Вместо предисловия
Скачать 1.82 Mb.
|
ПЕРВЫЙ ДОКЛАД Штутгарт, 23 декабря 1919 года После только что приведенных цитат, одной из которых уже более тридцати лет, я бы хотел заметить, что в это короткое время, имеющееся в нашем распоряжении, возможен, конечно, только предварительный очерк воззрения на природное бытие. Ибо, во-первых, из-за недостатка времени начатое здесь мы продолжим в не слишком отдаленном будущем; а во-вторых, мне ведь сообщили о намерении прослушать такой курс, когда я уже приехал сюда. Таким образом, в эти дни речь может идти лишь о чем-то очень эпизодическом. Я бы хотел, с одной стороны, дать нечто полезное для педагога — не в отношении содержания, которое он мог бы использовать непосредственно в преподавании, но скорее в смысле некой общей научной направленности обучения. С другой стороны, для педагога будет иметь совершенно особое значение, если наряду с разными заблуждениями естествознания новейшего времени он будет знать о нем истинное, хотя бы и в общих чертах; и с этой точки зрения я хотел бы дать вам отдельные опорные пункты. К тем моим словам, о которых дружески напомнил доктор Штейн, я добавлю то, что должен был высказать в начале 90-х годов, когда я был приглашен свободным высшим учебным заведением во Франкфурте прочесть доклад о естественнонаучном воззрении Гёте. Я должен был тогда ограничиться тем, чтобы больше говорить об отношении Гёте к органическому естествознанию. В физику и химию гётевское мировоззрение внесло бы нечто почти невозможное. Ибо физики и химики рассматривают исходящее от Гёте как род бессмыслицы, как что-то не применимое для физики и химии. И я думал тогда, что нужно подождать, пока физики и химики на пути их собственных исследований будут приведены некоторым образом к тому пункту, в котором основа их научных устремлений сама по себе будет осознаваться как абсурд. Тогда наступит время для распространения взглядов Гёте на область физики и химии. Теперь я постараюсь привести в согласие то, что можно назвать экспериментальным естествознанием, и то, что есть воззрение, полученное относительно результатов эксперимента. Сегодня в качестве введения я хотел бы кое-что объяснить, как часто говорят, теоретически. Моей целью как раз будет достичь истинного понимания противоположности между обычным, общепринятым естествознанием и естественнонаучным воззрением, полученным исходя из целостного взгляда Гёте на мир. Для этого мы должны, конечно, немного остановиться на теоретических предпосылках естественнонаучного мышления. Кто сегодня в общепринятом смысле размышляет о природе, тот обычно не создает себе ясного представления о том, что, собственно, есть область его исследования. Природа превратилась, я бы сказал, в довольно неопределенное понятие. Поэтому будем исходить не из нынешнего воззрения на существо природы, а скорее из того, как обычно работают в естествознании. Этот способ работы, характеризуемый мною дальше, находится на самом деле в процессе своего преобразования — в нем имеется многое из того, что можно истолковать как утреннюю зарю нового мировоззрения. Но в целом все же в нем содержится то, что я только в качестве введения хотел бы охарактеризовать сегодня. В настоящее время исследователь старается подступить к природе, исходя из одного из трех пунктов. Во-первых, он желает так наблюдать природу, чтобы ему из сути природных существ и природных явлений прийти к видовым и родовым понятиям. Сначала он по отдельности рассматривает природные явления и природные существа. Вам нужно лишь вспомнить о том, как воспринимает человек во внешнечувственном опыте, например, отдельных волков, отдельных гиен, отдельные тепловые явления, отдельные электрические явления, и как потом он старается такие отдельные явления собрать и объединить по видам и родам; как он говорит о роде волков, о роде гиен и так далее; как он и относительно явлений природы говорит об определенных видах; как он обобщает, следовательно, то, что дано в отдельности. Хотелось бы сказать: эта первая важная деятельность в исследовании природы выполняется уже как нечто привычное. Не осознается, что надо было бы, собственно, исследовать отношение самого этого общего, к которому приходят после разделения и расчленения, к единичному. Во-вторых, когда сегодня исследуют область природы, то стараются прийти к так называемым причинам явлений — либо путем постановки эксперимента, либо через понятийную обработку его результатов. Когда говорят о причинах, обычно имеют в виду силы и