Вместо предисловия
Скачать 1.82 Mb.
|
ДЕСЯТЫЙ ДОКЛАД Штутгарт, 3 января 1920 года В качестве своего рода заключительной части естественнонаучных рассмотрений, проведенных как импровизация в течение ряда часов, я хотел бы дать сегодня некоторые руководящие указания; они помогут вам самостоятельно проводить подобные рассмотрения природы на основе характерных фактов, которые можно наглядно продемонстрировать с помощью эксперимента. Ведь в естественнонаучной области речь теперь идет — особенно это касается преподавателей, — главным образом, о том, чтобы освоить правильный способ представления и рассмотрения того, что предлагает природа. Вчера я постарался — если принять во внимание только что сказанное — представить вам ход развития физической науки после 90-х годов прошлого века, благодаря которому в какой-то мере именно физика нанесла материализму сокрушительный удар. Этой точке зрения вы должны, в сущности, придавать главное значение. Мы видели, как за тем временем, когда верили, что имеют самые прекрасные доказательства в пользу универсальности существования колебаний, наступило время, когда уже невозможно было придерживаться старой гипотезы о колебаниях, или волновой гипотезы; время, которое за последние три десятилетия стало для физики в известной степени столь же революционным, каким только может что-либо стать революционным в своей области. Ибо ведь физика под давлением представленных фактов потеряла не более и не менее, как само понятие материи в старой форме. Мы видели, что световые явления были приведены на основе прежнего способа рассмотрения в близкую связь с электромагнитными явлениями, а потом, наконец, исследуя прохождение электричества через трубки с разреженным воздухом или с разреженным газом, пришли к тому, чтобы смотреть на распространяющийся свет как на распространяющееся электричество. Я не говорю, что это верно, но именно так произошло. И в результате достигли того, что увидели, как электрический ток, обычно всегда заключенный в проводе и рассматриваемый только с точки зрения закона Ома, как этот электрический ток на своем пути некоторым образом оставляет провод и перескакивает к далеко отстоящему полюсу, не имея возможности скрыть с помощью материи, сквозь которую он проходит, то, что в нем заключено. Благодаря этому возникает нечто весьма сложное. Мы видели вчера, как были обнаружены самые разные виды излучений. Мы видели — я ведь приводил вам эти опыты, — что сначала стали известны так называемые катодные лучи, идущие от отрицательного полюса трубок Гитторфа через пространство с разреженным воздухом. Уже эти катодные лучи, отклоняющиеся От своего пути благодаря магнитным силам, показали таким образом нечто родственное с тем, что обычно воспринимается как материальное. С другой стороны, они имеют также нечто родственное с излучениями. Последнее обнаруживается особенно наглядно, когда делают такие опыты, что ловят эти лучи, приходящие от электрического полюса, как свет с помощью экрана или еще каким-то иным образом. Свет отбрасывает тень, также и подобные излучения отбрасывают тени. Благодаря таким сравнениям устанавливается связь с обычным материальным элементом. Мы видели вчера, что, например, согласно представлениям Крукса происходит с катодными лучами. Если вы представите себе, как отсюда идет бомбардировка экрана, то станет понятно, что излучение не может преодолеть препятствие и находящееся сзади экрана не подвержено его воздействию. В эксперименте Крукса при задержке катодных лучей это выглядит особенно наглядно. Итак, вызовем здесь электрический ток, направив его затем через эту трубку с разреженным воздухом, в которой есть катод — отрицательный полюс и анод — положительный полюс. Когда мы пропускаем по этой трубке электричество, мы получаем так называемые катодные лучи. Уловим их с помощью вставленного сюда андреевского креста. Катодные лучи наталкиваются на андреевский крест, и вы видите теперь, как с другой стороны препятствия показывается нечто вроде тени от андреевского креста, которая свидетельствует вам о том, что андреевский крест задерживает лучи. Пожалуйста, проявите к этому явлению особое внимание: андреевский крест находится здесь, внутри, а катодные лучи идут так, что задерживаются крестом, и, таким образом, сзади креста образуется тень, видимая на стене. Эту тень, которая здесь видна, я включу в магнитное поле, и я прошу вас теперь наблюдать за этой тенью от андреевского креста. Вы обнаружите, что она находится под влиянием магнитного поля. Не так ли? Подобно внешней материи, когда магнитом можно притянуть какой-либо простой, скажем, железный предмет, выглядит то, что здесь