Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 2.5 Mb.
|
Александр Кибальник Мы из шахтерского детства Литературный сценарий Часть первая Белоруссия в огне. Разбитые советские части отступали в глубь страны под натиском врага. Все перепуталось – не поймешь где свои, где чужие. Уже который день немолодой солдат Худяков тащил на себе своего командира, младшего лейтенанта Кудлыча. Тот был ранен и идти не мог. Вышли к родному хутору лейтенанта. И тот принял решение наведать родное гнездо – там на хуторе должна быть его семья: жена Анна и трое детей. Война застала их у его стариков-родителей, где они гостили. Как они там? Живы ли? Ранним утром добрались до хутора, до родной хаты под грушей. Немцев нет. Рядовой затащил лейтенанта во двор, затем в сарайку. Ни лейтенант, ни рядовой не видели, как чьи-то недобрые глаза следили за их действиями. Это был Панас Круглик из соседнего селения. Он давно приметил в лесу, куда приехал за хворостом, двух бредущих армейцев. Привязав кобылу, проследил, куда направились бойцы. До войны Круглик работал колхозным счетоводом, был из обиженных на Советскую власть, и приход немцев встретил с радостью. Жена Анна едва узнала своего обросшего и исхудавшего чоловика (мужа). Встреча с родными была радостной и горькой. Командир приказал рядовому: – Худяков, догоняй наших! А я отлежусь у своих. Куда ты со мной, безногим? Пропадешь. Вот трохи подлечусь и встану в строй… Не хотел лейтенант быть обузой для солдата. Худяков все понял и ушел, оставив лейтенанта у родных, пообещав вернуться, как только найдет однополчан. Согрели воды, отца раздели и стали осторожно мыть в деревянном корыте. Маленькой Настюхе стало почему-то весело, она принялась баловаться и плескаться водой. Жена хотела было сжечь военную форму, но лейтенант ей строго наказал: – Спрячь, Анна! Еще пригодится!.. Лейтенант Кудлыч в чистой рубахе сидел за столом с детьми и женой. Возле печи хлопотала его мать Фекла, она не знала чем же угостить внезапно появившегося сына. Её супруг, дед Мирон, пошел за хату, за поветь понаблюдать за обстановкой. А жена лейтенанта Анна не могла налюбоваться своим чоловиком – она все смотрела и смотрела на него, обросшего щетиной, исхудавшего, с печальным взором. Вдруг Анна метнулась к окну – на улице послышался мотоциклетный стрекот. Она испуганно отпрянула от оконца и кинулась к мужу-лейтенанту. В хату ворвались гитлеровцы. Их привел Круглик. Дед Мирон не успел предупредить сына, ему дали прикладом в зубы, и он упал возле старой груши. Панас успел смотаться в райцентр в комендатуру и сообщить о лейтенанте Кудлыче. Панас с противной масляной харей, весь угодливо-суетливый, изгибался перед гитлеровцами, указывая корявым пальцем на сидящего за столом человека. – Коммунист! Комиссар! Здоровенный белобрысый гитлеровец вперился взглядом в лейтенанта Кудлыча. – Юде? Лейтенант молчал. – Юде? – Никак-с нет, герр охвицер, - пояснил Панас. - Из местных бедняков, активистов, Антошка Кудлыч. Сейчас, герр охвицер, командир. Комиссар. Лейтенант Радянской армии. – Я, я!.. – кивал головой породистый немец. – Кудлис. Я, я… Комиссарэ!.. – А бабенка его русская, учителка. Кацапка по происхождению-с… Москалька!.. – Москалька? Я… Я…хавший в гости. - Який родыч, пан охвицер! Чоловик он ей! Комиссар! Я лично бачив як лейтенанта тащил рядовой, зольдатен! – завизжал доносчик. - Какой солдат? Где он? – лейтенант попытался подыграть жене, изобразив крайнее удивление. - Хворма! – зашипел Круглик. – Хворма!.. Пан охвицер, он был в хворме! Я бачив на нем хворму! – он заметался по хате, заглядывая во все углы. Немецкий офицер дал