вещества, — силу электричества, силу магнетизма, силу теплоты и так далее, — зачастую также и в более широком смысле. Говорят о том, что за световыми явлениями или же за явлениями электричества находится нечто пока не изведанное, некий эфир, и пытаются из результатов эксперимента прийти к свойствам этого эфира. Вы знаете, что все сказанное об этом эфире чрезвычайно спорно. Но на одно можно сейчас обратить внимание. Желая, как говорят, подняться к причинам явлений, ищут путь от известного к чему-то неизвестному и не особенно задаются вопросом, какое, собственно, существует основание для перехода от этого известного к неизвестному. Например, лишь в малой степени отдают себе отчет в том, можно ли, собственно, утверждать, что воспринимаемое нами световое или цветовое явление, которое мы субъективно обозначаем как цветовое качество, есть результат воздействия на нас, на наше душевное состояние, на наш нервный аппарат некоего объективного процесса, существующего в мировом эфире как волновое движение. Тогда мы, в сущности, должны были бы различать двоякое: субъективный процесс и объективный процесс, который состоит в волновом движении эфира или во взаимодействии эфира с процессами в весомой материи. Этот род воззрения, теперь несколько пошатнувшийся, господствовал в XIX веке, его, собственно, еще и сегодня можно найти повсюду в том, как рассуждают о явлениях; он проник в нашу научную литературу и в способ выражения. Но есть еще и нечто третье, с помощью чего так называемый естествоиспытатель стремится приблизиться к устройству природы. Он внимательно рассматривает то или иное явление. Возьмем простой случай, когда мы отпускаем камень, и он падает на землю, или привязанный к веревке и подвешенный, он натягивает ее в направлении к земле. Такие явления обобщают и приходят к тому, что называют законом природы. Если говорят: всякое мировое тело притягивает находящиеся на нем тела, то это рассматривается как простой закон природы. Силу, которая здесь действует, называют гравитацией, или силой тяготения, и выражают ее через известные законы. Характерным примером законов природы являются законы Кеплера. Таковы три способа приблизиться к природе с помощью так называемого исследования природы. Теперь я бы хотел противопоставить этому гётевское воззрение на природу, которое стремится, в сущности, к прямо противоположному этим трем способам. Во-первых, для Гёте, когда он только начинал заниматься природными явлениями, деление на виды и роды как природных существ, так и природных фактов было чем-то в высшей степени проблематичным. Он не мог согласиться с тем, чтобы отдельные конкретные существа и конкретные факты сводились к определенным жестким видовым и родовым понятиям; он хотел следовать скорее постепенному переходу одной формы существа в другую. То, с чем он имел дело, не делилось на виды и роды, а представляло собой метаморфозу природных явлений и отдельных существ в природе. Но и восхождение к так называемым природным причинам, как это имело место во всех исследованиях природы после Гёте, не соответствовало, по существу, гётевскому способу представления; и как раз в этом отношении очень важно познакомиться с принципиальной разницей, существующей между современным исследованием природы и тем, как подходит к ней Гёте. При современном исследовании природы ставят эксперименты, то есть прослеживают явления, а затем пытаются обработать их в понятиях, стремясь образовать представление! о том, что стоит за этими явлениями в виде так называемых; причин; например, объективное волновое движение в эфире, якобы находящееся за субъективными световыми и цветовыми явлениями. Гёте развивает все естественнонаучное мышление не в этом стиле. В своем исследовании он вовсе не переходит от так называемого известного к так называемому неизвестному, но он с самого начала хочет всегда оставаться в известном, не заботясь о том, является известное объективным или субъективным, то есть воздействующим только на наши чувства, нервы, на нашу душу. Таких понятий, как субъективные цветовые явления и объективные волновые движения во внешнем пространстве, Гёте вовсе не образовывал; но для него то, чему он дает распространяться в пространстве, то, что он видит действующим во времени, есть единое целое, в отношении которого он не спрашивает о субъективном и объективном. Он вовсе не использует то мышление и те методы, которые применяются в естествознании, чтобы делать заключения от известного к неизвестному, но он использует так мышление и