возникает в виде тени. Таким образом, излучение ведет себя как материальная субстанция. У нас здесь, с одной стороны, некий род лучей, которые, однако, для Крукса сводятся, к излучающейся материи, к некоему агрегатному состоянию, которое не является ни твердым, ни жидким, ни газообразным, но представляет собой более тонкую субстанцию, показывающую нам, что все это электричество в своем течении выглядит как простая материя. Направляя взгляд на поток текущего электричества, мы некоторым образом видим открывающиеся нам действия внутри материи. Теперь я хочу показать вам — вчера это было невозможно, — как возникают лучи, приходящие от другого полюса и названные мною вчера каналовыми лучами. Вы видите, что лучи, которые устремляются от катода в этом направлении, мерцая фиолетовым светом, отличаются от каналовых лучей, которые идут им навстречу со значительно меньшей скоростью и дают зеленоватый свет. Я покажу вам еще род лучей, возникающий с помощью особого устройства, так что излучение будет выявляться особенно благодаря тому, что когда мы пропускаем электрический ток, стекло начинает флуоресцировать. Здесь мы получим тот род лучей, который обычно обнаруживают, пропуская лучи сквозь экран из тетрацианоплатината бария. Эти лучи имеют свойство так воздействовать на стекло, что оно очень сильно флуоресцирует. Я прошу вас теперь направить внимание на стекло, флуоресцирующее сильным зеленовато-желтоватым светом. То, что появляется в таком очень сильно флуоресцирующем свете, представляет собой уже упомянутые вчера рентгеновские лучи. Так что мы можем отметить здесь и этот род лучей. Я уже говорил вам, как при прослеживании этих процессов особенно были отмечены известные сущности, рассматриваемые как вещества, которые испускают целый пучок лучей — по меньшей мере, лучи троякого рода; вчера мы их разделили на альфа-, бетаи гамма-лучи с ясно отличающимися друг от друга свойствами. Эти вещества, одно из которых мы назвали радием, но которые имеют и другие названия, испускают еще нечто четвертое, что есть сам элемент, отдающий себя и после излучения преобразующийся таким образом, что в то время как радий излучается, он превращается в гелий, то есть становится чем-то совсем другим. Итак, мы имеем дело не с неизменной материей, но с метаморфозой явлений. Теперь я хотел бы в связи с вышеизложенными фактами развить одну точку зрения, которая некоторым образом может стать для вас путем вглубь этих явлений, вообще путем вглубь явлений природы. Видите ли, болезнь мышления в области физики XIX столетия состояла преимущественно в том, что внутренняя деятельность, благодаря которой человек старался проследить явления природы, не была в человеке достаточно, подвижной, не могла еще сама принимать участие в фактах внешнего мира. Физики видели, как в свете возникают цвета, но не достигали того, чтобы принять их в свои представления, в свои мысли, думали вовсе не о цветах, но заменяли цвета, о которых не могли мыслить, тем, о чем могли мыслить как о форономическом, о вычисляемых колебаниях неизвестного эфира. Но этот эфир, видите ли, есть нечто коварное. Ибо всякий раз, когда хотят его отыскать в определенном месте, его там нет. В ходе всех этих опытов, выявивших различные роды лучей, было, собственно, обнаружено, что именно текущее электричество показывает себя здесь, показывает нечто, что находится в форме явления во внешнем мире, но эфир при этом вовсе не появляется. Итак, мышлению XIX века не дано было проникнуть в сами явления. Но это как раз то, что в настоящий момент времени так необходимо для физики, — пройти с человеческими представлениями в сами явления. И к этому должны быть открыты известные пути именно при рассмотрении физических явлений. Можно было бы сказать: приблизившиеся к человеку объективные силы, собственно, заставили мышление стать более подвижным, но оно сделало это на ложных основаниях. Стали объяснять явления с помощью вычислений, с помощью геометрии, то есть с помощью расположения линий, поверхностей и тел в пространстве, рассматривая это как достоверное, полагаясь на это больше всего. Однако явления в трубках Гитторфа вынуждают обращаться к самим фактам, в то время как вычисления, собственно, оказываются несостоятельными, когда их хотят применять в столь абстрактной форме прежней волновой теории. Прежде всего я хочу рассказать вам, откуда пришло побуждение сделать подвижными арифметические и геометрические мысли. Не правда ли, геометрия является чем-то очень древним. Когда мы, занимаясь геометрией, представляем закономерности линий, треугольников, четырехугольников и так далее, эти представления, идущие из древности, применяют