команду солдатам обыскать хату и пристройки. Солдаты обшарили хату, чердак, дворовые постройки и нашли все же гимнастерку и портупею с кобурой. Вошедший в хату гитлеровец бросил на пол обмундирование и портупею. – И крысеныши их, детки то есть, тоже красные, герр охвицер. Червоны… Жена Кудлыча Анна попыталась убедить немцев, что пан Круглик ошибся и что человек, сидящий за столом, не муж ей, а просто родственник, прие Немцы вытащили лейтенанта из-за стола, приказали одеться. Лейтенант не противился, стал с трудом одеваться. Жена и дети кинулись ему помогать. Гитлеровцы с насмешкой наблюдали. Схохатывал за спинами фашистов масляно-кругленький Панас Круглик. - Вот ты и попался, лейтенант Кудлыч! Як курчонок во щи… – Иуда! – сплюнул лейтенант в сторону доносчика. – Христопродавец! Коммунист! – завизжал Панас. И угодливо немецкому офицеру: – Мы давно вас чекаемо, шановны пане. Да, пан охвицер, мы вас давно ждем!.. Лейтенант не выдержал, извернулся и крепко двинул предателя локтем в челюсть. Панас выплюнул изо рта два передних зуба. Немцы принялись избивать лейтенанта прикладами. Дети заплакали, кинулись к матери. Валерка, он был старше своих сестер, бросился на защиту отца, вцепился зубами в чью-то волосатую руку. Его как тряпку отшвырнули и добавили прикладом. Отца избили и выволокли за ноги из хаты. Там, где его волокли, оставался кровавый след. (Всю жизнь Валерке будет сниться, как его отца, советского офицера, тащат за ноги – запрокинутая голова с залитыми кровью белками, большой кадык на шее…) Отца забросили в повозку Круглика и повезли в штаб в сопровождении мотоциклистов. …Валерка бросился на мерзкого доносчика Панаса. Сшиб мужика с ног и попытался уцепить его за горло. Немцы хохотали, визжали, улюлюкали и тыкали пальцами в двух славян, старого да малого, сцепившихся в смертельной схватке. Долговязый офицер снисходительно поглядывал на дерущихся. Валерку еле оттащили от Панаса, измутузили, увели и бросили в сарай. Потом туда же притащили и мать с двумя сестренками, стариков-родителей. В сарай согнали половину хутора. Попала туда и тетка Валерки, старая Маланья Антосик. Семью Кудлычей и хуторян погнали на казнь лейтенанта и других бойцов, попавших в плен. Военных поставили у рва на краю хутора. За происходящим наблюдал высокий немецкий офицер, стоящий в окружении других гитлеровцев. Он заметно выделялся в толпе своим ростом и статью. Чин у немца был довольно высокий – штурмбанфюрер. Неподалеку стоял его черный автомобиль «Оппель». Тощий гауптман подскочил к лейтенанту Кудлычу, стал что-то орать на гортанном немецком. Лейтенант Кудлыч его не слушал. Он искал глазами родных. Высокий штурбанфюрер неожиданно оставил окружавших его офицеров в черном и подошел к окровавленному лейтенанту. Эсэсовцу захотелось рассмотреть поближе этого непокорного русского. Он встал напротив него, иронично осмотрел светлыми выпуклыми глазами. - Какой сильный русский зольдат! – по-немецки сказал он. Лейтенант выдержал взгляд немца. Рослый штурмбанфюрер снова что-то сказал по-немецки подошедшим офицерам. Один из них засмеялся: - Настоящий русский свинья!.. Русиш швайн!.. Немцы вокруг заржали. - Ты не боишься умереть? – спросил с улыбкой штурмбанфюрер. В ответ лейтенант Кудлыч плюнул, собрав все силы. Но плевок оказался слабым, не долетел до немецкой хари. Плевок попал на черный френч эсэсовца и растекся розовой сукровицей. Офицер неторопливо вынул белоснежный платок из кармана, вытер аккуратно плевок. Русская свинья, она и есть свинья! Затем офицер вынул пистолет «Вальтер» из кобуры и, не целясь, разрядил всю обойму в Кудлыча. Лейтенант упал навзничь. Затрещали выстрелы немецких солдат и захваченные в плен русские бойцы стали падать в ров. Жена лейтенанта и её малолетние дочки плакали. Валерка, сцепив зубы, не проронил ни звука. 