методы, таким образом сопоставляя сами феномены и явления, чтобы благодаря этому сопоставлению феноменов, явлений получить в конце концов явления, называемые им прафеноменами. Гёте хочет выраженное в феноменах сделать основой своего рассмотрения мира и природы, оставляя в стороне субъективное и объективное. Он остается внутри ряда явлений, лишь упрощая их и рассматривая затем то, что можно увидеть как простые явления, как прафеномены. Таким образом, все, что можно назвать естественнонаучным методом, Гёте представляет себе лишь как инструмент, с помощью которого можно группировать явления внутри самой сферы явлений так, что они сами высказывают свои тайны. Гёте нигде не пытается идти от известного к чему-либо неизвестному. Поэтому для него не существует также и то, что можно назвать законом природы. Если я говорю: при обращении вокруг Солнца планеты совершают определенные движения, которыми описываются °ни и их орбиты, — то это закон природы. Для Гёте речь не шла о нахождении таких законов; но то, что он выражает как основу своего исследования, суть факты; например, факт взаимодействия света и материи, находящейся на его пути. Их взаимодействие Гёте выражает в словах, формулирующих не закон, а некий факт. Такие факты он стремится положить в основу своего рассмотрения природы. Он не хочет восходить от известного к неизвестному, не хочет также иметь законы; он стремится к тому, чтобы иметь некий род рационального описания природы. Для него существует только разница между описанием сложного феномена, данного непосредственно, и описанием очищенного феномена, который состоит из простейших элементов и который затем Гёте берет за основу рассмотрения природы, как это обычно делают с неизвестным или с чисто понятийно установленной закономерной связью. Существует, однако, еще нечто проливающее свет на наше рассмотрение природы в духе гетеанизма и на то, что из этого следует. Существует замечательный факт: едва ли кто-нибудь имел столь четкие представления о связях явлений природы с математическим рассмотрением, как Гёте. Обычно это всегда оспаривается. Поскольку Гёте сам по себе не был искушенным математиком, ставят под вопрос то, что он имел ясное воззрение на связь явлений природы с математическими формулировками, которые теперь становятся все более используемыми и образуют в сущности элементарную основу для рассмотрения природы. В новое время этот математический способ рассмотрения явлений природы — неверно было бы сказать: математическое рассмотрение природы, — посредством математических формулировок становится определяющим для способа представления самой природы. В этих вопросах нужно прийти к ясности. Видите ли, здесь в общепринятом подходе к природе мы в сущности имеем троякое. Это троякое человек использует прежде, чем он собственно подойдет к природе. Первое — это обычная арифметика. Сегодня при рассмотрении природы мы чрезвычайно много вычисляем, вычисляем и считаем. Надо иметь ясное представление, что арифметику человек вполне понимает через самого себя. Когда мы считаем, то совсем неважно, что именно мы считаем. Принимая в себя арифметику, мы принимаем нечто, не имеющее никакого отношения к внешнему миру. Поэтому мы можем так же хорошо считать горошины, как и электроны. Способ, с помощью которого мы убеждаемся, что наши числовые, наши вычислительные методы являются верными, представляет собой нечто совершенно иное, чем получаемое нами приложение арифметики к внешнему процессу. Второе выполняется нами до того, как мы подходим к природе. Это — предмет геометрии. Что такое куб, что такое октаэдр, каковы их углы, мы решаем, не обращаясь к наблюдению природы; это есть нечто извлекаемое нами из себя. Если мы эти фигуры чертим, это оказывает услугу только нашей лености. Мы могли бы все, что делаем наглядным с помощью рисунка, лишь представлять себе. Это даже полезно, если мы что-то лишь представляем себе и меньше пользуемся лесенкой наглядности. Отсюда следует, что выраженное нами в геометрической форме берется из области, весьма далеко отстоящей от внешней природы. То, что мы можем высказать о кубе, мы знаем, не заимствуя это у кубика каменной соли, хотя оно находится также и в нем. Таким образом, мы совершаем нечто вдали от природы, а затем прилагаем это к природе.  