к тому, что открывается как внешние явления в природе. Но мышление XIX века несколько пошатнуло такую геометрию. И произошло это следующим образом. Если бы вы снова сели за школьную скамью, то узнали бы — всюду так учат, и наши дорогие вальдорфские учителя, само собой разумеется, учат этому, должны, конечно, этому учить, — что три угла треугольника вместе составляют развернутый угол, или 180е. Это вам известно. Тогда чувствуют в себе побуждение — и должны конечно чувствовать его — дать ученикам род доказательства, что три угла треугольника составляют вместе 180°. Доказательство простое (рис.31). Проводят линию, параллельную основанию треугольника и говорят: угол а здесь и угол а1 там являются смежными углами; они равны. Угол р и угол Р1 также смежные углы; они равны. Угол у неизменен, у = у. Угол а = а1, угол р = р1. Но раз угол а'+Р'+у в совокупности дает развернутый угол, то и а+р+у должен также образовывать развернутый угол. Итак, я могу это доказать с оче-  Рис. 31 видной наглядностью. Можно утверждать, что не существует более ясного доказательства. Однако доказывая это, мы создаем одну предпосылку: верхняя линия А'В' параллельна линии А В. Я могу провести доказательство, только приняв данную предпосылку. Но во всей евклидовой геометрии нет никакого средства доказать, что две линии являются параллельными, то есть что они пересекаются только на бесконечном расстоянии, иначе говоря, совсем не пересекаются. Это выглядит так, как если бы они были параллельны, пока я остаюсь в мыслимом мною пространстве. Ничто не гарантирует именно такое положение линий в случае с действительным пространством. И если я предположу, что обе прямые пересекаются не только на бесконечном расстоянии, но в действительности пересекаются раньше, тогда все мое доказательство для суммы углов треугольника в 180° оказывается несостоятельным. В результате я бы получил, хотя и не в том пространстве, которое я сам себе сконструировал в мыслях и которым занимается обычная геометрия — в этом пространстве углы треугольника имеют в сумме 180°, — но в другом, действительном пространстве, поскольку я его рассматриваю, сумма углов треугольника уже не составляет 180°, но, возможно, является большей. То есть кроме обычной геометрии, ведущей начало от Евклида, возможны еще другие геометрии; для них сумма углов треугольника вовсе не составляет 180°. Мышление XIX века было очень занято обсуждениями в этом направлении, особенно со времени Лобачевского, и поэтому позже все-таки должен был возникнуть вопрос: можем ли мы, собственно, процессы действительности, которые мы прослеживаем нашими чувствами, постичь так же на самом деле, полностью охватив их представлениями геометрическими, взятыми из измышленного нами пространства? Упомянутое нами пространство является, несомненно, измышленным. Мы можем, правда, оберегать как некое прекрасное представление, что происходящее вне нас частично совпадает с нашими мыслями, но оно не гарантирует нам в пределах придуманной нами евклидовой геометрии полное понимание протекающих вовне явлений. Могло бы очень легко оказаться — но в этом нас убедили бы только сами факты, — что вещи вовне следуют совсем другой геометрии, и мы лишь с помощью нашего понимания переводим их на язык евклидовой геометрии и ее формул. То есть когда мы принимаем участие только в том, что в настоящее время находится в распоряжении науки о природе, мы не имеем никакой возможности решить, как наши геометрические и вообще форономические представления относятся к тому, что является нам вовне, в природе. Мы вычисляем, фиксируем явления природы, поскольку они суть физические явления. Но изображаем ли мы нечто только внешне, на поверхности, или же проникаем в природное — этого никак нельзя решить. Если однажды начнут глубоко размышлять именно в области физической науки о природе, тогда зайдут в ужасный тупик, тогда увидят, что дальше двигаться нельзя. Вперед пойдут лишь тогда, когда прежде всего будут учиться говорить о происхождении наших форономических представлений, наших представлений о числах, о геометрическом, а также наших представлений о чистом движении, не касаясь, однако, происхождения сил. Откуда приходят все эти форономические представления? Ведь можно оставаться с привычной верой в то, что они исходят из того же самого основания, откуда приходят представления, получаемые нами, когда мы принимаем участие во внешних фактах природы и затем эти факты осмысливаем с помощью рассудка. Мы видим глазами, слышим ушами, воспринятое посредством органов чувств мы перерабатываем с помощью рассудка — сперва примитивно, без вычисления, без изображения, без наблюдения