Книга сказов
Скачать 1.01 Mb.
|
Сказы Северной ДорогиЖили в нашей стороне некогда два брата. Оба бородатые, а неженатые. Был у них и третий брат. Женился, троих детей пустил, свой двор поставил. Все у него ладно было, да не про него сказ. Они, братья, большие искусники были. Особенно больший из двух – когда-то средним был. Всякое дело знал. Да и младший был не хуже. Вот пошли как-то раз братья в лес. Там их беда и настигла – младшего лесиной придавило, не уберегся. Ногу ему раздавило в мелкие клочья. Старший его беспамятного до жилья донес, душу в нем удержал, а ногу спасти не смог – нечего уж спасать было. Тогда взял старшой брат часть из своей ноги и сделал меньшому брату новую ногу. Вскоре тот и вставать начал. А старшой сам хромать стал. Вот шли через их двор три странника, калики перехожие. Власы седы, рубахи до колена, бороды до пояса, сами пояса хитро плетеные, посохи высоки, корнями окончаются. Встали против двора, попросили напиться. Вынес им старший брат, на ногу припадая, чашу медвяного питья. Посмотрел на него первый странник и говорил таковы слова: Ладно ли ты, человече сделал, что брату своему ногу приставил? Хороша твоя нога, да все не та, что от отца с матерью досталася. Тут встал второй странник, говорил таковы слова: Вовсе ты неладно сделал. Было вас два брата, один хромой да один здоровый. А стало два хромых. Кому лучше стало – ни ему, ни тебе, ни добрым людям. А третий странник тако сказывал: Пусть и нога хромая, была бы дорога прямая. Испили они питья, попрощались со старшим братом и ушли в восходную сторону. А братья стали жить да поживать, хоть и не так привольно. Про дичь лесную и думать забыли. Долго ли коротко, а пошел меньшой брат в лес по ягоду и не вернулся. С березы вековой рысь на него прянула, а он на хромой ноге не устоял. Взяла его рысь. А в ту самую пору старшой брат пошел на озеро. Шел-шел по крутому бережку привычною тропкою, да и споткнулся о камень. Стал подыматься, вдруг видит – а в камне-то глаза да уста. Удивился старшой брат. Никак в камне – говорит, - душа живая? А камень и отвечает ему человеческим голосом: Много люди здесь ходят, да никто того не приметит. Ты первый вспомнил о том за тысячу лет. Прямые люди – говорит старшой брат – на дороге не спотыкаются. Отвечает камень: Спотыкаются, да не раз. А ты меня призвал, и теперь с тобою всякий камень говорить будет. И травы полевые, и древа лесные, и облака поднебесные. Будь отныне вещим. А чтобы хромая нога тебя лучше носила, иди ночью в лес на медвежью тропу, а там увидишь, что делать. Да и брата своего из лесу забери. Вышел его срок. Послушал тех слов старшой брат и пошел ночью в лес на медвежью тропу. Вскоре вышел на него медведь и стал его ломать. У старшого брата в руках силы довольно осталось. А что он хромой был – так и медведь косолапый. Превозмог он медведя. И понес к жилью тело брата своего, а от медведя ничего не взял. Только отсек ему голову да положил на муравьище. А еще отрезал медведю лапу, снял с нее шкуру, выделал по всему ряду, из той шкуры сделал прочных ремней и перевил теми ремнями себе хромую ногу крепко-накрепко. Так стала нога не в пример лучше ходить. Вскоре о мудрости его да о вежестве слава далеко пошла. В большом почете сделался и у ближних и у дальних. Той медвежьей головы костяк после он повесил на самое старое дерево в глубине лесной чащи. По временам к нему ходил, говорил с ним. Многое ему тот костяк открыл, что издревле памятно. А за те ремни, коими он ногу перевивал, стали величать его люди Перевит. В давние времена жили в нашей стороне два брата: Морян да Земян. Морян был большой человек, корабли водил, по всему свету ходил. А Земян Землю топтал, большие дороги сапогами месил. Вот однова позднею осенью, когда добрые люди Дидов поминают, случился в тех краях почестный пир. Созывал его один стар-мудр человек, среди многих первый. И позвали на него Моряна, да и Земяна заодно. Морян на пир на своем корабле пошел. А Земян остался ждать в уговоренном месте, если кто еще на тот пир пойдет. На тот двор, где пир назначен, дорогу мало кто знал. Вот