2 Людей опять пригнали в сарай. Валерка характером в отца – твердый. В сараюшке нашел сломанную железяку от лопаты и принялся потихоньку копать под срубом. Две младшеньких сестренки старались помочь ему. Мать шепнула: «Сынок, если вырвешься, то езжай на Урал к моему брату Михаилу, твоему дяде. Он работает на шахтах. Челябуголь. Город Копейск. Угольные копи…Запомни – угольные копи. Дядя Миша». Еще немного усилий и в дыре появился просвет. Валерка расширил отверстие и с трудом пролез наружу. «Давай руку!» Боязливая Олеся нерешительно протянула ручонку и брат вытянул ее наружу. Ударил яркий свет в глаза – это появились невесть откуда мотоциклисты. Лающие гортанные окрики, автоматные очереди. Валерка упал в траву, дернув за собой девчонку. Часовой у сарая несколько раз выстрелил. Им удалось убежать. Олеся плакала и тряслась от страха. Ночевали в лесу. Что там с родными?.. К утру земля затряслась от немецких танков. На броне сидели пыльные и веселые солдаты. За танками двигались колонны пехотинцев. Они горланили: «Мы идем, отбивая шаг. Пыль Европы у нас под ногами…» Олеся вся сжалась в комочек – немцы казались ей очень жуткими, прямо черти какие-то в рогатых касках. … Хутор горел. Немцы подожгли и сарай с людьми. От сарая высоко в небо летели головешки. Там слышались автоматные очереди, стрельба, разрывы снарядов. И крики о помощи. Мать, бабушка с дедушкой и сестренка Настя сгорели заживо. И от родной хаты остались стены да труба, над которыми одиноко кружил аист. С большим трудом Валерка с сестричкой выбрались из леса и присоединились к беженцам – старики, старухи, женщины с детьми, с узлами и котомками брели на восток. Сердобольные женщины сжалились над маленькой Олесей – её посадили на подводу. С горем пополам добрались до железнодорожной станции, до границы с Россией. Пережить пришлось многое – бомбежки, пожарища… Однажды на беженцев напал немецкий летчик. Он летал кругами, низко-низко над разбегающимися во все стороны беззащитными людьми и смеялся. Асу было весело – люди сверху походили на испуганных мышей. Валерка увидел его лицо за стеклом фонаря – молодое, веселое, с белым оскалом зубов. Летчику надоела игра с гражданскими – он дал очередь из бортовых пулеметов, одну, другую… Раздались крики, стоны, мольбы о помощи. Поле усеялось телами убитых. Одна старая женщина не смогла убежать; она упала, скошенная очередью, воздев в проклятии руки к небу, а потом затихла. Женщина вела за собой белую козу на веревке, которая с испугу вырвалась и прытко побежала с веревкой по полю. Фашист, увидев бегающую по полю козу, захохотал; он развернул самолет и на бреющем полете расстрелял и козу. 3 Эшелон громыхал на Восток. На открытых платформах и в вагонах – ящики, укрытые брезентом. В вагоне среди ящиков на соломе устроились Валерка и его сестренка Олеся. Им удалось перейти линию фронта, выйти к своим. Сумели сесть в состав, идущий на Урал – залезли на открытую платформу и затаились среди ящиков с оборудованием для заводов. Их обнаружила охрана. Но начальник состава сжалился над детьми и повел их к сопроводителю грузов Устину. Тот с напускной строгостью осмотрел поверх очечков нарушителей и разрешил обосноваться им в своем вагоне. Устин черноусый, с одутловатым добродушным лицом и мохнатыми бровями; на покатые плечи, несмотря на теплую погоду, наброшен кожушок из овчины. Он сидел за конторским столиком среди ящиков, щелкал деловито