый момент... я всегда буду видеть и знать нечто, чего он [созерцаемый мной человек] со своего места вне и против меня видеть не может... мир за его спиной, целый ряд предметов и отношений, которые при том или ином взаимоотношении нашем доступны мне и не доступны ему. Когда мы глядим друг на друга, два разных мира отражаются в зрачках наших глаз. Можно, приняв соответствующее положение, свести к минимуму это различие кругозоров, но нужно слиться воедино, стать одним человеком, чтобы вовсе его уничтожить. Этот всегда наличный по отношению ко всякому другому человеку избыток моего видения, Знания, обладания обусловлен единственностью и незаместимостью моего места в мире: ведь на этом месте в это время в данной совокупности обстоятельств я единственный нахожусь — все другие люди вне меня» [2]. Итак, фронт при общении — это область общих объектов. Тыл — это мое прошлое и в то же самое время будущее того, с кем я нахожусь в контакте (если там, у меня за спиной, есть интересующий его объект, о котором или я только помню, или не ведаю вовсе). Благодаря тому, что часть меня, т.е. часть моей сагиттали более доступна в восприятии не мне, но другому, происходит наше психологическое взаимопроникновение. Но то, что будущее одного кажется в прошлом другого (фронт и тыл каждого противоположны друг другу), то что у него будет, то у меня как бы уже было — источник инфантильного консерватизма и апломба каждого из нас. Чтобы не отрицать, а, наоборот, согласиться с планами собеседника, достаточно оглянуться, и его будущее станет нашим общим. Тыл — область моей незащищенности. Я, как и древний человек, не могу увидеть опасности сзади. Мой дозорный — передо мной. Да простит меня читатель за сравнение, которое я сейчас приведу. Акт высшего дружелюбия у обезьян состоит в поиске блох на спине у соплеменника, т.е. в недоступной для него зоне. Тыл — невидимая для каждого из нас область, принадлежащая в то же время каждому из нас. То, что мы доверяем эту зону нашему собеседнику — это и надежда на помощь другого, и наша открытость ему, и важное условие общественности человека. Стоит только оглянуться. «Любовь — это когда смотрят не друг на друга, но в одну сторону» (ГЛорка). В том, что тыл — это прошлое (т.е. уже пройденная часть пути) и, одновременно, область нашей незащищенности, нет противоречия. Ведь все наши сокровенные и часто греховные тайны находятся в прошлом. Именно на выявлении давних эпизодов жизни каждого из нас основан психоанализ. В нем, в нашем прошлом, где столько ошибок и разочарований, — источник уныния, угрызений совести и раскаяния. Каждому из нас есть что таить. И в угрозе разоблачения, т.е. в переносе этого из тыла на фронт, на всеобщее обозрение — наша психологическая незащищенность. Известно, какое огромное значение имеет в визуальном искусстве фон, т.е. тыл из представленных зрителю объектов. Фон — это изображение окружающей среды героев. Но он же образ их прошлого, всего пережитого (т.е. оставленного позади) ими. Всего того, что сейчас мы ведаем о них лучше и полнее, чем они сами о себе. Фон — это художественный образ психоанализа героя, совершаемый зрителем. При этом очень важно, что в роли фона может оказаться и другой человек, расположенный за спиной стоящего впереди. И тогда он, стоящий за спиной, являет нам не только себя, но и персонифицирует в себе прошлое того, кто находится перед ним и лицом обращен к нам, зрителям. Сагитталь в речи Приведем слова и выражения, обозначающие сагиттальные действия и ассоциации. ФРОНТ или ДВИЖЕНИЕ ВПЕРЕД: будущее, будет; предстоять; притягательно; привлекательно; возможность, можно, да; быстро, коротко; долго, длинно; вперед; идти, стремиться к намеченной цели; близость; доступно; достижимо. ДВИЖЕНИЕ НАЗАД или ОТСУТСТВИЕ ДВИЖЕНИЯ: отстраненность; нельзя, постой; воротить, вернуть, возвратить; отступить [от намеченной цели]; попятиться [отказаться]; отталкивающе [безобразно]; недоступно; недостижимо. ТЫЛ: прошлое; былое; прошедшее; оглянуться [сверить с личным опытом]; обернуться (1) [превратиться]; незащищенность [возможность нападения сзади]; оглянуться, обернуться (2), вернуться назад [пересмотреть свое решение]. Очевидно, что круг ассоциаций со вторым вектором психологического пространства приведенным перечислением не ограничивается. Вот совершенно сагиттальное стихотворение Ф.И.Тютчева. Из края в край, из града в град Судьба, как вихрь, людей метет. И рад ли ты или не рад, Что нужды ей?.. Вперед, вперед! Знакомый звук нам ветер принес: Любовь последняя прости... За нами много, много слез, Туман, безвестность впереди! «О, оглянися, о, постой, Куда бежать, зачем бежать?... Любовь осталась за тобой, Где ж в мире лучшего сыскать? Любовь осталась за тобой, В слезах, с отчаяньем в груди... О, сжалься над своей тоской, Свое блаженство пощади! Блаженство стольких, стольких дней Себе на память приведи... Все милое душе твоей Ты покидаешь на пути!». Не время выкликать теней: И так уж мрачен этот час. Усопших образ тем страшней, Чем в жизни был милей для нас. Из края в край, из града в град Могучий вихрь людей метет, И рад ли ты или не рад, Не спросит он... Вперед, вперед! Некоторые итоги В сагиттальный период, так же как и в вертикальный, в подсознании каждого из нас формируется некоторая совокупность общих (стереотипных) ассоциаций, связанных с конкретным и ограниченным набором однотипных по содержанию проявлений внешнего мира. |