прождал Земян утро, и день прождал. Уж и вечер спустился – не идет никто на почестен пир. Как темнота спустилась, отправился Земян в путь-дорогу. Шел он по торному пути, пока дорога была, а потом пошел через чистое поле. Идет он в сером плаще грубого сукна, голова покрыта шляпой земли греческой, какой от дождя хорошо прикрываться, на сапоги по пуду грязи уже налепилось. Ночь темная была, дождь шел мелкий – пойдет-пойдет, да перестанет. Шел он шел, и под конец с дороги сбился. Куда идти – не ведает. То ли впереди лес, то ли справа, кругом грязь непроходимая. Увидал Земян вдали огонек и стал на него держать. Вот идет он и видит – кто-то путь держит через поле поперек его пути. Вроде как человек идет, и около него собака большая-пребольшая. А рядом что-то мельтешится, словно бы поменьше собака. Подумал Земян: то, верно, наш хозяин вышел на тропку гостей встречать. У него как раз в дому две собаки живут, большая да поменьше. Только хотел окликнуть его, да как нарочно в горле запершило. А тот человек тут же с глаз пропал, и собаки с ним. Прошел Земян еще немного наугад, видит башню древнюю, разрушенную, по правую руку от себя. А коли по тропе идти, должна та башня по леву руку быть. Вскоре и тропа нашлась. Выходит Земян на двор. Сидят там люди, без огня, без свету. Все для пира готово, только хозяина не видать. А где, говорит Земян, хозяин наш? В лес пошел, в место заветное. Велел тебе туда же идти. А давно ли пошел? Да уж часа два. И собаки с ним? Для чего так? Вот они собаки, на крыльце лежат. Подумал Земян, что дело неладно, потому дорога в лес совсем в обратную сторону была. Кто ж то мог быть? Да не стал раздумывать, послушал людей, пошел в заветное место, где сведущие люди урочными часами костры жгли, кривыми ночами Дедов призывали. Идет он по тропе, тут, откуда ни возьмись выходит на него человек, и клинок в руке блестит. Мигом достал Земян свой меч, скрестились, зазвенели клинки. От одного доброго удара искры снопом полетели. В свете их увидал Земян – против него Морян стоит. Сразу клинок опустил: Лихо меня, что ли взяло? На брата меч поднял. Морян тоже меч оставил, да и говорит: То не ты на меня напал – то мечи наши сами скрестились, звоном да всполохом искр большую беду отогнали. Вместе вышли они на заветную поляну. Там пять костров горели, светло было. Там их хозяин пира ждал, и с ним еще важные люди. Ведают люди, что в такую пору во златых своих чертогах Дивии суд судят на будущий год – кому жить, а кому умереть. Потому в Дедовы ночи собираются прямые люди на запамятных местах, во густых лесах – на самом кону царства Дивьего. Древни песни поют, заветны напитки в роги льют, чтобы волю Дивию познать не после того, как она свершится. Для того и в тот раз сошлись сведущие люди с четырех краев. Вот помянули они Старших, принесли лесу все, что положено, и пошли назад на пир. По дороге Земян сказывал Моряну, что на пути видал человека с двумя собаками. А Морян и говорит: А тот, кого ты видел, он пешим шел или верхом ехал? Вроде как пешим шел. Добро, что тот пешим был. Кабы он верхом ехал, ни тебе, ни нам живыми не быть. Скоро вернулись они на двор, разожгли огонь, тут и пир начался. В те поры, как реки замерзли, как санный путь уставился, сошлись на дворе старого Перевита у Черной Заводи старые да бывалые люди со всех концов. Было у них в обычае на братчины в эту пору сходиться, о старых и новых делах порядить, лета нового рождение рассудить. За таким делом всегда к Перевиту собирались, потому двор его на ладном месте стоял, да горница в нем широка была. Опробовали они хмельного и пошли говорить о своем. Вскорости зашла меж ними речь о богатстве да о бедности. Похотелось им признать, в чем богатство состоит. Говорил о том один стар-матер человек: Коли человек мудр да сведущ, то с виду может он казаться и бедным, а может и в золоте блестеть, как ему мудрость подскажет. Говорили на то другие: Можно ли богатым назвать того, чей достаток втуне лежит? Такой и сам до века доволен не будет. Тот человек, что сам всем доволен и людям на помощь не скупится, только тот воистину