Вместо предисловия
Скачать 1.82 Mb.
|
ЧЕТВЕРТЫЙ ДОКЛАД Штутгарт, 26 декабря 1919 года К сожалению, мы еще недостаточно далеко продвинулись с подбором экспериментального материала. Поэтому некоторые опыты, которые мы хотели провести сегодня, мы сделаем завтра, а сегодня я должен буду так построить свой доклад, чтобы, в какой-то мере немного изменив свои планы, подготовить вас к тому, что нам потребуется в ближайшие дни. Прежде всего я хотел бы просто представить вам прафеномен учения о цвете. Речь пойдет о том, чтобы вы малопомалу нашли этот прафеномен учения о цвете оправданным и подтвержденным в явлениях, которые вы можете наблюдать во всем объеме так называемой оптики, или учения о цвете. Конечно, явления могут усложняться, и простой феномен не везде одинаково легко обнаруживает себя в своем внешнем проявлении. Но если сделать усилие, то можно найти его повсюду. Этот простой феномен, прежде всего выраженный по способу Гёте, таков. Сквозь темноту взирают на нечто более светлое, и тогда этот свет, проходя через темноту, предстает в виде светлых цветов — желтоватого или красноватого цвета (рис. 12); другими словами, я вижу, например, сквозь  светлое сквозь темное красновато-желтое Рис. 12 достаточно толстую затемненную пластинку какой-либо источник света, так называемый белый сияющий свет; и то, что я обычно, смотря прямо на свет, вижу беловатым, предстает окрашенным в желтоватый или красновато-желтый цвет. Светлое, проходя сквозь тьму, предстает желтым или желтоватокрасноватым. Это один полюс. Напротив, если у вас есть просто черная поверхность, и вы ее непосредственно созерцаете, то вы видите именно черную поверхность. Но допустим, у меня здесь ванночка с водой и сквозь нее я пропускаю свет так, что она освещается им; тогда я имею здесь освещенную жидкость, я вижу темное сквозь светлое темным, вижу темное сквозь освещенное (рис. 13). И тут появляется си-  темное сквозь освещенное—сине-фиолетовое Рис. 13 ний цвет или фиолетовый, красно-синий, то есть другой цветовой полюс. Это — прафеномен: светлое сквозь темное — желтое; темное сквозь светлое — синее. Этот простой феномен можно видеть.повсюду, если только привыкнешь думать реально, а не абстрактно, как думают именно в современной науке. Теперь давайте вспомним с этой точки зрения об опыте, который мы уже сделали, когда пропускали сквозь призму световой цилиндр и получали при прохождении светового цилиндра через призму реальную цветовую шкалу — от фиолетового до красного, которую мы улавливали на экране. Этот феномен я вам уже показывал. Мы могли тогда сказать: если у нас здесь призма, а здесь — световой цилиндр, то свет проходит каким-то образом сквозь призму, отклоняясь вверх. И мы сказали: здесь имеет место не только некое отклонение. Это отклонение произошло бы и в том случае, если бы на пути света был помещен какой-то прозрачный предмет, имеющий параллельные плоскости. Но на пути света ставится призма, у которой плоскости сходятся. Благодаря этому при прохождении света через призму мы получаем затемнение этого света. Итак, пропуская свет через призму, мы имеем дело с двояким: во-первых, с простым излиянием света, а затем с помутнением, находящимся на пути света. Но это помутнение, говорили мы, таким образом расположено на пути света, что в то время как свет, по существу, отклоняется вверх, то, что возникает как помутнение при отклонении света вверх, будет распространяться в направлении отклонения этого света. Это означает, что тьма распространяется в отклоненный свет, тьма некоторым образом живет в отклоненном свете. Поэтому здесь возникает голубоватый, фиолетовый цвет. Но тьма распространяется также и вниз. Здесь она распространяется вниз, в то время как световой цилиндр отклоняется наверх, и она действует в направлении, противоположном отклоненному свету, не вступая с ним во взаимодействие; и мы можем сказать: здесь отклоненный свет рассеивает тьму, и образуются желтоватые