Книга сказов
Скачать 1.01 Mb.
|
Байки про колдуновВ давние-стародавние времена в наших краях знающих людей весьма богато было. Всюду ходили, все знали. Долгую память имели. Вот говорят儤глупцы, что на Руси грамоты не было. Слыханное ли дело? Была, конечно, была. Да только для самонужных вещей. Ею сведущие люди мудрость свою записывали. Да и то не всякую, а такую, какую можно дереву либо камню доверить. А для пустых дел не стоило и трудиться. Тогда так было. Кто по ведовскому делу из мужиков, те писали на дубовом дереве. На дощечках либо на палочках. Особые палочки были, граненые. На них резами нарезали самую надобную мудрость – о предначалии, о силах природных, о ветров движении, о путях-дорогах, о местах заветных, о расчислении народам и племенам. Тяжеловато выходило, да не всюду же их за собою таскать. Зато дубу доверить можно, в дубе мощь праведная, ему можно мудрость на века доверить. А у жен своя хитрость – те писали чертами на бересте. Береза – самое их вещейное дерево, оно без всяких знаков силу бабью хранит. Рябина тоже неплоха, да у нее бересты нет. А береста – не дерево, ее полегче таскать. Опять же, мужики до бересты и не коснутся. Ни к чему им. Там мудрость природная – и рожденные дела, и всякое корение-ращение, и еще похлеще что. Такое редко когда и писали – пойдет вещая жена за околицу, спросит матушку-березу, та ей все и перескажет. Писали тогда мало, и потому дерева на все хватало. Только вот раз обзавелся подле города Холма такой сведомый человек, что захотел всю мудрость, что ни есть, во одном месте собрать. Вот только на дубовье записать – много будет, на трех возах не увезешь. Вот и подумал он: почему не можно на бересте колдуну писать? Мудрость она и есть мудрость, надо ли различать, мужская она или женская? Все мы одной Матери дети, так почто нам берестой не владети? Береста – она все стерпит. Хранят-то ее бабы, а лечат-то и мужиков. Пошел ведун в лес, наготовил целый короб бересты и пошел писалом орудовать. Все, что знал, записал, а знал он немало. Дописал последнюю черту, сложил всю бересту в короб и стал себе жить-поживать. Только как то пришла ему охота поглядеть на дело рук своих. А может быть, и не охота, а большая надобность. Достал он короб, развернул одну бересту, развернул другую, развернул и третью – видать на бересте те же знаки, да только не разобрать, все как не им писано. Наморщил ведун свой мудрый лоб и стал потихоньку разбирать – долго сидел, едва волосьев не лишился, а разобрал – диву дался: писано там, как ребенка принять, когда что в огороде посеять, а мужикам в ту пору в огород даже и глядеть нельзя, как худых пользовать, как девку к венцу готовить, как мужику все морковкой сделать, как чужому колдуну шишку в рот посадить. И много всякого подобного. Мудрость-то она мудрость, да вся сплошь бабья. Так и сидел ведун, пока седая борода мохом не поросла. Написать-то он все как есть написал, и береста все сохранила, да по-своему. А люди окрестные возьми да угляди случаем, как вещий человек на бересте пишет. От людей-то не скроешь. И сказали себе люди: Знать и нам то можно, на чем угодно писать. И стали чертить знаки на чем ни попадя, напишут да в помойку выбросят. В тех помойках часто находили всякую рухлядь со знаками… через тысячу лет. А больше всего полюбили на бересте писать. Через ту бересту город Холм в веках прославился. И ладно ему. Там во Холме люди не нашего укладу, у них и боги мокрые. Нечего на них смотреть. Откуда сведущие люди берутся? Чай не в печи пекутся. Тут наука хитрая. Не годами превосходится, а веками. Солнца да месяца ход надо знать как свой двор, тогда и будешь разуметь все, что в свете происходит. Звезды смотреть, ветер слушать, с каменьями да с деревьями слова говорить, да еще так, чтобы они ответили, и со всякой живой тварью. Потом надобно, чтобы духи тебе помогали, по всему свету летали, неведомое сведали, что им скажешь – то и делали. А ты за то их корми, домины-чуры им теши, от всякого неудобства оберегай, которое от других людей бывает. Самое трудное – духа к себе приучить. Духи живут не нашим веком, и все дела у них дольше длятся. К иному сто лет присматриваться будут, а человек столько может и не прожить. Потому и водятся духи все больше с теми, чей род от века знают, от отца к сыну переходят. Для них, духов, меж людьми большой разницы нет, как отцу служили, так и сыну послужат, пока сын все в точности исполнять будет. Потом, духи с землей накрепко связаны, от земли вся их сила, а через них и людям достается. У каждого знающего человека своя такая земля должна быть. А уж коли духи не захотят – так хоть лоб