движения, руководствуясь при этом совсем другими понятийными категориями. Тут наш рассудок действует на основе чувственных явлений. Но когда мы начинаем применять так называемые научные — геометрические, арифметические, алгебраические — представления или представления о движении к тому, что происходит вовне, тогда мы делаем все-таки еще нечто другое, тогда мы используем представления, которые, безусловно, мы получили не из внешнего мира, а из нашего внутреннего существа. Откуда, собственно, приходят эти представления? — вот кардинальный вопрос! Эти представления приходят совсем не из нашего интеллекта — ведь мы пользуемся им, когда перерабатываем чувственные представления, — но эти представления приходят, собственно, из интеллектуальной части нашей воли, мы создаем их с помощью нашей волевой структуры, с помощью волевой части нашей души. Есть огромная разница между всеми другими представлениями интеллекта и геометрическими, арифметическими представлениями, а также представлениями о движении. Другие представления мы получаем в опытах внешнего мира; эти же геометрические, арифметические представления поднимаются из нашей бессознательной части, из волевой части нашего существа, имеющей свой внешний орган в обмене веществ. Отсюда поднимаются в самом значительном смысле геометрические представления. Они приходят из бессознательного в человеке. И когда вы применяете геометрические представления (я отношу это также к арифметическим и алгебраическим представлениям), когда вы применяете их к световым явлениям, к явлениям звука или тона, тогда вы связываете в вашем процессе познания то, что поднимается изнутри вас, с тем, что вы воспринимаете внешне. Все происхождение применяемой здесь геометрии остается для вас неосознанным. Вы объединяете геометрию с внешними явлениями; для вас остается неосознанным происхождение всего этого. Тогда вы образуете такие теории, как, например, волновая (и совершенно безразлично, развивают ли в данном случае волновую теорию или теорию излучения Ньютона), вы образуете теории, объединяя то, что поднимается из вашей бессознательной части, с тем, что представляется вам как сознательная дневная жизнь (звуковые явления и так далее), пронизывая одно другим. Обе стороны сначала не связаны друг с другом. Они так же мало связаны друг с другом, как ваша способность к представлению — с вещами внешнего мира, которые вы воспринимаете в форме полусна. Я часто приводил в антропософских докладах примеры того, как человеческий сон проявляет себя в символах. Одному человеку снится, что он, будучи студентом, стоит с другим студентом перед дверью аудитории; оба поссорились, ссора разгорается, и они вызывают друг друга на дуэль; это все снится, снится, как они оказываются в лесу и происходит дуэль. Еще ему снится, как он стреляет. В этот момент он просыпается, и... падает стул. Слышится удар, который упреждающим путем продолжен в сон. Сила представления соединилась с тем, что есть внешнее явление, лишь посредством символического образа, а не в адекватном объекту событии. Подобным способом объединяются со световыми явлениями форономические представления, поднимающиеся наверх из бессознательной части вашего существа. Вы изображаете световые лучи геометрически. И это не имеет никакой иной реальной ценности, кроме той, что выражается также и во сне, когда вы представляете символически такие объективные факты, как удар при падении стула. Вся обработка оптических, акустических и отчасти тепловых явлений внешнего мира посредством геометрических, арифметических представлений и представлений о движении является, хотя и очень трезвым, но все же сном наяву о природе. И пока не познают, что это есть сон наяву, до тех пор не справятся с тем, чтобы естествознание доставляло нам реальность. То, во что верят, что имеют как вполне точную науку, есть сон современного человечества о природе. Но когда вы спускаетесь от явлений света и звука через тепловые явления в область излучений, представляющую особую главу теории электричества, тогда вы соединяетесь с тем, что вовне, в природе, равноценно человеческой воле. Из той же самой области в человеке, которая, как область воли, равноценна области действия катодных, каналовых, рентгеновских лучей, альфа-, бета-, гамма-лучей и так далее, — из этой самой области, представляющей у человека область воли, извлекается то, что мы имеем в нашей математике, в нашей геометрии, в наших представлениях о движении. Только тут мы входим в родственную область. Однако современное человеческое мышление является не настолько продвинутым, чтобы действительно мыслить в этой области. Современный человек может