или желтовато-красноватые цвета. Если у нас есть достаточно тонкий световой цилиндр, то вместо того, чтобы снаружи рассматривать проецируемое на экране изображение, мы можем, глядя в направлении этого светового цилиндра, при том, что наши глаза ведь смотрят сквозь призму, поместить наш глаз там, где находится изображение. Тогда, если мы смотрим сквозь призму, мы видим, что щель, через которую к нам проникает световой цилиндр, сдвинута. Итак, мы опять имеем здесь, оставаясь внутри фактов, следующий феномен: когда я смотрю в этом направлении, я вижу, как то, что иначе попадало бы прямо в глаз, сдвигается вниз благодаря призме. Но кроме того, это предстает в окрашенном виде. Вы всегда видите окрашенное изображение. Что же, собственно, вы видите? Если вы представите себе то, что вы здесь видите, и если вы правильно выразите то, что вы видите в связи с тем, что мы только что установили, тогда то, что вы на самом деле видите, обнаруживает себя непосредственно, вплоть до подробностей. Но вы должны держаться увиденного. Не правда ли, когда вы таким образом смотрите на световой цилиндр (ибо он устремляется на вас, этот светлый световой цилиндр), то видите нечто светлое, но вы видите это светлое сквозь затемненное, сквозь синий цвет, светлое сквозь темное. Следовательно, вы должны здесь видеть желтое или красноватожелтое, желтое и красное. Не правда ли, то, что у вас здесь, наверху, имеется нечто затемненное, ясно доказывается возникновением синего цвета. — А внизу красный цвет, в свою очередь, подтверждает вам наличие осветленной среды. Я сказал вам, что здесь свет пересиливает тьму. Итак, глядя в этом направлении, вы видите световой цилиндр, каким бы светлым он ни был, сквозь осветленное. И он выглядит темным по сравнению с этим осветленным местом. Так что вы видите темное сквозь светлое, и вы должны видеть это темное внизу синим или сине-красным. Вам стоит только обнаружить феномен — и вы получите то, что вы можете тогда видеть. Глазу представляется то, что вы в данном случае обычно видите: голубое, сквозь которое вы смотрите. Так возникает красноватый  Рис. 14 цвет. У нижнего края светового Цилиндра вы имеете осветленное место. Каким бы светлым ни был сам световой цилиндр, вы видите его через осветленное. Следовательно, вы воспринимаете более темное через осветленное, и вы видите его синим. Все дело в полярностях. Одно, что есть на экране, можно назвать, выражаясь по-ученому, объективным спектром (рис. 14). Другое, что видят, смотря сквозь призму, можно назвать субъективным спектром. Субъективный спектр появляется как обращение объективного спектра. Когда мы сказали так, то мы выразились вполне научно. Над этими явлениями очень многие ломали голову, особенно в новое время. Не только рассматривали явления в их чистом выражении, как мы пытались сделать сейчас, но именно ломали над этим голову, и начало такому самому внешнему обдумыванию было положено знаменитым Ньютоном, когда он размышлял о свете прежде всего в связи с представшим перед ним цветовым спектром. Ньютон, разумеется, сравнительно легко нашел так называемое объяснение — ведь это всегда легко сделать. Он сказал: пусть у нас имеется призма, и мы пропустим сквозь нее белый свет. Там, внутри света, уже содержатся цвета, призма выманивает их, и тогда они выходят по порядку, образуя развернутый строй. Я просто разложил свет. Теперь Ньютон представил себе: каждому цвету соответствует определенное вещество, так что в световом целом семь цветов содержатся вещественным образом. И для Ньютона это пропускание света через призму в известной степени является способом химического разложения света на семь отдельных веществ. Он даже создал себе представление о том, какие вещества излучают корпускулы (шарики) больших размеров, а какие — меньших. В этом смысле дело обстоит так: солнце посылает нам свет, мы пропускаем свет через круглую щель, и свет падает на призму в виде светового