себе разбей, а колдовать не сможет. Потому и говорится, что как ни хоти, а своей волей в волхвы не станешь. А что все то правда истинная – люди соврать не дадут. Вот сказ, как то однажды было. Жил-был некоторый человек – без имени, без племени, никак называвемый. А был он умом не обижен и ко всякой хитрости-мудрости расположен, что твой цыган – и железо ковать, и песни распевать, и каменья с места на место ворочать, для чего не малая смекалка надобна. Только все не по ему было, очень хотел колдуном быть. Колдун, мол, все на свете может, у него и жизнь бойкая, не как у простых людей. Все прислушивал да примечал, как знающие люди колдуют. Много слов выучил. Да что толку в его словах, когда духи тебя не признают? Не было у него в роду ни одного хоть самого завалящего колдуна, неоткуда было духовной силы набраться. То не беда, говорит незнаемый человек. Не было такой печали, чтобы мы своим умом не скачали. И отправился по свету странствовать. Думал найти таких духов, кои сами на земле некрепко сидят да и повернуть дело на свою пригоду. Долго странствовал тот человек, весь свет прошел, разве что малый клочок остался. Много видел он мест дивных, много духов повстречал. Кого в стычке одолел, кого на медок приманил, кого песней зачаровал в час предрассветный или позакатный, Так-то он во всех краях духов набирался, на плечах их носил, в одеже прятал, в чурики поселял да на старые березы развешивал. И пошли за ним духи, а впереди него слава пошла. На свое подворье воротился он уже сведомым колдуном, что с земными тягами растабарывает, что со своей кумой. Вот и случись в его краях какая-то беда. То ли в доме крышу снесло, то ли чума на всех напала. А только решил наш дока, что настал час ему за дело приняться. Вышел он на двор в вывороченной шубе, засвистал, загоготал, запел свою колдовскую песню, кою семь годов складывал. Что бы ему в поле подальше уйти, как подлинно знающие люди всегда делают. Так нет, прямо посередь жилья завел. Всех своих духов враз призвал, и летучих, и ползучих, и под землей текучих, и близко живущих, и далеко снующих, с четырех концов. Услыхали его духи, встрепенулись, быстрее ветра поспешили – каждый со своей стороны. И вот как они, духи-то, со всех концов на одно место налетели, с громами да молоньями, с тучами да вихрями – такое там поднялось, что камня на камне не осталось, а особенные люди, за погодою смотрящие, просто диву дались, потому как на суше такого отродясь не было, да и на море бывает раз в год на самых злосчастных водах. Завертело да закрутило, небо треснуло, земля дрогнула, полились с небес потоки водяные, реки во все стороны хлынули, разнесло вихрями мало не весь край. А колдун-то самоставленный посреди всего этого стоял. Его и разметало пылью по земле, и даже праха не осталось. Покружились духи, что он призвал, повитали-повитали над пустым местом и разбрелись по округе, не дождавшись приказу. Стали они с тех пор кругом шуликанить да беспутничать. Некому, слышь ты, было после того происшествия над ними начало принять. Так вот и живем мы до сей поры без своего колдуна на деревне. Как-то жили, и теперь обходимся. В минувшие времена жили на Зыряньем Кону все сплошь одни зыряне. А вот как Храп теми краями прошел, так стали и наши туда подаваться. И как своих вещунов в те поры было не густо, всех еще до Храпа вывели, так стали за всякой нуждой ходить к зырянским колдунам. За теми дело не пропадало. Был не столь давно на одной деревне праздник. Богу помолились, пива попили, стали песни петь…да и стряслась беда. Срубил мужик себе топором руку, больно сильно кровь пошла, никакие повязки не держат. Делать нечего – парни, что потрезвее были, двух пегашек заседлали, третью в повод и поскакали за колдуном. Он в двадцати верстах жил, у Дыхова оврага, от большой дороги в стороне. Приехали они к колдуну, сидит он в богатой рубахе, тоже, видать, приобщился. Поклонились ему – выручай, мол. Делать нечего, встал да поехал, хоть и хмельной был, потому колдунам, когда их зовут, отказывать нельзя, духи за то на них сердятся. Потому и говорится, что колдун праздника не знает. Вот на полупути переезжали они вброд речку. И вот остановился колдун посреди воды, стоит вроде сам синий и глаза в пятак, а потом подъехал к парням и говорит: Можно дальше не ехать, можно назад ехать. Там уже все ладно. Парни, однако, не поверили, взяли колдунову лошадь под уздцы и в деревню повели. Вот приезжают они, а им и говорят: А у мужика-то у того уже кровь унялась. А давно ли? А в самый раз вам десять верст проехать. Глянули парни на порубленного – а кровь на нем засохла, только рот на