Рис. 1 'Форономия — то же, что кинематика. (Прим. пер.). Третье заключено в так называемой форономии1 — учении о движении. Занимаясь форономией, мы все еще не приближаемся к природе. Весьма важно уяснить себе, что также и эта форономия в известном смысле еще далеко отстоит от так называемого реального природного явления. Взгляните на рисунок 1. Представьте себе, что некий объект движется, скажем, из точки а в точку в, — при этом я не смотрю на этот движущийся объект, а представляю его себе. Я могу даже сказать, что точка а движется к точке в. Так я могу представить себе это. И я могу всегда представить себе также, что это движение от а к в, которое я обозначил стрелкой, составлено из двух движений. Пусть точка а должна прийти в точку в, но она не сразу приходит туда, а сначала движется в направлении точки с. Если она затем из точки с движется дальше, то в конце концов приходит в точку в. Следовательно, я могу представить себе движение от а к в так, что оно проходит не по линии а-в, но по линии или даже по двум линиям а-с-в. Я могу себе представить, что движение а-в составлено из движения а-с и из движения с-в, т. е. из двух движений. И эти движения совсем не нуждаются в том, чтобы следовать некоему процессу в природе. Вы можете представить себе только, что движение а-в состоит из двух других движений; иначе говоря, вместо одного движения могут быть выполнены с таким же результатом оба других движения. Когда я представляю себе это, то извлекаю данное представление из себя. Ибо вместо рисунка я мог бы дать вам указание, как представить данное положение, и оно должно было бы оказаться воспринятым вами. Если в природе действительно существует нечто вроде точки а, быть может, маленькая крупинка, и она один раз движется к в, а другой раз движется сначала к с и потом к в, тогда действительно происходит то, что я себе представил. Таким образом, в учении о движении я только представляю себе то или иное движение, но это представление оказывается применимым к явлениям природы, пригодным для их описания. Итак, можно сказать: в арифметике, в геометрии, в форономии мы имеем три предварительных этапа рассмотрения природы. Понятия, которые мы при этом получаем, мы целиком извлекаем из самих себя, но они также находят соответствие происходящему в природе. Теперь я прошу вас совершить маленькую прогулку — в более или менее отдаленные времена занятий физикой и вспомнить, как однажды перед вами появилось нечто вроде так называемого параллелограмма сил: если на точку а действует некая сила, то эта сила может привести точку а к точке в. Здесь точку а я опять рассматриваю как что-то материальное, скажем, как мельчайшую крупинку. Я сдвигаю ее посредством некой силы от а к в. Пожалуйста, примите во внимание различие в том, как я говорю теперь и как говорил до этого. Прежде я говорил только о движении, теперь я говорю о том, что некая сила тянет а к в. Если вы величину силы, скажем, в пять граммов, тянущую от а к в, выразите в виде отрезков (как это нарисовано -рис.2): один грамм, два грамма, три грамма, четыре грамма, пять граммов — то вы  Рис. 2 можете сказать: я тяну а к в с силой в пять граммов. Но я мог бы изобразить процесс иначе и мог бы с известной силой тянуть а сначала к с. Я тяну а к с, а затем выполняю еще и второе движение: тяну в направлении от с к в; и я должен осуществлять это с некой силой, соответствующей длине данного отрезка. Итак, если я тяну здесь с силой в пять граммов, то мне надо вычислить, исходя из этой фигуры, величину силы тяги от а к с и величину силы тяги от с к в. Если я одновременно тяну а к с и а к d, то дальше я тяну а так, что в конце концов прихожу в в; и я могу вычислить, с какой силой я должен тянуть к с и с какой — к с/. Но я делаю это не так, как в первом случае. То, что я нахожу только в связи с движением, я могу вычислить в моем представлении. Но когда возникает некая реальная тяга, когда применяется некая реальная сила, эту силу надо как-то измерить. Тут я должен приблизиться к самой природе, должен идти от представления в мир фактов. И чем яснее вы установите для себя разницу между параллелограммом движений — это ведь будет параллелограмм, когда вы завершите его (рис.1, d), — и параллелограммом сил, тем яснее вы выразите разницу между всем, что может быть установлено внутри представлений, и всем, что находится там, где эти представления прекращаются. В представлении вы можете прийти к движениям, но не к силам. Силы вам надо измерять во внешнем мире. Когда два движения — отаксиотакй — выполняются под действием силы, то вы сможете констатировать дальнейшее движение к в по закону параллелограмма сил, если только вы вообще внешним образом это экспериментально установите. Здесь нет