на счетах, потягивая остывший кипяток из алюминиевой кружки. Олеся дремала, а Валерка с любопытством всматривался в открытый дверной проем за проплывающим мимо пейзажем. Проехали Уральский хребет, позади остались города Златоуст и Миасс. Пошла равнина. - Скоро Челяба, - сказал Устин. – Большой промышленный город. Трактора мощные делают там. Так што, диты мои, готовьтесь. Ваши Копи сразу после Челябинска. В Челябинске стояли недолго. Устин успел все же сбегать за кипятком и купить буханку ржаного хлеба. Он предупредил детей, чтобы те не выходили в Челябинске, он-де знает, где и как им выйти. Поезд выбрался из лабиринта железнодорожных путей и пошел мимо цехов Челябинского тракторного – они стояли вдоль железной дороги. (Вскоре в эти цеха будет эвакуирован Ленинградский Кировский завод и начнется массовое производство танков. А город будет носить гордое имя Танкоград). Добрый дядька натолкал в торбу еды: несколько вареных картошек, головки лука, буханку хлеба. Еще он отрезал большой шмат сала, долго почему-то на него смотрел и со вздохом тоже засунул в торбу. - Это вам, диты. Колы вы еще своего родыча сыщите…. За открытыми дверями показались шахты. Валерка с тревогой всматривался в серые пирамиды терриконов, копры шахт. Что ждет его и сестренку на Урале? Поезд затормозил и остановился буквально на минуту на станции Козырево. Валерка спрыгнул на землю, снял Олесю. Дядька Устин передал торбу с едой со словами: «Привет передавайте шахтерам! Помогай вам Бог!» Потом долго махал рукой. Поозиравшись по сторонам, ребята двинулись по железнодорожной ветке, ведущей к шахтам. Название, конечно, смешное – Копейск. Олеся спорила с Валеркой: «Это от слова ко-пейка!» – «Дурочка, название города от слова «копи». Угольные копи, ясно тебе?» – «Ничего не ясно! От слова копейка!» Шахт много. Они растянулись от Транссибирской магистрали на юг почти на сотню километров: шахта – поселок, шахта – поселок, бараки, засыпные домишки, землянки… Брат с сестренкой прошли на территорию ближайшей шахты. Чумазый шахтер в гофрированной каске на вопрос о дяде рассмеялся: – Ты чо, парень! Ищешь дядю Мишу, а где работает, на какой шахте, не знаешь. У нас шахт этих, знаешь, сколько? Аж 38! А дядей Миш еще больше. Фамилия-то дяди как? «Если девичья фамилия матери Соколова, то и дядя, значит, Соколов» – сообразил Валерка. И сказал: - Михаил Соколов. – Нет, дорогой, не знаю Соколова Мишу! – подытожил шахтер. Подошедшие шахтеры стали расспрашивать про войну. Один из них посоветовал обратиться в угольный трест. Пожилой заметил: – Знаю я одного Соколова Мишу. Работает забойщиком на 23 шахте. Это далеко. Идите по железнодорожной ветке – она мимо шахт идет. Да вон её видно, копер торчит. Ребята пошли вдоль ветки. Нашли нужную шахту. Им рассказали, что забойщик Соколов, их дядя, отказался от брони и ушел добровольцем на фронт. 4 Железнодорожная станция Серго-Уфалейская в самом центре шахтерского городка. Ветка идет от Транссибирской магистрали через все поселки и шахты. Прибыл эшелон с эвакуированными из Горловки. Возле приземистой станции на крыльце два железнодорожника наблюдали за разгрузкой. Подошел третий. - Хохлов привезли. К нам заселят, значит. Из Горловки состав прибыл, с самого Донбасса. От немцев бежали… - Чего, одни хохлы? – спросил рабочий. - Да нет, - рассмеялся один из железнодорожников. –Евреи еще прибыли. Эй, Недайборщ! – крикнул он одному из мужиков, помогавшему выгружать прибывших. - К тебе, хохлу, пополнение прибыло! - Ай, шо вы говорытэ? – рассмеялся хохол Недайборщ. – Ни-чо-го, дэ хохол прошел, там еврею делать нэчого! - Давай