цилиндра. Но этот свет состоит из одних только маленьких корпускул, маленьких тел, которые натыкаются на призму, потом отклоняются от своего направления, а потом бомбардируют экран. Вот эти маленькие пушечные ядрышки падают на призму. Имеющие меньший размер летят вверх, имеющие больший — летят вниз, маленькие — фиолетовые, большие — красные, не правда ли? Так отделяются большие ядрышки от маленьких. Это воззрение, что вещество или разные вещества стремительно движутся через мир, было очень скоро поколеблено Гюйгенсом, Юнгом и другими физиками. И в конце концов физики пришли к тому, что сказали себе: все же так быть не может, чтобы эти маленькие шарики откуда-то приходили, подгоняемые или не подгоняемые средой, и либо попадали на экран, создавая изображение, либо попадали в глаз, чтобы вызвать перед нами явление красного цвета, и так далее. Такое все же невозможно. — И я хотел бы сказать: в конце концов люди были приведены к тому, чтобы убедиться в невозможности этого благодаря одному опыту, который, правда, уже был подготовлен иезуитом Гримальди и другими. Все это воззрение было существенно поколеблено опытами Френеля. Опыты Френеля необыкновенно интересны. Прежде всего надо ясно представить себе, что, собственно, совершается в процессе осуществления опытов Френеля. Но я прошу вас отнестись теперь внимательно к фактам, чтобы мы совершенно точно изучили феномен. — Представьте себе, что у меня имелось бы два зеркала, а здесь источник света; и тогда с помощью пламени я посылаю свет отсюда таким образом, что, поставив экран, получаю отражение от этого зеркала и получаю отражение от другого зеркала (рис. 15). Представьте себе (я нарисую это в разрезе) два слегка наклоненных друг к другу зеркала. Если у меня здесь источник света — я обозначу его буквой "L" — и экран, то свет, падая на зеркало, отражается, и я могу освещать экран отраженным светом. Когда я заставляю свет падать сюда, то я могу благодаря зеркалу осветить здесь экран так, что он будет в середине светлее, чем по краям. Но у меня здесь имеется второе зеркало, благодаря которому свет отражается немного по-другому, и некоторая часть этого светового конуса, направленная отсюда вниз, на экран, падает на верхнее зеркало; благодаря расположению зеркал на экран отбрасывается и отражение от верхнего зеркала, и отражение от нижнего зеркала. Можно сказать, что с этим экраном дело обстоит так, как если бы он освещался из двух мест. Теперь представьте себе физика, который видел бы это. Смотря на это, он мыслил бы в духе Ньютона. Тогда он сказал бы себе: здесь находится источник света, он бомбардирует сначала первое зеркало, отбрасывающее его ядрышки сюда. Они отскакивают, приближаются к экрану и освещают его. Но также и от нижнего зеркала отскакивают ядрышки. В результате сюда приходит много частиц. И должно быть значительно светлее, когда здесь два зеркала, чем когда здесь лишь одно зеркало. Когда я убираю второе зеркало, то экран отраженным светом освещается слабее, чем если бы имелось два зеркала. Разумеется, этому физику могла бы придти мысль, которая была бы по  Рис.15 истине фатальной. Ибо одни корпускулы, одни тельца должны следовать этим путем, в то время как сюда спускаются другие корпускулы. И чрезвычайно трудно понять, почему именно теперь спускающиеся сюда корпускулы совсем не наталкиваются на эти другие корпускулы и не отбрасывают их прочь. — Вообще, вы можете найти в наших книгах по физике весьма прекрасные рассказы о волновой теории. Но в то время как эти вещи очень хорошо вычисляются, нужно понимать то, что никогда не рассчитывают, каким образом одна волна проносится сквозь другую. Это всегда так и остается совсем незамеченным. Давайте рассмотрим, что на самом деле здесь в сущности происходит. Верно, что свет падает сюда, вниз, и отбрасывается отсюда, падает также на второе зеркало и тоже отбрасывается. Итак, сначала свет находится на пути к зеркалу, а потом отбрасывается — таков всегда путь света. Но что, собственно, происходит? Допустим, у нас имелось бы здесь движение света в некотором направлении. Здесь он бы отбрасывался. Но теперь .