сторону сильно искривился. Сказали о том колдуну, а он и заругался: Эх мать твою в рот солены оглобли, слишком сильно сделал. Сказывали про то старые люди, что вот так и сказал. Только не сказывали, что рот он тому бедолаге – поправил или нет? Али так до сих пор колдовскую памятку и носит. Жил в старые времена в наших местах некий народ. А какого языка народ, как звался, теперь и старики не упомнят. Народ так не злой был, да уж очень ко всякому кудесованию расположенный. Так уж издревле повелось, что ни дом – то колдун, что ни жена – то ведьма. Еще пировать любили. Вот некогда случился большой пир. Много столов выставили, да и то на всех не хватило – сидели прямо на земле. У столов сидят старейшины с кубками чеканными, подле них сидят дальние гости почетные, держат чаши кованые, сидят воины с ковшами да разбойники с чарками, сидят мудрецы да сказители, да песен слагатели, да знатоки старины-бывальщины, да всякого иного хитрого ремесла… а иным добрым людям и счету нет. В самом дальнем краю, как раз на земле сидел старый матерый человек. Очи как два колья, рот вкось, брови врозь, борода до пояса во все стороны, шуба мехом наружу. Он большой колдун был, много всякого мог – и птицей летал, и под землей ужом хаживал, и в ночи с каменьями да деревьями растолмачивал, как я с тобой, и еще всяко разно. А еще говорили, ведал он такую песню, чтобы облака в небе прогонять. Выйдет в поле, запоет песню, час поет, два – и небо синее покажется, и солнышко засветит. И потому когда тот колдун спал – дождь ливмя поливал, когда бодрствовал – погода была любо-дорого. Одно плохо, что старого ведуна добудиться было непросто. Да и со сна он запросто зашибить мог, одно слово – лесной человек. И пуще всего на свете хотели прочие колдуны сведать ту облакопрогонную песнь, чтобы самим облака прогонять, когда нужда случится. Вот сидит он, нахмурился, слова не говорит, против себя уставился. Стоит перед ним немалый ковш дорогого заморского вина, а он к тому ковшу едва притронется. Кругом кубки ходят, здравицы летят, а он едва усы замочит и снова ковш отставит. Спрашивают его другие мудрецы да кудесные люди: Ты почто, старинушка, посреди честного пира невесел сидишь? Почто не пьешь зелена вина? Али здравия ни себе, ни нам не желаешь? Отвечает им старый колдун: Не могу я нынче вволю пить зелена вина. Ныне духи мне велят един раз чару наполнить, да испить, а второй раз не наливать. И еще пуще нахмурился. Говорят на то мудрецы да кудесники: А есть ли на тебе зарок, что един кубок до дна не пить? Нет, говорит, такого мне не сказано. Ну так пей, старина, святую влагу допьяна – кровь быстрее побежит, глотни, не удерживай! Пьет старый колдун, а в ковше у него не убывает. Они-то приметили, что большой кудесник в слабости пребывает, и захотели, пока он в малой силе, сведать от него облакопрогонную песнь. Была средь них одна ведьмашка, хлебну корочку преломила, в чарку макнула, шепнула два-три слова, облака в небе справа налево пересчитала, и стал его кубок без дна – сколь убудет, столь и прибудет. Думают хитрецы: как упьется, так и скажет нам свое облакопрогонное заклятие. Вот идет честной пир своим чередом, половина гостей уже под столами, а вторая половина песни поет. А старый кудесник все пьет, да никак ему не опьянеть ни развеселиться. Только еще смурнее стал, сидит копной да припевает сквозь зубы: А у нас в деревне Худо-неладно, По будням дождь, дождь, По праздникам дождь, дождь. Вот-вот заснет. Как ни бились хитрецы да мудрецы, а ускользает от них желаемое. Наконец приступили ко хмельному кудеснику прямо: Ты скажи нам, старинушка, твою песнь, коей ты облака прогоняешь, нам нужда большая в ней. А пьяный колдун отвечает им непонятно: Сколь ни желай – нога рукою не станет, и клинка ей не взять. Так и песней той никому не владеть, кроме меня, да моего большого брата, что в чужие земли ушел. И захрапел. А мудрецы-затейники подумали себе: Наш дока стар, а большой брат его и постарше будет. Может быть, его скорее на слова разговорим. Наутро после пира гости вставали, едва глаза продирали, остатнюю бочку искали – голову подлечить да заново замочить. А кудесники да мудрецы встали раненько, на воду глядели, кости заветные метнули, за миг до восхода голубино перо на ветер бросили – куда его понесет, так и проведали, где им искать брата старого колдуна, что в чужие земли ушел. И отправились они в путь. Много земель прошли. Наконец по самой ранней весне пришли в некую землю. Там как раз праздник был, гулянье какое-то. Вот выходят они на широкое поле, стоит неподалеку высоченный град, а на поле шумит-гудит людское море, здесь пиво пьют, там не наши песни поют, а тут – и побоище затеяли. Бросили колдуны перо на воздух, а оно в воздухе и зависло. Значит – пришли. Оглянулись они вокруг себя, а там уже мало не вся площадь в кулаки схватилась. Шум, гам, только клочья летят. А посреди всего этого стоит высоченный старик, борода до колена, белы власы по ветру развеваются, за поясом диковинный жезл, а на поясе великий рог незапамятного зверя. Как гикнет – все кругом зашатаются, как рукой махнет – на три шага вкруг наземь повалятся. Цельных полдня стояли наши кудесники, пока схватка кипела. А чуть поутихло, люди биться бросили, петь да плясать стали. Только отошел чуть в сторонку старый человек – как обступили его мудрецы да кудесники. Чего надо? – говорит. Поклон с Северной дороги принесли от брата твоего. Коли так, будьте дорогие гости. Садитесь к огню, пировать станем! Махнул рукавом – выбился огонь-пламя. Махнул другой раз – явились десять великих сосудов с пивом да вином, а закускам всяким и счету нет. Уселись колдуны за стол, и пошла потеха. Десять дней сидели они за тем столом, не вставая. Уж на что крепки были колдуны, а самим невмоготу стало. Однако, крепятся, все ждут, когда седой колдун упьется. Ан не дождались – все позеленели, а тому все с гуся вода, свой великий рог нальет да одним глотком и высушит, и уже за новым тянется, да и гостям подливает, и рука у него нисколечко не дрожит. Прежде чем вовсе обессилиться, слово заветное сказали, дунули, плюнули, горстку праха бросили рукой нетвердой через лево плечо – и тучи собрались, запокапывало. Заохали колдуны. Никак дождь собирается! Охти нам, придется пир ломать да в хоромы тащиться, а мы здесь так хорошо сидим! Усмехнулся седой мечетник, встал во весь богатырский рост, вынул из-за пояса свой диковинный жезл, запел песню – и развеялись облака, со馰нышко снова выглянуло. Стали снова пировать, и дней уже не считали. А когда вовсе невмоготу стало, распростились с седым колдуном да назад пошли. |
Похожие:
 | Книга подготовлена издательством «Книга-Сефер» Книга подготовлена издательством «Книга-Сефер», Москва – Тель-Авив, +972 545 318 933 | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... «Уральских сказов мастер дивный» сказочный вечер к 90-летию со дня рождения П. Бажова |
| Аппиана Александрийского «Сирийские войны» Аппиана Александрийского «Сирийские войны» (ближе к концу), книга Юстина «Книга Маккавейская» (11, 13, 14, 15 главы) и книга Иосифа... |  | Православная книга первая книга на Руси. Час православной книги (сценарий) Православная книга – первая книга на Руси. Час православной книги (сценарий)/ Сост. Т. Л. Теплякова/ Пушкинская библиотека-филиал... |
| Книга не просто «позволяет задуматься» Эта книга о жизни самого обычного человека. Самого обычного российского парня. Среднестатистического. Выросшего в обычной семье.... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Учитель: Павел Петрович Бажов – наш уральский писатель, автор знаменитых сказов, прославляющих умелый труд, смекалку, любовь к родной... |
| Тема: Красная книга России. Правила поведения в природе красная книга Кубани Оборудование: рисунки для лесной полянки, запись мелодии леса, слайды редких растений Росси и Кубани, Красная книга России и тетрадь... | | Классный час «Хорошая книга – твой друг на всю жизнь» Буратино, Айболит, Незнайка, подборка книг для выставки, выставка детских рисунков, костюмы книжек (имитированные обложки книг),... |
| Урок для учащихся 2-го класса «знакомство с библиотекой. Строение... «знакомство с библиотекой. Строение книги. Как рождается книга. Из чего сделана книга» | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Цель урока: познакомить учащихся с жизненным и творческим путями уральского сказочника Павла Петровича Бажова, показать своеобразие,... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Введение. Книга в жизни человека. Книга как духовное завещание одного поколения другому | | Тема урока: красная книга ... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Для получивших настройки эта книга руководство для практикующих и обучающих Рейки. Это первая книга, в которой для западных целителей... | | «Книга в счастье украшает, а в несчастье утешает.» Цель урока: заинтересовать учащихся историей книги, рассказать о роли, которую играла книга в развитии человечества, вызвать у ребят... |
| Книга предназначена для врачей хирургических специальностей, а многие... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Книга учёта бланков аттеста-тов, св-в о неполном среднем образовании, книга учёта золотых и серебряных медал |