никакого доказательства посредством представления, как это было выше. Здесь надо измерять внешним образом. И можно сказать: параллелограмм движения получается из одного лишь рассудка, параллелограмм сил надо получить эмпирическим путем — через внешние опыты. Различая между параллелограммом движения и параллелограммом сил, вы имеете перед собой очень точное различие между форономией и механикой. Механика, рассматривающая не только движение, но и силы, является уже естествознанием. Истинное естествознание — это уже не арифметика, не геометрия, не форономия. Только механика имеет дело с действием сил в пространстве и во времени. Но надо подняться над жизнью представлений, если хочешь продвигаться вперед, к этой первой науке о природе — к механике. Уже здесь, в этом пункте, наши современники мыслят, собственно, недостаточно ясно. Я хочу на одном примере показать вам, как велик, в сущности, прыжок от форономии к механике. Ведь форономические явления протекают всецело внутри пространства представлений, тогда как механические явления должны быть сначала проверены во внешнем мире. Это обычно мало уясняют себе и, собственно, всегда немного смешивают постигаемое математикой с тем, внутри чего уже играют роль сущности внешнего мира. Ибо что тут должно быть, когда мы говорим о параллелограмме сил? Пока речь идет о параллелограмме движений, не нужно ничего, кроме мыслимого тела. Но в параллелограмме сил уже должна присутствовать некая масса, масса, имеющая, например, вес. Нужно уяснить себе: в а заключена некая масса. И тогда, пожалуй, необходимо спросить себя: что же это такое — масса? Да, здесь придется некоторым образом признать: я испытываю затруднения. Выясняется, что когда покидаешь то, что может быть установлено в мире представлений, и применяешь это к природе, когда входишь с этим в природу, то оказываешься в довольно ненадежной области. Вы ведь знаете, что, вооружившись до некоторой степени арифметикой, геометрией, форономией и тем, что немного вносится из механики, естествоиспытатели хотят явления природы, рассматриваемые прежде всего как субъективные опыты, представлять себе посредством механики молекул и атомов, на которые, как они думают, распадается то, что называют материей. Мы дотрагиваемся до какого-либо теплого тела. Естествоиспытатель объясняет нам: то, что ты называешь теплом, есть некое воздействие на твои тепловые нервы. Объективно существует движение молекул, атомов. Можно изучить его, следуя законам механики. Таким образом изучают законы механики, изучают атомы и молекулы. И ведь долгое время полагали, что благодаря изучению механики атомов и так далее вообще можно объяснить все природные явления. Сегодня это утверждение пошатнулось. Но если все же мысленно продвигаются до атома, то посредством всевозможных экспериментов приходят к тому, чтобы спросить самих себя: как же выступает здесь сила? как действует масса? Если проникаешь до атома, то надо поставить вопрос о массе атома и о том, как ее установить. Ведь установить массу можно некоторым образом лишь по ее воздействию. Теперь уже привыкли, рассматривая наименьшего носителя механической силы и распознавая его по его воздействию, так отвечать на этот вопрос: если одна мельчайшая частица приводит в движение другую малую частицу, скажем, некую малую частицу материи весом в один грамм, то из первой мельчайшей частицы материи должна исходить сила, приводящая в движение другую частицу. Если одна масса приводит в движение другую массу весом в один грамм таким образом, что эта другая масса передвигается в одну секунду на один сантиметр, то, значит, первая масса приложила силу, которую стали рассматривать как некий род мировой единицы измерения. И если можно сказать: какая-либо сила во столько-то раз больше той силы, которую нужно приложить, чтобы один грамм в одну секунду перенести на один сантиметр, — то фактически знают отношение этой силы к известной мировой единице измерения. Мировая единица измерения силы составляет в своем весовом выражении 0,001019 грамма. И следовательно, атомарное тело, имеющее ту силу приложения, с которой мы не можем проникнуть дальше в природу, в состоянии сообщить телу величиной в один грамм такой толчок, что оно пролетает в одну секунду один сантиметр. Как можно выразить эту силу? — Обратившись к весам. Данная сила обнаруживается, по аналогии с давлением, при взвешивании и равна 0,001019 грамма. Я должен выражаться через что-то очень внешнее и очень реальное, когда я хочу прийти к тому, что принято