богат. Сказано было и тако: В мудрых руках малая толика более добра принесет, чем в иных сущеглупых руках золота мешок. А последним речь держал старый Перевит, и сказал он: От отцов наших ведомо тако. Истинное богатство у каждого в том, чем он жив. А чем мы с вами живы? И сказали мудрецы: Поистине, для нас всех праведно то, что мудрые живы Силою. Знать, и богатство наше в том, от чего в нас Сила прибывает. Люди то все были сведущие. Да только никак не могли они, старые да мудрые, заедино сказать, в чем истинное богатство состоит. Все знали они и о хлебе насущном, и о злате-серебре, и о булате-железе, и о живой воде, и о Ярцень-камне. Обо всякой вещи сказали, все старины от мира начала спели, о всем порядили, что почем. Перебрали они богатства знаемые, добрались до незнаемых – что в Земле матери сокрыты, что во Руде нашей по жилам бегут, что в Свенте-Роге у Воды Вещего пребывают, и об иных, а крайнего слова так и не нашли, чтобы едино да просто сказать о богатстве истинном. И спросили его вещие: А в чем твое богатство, отче-брате Перевит? Улыбнулся старец и откинул в углу узорчатую занавесь. Стоял на ней древний чур дубовый на глыбе каменной. И сказал Перевит: Истинное мое богатство – сей камень. С Вересень-горы, с Ключевого Камени принес я его в наши края, он суть часть священной горы, с коей берут начало три реки быстрые, воды несут во три моря окраинных. Всяко дело, что на нем основано, крепче каменной стены простоит. Оттого и текут ко мне люди, у сего камня совет принять, да и самим весть подать. И не оскудеет дорога моя путями, дом мой хлебом, а край наш – мудростью. Тут вставал другой стар-человек, матерое старчище, снимал с гривны витой шнурок, на том шнурке висел клинок, от времени черный. Говорил старец таковы слова: В сем клинке – мое богатство истинное. В давние-предавние времена сковали его наши прадеды, что из болот железо не тягали, а томили в горнах камни небесные, самоцветы к ковке присаживали. От тех давних времен хранится он, и ко хладу тускнеет, а к теплу из ножен просится, к суши звенит, а ко дождю на гривне колышется. Через твердь его вещую слышу я и Небо, и Землю, и в краю моем всегда ведают, что нам Небо-Отец скажет, чем нас Мать Сыра Земля уважит, и через то избегаем мы голода и крайней беды. Подымался тут третий старец, вставал от стола, говорил таковы слова: Аз своего богатства на гривне не ношу, его только и носить может Мать Сыра Земля. Есть в моей земле чудесный ключ, круглый год живой водою бьющий. По его биению мы Долю постигаем, по песку в воде прозреваем, какого лиха ждать. Той воды глоток хмелит пуще вина и здраву несет крепче жаркой бани. Малая толика ее всегда со мною. Верим мы в нее, ибо ведаем – в том ключе наша сила рождается. Вставал еще один старина, узорчату котомку развязывал, явил на миру обломок дерева. В нем, говорит, мое истинное богатство. Се частица дуба додревнего, что пятьсот лет рос во Дубовой Стороне, да пятьсот лет лежал во сырой земле, а промеж сим был он долгие годы столпом во ограде храмовой, самого Проведа домины-хоромины. Сила в нем великая, а к его силе приложена сила сотни сотен тех, кто святыню чтил поклоном и праведным деянием. Выходил он из сырой земли, приносил я его из Дубовой Стороны. Как подниму я его – вои Проведа, одоленья не знавшие, вместе с живыми сражаются. Оттого пока правды мы держимся, не будет над нами одоления. И другие тако же говорили, чем богаты. Не в похвалу себе, но мудрым людям ко сведению. Ближе к коньку сидел Радуга, бородою стар, да глазами млад. Спросили и его: В чем, Радуга, твое богатство? Улыбнулся калика и сказал: Мое богатство в коже моих сапог. Был тут среди знаемых людей Шиликан, сын Златогорки. И подумал про себя: верно, у старого калики в сапогах зашит оберег невиданной силы, который ему во всяком пути удачу дает. Поговорили, да и на другое перешли, снова чаша по кругу загуляла. Так и не сошлись до конца, в чем истинное богатство кроется. А по прошествии какого-то времени собирались добрые люди меж селы на большой сход. То ли дело было на Велик День, то ли попозже, по сухой