сюда приходит свет, направленный иначе, и он сталкивается с первым световым потоком. Это — феномен, который нельзя отрицать. Оба потока мешают друг другу. Один должен промчаться в этом месте, другой становится на пути (рис. 16). В результате, если свет должен промчаться в этом  Рис.16 месте, он прежде всего гасит приходящий оттуда свет. Из-за этого мы вообще не получаем здесь (на экране) света, сюда на самом деле приходит, отражаясь от зеркала, тьма, и мы ловим здесь тьму. Вся эта картина, однако, не пребывает в покое, она непрерывно движется. То, что здесь было погашено, движется дальше. Тогда образуется как бы дыра в свете. Проносится поток света, и возникает дыра. Она выглядит темной. Но благодаря этому тем легче пройдет следующее световое тело, и у вас будет рядом с тьмой светлое пятно. Вслед за этим происходит так, что, пока светлое пятно движется дальше, один такой маленький световой цилиндр, который идет сверху, наталкивается снова на свет, имеющий другое направление, и приглушает его, снова вызывая тьму. И благодаря тому что она продвигается дальше, свету здесь опять легче пройти. Мы имеем дело с такой поступательно движущейся решеткой, когда свет, приходящий сверху, всегда пронизывает свет, имеющий другое направление, и гасит его, снова вызывая тьму, которая, однако, продвигается дальше. Следовательно, мы должны получить здесь попеременно свет и тьму, и из-за того, что верхний свет проходит сквозь нижний, образуется некая решетка. Я бы хотел, чтобы вы это точно представили себе. Ибо вы должны исследовать, как возникает решетка. Вы имеете попеременно свет и тьму изза того, что свет проносится сквозь свет. Если свет проносится сквозь свет, то свет уничтожается, свет превращается в тьму. Возникновение такой решетки мы должны, таким образом, объяснить расположением этих зеркал. Скорость света и вообще то, что выступает здесь как различие в скорости света, не имеет большого значения. Но я хотел бы показать, как внутри самого света с помощью зеркал выступает: светлое, темное, светлое, темное — и на экране отражается решетка. Однако физик (это был сам Френель) сказал себе: если свет является истечением неких маленьких тел, то само собой разумеется, что чем больше этих маленьких тел будет выброшено, тем должно быть светлее, в противном случае одно тельце должно уничтожить другое. Итак, только теорией излучения нельзя объяснить чередование света и тьмы. Как это можно объяснять — в этом мы уже убедились. Вы теперь видите, что воспринимать феномен таким, каким он, собственно, должен быть, — это ведь как раз и не приходило на ум физикам, но они пытались в связи с другими известными явлениями найти объяснение этому в духе материализма. Представление о бомбардирующих материальных шариках больше не подходило. Поэтому стали говорить: допустим, что свет является не истечением тонких веществ, но лишь движением в тонкой субстанции, в эфире, движением в эфире. И сперва представляли себе, как это сделал Эйлер, что свет распространяется в эфире примерно так, как звук в воздухе. Если я вызываю звук, то он распространяется в воздухе таким образом, что когда здесь образуется звук, то воздух окружающей среды сжимается. Возникает сгущение воздуха. Сгущенный воздух, который здесь возникает, в свою очередь, оказывает давление на окружающую среду. Она расширяется. Но из-за этого в непосредственной близости она спорадически вызывает разреженный слой воздуха. Благодаря таким сгущениям и разрежениям, которые называются волнами, представляют себе, как распространяется звук. Считали, что подобные волны возбуждаются также и в эфире. Но с известными явлениями это положение не согласовывалось, и тогда сказали себе: возможно, свет и является волновым движением, но он не колеблется