работай, работай, помогай землякам! Пожилой железнодорожник в драной кацавейке продолжил разговор: - Перед революцией евреев на Копи много сослали. Очень революционный народ эти евреи. Против царя воевали… - Их, говорят, немцы очень не любят. Убивают тысячами… - А немцы твои, кого они любят? Всю жисть на Россию прут. А евреи – это наши люди. Буржуев задавили, царю башку отвинтили. Наш товарищ Гольц тоже, говорят, из евреев будет. - Гольц Фридрих Леопольдович из сосланных поляков. А поляк – это славянин, наш человек. Евреи тоже наши люди – за рабочих. - Поляк, еврей - один черт, не русский! – чертыхнулся один из рабочих. – Гольц, правда, хорошо горняцкое дело поставил… Конец разговора услышал подошедший мастер. Он сделал страшное лицо, прижав губы пальцем. - Тише вы, идиоты! За такие разговорчики можно и на Колыму угодить. Из товарных вагонов вытаскивали скарб эвакуированных. Вдоль вагонов на шахтерской тарантайке ехал возчик и громогласно вопрошал: «Кто тут Ямпольские?!. Кто Ямпольские?!.» Худенький черноголовый мальчишка, держащий в руках связанную стопку книг, отозвался: - Мы Ямпольские! Мать, длинная и худая, Софья Ямпольская, скидала в короб нехитрые пожитки, заставила залезть в него своих сыновей, сама же в короб не села, а решительным шагом пошла рядом. Ямпольским дали комнатку в бараке, где жил пацанчик Санька Морозов. Прибывший вместе с ними портной Букмуз привез в барак ручную машинку марки «Нейман». Их дочка Наташка Букмуз сумела довезти красивый цветок фиалку в горшочке. Еще Букмузы привезли с собой маленькую клетку с двумя веселыми щебетуньями ярко-желтого окраса. Сбежалась вся барачная детвора. - А что это за птички? – поинтересовались барачные пацаны. - Это канарейки, - пояснила Наташка Букмуз. – Их предки с далеких Канарских островов. Мальчишки и девчонки никогда не видели таких удивительных пташек и с интересом разглядывали ярких певуний. - Очень гарные птички. Они поют с утра до ночи весь год, - сообщила гордо Наташка. Еще она сказала: - У нас еще попугай Додик был. Но он умер. - Его фашисты убили? – насупился местный пацанчик Равилька Сабиров. - Да нет, он умер в дороге, от тоски… - А у нас на Урале мяснярики живут, - похвастался бойкий Равилька. – Они мясо жрут, они такие же маленькие и зелененькие, с желтой грудкой. (Равилька имел в виду синичек, которых так называли местные жители). Клетку с канарейками Букмузы поставили на подоконник, как и горшок с цветком. Детишки на улице частенько толпились у окна и заглядывались на диковинных птичек. - Это птички заграничные. Называются они канарейки. Они из южных стран, - рассказывал Равилька друзьям. Ему птички очень нравились, и он часто и подолгу торчал у букмузовского окна. Он залезал на завалинку, прилипал плоским лицом к окну, стучал короткими пальцами в стекло, чем раздражал портного. Однажды Равилька принес целый мешочек семечек подсолнуха и передал Наташке. - Это для птичек,- улыбаясь, сказал он Наташке. – Примите в подарок. - Они семечек не лузгают, - сказала Наташка. - Как это не лузгают? – удивился Равилька. Приехали еще Кофманы, украинцы со смешной фамилией Забейворота. Глава семейства Марк тут же побежал устраиваться на шахту. Барачных стеснили, уплотнили. Пацанам стало веселее жить – появилось много новой детворы. Илька Ямпольский пиликал на своей маленькой скрипочке, которую Ямпольские привезли с собой. Это было невиданное чудо – такого инструмента шахтерская пацанва сроду не видела. И мальчишки просили сыграть Ильку что-нибудь «этакое». Ну, например, вальс «На сопках Маньчжурии» или «Полонез Огинского». |
Добавить документ в свой блог или на сайт