дороге. Одно ведомо – вещие старцы да многознатцы раньше других пришли, чтобы листву перву сообща посмотреть, знаки небесны расчесть, здешнему Хозяину порадеть. За ними и другие потянулись. Пришли они на заветну поляну, разбили по краям шатры, долго судили да рядили, да всяки дела устраивали, а к темени по шатрам разошлись. Был там и Радуга, и улегся он спать в своем шалашике, справа от нее выставил посох, а слева сапоги свои стоптанные, сто дорог прошедшие, с особой вставкою для дальнего хождения, какую делал некогда урманский знатец Ульв. И вот идет от хмельной братины к своему богатому шатру Шиликан сын Златогорки. И видит – стоят на его пути, смотрят на его дорогу острыми носами запыленные сапоги вещего человека Радуги. И вот разбери теперь, какая неумытиха его под микитки толкнула – невмочь ему стало поглядеть, какое такое в этих сапогах богатство запрятано. Взял Шиликан чужие сапоги и стал их ощупывать по всем швам. Ничего не нащупал, а пуще того разлюбопытствовался, что там за богатство такое? Прижал чуть сильнее, а сапоги изношенные по шву и расползлись. Видит Шиликан, что дело не поправишь, и стал уже без оглядки доискивать. Разорвал те сапоги в мелкие клочья, да еще каждый клочок на слои распластал, а никакого богатства так и не нашел. Делать нечего, дунул он во всю богатырскую грудь – разметал мелкие клочья от сапог по всей поляне. А потом забрался к себе в шатер, отыскал в запасах ладные сапоги-чедыги сходного размера и тишком поставил к палатке Радуги – в возмещение. Ночь спустилась на поляну заветную, брызнула звездным молоком по своду темноярому. Спит поляна под песни кобылкины, все спят, один Шиликан не спит – ворочается, не в силах тайну постичь, как это держал он в руках истинное богатство, а глазом его не увидел. Опять же неспокойно, что поутру сам Радуга на это скажет. Вот настало утро заряное, пробуждались ото сна люди добрые. Вот проснулся и Шиликан после ночи бессонной, выпростал из палатки главу свою раскудряву-нечесану, ан глядь – идет к нему сам Радуга, несет за одно ушко вешело-баклагу немалую, черной смолою запечатанную. Уж как не все ли добрые люди знали про такие баклаги – в них священный напиток хранился, что средь вещих людей дороже злата ценился. Подает Радуга ему ту баклагу и говорит таковы слова: Здорово, Шиликан! Вот, принимай мой дар в место твоего дара! Оторопел Шиликан: За что ж ты, Радуга, меня даришь? Засмеялся Радуга: Как 鐮а что – за сапоги новые! Помрачнел Шиликан: Я твое истинное богатство по ветру пустил, а ты мне питья ставишь? Почто же так? Тут захохотал Радуга на всю поляну: Долго бы ты искал богатства, во стоптанных-то сапогах! Удивился Шиликан, как ничему во свете не удивлялся: Да не ты ли говорил, что в сих сапогах твое богатство истинное? Не те ли сапоги делали тебя сильнее сильных? Не от них ли во твоем краю и удача вся и слава? Говорит ему Радуга: Всю я правду говорил. В коже тех сапог – истинное богатство мое, то въелась глубоко пыль со всех дорог, сим летом мною пройденных. В тех странствиях – песни мои и вести, в них – сила моя и мудрость, что каждое лето обновляются и сносу не знают. И когда я по слабости человеческой о том позабуду, то сразу мне напомнят мои сапоги, в чем сила рода моего. Сапоги мои-то иного ведуна мудрее, не дают мне на месте долго стоять, в новые дороги зовут, за новою силою. И потому в тех сапогах – истинное мое богатство. Улыбнулся светозарно и прибавил: А в твоих-то ладных сапогах я не одно, а три лета прохожу, и через то сильным стану втрое! За то и благодарю тебя, Шиликан! А еще за то благодарю, что утвердил ты старую истину: Кто истинного богатства верно ищет, того и без богатств обыденных Доля не оставит. Вот меня новыми сапогами наделила, а тебя – зельем на полвека вперед. Худо ли? От Сар-города на восход, на Чудиной горе был каменный круг, в незапамятной древности поставленный. Во том каменном кругу огнь курился – возжигал его старый человек, что на Медвежьей Дороге жил, приходил на расвете и в ночи звездные, чародейные травы воскурял на углях, песни славенны пел – Дивиих и Щуров наших