называть массой. Я могу придуманную мною массу выразить, вводя в поле рассмотрения вес — нечто, с чем я знакомлюсь на внешних путях. Даже при атомизировании массы я выражаюсь с помощью веса. Здесь я хотел бы точно обозначить пункт, где мы от установленного a priori переходим, до некоторой степени, к природному. И я хотел бы обратить ваше внимание на необходимость уяснить себе, в какой мере применимо установлен' ное нами, помимо природы, в арифметике, геометрии, форономии, насколько оно может служить мерилом приходящего» к нам с совсем другой стороны, собственно, со стороны механики, и представляющего по существу содержание того, что мы называем явлением природы. Видите ли, Гёте было ясно, что вообще о природных явлениях можно говорить только в тот момент, когда мы переходим от форономии к механике. И поскольку он это знал, ему было понятно, какое ограниченное отношение может иметь к естествознанию столь боготворимая этим естествознанием математика. Я хотел бы пояснить это вам еще на одном примере. Мы говорим, что простейшим элементом действия сил в природе является атомарное тело, способное передвинуть один грамм за одну секунду на один сантиметр. Поэтому мы могли бы в отношении любой силы сказать, в конце концов, что она действует из какого-то одного места и в каком-то одном направлении. Мы привыкаем — и эта привычка живет в естествознании, — отыскивать в некотором роде для всех природных действий точки, из которых исходят силы. Мы видим, что во многих случаях мы в определенном смысле движемся назад, из области явлений, где преобладают те или иные силы, к точкам, из которых эти силы исходят. Поэтому о силах, господствующих в области явлений, где необходимо найти точки, из которых исходят эти силы, говорят как о центральных силах, так как они всегда исходят из центров. Итак, можно утверждать, что о центральных силах мы вправе говорить, если идем к точке, из которой исходят совершенно определенные силы, преобладающие в некой области явлений. Но в действительности не всегда должна иметь место эта игра сил; бывает так, что в центральной точке существует в некоторой степени лишь возможность для этой игры сил и только при известных условиях, имеющих место в окрестной сфере, эти силы приходят в действие. В течение этих нескольких дней мы рассмотрим, как в определенных точках некоторым образом концентрируются силы, которые до поры до времени не проявляют себя. Только при выполнении определенных условий данные силы вызывают в своей окрестности те или иные явления. Но мы должны все-таки понять, что эти силы сосредоточены в известной точке или в известном пространстве, и они могут воздействовать на свое окружение. Их мы, собственно, ищем всякий раз, когда говорим о мире в смысле физики. Все физическое исследование состоит в том, чтобы проследить силы в направлении к их центрам, чтобы пытаться проникнуть в точки, из которых могут исходить воздействия. Мы предполагаем наличие центров для таких природных воздействий, и эти центры в известной степени и в известном направлении насыщены возможностями воздействия. Возможности воздействия мы можем, конечно, измерить с помощью различных процессов и степени воздействия таких точек выразить в определенных величинах. Если в некой точке сосредоточены силы, которые действуют при выполнении известных условий, то меру таких сил, сосредоточенных здесь, мы называем потенциалом сил. Мы можем также сказать: когда изучают природные воздействия, то стремятся прослеживать центральные силы по их потенциалам. Мы идем в направлении известных центров, чтобы изучить эти центры как исходные пункты потенциальных сил. Видите ли, такой шаг, в сущности, порождает то естественнонаучное направление, которое хотело бы все свести к механике. Оно ищет центральные силы, иначе — потенциалы центральных сил. Но теперь мы будем говорить о том, как благодаря некоему важному шагу в направлении самой природы можно прийти к ясному осознанию: когда продвигаешься только с помощью этого метода, когда отыскиваешь только потенциалы центральных сил, совсем невозможно понять явление, в котором действует жизнь. Если бы вы захотели с помощью этого метода изучить действие сил в животном зародыше или в каком-нибудь растительном зачатке, то вы никогда не смогли бы справиться с этой задачей. Идеалом современного естествознания является изучение также и органических явлений посредством потенциалов, посредством чегото такого, что имеет характер центральных сил. Но утренняя заря нового мировоззрения