К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5





НазваниеК. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5
страница59/64
Дата публикации06.10.2014
Размер8.19 Mb.
ТипДокументы
100-bal.ru > Философия > Документы
1   ...   56   57   58   59   60   61   62   63   64

{500} «Станцевать Шекспира, и так, чтобы об этом говорили, что это действительно шекспировский образ, что такой Джульетты не было даже в драме, — это значит открыть новую страницу в искусстве, и сделала это Уланова».

И все же слово Михоэлс любил больше всего.
«Мы вкладываем в работу все: трепещущие руки, горящие глаза, темперамент, страсть, радость познания — через искусство!»

Эти трепещущие руки и сердце, горящие глаза, темперамент, страсть, радость познания Михоэлс нес не только в искусство, но и в жизнь.

Михоэлс любил и ненавидел, радовался и ревновал, гневался и улыбался во всю мощь своего темперамента и со всей глубиной своего сердца.

Михоэлс страстно любил жизнь: и молодое и зрелое в жизни, как и в искусстве.

Он любил улыбку и смешливость, нетерпеливость и силу воли, юмор и неравнодушие. Совсем особенно любил и ценил понимание другого человека.

Человека Соломон Михайлович любил не меньше, чем искусство, театр и поэзию, которым он отдавал все свои внутренние силы и богатства.

Он любил людей очень одаренных и очень «домашних», очень «неудобных» и очень уютных, чем-то примечательных и совсем незаметных. Ради последних он мог отдать все свои силы и сердце в борьбе против несправедливости к ним, с таким же волнением, с каким он вбирал все, что могли ему сказать и показать люди большого таланта.

У Михоэлса никогда не было времени для самого себя и для отдыха. На актерскую работу оставались крохи времени, а быстро создавать роль он не мог.

Из за постоянного недостатка времени каждая новая роль Михоэлса доставалось ему тяжело. Отсюда была его огромная ревность актера к ролям, сыгранным другими художниками.

Но даже в яростной ревности он был лишен зависти.

Каким истинным праздником было для Михоэлса видеть на сцене Уланову! Как он наслаждался игрой В. Н. Рыжовой в спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше». У Михоэлса даже ноги как-то притопывали в такт Фелицате, пускающейся после молитвы в пляс, — настолько было неудержимо его восхищение.

И как жаль, что нельзя передать интонации проникновенной убежденности Соломона Михайловича, который после {501} мхатовского спектакля сказал о своем любимом М. М. Тарханове:

— Одно его движение в кресле при слове «миллион» (в спектакле «Смерть Пазухина») сделало бы его великим мастером сцены, даже если бы он не покорил нас раньше в «Горячем сердце» и в других ролях! — Да! Михоэлс неистово ревновал своих любимых актеров: Хмелева — к Каренину, Климова — к Фамусову, Черкасова — к депутату Балтики…

И ревность эта была лишена даже капли недоброй зависти, она была такая же, как и ко всем «богачам», имеющим право и время заниматься только одним своим делом, как П. П. Капица в области физики, Л. А. Орбели в области физиологии, А. А. Вишневский в хирургии или Толстой в литературе, Фальк, Альтман, Шагал, Тышлер, Рабинович — в живописи, Маркиш, Галкин, Бергельсон — в драматургии.

Все они по темпераменту в работе были близкими, родными, всегда нужными ему — как люди с горящими глазами и трепещущим сердцем.
Михоэлс пришел в театр настолько позже обычных школьных лет, что оказался как бы за одной партой с людьми гораздо более молодыми. По-видимому, поэтому он ощущал своими сверстниками Образцова и Хмелева, Маркиша и Галкина. Он, правда, чувствовал себя «однокашником» и с Завадским, и с Марковым, и с Алексеем Толстым, Леоновым, Тархановым, Климовым, Москвиным, Рыжовой, Турчаниновой, Яблочкиной, Улановой, Рубеном Симоновым, Обуховой, Козловским и далекими, почти недосягаемыми Моисси и Чаплином. Все эти имена не были для Соломона Михайловича просто именами. Нет! Как Фальк, Тышлер, Альтман, Рабинович, Шагал, как Пушкин, Фет, Гоголь, как Перец или Шолом-Алейхем, так и все другие большие художники театра, литературы были для Михоэлса «источником питания», мало ли было их у Михоэлса? Их было так много, что перечислить невозможно.