поминал непрестанно. На большие Святы приходили к тому кругу люди с окрестного жилья, предкам поклониться, долю свою спытать, вещего слова послушать. Обо всяком спрашивали, и о большом, и о малом. Стар-человек когда скажет, а когда и промолчит, а коли скажет, то не всяк поймет. Некогда после Велика Дня сидел Стар-человек у горы подножия, на затихающий день дивовался. Велик День, вестимо, безмолвие любит. А на огонек пришла к нему из града некая жена из лучших жен. Ведомо – в те-то поры такие жены по зажиточным домам часто повелись, праздности да книжности испробовали. Видать, ей сватьи да кумы прискучили, пошла в дальний путь мудрого человека послушать, что с ней будет в лето сие. Так и пошла она говорить всякие слова, все печали свои пересказала, все сны с прошлых Святок припомнила, то спросит, то сама же ответит. Молчит Стар-человек да молча внимает, а сам только изредка удивленно главой качнет – как же так? Наконец приумолкла жена – да и день покатился к вечеру, поспешать надо через лес-то до дому. Говорит она второпях: Ты, старче премудрый, сказал бы, чем мне помочь! Только сказал на прощанье Стар-человек: Да не познают дети твои нужду во младости! И я о том же Богов попрошу. Умолкла вовсе жена от изумления – да так во молчании и удалилась. А Стар-человек положил на огонь чародейных трав, снял с пояса погремок и запел песнь, понятную через три слова на пятое, и пел до самой темноты. Был во ту ночь при Каменном кругу некий отрок старого ведовского роду – пособлял Стар-человеку с огнем управиться. Когда ушла жена, когда отпел свое вещий старец, так тот отрок набрался смелости и вопросил его: По что ты, отец, той жене о детях ее сказал? Она ведь не о них спрашивала. Ответил старец: Да ни о чем она не спрашивала. А нужда во младости – плохой учитель терпению. Терпения же им в зрелые годы немало понадобится. В ту ночь вода в ручейках звонко журчала – и соловьи не могли ее перепеть. А круг огня майские жуки ходили – свои хороводы водили. Было также во тое же лето после Яр-ночи неделю спустя, в тех краях такой день Свента зовется – солнечные именины. В такую ночь знающие люди всю ночь на горах огни жгут, до первого луча рассветного. Поднимался на гору Чудинову в час вечерний Стар-человек, разложил костер хитрым образом, чтоб не высок был, да жарок – высокие костры седмицею ранее отгорели. Спустился с горы и сел у подножия – не придет ли кто до заката. Только вышло так – пришел в тое вечер на Каменный Круг только един муж, годами еще не стар, да голова в серебре. Знаемый был муж – с молодых лет подался в дружину, славен был и силою и разумом, в походы ходил, дальние страны повидал. Еще не стар был, да изрубили его жестоко – все при нем осталось, да не так служило, как в битвах надобно. Остался бы – говорит – я в дружине, на боярской лавке меня место ждало, отроков наставлять достало еще моей силы. Да показалось мне – родная земля зовет. Простился я с дружиной и вернулся на дедовский надел, поднял заросший клочок – теперь с бурьянами воюю. Примолк воин – и сказал ему Стар-человек: Не на Ваге-ли реке твое место, где на высоком берегу на горушке четыре березы растут? Хорошее место. Что же беспокоит-то тебя? Отвечает воин: Покой меня беспокоит. Перепахал, засеял, снял и снова перепахал или отдыхать оставил – и ладно. Зиму первую отзимовал и еще сколь зим отзимую, и снова за то же самое. Сто шагов вдоль да триста поперек – вот и все мое место. А под вечер, на покое – воспоминаются страны дальние, под ногами земля хоть и родная, а ноги твердо на земле не стоят, дрожат, словно ожила под ними палуба лодейная, крика чаек жду вместо треска сорочья. На свое ли я место пришел? Кому сею, кому снимаю? Где мой род – здесь ли, по отцу-матери, или там, по братству кровному? По ночам мнятся товарищи, которых не успел щитом прикрыть, перед ними неловко – они покой в битве нашли, а я не покоюсь ли заживо? Говорит ему Стар-Человек: Воинство свое ты не забываешь – хорошо делаешь, в памяти его не хорони, а поспешай молодых учить – и здесь могут мечи зазвенеть вскорости. А я к тебе на поля добрый ветер