грезить, измышляя волновые теории, но охватить математически область явлений, поскольку она родственна области человеческой воли, из которой происходят первоначально геометрия, арифметика, — этого человек в настоящее время не может осуществить. Для этого надо сначала пропитать действительностью сами арифметические, алгебраические, геометрические представления, и в этот путь как раз должна отправиться физическая наука. Если вы сегодня будете беседовать с физиками, получившими образование во время расцвета волновой теории, то многие из них почувствуют себя весьма неуютно, пытаясь противостоять новым физическим явлениям, ибо всюду счетные представления понемногу идут насмарку. Так как вполне закономерное арифметизирование, геометризирование более не подходят, в последнее время прибегли к тому, что ввели род статистического метода, позволяющий, исходя больше из внешних эмпирических фактов, установить некие числовые сочетания, тоже эмпирические, и оперировать ими с помощью теории вероятностей. При этом говорится: можно вычислить какую-то закономерность, которая задается известным рядом, и затем придти к пункту, где данная закономерность больше не действует. Такие вещи в ходе развития новейшей физики часто показывают, как, теряя мысль, входят в действительность — именно благодаря тому, что теряют мысль. Например, легко было бы допустить, что кто-то, руководствуясь известными застывшими представлениями о природе нагретого газа или нагретого воздуха и об отношении при определенных условиях этого нагретого воздуха к окружению, начал бы уверенно доказывать с помощью математики, что воздух никогда не сможет стать жидким. Однако воздух все-таки сжижается, потому что в известном месте обнаруживается, что определенные представления, как-то объяснявшие закономерность некоего ряда, теряют свое значение в конце этого ряда. Можно было бы привести много таких примеров. Они показывают, как действительность в настоящее время именно в области физики часто вынуждает человека признаться себе: с моим мышлением, с моим представлением я больше не погружаюсь полностью в действительность. Я должен все дело начать с другого конца. И для того, чтобы начать с другого конца, совершенно необходимо почувствовать родство между всем тем, что приходит из человеческой воли — а оттуда приходит форономия, и тем, что внешне противостоит человеку, отделяясь от него и давая о себе знать только благодаря явлениям другого полюса. Ибо электричество в его движении нельзя воспринять само по себе. Проходя по трубкам Гитторфа, оно выявляется с помощью света и тому подобного. Поэтому обычно говорят: если бы имелось шестое чувство для электричества, оно также воспринималось бы непосредственно. Это, конечно, нелепость, ибо только тогда, когда поднимаются к интуиции, которая имеет свое основание в воле, входят также и в тот регион внешнего мира, где живет и течет электричество. Тогда сразу замечают, что в явлениях, происходящих в этой области, имеют перед собой некоторым образом обратное происходящему со звуком или с тоном. У звука или у тона существует особенность, которую можно обнаружить, если поместить человека в мир звука или тона, как я это уже охарактеризовал. Она состоит в том, что в звук или в тон как таковые человек вживается душой, а то, во что он вживается телом, есть всасывание (имея в виду рассмотрение, приведенное мною в эти дни, и вспомнив сравнение с пустым баллоном), всасывание действительного существа звука или тона! В звуке, в тоне я — внутри духовного как такового; а то, что наблюдает физик, не имеющий, конечно, способности наблюдать ни духовное, ни душевное, это есть внешнее, материальное, так называемое параллельное явление волны движения. Когда я подхожу к области электричества, тогда я имею вовне не только, как говорят, объективную материальность, но вне меня находится также то, что иначе живет как звук и тон во мне, в моем душевном, духовном. По существу электричество находится и во внешнем, и я связан с этим внешним. Я хотел бы сказать — в той же самой сфере, в которой пребывают только волны, материальные волны звука, я связан с тем, что иначе может быть воспринято в тоне лишь душевно. Тут я должен физически воспринимать то же самое, что в звуке я могу воспринимать лишь душевно. На совсем противоположных полюсах в отношении человека к внешнему миру стоят восприятия тона и, например, восприятия электрических явлений. Если вы воспринимаете тон, то вы сами расщепляетесь некоторым образом на человеческую двойственность. Когда вы плаваете в том, что может быть внешне выявлено как волновой элемент, ондуляционный элемент, то вы замечаете: здесь, внутри, есть