так, как это происходит со звуком. Со звуком происходит так: сначала происходит некое сжатие, потом — разрежение, и все это движется поступательно. Образуются продольные волны. Итак, разрежение следует за сжатием, некое тело движется в направлении распространения туда и обратно. Со светом этого нельзя представить. Происходит так, что при распространении света частицы эфира движутся перпендикулярно к направлению распространения; и если то, что называют световым лучом, проносится сквозь воздух (а ведь мчится световой луч со скоростью 300 000 километров в секунду), то маленькие частицы всегда колеблются перпендикулярно к направлению, в котором мчится свет. Если потом это колебание попадает*в наш глаз, мы ощущаем это. Применительно к опыту Френеля движение света, собственно, есть колебание, перпендикулярное к направлению, в котором распространяется свет. Здесь этот луч, идущий к нижнему зеркалу и совершающий такого рода колебание, движется, наталкиваясь на зеркало. Что касается прохождения одного цуга волн сквозь другой, то на это закрывают глаза. В представлении так думающих физиков они не мешают друг другу. Но на экране они сразу начинают мешать друг другу или же, наоборот, действуют сообща. Что тут должно теперь происходить? Не правда ли, может быть так, что если этот волновой цуг приходит сюда, одна мельчайшая частица, колеблющаяся перпендикулярно, как раз совершает колебание вниз, когда другая совершает колебание вверх. И тогда эти колебания взаимно уничтожаются, тогда должна была бы возникнуть тьма. Но если одна частица здесь совершает колебание вниз, когда другая отклоняется вниз или совершает колебание вверх, когда другая отклоняется вверх, то должен был бы возникнуть свет; так что колебаниями мельчайших частиц объясняется то же самое, что мы объяснили, исходя из самого света. Я сказал, что здесь имеется чередование светлых и темных мест, но так называемая волновая теория объясняет это тем, что свет представляет собой колебания эфира: если мельчайшие частицы так колеблются, что они поддерживают друг друга, тогда возникает более светлое пятно; если они колеблются в противоположном соотношении, тогда возникает более темное пятно. И теперь вы должны внимательно взглянуть на различие, которое существует между чистым пониманием феномена, пребыванием внутри феномена, между прослеживанием и представлением феноменов и тем, что добавляется к феноменам и что является лишь вымышленным. Ибо ведь все это движение эфира является выдумкой. Конечно, можно то, что придумано, вычислить. Но вычисленное не доказывает того, что вещь на самом деле существует. Ибо одно только форономическое представление есть нечто только помысленное, и то, что только вычислено, есть также только помысленное. Вы видите отсюда, что мы должны объяснять феномены согласно нашему основному способу мышления так, чтобы они сами оказались для нас объяснением, чтобы они содержали объяснения в самих себе — к этому я прошу вас отнестись особенно серьезно, — чтобы голое мудрствование было изгнано. Можно все объяснить, прибавляя что-нибудь такое, о чем ни один человек ничего не знает. Эти волны, например, могли бы здесь, разумеется, быть, и мог ло бы быть, что они при отклонении одной волны вниз, а другой вверх взаимно уничтожаются, — однако их выдумали. Но что тут безусловно имеется, так это решетка, которая, как мы видим, отражается наилучшим образом. Надо ведь смотреть на свет, если мы хотим придти к тому, что является неискаженным объяснением. Итак, я сказал вам: если один световой поток проходит через другой световой поток, вступая с ним в какие-либо отношения, то при известных условиях один световой поток действует затемняюще на другой световой поток, гасит его, так же затемняюще действует и призма. Это выявляется совершенно особенным образом благодаря следующему опыту, и мы обязательно его сделаем. Посмотрите, я хочу нарисовать то, о чем идет речь. Предположим, у нас