призову. На Перунье снова приходи. Поклонился воин – распрямился, просветлели его очи, выше голова поднялась. И ушел в сумерки. А младой отрок старого ведовского роду в те поры там же был, да поодаль сидел – не приближался. Как остался старец один, подошел ко нему поближе. Ни о чем спрашивать не стал, да старец сам немой вопрос расслышал и сказал в пол голоса: На горе поселился – добро сделал, простор там видать, все душе полегче. А ветер на горе добрый – без хлеба наш воин не останется, а похлопотать придется. И тогда познает он, что и здесь битвы ведут и победы играют. Отец, а почему ты о роде его ничего не сказал? Это ж всего важнее! Не сказал, потому он сам понял – род его и здесь, где поле орать, и там, где в битве ратовать – все это Русь. В нем одном соединилася, и стал он острием клинка, где две грани сходятся – а на острие всегда режет. И в Небе высоком наш род – вот он! Закатится скоро, да ночь нынче коротка, скоро поутру его встретим. Поднялись оба на гору и стали чаять заката, когда с последним лучом настанет пора костер разводить. Соловьи в тот вечер пели – одну ночь им петь осталось. В некие времена, в первые дни весны, когда возжег Стар-человек во Богову честь огонь посреди Круга Каменного, едва снег сошел, приступил ко нему некий младой отрок из старого ведовского роду. Кланялся он старцу в пояс, говорил таковы слова: Ты мне вместо отца стал. Как ушел отец мой за твердь лазореву, ты и учил меня и кормил. Привела меня Доля в сведущем роду родиться, с малых лет слышать слово мудрое, по мудрости жить и мудрости служить. Велика радость, велика и тягость. Батюшка мой меня всему учил, а тому не успел научить, кому из Богов следовать. Говорил тако: сему время придет, когда зрелость твоя на пороге станет. Коли знал бы я сызмала одного Дида, как все вокруг, так покойно было бы душе моей. А теперь разрывается она напятеро, и неладно то – предки ведь учили в целости жить. Не поведал мне отец, как тут быть, а большой мой брат не много более того скажет – дом на нем, иных забот полно. Научи, вещий, какому пути следовать? Отвечал вещий старец: Голова ты, голова. Али не знаешь – Богам внемли, а следуй сердцу своему? Подлинно так, да на сердце, отец, сегодня одно, завтра другое. Это у тебя годы такие, сегодня так и надо, а далее пройдет. А я тебе тут не подмога – кабы сам то знал! Разве у самих Богов знака попросить? Сие часто не делают, да чую сей час, что на сей раз можно. Стал Стар-человек у пылающа костра, снял с пояса погремок и запел волховскую песню. Долго пел, и многие собрались ту песню послушать – никого не видел отрок, да многих слышал, как за спиною трава колыхалась, да как дерева без ветра шумели-приговаривали. Кончилась песня, махнул старец руками – разошлись толпы незримые. И ответил Стар-человек: Скоро дороги подсохнут – собери котомку, кием подопрись и отправляйся на восток, доброе дело сделаешь, к Каменному Поясу дорогу проведаешь. Три месяца пройдут – назад поворачивай. На сей дороге будет тебе знак. Как придешь, всю дорогу мне расскажешь. Тогда и рассудим, что к чему. Поклонился отрок и скрылся за горою. Вскоре оставил он свой дом, как и было ему сказано. Все лето Стар-человек в одиночку на горе костры складывал, подмоги не брал. Лето в ту пору сухое было, да и осень такая же выдалась – Солнышко порадовало. Когда златого березова листа на дорогах стало более, чем на ветвях, а редкие лужи на путях Земиха-Мать на ночь стеклышком прикрывать стала – тогда-то и вернулся тот отрок во родные места. Не успел котомку снять, как заспешил к Чудиной горе. Сидел у подножия Стар-человек, словно его и дожидался. Смотрит Стар-человек – поукоротился посох у странничка. Был ростом до очей, а стал по бороду. Да и борода побогаче стала, и в очах глубины прибавилось. Усадил его Стар-человек против себя и спросил: Расскажи путь свой. Где был, что видел, чего не видел? Стал тот рассказывать – которые пути поприщами вымерял, которые реки перешел, на которые горы подымался. Рассказал коротко, да внятно – кого встретил да с кем говорил. Слушал старец – все ладно, многое