еще нечто другое, а не только материальное. Воспринимая тон, вы должны стать внутренне активными. С помощью вашего тела, с помощью вашего обычного тела, которое я здесь схематически рисую, вы обнаруживаете ондуляцию, колебания. При этом вы втягиваете в себя ваши эфирное и астральное тела, заполняющие тогда только некоторую часть вашего пространства, и переживаете во внутренне сконцентрированных эфирном и астральном телах вашего существа то, что вы должны пережить в тоне. Когда же вы выступаете навстречу явлениям, относящимся к области электричества, тогда вообще нет ничего из каких-либо колебаний и тому подобного. Но вы чувствуете в себе побуждение расширить то, что вы раньше сконцентрировали. Вы выгоняете ваши эфирное тело и астральное тело вовне, за пределы всей вашей поверхности, делаете их больше и воспринимаете в результате электрические явления (рис.32). Не продвинувшись к духовно-душевному человека, нельзя занять сообраз-  ное истине, сообразное действительности место в отношении физических явлений. Надо будет все более и более ясно от-  Рис. 32 давать себе отчет в том, что явления звука, тона, световые явления родственны нашему сознательному представляющему элементу; электрические и магнитные явления родственны нашему бессознательному волевому элементу, а теплота находится между ними. Как чувство находится между представлением и волей, так внешнее тепло природы находится между светом и звуком, с одной стороны, и электричеством и магнетизмом — с другой стороны. Поэтому рассмотрение явлений природы все более и более должно будет подходить — и оно может это сделать, если следовать учению о цвете Гёте — к структуре, включающей в себя, с одной стороны, элемент света и тона, а с другой стороны — совершенно противоположный элемент электричества и магнетизма. Как мы в духовном различаем люциферическое световое и ариманическое электрически-магнетическое, так должны мы рассматривать и структуру явлений природы. И между ними бесстрастно простирается то, что выступает перед нами в явлениях теплоты. Итак, я указал вам для естественнонаучной области некий род верного пути, указал направляющие линии, которыми я хотел бы предварительно связать то, что могло быть вам сообщено мною в форме импровизации за некоторое ограниченное количество часов. Конечно, само собой разумеется, что при той скорости, с какой надо было попытаться изобразить целое, многое осталось в плане намерений, так что вам могли быть даны лишь отдельные побуждения, относительно которых я надеюсь, что они будут расширены здесь в самом скором времени. Но я верю также, что данные здесь рассмотрения помогут вам, особенно учителям вальдорфской школы, которые будут прививать детям естественнонаучные представления и смотреть за тем, чтобы преподавание не велось, я бы сказал, таким фанатическим способом, чтобы дети, выйдя потом из учебного заведения, не сказали: все университетские профессора — ослы. Здесь все дело в том, чтобы факты действительности излагались должным образом. Нам не следует вводить в заблуждение наших детей. Ведь мы можем достичь того, чтобы, по крайней мере, не примешивать к преподаванию слишком много невозможных представлений, та-. ких, которые заимствованы только из веры, что сновидческий образ, создаваемый о природе, имеет внешне реальную действительность. Если вы проникнетесь определенным естественнонаучным образом мыслей, входящим во все, что я вам сообщил, например, в течение этих часов, то сам характер вашей беседы с детьми о явлениях природы сослужит вам верную службу. Но и в отношении методики, я полагаю, вы многое можете получить. Хотя я охотно повторил бы рассмотренные нами явления менее поспешно, чем это пришлось сделать, вы все же увидели, что внешне наглядное в эксперименте можно связать определенным образом с тем, благодаря чему вызываются представления о вещах, так что человек может теперь не просто таращить глаза на вещи, но размышлять о них. Если вы таким образом построите ваше преподавание, дадите возможность детям думать об эксперименте, разумно обсудите его с ними — тогда вы именно в преподавании естествознания разовьете некий метод, который сделает плодотворным это естествознание для вверенных вам детей. Посредством такого примера, я думаю, что добавил еще нечто к тому, что было сказано в педагогическом курсе, прочитанном мною перед открытием вальдорфской школы. Я полагаю, с другой стороны, что, организовав этот курс, мы, в свою очередь, способствовали успехам нашей вальдорфской Школы, которая после такого хорошего, весьма похвального разбега действительно должна будет развиваться дальше; и она, конечно, может это