взойдет в этой области тогда, когда придут к следующему выводу: явления, в которых обнаруживает себя жизнь, невозможно изучить путем прослеживания таких центральных сил. Почему это невозможно? Мы стремимся изучать физически опытные подходы к природе. Мы идем к центральным точкам, изучаем возможности воздействия из таких центров. Находим данное действие. И теперь представим себе это схематически. Если я вычисляю потенциалы относительно трех точек — а, в, с, то нахожу, что а может действовать на а, р, у; с может действовать на а1, р1, у1 и так далее. Тогда я получу представление о том, как действует определенная сфера под влиянием известных центральных сил. Но я никогда не найду на этом пути возможности объяснить что-либо, в чем выражается живое. Почему? Потому что силы, которые следует принять во внимание в отношении живого, не имеют никакого потенциала и не являются центральными силами. Если бы вы попытались искать физические воздействия в точке d под влиянием точек а, в, с, то могли бы вернуться к центральным силам; но если вы хотите изучать воздействия жизни, вы никогда так не сделаете, потому что нет никаких центров а, в, с для жизненных воздействий. Вы, однако, справитесь с данным представлением, если скажете: я имею в d живое, я ищу силы, которые воздействуют на жизнь. В точках а, в, с я не могу их найти, когда я иду дальше, их там тоже нет. Только если бы я отправился каким-то образом на край света, туда, где кончается весь окружающий мир, я нашел бы их. Мне надо было бы от точки d идти туда, где кончается весь окружающий мир, и представить себе, что из всей сферической области действуют в согласии силы, сходясь в точке d. Следовательно, это есть полная противоположность центральным силам, имеющим потенциал. Как должен был бы я вычислять потенциал Для того, что действует со всех сторон из бесконечности пространства? Здесь надо было бы считать, деля силы, одну общую силу на все меньшие части и все ближе подходить к краю света. Тогда эта сила полностью раздробится, а всякое вычисление распадется. Ибо здесь уже действуют не центральные силы, а универсальные силы, без потенциала. Здесь прекращается вычисление. Это снова прыжок — от безжизненного природного бытия к живому природному бытию. Лишь тогда правильно подходят к действительному рассмотрению природы, когда знают, как, с одной стороны, совершается прыжок от форономии к механике и как, в свою очередь, совершается прыжок из внешней природы в ту область, которая не может быть достигнута посредством вычисления, в которой всякий потенциал исчезает и любое вычисление распадается. Благодаря этому второму прыжку переходят от внешней неорганической природы к природе живой. Только надо ясно представить себе, как при постижении живого прекращается всякое исчисление. Итак, я очень хорошо отделил для вас все, что ведет к потенциальным и центральным силам, от того, что ведет к универсальным силам. Но во внешней природе это так не разделено. Вы можете задать вопрос: где существует нечто такое, в чем действуют лишь центральные силы посредством потенциалов, и где существует то, в чем действуют универсальные силы, не поддающиеся исчислению через потенциалы? Ответ на этот вопрос сразу указывает, к каким важным точкам зрения надо здесь обратиться. Можно сказать так: все, что человек производит в виде машин, что комбинируется из элементов природы, — в этом находят чисто абстрактные центральные силы по их потенциалу. Но при наблюдении как внешней, так и безжизненной природы нельзя все полностью свести к центральным силам. Такого нет. Такого не существует. Повсюду, где речь не идет о том, что искусственно создано человеком, имеет место слияние действий центральных и универсальных сил. Во всем царстве так называемой природы нет ничего, в истинном смысле слова безжизненного, кроме искусственно созданного человеком, кроме изготовленных им машин, кроме механизмов. У Гёте был природный инстинкт, и из этого глубокого природного инстинкта, являющегося, хотелось бы сказать, чемто одновременно и ясным, и неясным, он строил свое воззрение на природу. Противоположность между Гёте и естествоиспытателем, каким он может быть представлен в лице Ньютона, состоит, собственно, в том, что этот естествоиспытатель нового времени рассматривал только одно: внешнюю природу — исключительно в смысле наблюдения центральных сил — и выкидывал из нее все, что не может быть установлено посредством центральных сил и потенциалов. Гёте не хотел признавать такое рассмотрение; для