дивно. А к концу сказа своего рассказал тот молодец такое: А как подходил уже я к нашим краям, так у самой Княгини-реки встретились мне по дороге три странника. Бороды их долги, очи лазоревы, идут в светлых одежах не замараются, во подолах долгих не спотыкаются, шитье на каймах просто, а глаз не оторвать. И посохи чудные – с кореньями. В полдень я их нагнал, до вечера вместе шли. Ни о чем не говорят, только поют в пол голоса. Вечером стали мы на заезжем дворе. У двора – хозяйский огород, посреди огорода – пень, а у пня в кореньях черные мураши гнездятся. Земля от них так и шевелится. Там-то и случилось диковинное. Вышел первый из трех странников во двор, увидал мурашиное гнездо и поклонился ему земно. Вышел второй странник, увидал то же гнездо – и молча бороду захватил, задумался. А третий странник вышел во двор, нахмурился и гнезду посохом погрозил. Да так, что меня в дрожь бросило. Поздно вечером, перед тем как спать пошли, набрался я духу и подхожу к первому страннику: Дозволь спросить! Он мне: Спроси, да с оглядкой, иной спрос головы стоит. Я спрашиваю: по что ты, старче, мурашиному гнезду поклонился? Отвечает странник: Поклонился я ему, ибо душу живую узрел в нем – семя Всеотца нашего, коему всякий миг кланяюсь. Также спросил я у второго почему он над гнездом мурашиным задумался, и ответил он: Потому мураши черны цветом, хладны кровью и под землей живут, и от древности они – Черного Бога знамение. Вот я и задумался – к чему сей знак? А что надумал – уж не обессудь, не скажу. А когда спросил я у третьего, на что он мурашиному гнезду посохом погрозил, то он мне сказал: Род мурашиный трудом славен. А сии кучи не строят, на людьми копаном ходы кладут и людской кош заедают – этак привыкнут ко праздности. А от праздности ни людям ни букахам добра ждать нечего. Люди-то потерпят-потерпят по старой памяти, а веков через пять осерчают – и пойдет. На том и разошлись мы спать. А утром со светом они во свою сторону, я в нашу. Говорит на то Стар-человек. Или аз не аз есмь, но лягушка сушеная, или то был тот знак, за которым ты в дальние края ходил. Что же ты сюда-то поволочился? Али не разобрал, кто были те странники? Все-то тебе они наглядно показали, надо было избрать из них единого, да и следовать ему непрестанно. Отец, понял я то, да не можно из них одного избрать - они по всякий миг вместе ходят! Вот оно что да как! А что же они, такие розные, вместе-то делают? Видел я, как ввечеру они песни дивьи пели да поутру Солнце Красное встречали. А более ничего не видел. То-то! Един из нас мудр мудростью, другой – сердцем, третий – волею. А Солнце наше Красное – Светлый Дедушко, роду нашему начало – он по небу ходит, и всем светит, не спрашивая кто ты еси. И нам то же делать заповедано. И долго еще в ту ночь сидели они у огня, смотря в небо остывающеее, на леса, что к зиме спать готовились. Много вокруг них кого ходило – тоже послушать хотели-то. В давние-предавние времена, после Велика Дня в час вечерний, когда Первая Гроза пронеслась, вышел некий сведущий человек во чисто поле над Вено-озером – Лилу-Живу встречать, первую зелень собирать. Шел ли тот человек по чисту полю, по земле сырой по-весеннему, трава еще не вытянулась – далеко видать было. И в предзакатном свете увидел тот муж, как идет навстречу полем человек, статный да прямой, влас седой серебром блестит, бурым сукном покрыт, на орехову тоягу опирается. Скоро идет! Сказывал после муж тот: Замер я недвижно – хоть и на своей родовой земле хожу, да у вещих людей не в обычае друг другу следы топтать. Да и во Зелейную Ночь за простым делом никто не ходит – всякая встреча не во случай. А дивной-то путник прямо на меня идет. Встречи не избежать. Так и спросил, как положено. Гой еси, добрый человече! Далеко ли путем? А он ответил: Аз есмь путник, как и ты. А иду меж восходом и закатом – ко истоку реки своей. Где же река твоя? Вена ли, Сарева, или Устье, или Вага, или Свеняга, или самое Ра? Какая еще река в сих краях бежит? Там, где Небо на Землю сходится, где росы медвяны наземь падают, там всякая река родится, и моя река тако