Были у Соломона Михайловича и своего рода «иконы». Как бережно относился Михоэлс к самым именам «Станиславский» или «Немирович-Данченко»!

Соломон Михайлович не мог никогда ни одной мыслью оскорбить эти свои «иконы» от театра.

Казалось, для Соломона Михайловича были одинаковыми магнитами все его друзья во всех театрах. Всегда его волновала выдумка, воображение и средства выражения их.

Михоэлс терпеть не мог «ходить в гости», но с радостью шел в дома, где было интересно, увлекательно — в дома Абдуловых. Адуевых, Андроникова, Беленьких или Игнатьевых, {502} Маркиша, Толстых, Лидина и Леонова. Некоторые «дома» были озарены для Соломона Михайловича «мамами». Как он любил мам, вероятно, знают и не забудут «дети». Такой ласковой нежной улыбки на лице Михоэлса нельзя было увидеть нигде и никогда, кроме тех домов, где были старенькие мамы. Это — моя собственная мама и тетушка, которую Соломон Михайлович обожал, это — «мама Саня» в доме П. А. Маркова, которую мы обожали вместе так же, как и маму Ардашникова — большого моего друга. Эти озаренные мамами дома (другого слова у меня нет) до сих пор у меня в памяти. И если вы спросите у наших дочерей о моей маме или о «Титасе», у Павла Маркова — о «маме Сане» или у Ардашникова о его строгой и суровой маме, вам улыбнутся люди, у которых в сердцах живет до сих пор Михоэлс и его улыбка, обращенная к «мамам».

Михоэлс терпеть не мог посещать «званые обеды», банкеты, но он по-молодому, а иногда просто по-мальчишески предвкушал просмотр нового спектакля в театре Образцова, просмотр новой роли Хмелева или Тарханова, разговор с Леоновым о новой пьесе или с Завадским о новом театре. А П. А. Марков? Каждый его спектакль был для Михоэлса привлекателен и интересен.

И разве Павел Александрович забудет «театр на дому», устроенный в его честь Михоэлсом и Зускиным в день рождения Аллочки, младшей дочки Зускиных, в малюсенькой комнатке в их квартире? Разве забудет Павел Александрович, как под конец всех сценок и песенок с Зускиным, в банной простыне, Михоэлс исполнял «Сакья-Муни» Мережковского и «Сумасшедшего» Апухтина? Он не сможет этого забыть, потому что он — человек театра, а мы — мы все присутствовавшие и далеко не все люди театра — запомнили это на всю жизнь.

Вероятно, я перечисляю слишком много имен… Но ведь каждый из тех людей, о которых я вспоминаю, волновал Михоэлса по-разному и так остро и настойчиво, как настоящего любителя или фанатика-коллекционера волнует книга, картина или гравюра. Михоэлс в каждом человеке находил что-то свое, особенное и очень нужное для себя.

Как искренне гордился Соломон Михайлович и необыкновенной честностью в искусстве Образцова, и тем, что Сергей Владимирович на специальный просмотр одного спектакля пригласил именно его, Михоэлса. Этот спектакль уже был утвержден в качестве «праздничной премьеры». Но у Сергея Владимировича на душе было тревожно, так как ему самому спектакль не нравился. И вот в какие-то непонятные часы в Театре кукол была показана эта пьеса. В зале сидели двое приглашенных судей — Самуил Яковлевич Маршак и Михоэлс.

{503} Я этого спектакля не видела, он показан был всего несколько раз, а потом Сергей Владимирович его сиял. По рассказу Михоэлса, спектакль был шедевром техники и красочности, но этнографичен.