сделать, может стать началом некоего деяния для нашего человеческого развития, черпающего из нового источника. Когда мы проникаемся сознанием того — есть много шаткого в том, что до сих пор происходило в человеческом развитии, и на месте этого должно выступить нечто другое, сформированное иначе, — тогда мы как раз в отношении развития вальдорфской школы будем иметь правильное сознание. В физике особенно обнаруживается, что все множество представлений действительно является чрезвычайно шатким, а это связано больше, чем думают, со всем бедственным состоянием нашего времени. Не правда ли, если люди размышляют о социальных вопросах, то сразу видно, где ошибка, — хотя многие ее и не замечают. Но ее все-таки можно заметить, потому что просто знают, что такие социальные представления входят в социальный порядок людей. Однако насколько более основательно входят во всю жизнь человечества воззрения физики, об этом люди все же еще недостаточно осведомлены и не знают, какой вред в действительности принесли эти, порой ужасные представления новой физики. Я уже не раз цитировал, причем также и в открытых докладах, Германа Гримма, который (со своей стороны я хотел бы сказать — только извне рассматривал естественнонаучные представления) с известным правом сказал: будущие поколения с трудом смогут уяснить себе, что когда-то существовал такой безумный мир, объяснявший развитие Земли и всей Солнечной системы из канто-лапласовой теории. Когда-нибудь это ученое безумие будет нелегко постичь. Сегодня имеется многое, вроде канто-лапласовой теории, в наших представлениях о неорганической природе. Как же основательно люди должны будут освободиться от канто-кенигсбергского и ему подобного, если они захотят продвинуться к энергичным, здоровым представлениям! Тогда узнают совершенно странные вещи, относительно которых можно видеть, как одно неверное положение сковано цепью с другим и как в результате этого люди могут придти в полное исступление. В эти дни я, как говорится, случайно получил отпечатанный доклад немецкого профессора из одного прибалтийского университета. Рассматривая отношение между физикой и техникой, профессор проявил себя канто-кенигсбергским образом. Доклад был прочитан 1 мая 1918 года. Я прошу обратить внимание на дату, 1 мая 1918 года. Этот человек, ученый физик нашего времени, в конце доклада, выражая свой идеал, говорит примерно следующее: ход этой войны ясно показал, что мы смогли установить весьма слабый союз между научной лабораторной работой высшей школы и военной политикой. Будущее человечества должно развиваться таким образом, чтобы завязался более тесный союз между военными учреждениями и тем, что происходит в университетах, так как вопросы мобилизации должны будут включать в себя все особенно действенное, что может мобилизация извлечь из науки. Мы очень сильно пострадали в начале войны оттого, что эта внутренняя связь еще не установилась. В будущем такая связь должна вести от научно-исследовательских институтов к генеральным штабам. Мои дорогие друзья, человечеству надо переучиваться, и оно будет переучиваться во многих областях. Если человечество сможет принять решение переучиваться в такой области, как физика, то тогда мы наиболее легко подготовимся к тому, чтобы переучиваться и в других областях. Но те физики, которые думают в старом смысле, никогда не отойдут далеко от славной коалиции между научными, экспериментальными учереждениями и генеральными штабами. Многое должно измениться. Пусть вальдорфская школа всегда будет местом, где прорастает то, что должно меняться! Именно этим пожеланием я хотел бы заключить данные рассмотрения. ПРИЛОЖЕНИЕ О СУТИ НЕКОТОРЫХ ОСНОВНЫХ ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫХ ПОНЯТИЙ. ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ 1919 ГОДА I) Атомы должны рассматриваться как идеальные про-  странственые емкости; содержанием являются результаты пересечений направлений сил. Например, в пространстве действуют направления сил а, Ь, с. Благодаря их пересечению возникает результирующая сила, которая действует как атом тетраэдрического вида. Элементы представляют собой выражение определенных скрещений сил. Возникновение элементов покоится на том, что они продолжают результирующее действие при пересечении одной силы с некой другой, в то время как остальные действия сил одна на другую являются безрезультатными. Кристаллы представляют собой результаты более сложных скрещений сил; атомы их более простые. Аморфные массы получаются благодаря нейтрализации силовых линий. II) Сила есть односторонне, пространственно рассмат- риваемое проявление духа. Нельзя сказать, что сила действует