есть спектр, который я вчера вам показывал, полученный непосредственно с помощью солнца, и мы действительно имеем такой спектр, от фиолетового цвета до красного. Мы могли бы создать такой спектр и в том случае, если бы мы пропускали сквозь щель не солнечный свет, а поместили бы здесь раскаленное твердое тело (рис. 17). Тогда бы мы постепенно, по мере того  Рис.17 как оно доходит до белого каления, получили бы возможность иметь такой спектр. Это безразлично, имеем ли мы солнечный спектр или спектр, возникающий от раскаленного добела тела. Но теперь мы можем создать спектр еще другим, несколько модифицированным способом. Предположим, у нас здесь призма и мы имеем натриевое пламя, то есть испаряющийся металл — натрий (рис. 18). Натрий превращается в газ. Газ горит, улетучивается, и мы получаем спектр от этого испаряющегося натрия. Так возникает нечто очень своеобразное. Когда мы образуем спектр не от солнца и не от раскаленного твердого тела, но от раскаленного газа, тогда в спектре проявляется очень сильно одно особое место, в котором свет  опыте Френеля (рис. 19). Можно было бы ожидать, что здесь особенно сильно выступил бы желтый цвет, так как желтый уже находится внутри светового цилиндра и к этому еще присоединяется желтый цвет натрия. Но этого не происхо  Рис.18 натрия выглядит совсем желтым. Не правда ли, у нас здесь красный, оранжевый, желтый цвета. Желтая часть спектра у натрия особенно сильно развита. Остальной спектр металла натрия редуцирован, почти совсем не выражен. Так что все, от фиолетового до желтого и от желтого до красного, погашено. И мы получаем внешне видимой одну, совсем узкую желтую полосу или, как говорят, желтую линию. Она возникает как часть всего спектра. Другая часть спектра редуцирована. У самых разных тел находят такие спектры, которые в сущности не являются спектрами, но лишь светящимися линиями. Из этого вы можете усмотреть и обратное: если неизвестно, что, собственно, содержится внутри какого-либо пламени, и возникает подобный спектр, то тогда, если получают желтый спектр, в пламени должен быть натрий. И можно узнать, с каким металлом имеют дело. Если соединить теперь эти два опыта, когда тут образуется световой цилиндр, а тут — спектр, и в то же самое время сюда вставляется натриевое пламя, так что пары раскаленного натрия сочетаются со светом, то возникает такая особенность, которая весьма напоминает то, что я вам показал надит, а, напротив, желтое от натрия гасит другое желтое, и возникает темное место. Итак, там, где ожидалось возникновение еще большего света, возникает темное место! Почему? Это зависит исключительно от силы, которая развивается. Представьте себе, что возникающий здесь свет натрия был бы так бескорыстен, что просто пропустил бы через себя родственный ему желтый свет; и тогда он должен был бы совсем себя угасить. Но он этого не делает, а, напротив, становится на пути прямо на том месте, где должен проходить желтый свет. Он находится там и несмотря на то, что он желтый, действует не усиливающе, но гасяще, потому что он ставит себя просто как силу на пути, безразличный к тому, есть ли здесь на пути нечто другое или нет. Это все равно. Желтая часть спектра гасится. Возникает темное место. Вы видите отсюда, что нужно лишь снова обдумать то, что здесь происходит. Тогда объяснение возникает из самого льющегося света. Это как раз те обстоятельства, на которые я хотел бы вам указать. — Посмотрите, физик, объясняющий вещи в смысле Ньютона, должен был бы, разумеется, сказать: если у меня здесь белый свет, то есть некая светящаяся полоса, и если я разглядываю эту светящуюся полосу сквозь призму, то она представляется мне таким образом, что я получаю спектр. Он имеет цвета: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый (рис. 20). Посмотрите теперь, что говорил Гёте. Если природа действительно такова, что она созда-  Рис.20 ла свет, сделав его составным, то можно было бы предположить, что этот свет, проходя через призму, действительно разлагается на свои составные части. Прекрасно, но при этом те же самые люди, которые говорят, что свет состоит из этих семи цветов как из своих частей, они же утверждают, что тьмы нет совсем, есть лишь отсутствие света. Пусть так, но если я здесь проведу черную полосу на белом и буду глядеть сквозь призму, то я также получу некую радугу, только ее цвета будут расположены иначе. В середине она фиолетовая, и имеется переход с одной стороны в голубовато-зеленое. Здесь я получаю иначе устроенную полосу. В духе теории разложения я должен был бы сказать: черное также разложимо. Таким образом, я признаю, что тьма — это не только отсутствие света. Тьма должна была бы быть также разложимой. Она должна была бы также состоять из семи цветов. Это то, в чем заблуждался Гёте, когда он и черную полосу видел семицветной, лишь в другом расположении. Итак, это то, что вновь вынуждает воспринимать феномены такими, какие они есть. Завтра, снова в половине двенадцатого, мы сможем продемонстрировать вам то, что сегодня я, к сожалению, мог разъяснить лишь теоретически. |
Похожие:
 | Вместо предисловия Способствуйте повышению самооценки ребенка, чаще хвалите его, но так, чтобы он знал за что | | Вместо предисловия Ученый и гражданин Ивана Михайловича Дзюбы, украинского ученого, литературоведа, критика, академика нан украины |
| Учебно-методическое пособие вместо предисловия Над созданием методического пособия принимали участие: Васильев В. В., Рослякова, Г. Н., Кумицкая Т. М., Смольянинова Н. М | | Оглавление От семьи Никитиных вместо предисловия к шестому изданию... Обж и музыки, оснащены ноутбуками, мультимедийными проектороми и экранами на треноге |
| Вместо предисловия Глава Завоевание внутреннего рая Методические указания предназначены для студентов, при разработке ими раздела "Безопасность жизнедеятельности" (часть 1 Охрана труда)... |  | Вместо предисловия подарите мне холст, научите меня рисовать Цель работы: практическое знакомство со стандартными методами определения качества вина: органолептическая оценка качества вина... |
| Ней распространиться, заранее прося извинения у благосклонного читателя,... Израиле. Сейчас, спустя двадцать лет, когда пишутся эти строки, правительство озабочено тревожно нарастающей утечкой мозгов, которая... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Методы научного познания» вместо 4-х часов целесообразно использовать 2 часа, а освободившиеся часы распределить в последующих блоках,... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... В неформальной повседневной речи «фразовики» вытеснили традиционные глаголы, например, ‘to take apart’ вместо ‘to separate’ или ‘to... | | Уроки советского опыта Предисловие звучит как протокол судебного заседания, в котором автор книги подсудимый, а сочинитель предисловия прокурор, адвокат... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Он должен обращать вспять то, что можно назвать естественными импульсами. Вместо того чтобы надеяться, он должен бояться; вместо... | | Учебно-методическое пособие Петрозаводск 2008 Составитель, автор... Гвоздева М. С. зав кафедрой английского языка факультета иностранных языков кгпу, кандидат педагогических наук, доцент |
| Записки спутницы в место предисловия Отмечая двадцатипятилетие страшных дней на берегу реки Дравы, я решила распространить мои записки самиздатом. Это всё, что можно... | | Политология вместо идеологии: необходимо ли политическое образование де мократическому обществу? |
| В. Мартынов Культура, иконосфера и богослужебное пение Стоглавого Собора 1555 года. И хотя цель этого предисловия заключается именно в том, чтобы рассеять подобные опасения, уже поставленный... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Это новое, третье издание данной книги требует небольшого предисловия. Я перевёл её на английский язык в 1985 году, и сейчас, перед... |