«Очень рад, — говорил Соломон Михайлович, — очень рад за Сергея Владимировича! Кто бы из нас в такие дни признался бы даже самому себе, а не только друзьям, — что что-то “не вытанцевалось”? Во всяком случае, единицы! А он — сам настоящий и художник настоящий — увидел и ощутил надуманное.

То, что наша земля огромна, — да! То, что по часовой стрелке в разных краях торжественно и красочно проходит встреча праздника, — тоже чудесно. Но объединяющей внутренней силой является в этом спектакле показ идеи, а не ее развитие!

Театр кукол — театр особенный. Он может гораздо больше дать, сделать, чем театр обыкновенный. А театр Сергея Владимировича обязан давать нам больше, чем обыкновенный кукольный театр. Будь это сказка, которая открывает все пути для воображения… Будь это юмор или сатира — мы в образцовском театре ждем и требуем развития главной идеи, основной темы спектакля, а не показа ее и даже самой поразительной техники».

Помню, как Михоэлс радовался и гордился, что Образцову очень понравилась постановка спектакля «Фрейлехс» и что некоторое время спустя Сергей Владимирович рассказал ему об ассоциативной связи постановки «Необыкновенного концерта» с этой работой Михоэлса.

Волновали Михоэлса и спектакли в других театрах. Тревожили многие неудачи. По-видимому, об этом думал Михоэлс, когда диктовал мне 20 марта 1946 года:

«Нам предлагают обдумать и обсудить вопрос о том, почему происходит нивелировка спектаклей, театров, художественных произведений. Почему постепенно, но медленно и верно стирается индивидуальность, “лицо” отдельных театров, спектаклей, пьес?.. В огромной степени такая нивелировка идет от отсутствия правильных взаимоотношений между мировоззрением и мироощущением.

Мировоззрение и мироощущение художника всегда особенно выявляли и подчеркивали его красочность, его индивидуальность, лично ему принадлежащие, им избранные слова, сравнения, краски. Мироощущение Пушкина, его зимы, его осени.

Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась…
{504} … В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе.
Зимы ждала, ждала природа —
Снег выпал только в январе
На третье в ночь.

Мироощущение, близкое к этой пушкинской осени, к этой пушкинской зиме, — есть мироощущение Левитана. Мироощущения и того и другого художника близки друг к другу, но никогда не бывают полностью сходными так же, как не могут быть абсолютно сходными очень похожие люди.

Различие это идет от естественного различия мироощущений.

Мы же попадаем в ошибочное, ложное положение, когда допускаем насильственную форму мироощущения, сознательно подогнанного к мировоззрению… И мироощущение и мировоззрение человека, тем более художника, не выносит фальши и сознательного подчинения их друг другу или насильственного слияния их в единое русло».

В другой записи Михоэлс еще раз подчеркивал, что никогда нельзя навязывать ни свое мироощущение, ни свое мировоззрение, так как они всегда тесно связаны с индивидуальными особенностями каждого художника.

Михоэлс говорил, что вначале возникают, может, еще не сформулированные представления о действительности; будем считать, что мироощущение есть юность человека, а мировоззрение — его зрелость, но так или иначе процесс их становления есть процесс идейного роста, духовного роста пытливо ищущего человека.

В большой дружбе с художниками, актерами, композиторами Михоэлс не навязывал свое собственное мнение, мировоззрение или мироощущение. Он мог спорить, убеждать, доказывать свою правоту, используя весь свой талант актера, темперамент, знания. Но никогда Соломон Михайлович насильственно «не подгонял» свое мироощущение ни к своему мировоззрению, ни к тем, которые обнаруживал или открывал в своих друзьях, близких, в товарищах по работе или в участниках диспутов и конференций. В михоэлсовской дружбе никогда не было ни капли насилия, ни панибратства, ни фамильярности.

Хочется привести выдержку из одного выступления Михоэлса в ВТО, в котором он страстно ратовал против схемы, схематизма как источника нивелировки пьесы, спектакля, как прямого начала рождения приспособленчества.