же. Ведомо, говорю, про тот край. Многи вещие люди про него сказывали, да немногие видывали. Повидать бы! Туда, верно, дорога ведома тебе? Ведома, отвечает, и тебе, да вот она! И показал на Ра-Дугу, что после грозы в последних лучах засияла. Дивлюсь я на то и спрашиваю его: Не бог ли ты! Аз есмь сын богов и внук богов, како же и ты, таков еси, ибо зрю во тебе Солнечную кровь. И тогда поклонился я ему земно, а он же спросил меня – на что сие? Ибо я Посвященного зрю. И тогда он поклонился мне трижды. И спросил я его: на что сие? Кланяюся тебе трижды, ибо ты трижды посвящен, а будешь посвящен еще дважды. Как так, поведай мне простоты моей ради! Поистине, посвящен ты вперво, как Внук еси Дажьбогов и на Русь-земле рожден, и она – Удел твой. В друго ряд посвящен ты, как мужем стал и имя принял, а со именем – и Долю. А во третье посвящен ты, когда по отце своем принял дом его, а вместе с домом – и Мудрость. А впереди у тебя – странствие, в коем обретешь ты исток Реки своей, где вместе со Рекою твоя Сила рождается. Коли вернешься от истоков в Силе, еще смогут люди тебя зрети. А за тем странствием отправишься ты по Реке ко устью ее. Тамо и со Богами воочию встретишься. Не близко пора та, и к ней еще прийти надо. И напоследок спросил я его: Кто ты еси? И ответил он: не имя тебе назову, как старое имя оставил, а новое вместе со истоком обрету. Но род свой назову тебе, ибо и твой он. Вот дед мой и дед твой! И указал на Солнце заходящее. |
Похожие:
 | Книга подготовлена издательством «Книга-Сефер» Книга подготовлена издательством «Книга-Сефер», Москва – Тель-Авив, +972 545 318 933 | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... «Уральских сказов мастер дивный» сказочный вечер к 90-летию со дня рождения П. Бажова |
| Аппиана Александрийского «Сирийские войны» Аппиана Александрийского «Сирийские войны» (ближе к концу), книга Юстина «Книга Маккавейская» (11, 13, 14, 15 главы) и книга Иосифа... |  | Православная книга первая книга на Руси. Час православной книги (сценарий) Православная книга – первая книга на Руси. Час православной книги (сценарий)/ Сост. Т. Л. Теплякова/ Пушкинская библиотека-филиал... |
| Книга не просто «позволяет задуматься» Эта книга о жизни самого обычного человека. Самого обычного российского парня. Среднестатистического. Выросшего в обычной семье.... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Учитель: Павел Петрович Бажов – наш уральский писатель, автор знаменитых сказов, прославляющих умелый труд, смекалку, любовь к родной... |
| Тема: Красная книга России. Правила поведения в природе красная книга Кубани Оборудование: рисунки для лесной полянки, запись мелодии леса, слайды редких растений Росси и Кубани, Красная книга России и тетрадь... | | Классный час «Хорошая книга – твой друг на всю жизнь» Буратино, Айболит, Незнайка, подборка книг для выставки, выставка детских рисунков, костюмы книжек (имитированные обложки книг),... |
| Урок для учащихся 2-го класса «знакомство с библиотекой. Строение... «знакомство с библиотекой. Строение книги. Как рождается книга. Из чего сделана книга» | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Цель урока: познакомить учащихся с жизненным и творческим путями уральского сказочника Павла Петровича Бажова, показать своеобразие,... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Введение. Книга в жизни человека. Книга как духовное завещание одного поколения другому | | Тема урока: красная книга ... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Для получивших настройки эта книга руководство для практикующих и обучающих Рейки. Это первая книга, в которой для западных целителей... | | «Книга в счастье украшает, а в несчастье утешает.» Цель урока: заинтересовать учащихся историей книги, рассказать о роли, которую играла книга в развитии человечества, вызвать у ребят... |
| Книга предназначена для врачей хирургических специальностей, а многие... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Книга учёта бланков аттеста-тов, св-в о неполном среднем образовании, книга учёта золотых и серебряных медал |