него то, что называют природой, под влиянием такого рассмотрения — пустая абстракция. Для него действительно реальной является игра между центральными и периферическими силами, выступающими как силы универсальные. На этой противоположности по существу построено также все его учение о цвете. Об этом подробнее можно будет говорить в ближайшие дни. Видите ли, я должен был сделать это вступление, чтобы объяснить отношение человека к факту рассмотрения природы. В нашу эпоху тем более следует заняться таким рассмотрением, какое мы сегодня провели, потому что приблизилось время, когда в подсознании забрезжит догадка, я бы сказал, о невозможности современного воззрения на природу, а также многое из понимания того, что это воззрение должно стать другим. Сегодня еще часто смеются над тем, что люди приходят к мысли о непригодности старого воззрения. Но будет время — и оно недалеко, когда люди прекратят этот смех; время, когда смогут говорить с точки зрения Гёте и о физике. Возможно, будут говорить о цвете в смысле Гёте, если будет взята штурмом другая крепость, которая считается еще более прочной, но которая сегодня уже пошатнулась. Эта крепость есть учение о гравитации. Именно в этой области почти каждый год появляются воззрения, расшатывающие ньютоновские представления о гравитации и говорящие о том, что, собственно, невозможно иметь дело с этими ньютоновскими представлениями о гравитации, покоящимися на необходимости существования одного только механизма центральных сил. Я полагаю, что именно сегодня учитель юношества, а также тот, кто вообще хочет принять участие в культурном развитии, должен составить себе ясную картину взаимоотношений между человеком и природой. |
Похожие:
 | Вместо предисловия Способствуйте повышению самооценки ребенка, чаще хвалите его, но так, чтобы он знал за что | | Вместо предисловия Ученый и гражданин Ивана Михайловича Дзюбы, украинского ученого, литературоведа, критика, академика нан украины |
| Учебно-методическое пособие вместо предисловия Над созданием методического пособия принимали участие: Васильев В. В., Рослякова, Г. Н., Кумицкая Т. М., Смольянинова Н. М | | Оглавление От семьи Никитиных вместо предисловия к шестому изданию... Обж и музыки, оснащены ноутбуками, мультимедийными проектороми и экранами на треноге |
| Вместо предисловия Глава Завоевание внутреннего рая Методические указания предназначены для студентов, при разработке ими раздела "Безопасность жизнедеятельности" (часть 1 Охрана труда)... |  | Вместо предисловия подарите мне холст, научите меня рисовать Цель работы: практическое знакомство со стандартными методами определения качества вина: органолептическая оценка качества вина... |
| Ней распространиться, заранее прося извинения у благосклонного читателя,... Израиле. Сейчас, спустя двадцать лет, когда пишутся эти строки, правительство озабочено тревожно нарастающей утечкой мозгов, которая... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Методы научного познания» вместо 4-х часов целесообразно использовать 2 часа, а освободившиеся часы распределить в последующих блоках,... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... В неформальной повседневной речи «фразовики» вытеснили традиционные глаголы, например, ‘to take apart’ вместо ‘to separate’ или ‘to... | | Уроки советского опыта Предисловие звучит как протокол судебного заседания, в котором автор книги подсудимый, а сочинитель предисловия прокурор, адвокат... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Он должен обращать вспять то, что можно назвать естественными импульсами. Вместо того чтобы надеяться, он должен бояться; вместо... | | Учебно-методическое пособие Петрозаводск 2008 Составитель, автор... Гвоздева М. С. зав кафедрой английского языка факультета иностранных языков кгпу, кандидат педагогических наук, доцент |
| Записки спутницы в место предисловия Отмечая двадцатипятилетие страшных дней на берегу реки Дравы, я решила распространить мои записки самиздатом. Это всё, что можно... | | Политология вместо идеологии: необходимо ли политическое образование де мократическому обществу? |
| В. Мартынов Культура, иконосфера и богослужебное пение Стоглавого Собора 1555 года. И хотя цель этого предисловия заключается именно в том, чтобы рассеять подобные опасения, уже поставленный... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Это новое, третье издание данной книги требует небольшого предисловия. Я перевёл её на английский язык в 1985 году, и сейчас, перед... |