«Меня интересуют прежде всего проблемы драматургии и театра. Я считаю это одной из самых важных жизненных проблем. Не будем скрывать, что как в драматургии, так и в театре есть одно явление, которое мы еще не перебороли, которое {505} изменяется и вместе с тем остается тем же, что было раньше, — это схема.

Если вы посмотрите драматургию Финской кампании или первой половины Великой Отечественной войны, то вы заметите какую-то закономерность, с которой драматурги начинали свои пьесы: был воскресный день, или помолвка, или вечеринка, и вообще веселье шло полным ходом, на что уходит три четверти акта. А к концу этого первого акта появляется курьер, или еще кто-нибудь, и начинается война. Потом идут по очереди либо на фронт, либо в эвакуацию.

Так начинались пьесы во время Финской кампании или в первый период Отечественной войны.

Когда вы переходите к следующему моменту, скажем, к середине войны, действие закономерно развивалось так: на город наступают немцы, кое-кого нужно эвакуировать, а кое-кто остается в городе, чтобы в подполье вести подрывную работу. И схема снова выступает, как будто бы это может показать советского человека, который поставлен перед грозными событиями и состязается с ними. Это тоже схема.

Если проанализировать большинство теперешних пьес, то они строятся так: стране нужен легкий сплав, для получения легкого сплава не хватает какого-то отечественного сырья. Нужно отечественное сырье. Будет отечественное сырье! Драматург это решает удивительно просто и легко.

Во время войны нужны были алмазы. Нет алмазов. Будут алмазы! Есть алмазы! Тема готова. Это схема.

Я могу перечислить огромное количество пьес, которые строятся по этой схеме.

Лучше ли обстоит дело в театре? Нет, и не только потому, что театр — функция от драматургии, но и потому, что у нас, в актерском мире, в приеме, в круге образов, которыми мы существуем и живем, тоже появляется схема. Вы обязательно знаете, что стоит заложить руки в карманы, надеть сапоги, стукнуть и сказать: пойди, позвони, ладно, увидимся! — и кончено — образ готов. Это есть готовая схема.

Такие схемы можно было бы перечислять без конца. А мы живем как раз в эпоху, когда опрокидываются схемы. Что было незыблемее неделимости атома? Понятие об атоме как таковом было понятием предельной неделимости частицы данного вещества. Это было определение. От неделимости возникло понятие атома. А теперь атом расщеплен. И не только атом, а ядро атома. Опрокинута схема, раскрыт мир! Освобождена энергия. Она появилась, она диктует и меняет жизнь. Мы с ней считаемся и строим в соотношении с этим нашу жизнь.

Изменилось огромное количество понятий. Сколько установленных норм было до Великой Октябрьской революции. {506} Они взорваны, пересмотрены, заново построены. Опрокинуты нормы.

Как раз сейчас жизнь идет к тому, чтобы расколошматить во все стороны, разбросать и опрокинуть схемы, а схема прет во все стороны из всех щелей».
Вряд ли кто-нибудь до конца поймет, как трудно мне рассказать о Михоэлсе в связи с его театром.

Все годы жизни рядом с ним я пыталась быть от театра как можно дальше, не только потому, что многие актеры и актрисы смотрели на меня как на нового человека, возможно, имеющего «влияние» на Соломона Михайловича.

Боязно было и тесно соприкасаться с людьми, которые в любую минуту могли меня спросить о мнении или отзыве Соломона Михайловича. Не хотелось ни врать, ни говорить правду.