на материю, так как материя представляет собой лишь беспорядок действий скрещивающихся силовых лучей. Никогда не переходит одна форма энергии в другую; так же мало, как образ действия одного человека в образ действия другого. То, что переходит, есть лишь арифметическое выражение массы. "Если переходит механическая энергия в тепловую", 196 то это реальный переход: определенное количество механической энергии на уровне духовного существа, которое проявляет себя как тепло, должно возбуждать определенное количество этого проявления. (Так это здоровым образом представляется еще при Роберте Юлиусе Майере. Уже Гельмгольц подорвал этот подход). III. Ни звук, ни тепло, ни свет, ни электричество не яв- ляются колебаниями, так же мало как лошадь не является суммой галлопирующих шагов. Звук, например, представляет собой существенное качество, и действие этого существенного качества при прохождении через воздух есть колебание. Для воспринимающего человека это колебание является поводом подражать в себе этому качеству; в этом отношении его посещает восприятие звука. Подобным образом представляется это и в другом: в свете и т.д. IV. Свет представляет собой то, в виде чего он восприни- мается (см. мое Введение в учение о цвете Гёте); колебание есть откровение света в эфире. Преломление света основывается на действии силы определенного направления на направление света. Ньютоновы цветовые кольца, явления интерференции представляют собой результаты излучения света (действия света б эфире) и находящихся на пути света других (ослабевающих, постепенно ослабевающих) си ловых воздействий. Так же и явления поляриза ции. Поляризационные фигуры надо искать не е структуре качества света, а в структуре ере ды, которая становится на пути света. Ско рость распространения есть результат неко торого рода состояния покоя свет |
Похожие:
 | Вместо предисловия Способствуйте повышению самооценки ребенка, чаще хвалите его, но так, чтобы он знал за что | | Вместо предисловия Ученый и гражданин Ивана Михайловича Дзюбы, украинского ученого, литературоведа, критика, академика нан украины |
| Учебно-методическое пособие вместо предисловия Над созданием методического пособия принимали участие: Васильев В. В., Рослякова, Г. Н., Кумицкая Т. М., Смольянинова Н. М | | Оглавление От семьи Никитиных вместо предисловия к шестому изданию... Обж и музыки, оснащены ноутбуками, мультимедийными проектороми и экранами на треноге |
| Вместо предисловия Глава Завоевание внутреннего рая Методические указания предназначены для студентов, при разработке ими раздела "Безопасность жизнедеятельности" (часть 1 Охрана труда)... |  | Вместо предисловия подарите мне холст, научите меня рисовать Цель работы: практическое знакомство со стандартными методами определения качества вина: органолептическая оценка качества вина... |
| Ней распространиться, заранее прося извинения у благосклонного читателя,... Израиле. Сейчас, спустя двадцать лет, когда пишутся эти строки, правительство озабочено тревожно нарастающей утечкой мозгов, которая... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Методы научного познания» вместо 4-х часов целесообразно использовать 2 часа, а освободившиеся часы распределить в последующих блоках,... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... В неформальной повседневной речи «фразовики» вытеснили традиционные глаголы, например, ‘to take apart’ вместо ‘to separate’ или ‘to... | | Уроки советского опыта Предисловие звучит как протокол судебного заседания, в котором автор книги подсудимый, а сочинитель предисловия прокурор, адвокат... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Он должен обращать вспять то, что можно назвать естественными импульсами. Вместо того чтобы надеяться, он должен бояться; вместо... | | Учебно-методическое пособие Петрозаводск 2008 Составитель, автор... Гвоздева М. С. зав кафедрой английского языка факультета иностранных языков кгпу, кандидат педагогических наук, доцент |
| Записки спутницы в место предисловия Отмечая двадцатипятилетие страшных дней на берегу реки Дравы, я решила распространить мои записки самиздатом. Это всё, что можно... | | Политология вместо идеологии: необходимо ли политическое образование де мократическому обществу? |
| В. Мартынов Культура, иконосфера и богослужебное пение Стоглавого Собора 1555 года. И хотя цель этого предисловия заключается именно в том, чтобы рассеять подобные опасения, уже поставленный... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Это новое, третье издание данной книги требует небольшого предисловия. Я перевёл её на английский язык в 1985 году, и сейчас, перед... |