К чести их всех (или благодаря отсутствию особой любознательности) с подобными вопросами ко мне обращались только В. Л. Зускин (еще при жизни Соломона Михайловича), а после того как Михоэлса не стало — М. С. Беленький и Р. Р. Фальк, неоднократно меня навещавшие. При жизни Соломона Михайловича я старалась быть от театра как можно отдаленнее и издалека наблюдать чудовищные трудности и героически завоеванные радости Михоэлса — руководителя театра. И мне в то же время было как-то обидно, что никто из актеров ни разу не спросил меня ни о его характеристиках в той или другой работе, ни о том, как сам Михоэлс работал над своей или чужой ролью, над текстом, над режиссерским решением ряда спектаклей. Мне это осталось непонятным, так как, несмотря на то, что я действительно никогда не оказывала «влияния» на работу Михоэлса, как и он на мою, — все же мы оба были слушателями друг друга — я в отношении театра, он в области биологии и онкологии. Мы были слушателями пристрастными, может быть, «истинными болельщиками», но в то же время умеющими хранить про себя наше согласие или разногласие по отношению к нашим друзьям по работе.

Михоэлс работал дома не только над «сегодняшним» спектаклем. Он работал как режиссер и как актер над многими пьесами и ролями, которые так и не увидели свет.

Никто его не учил, он сам учился. И, как видно, он очень хорошо проверил на самом себе формулу, которую в последние годы своей жизни в беседах с актерами, режиссерами, критиками он утверждал и повторял:

«Научить нельзя.

Научиться можно».
1   ...   56   57   58   59   60   61   62   63   64

Похожие:

К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconПисьменная рефлексия (ответьте в тетради на вопросы): Какие мысли...

К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconНетрадиционный урок
Формировать навыки плавного, непрерывного движения и применение его в разных формах двигательной активности, умение создавать воображаемые...
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconРудницкий К. Л. Русское режиссерское искусство: 1898 1907. М.: Наука, 1989. 384 с
Рудницкий К. Л. Русское режиссерское искусство: 1898 – 1907. М.: Наука, 1989. 384 с
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Песенность музыки русских композиторов. Образы родной природы в романсах русских композиторов. Лирические образы вокальной музыки....
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconУрока: Героические образы в музыке и живописи
Цель: Пронаблюдать, как разные виды искусства – поэзия, музыка, живопись по-своему и независимо друг от друга воплощают героические...
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconТемы рефератов «Образы природы античного, раннего (Средневековья...
Образы природных стихий и космогонических идей в древнеиндийских ведах и упанишадах
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 icon«Образ матери в музыке, поэзии, живописи. Древнейшая песнь материнства!»...
Изучить духовные образы, образы матери в различных видах искусства: поэзии, живописи, музыки
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconТемы вашего учебного проекта
Что такое нравственное отступничество? Как в искусстве трансформируются Евангельские образы от традиционных до парадоксальных? Иисус...
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconРеферат на тему: «Мировые ресурсы никеля» Проверил: Рудницкий В. Ф
Относясь к группе тяжелых цветных металлов никель используется в различных отраслях индустрии, начиная производством легированной...
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconТемы рефератов по курсу «История управленческой мысли»
Причины содержательных различий древнегреческой и древнеримской экономической мысли
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconУрок по теме «Музыкальные образы»
Цели: обобщить и систематизировать знания по теме «Музыкальные образы»: знать основные виды музыкальных образов в классической музыке...
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconПримерные темы рефератов по истории экономической мысли
Основные итоги и направления эволюции отечественной экономической мысли в Х1Х веке
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconРеферат по теме: «Процессы над ведьмами в Западной Европе в 15-17 веках»
Образы о чем-либо опасном, якобы угрожающем обществу, всегда формирует элита. Эти образы живут в сознании народа до тех пор, пока...
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconПрограмма общеуниверситетского факультатива «Вечные образы и вечные...
Программа предназначена для преподавателей, ведущих данный общеуниверситетский факультатив, и студентов всех направлений бакалавриата...
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconИли задание текущей аттестационной работы
Тема 1: История образования и педагогической мысли как область научного знания. Школьное дело и зарождение педагогической мысли на...
К. Л. Рудницкий. Михоэлс мысли и образы 5 iconПрактикум Формирование и эволюция современной экономической мысли
Кембриджская школа экономической мысли. А. Маршалл. Американская неоклассическая школа. Дж. Кларк


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск