Вместо предисловия
Скачать 1.82 Mb.
|
ТРЕТИЙ ДОКЛАД Штутгарт, 25 декабря 1919 года Мне сказали, что у многих возникли трудности в понимании явления, связанного с призмой, которое должно было стать кульминационным пунктом нашего вчерашнего рассмотрения. Я прошу вас не беспокоиться об этом. Мы займемся сейчас световыми и цветовыми явлениями несколько подробнее с тем, чтобы этот камень преткновения — каким они оказываются для всей физики — мог послужить нам хорошей основой. Прежде всего вы должны понять, что речь идет о чем-то таком, чего нельзя найти в книгах и что не является предметом обычного естественнонаучного рассмотрения, что можно до некоторой степени излагать лишь здесь. Потом, в последних докладах, мы остановимся на том, как рассмотренное нами можно использовать в преподавании. Вчера я, по существу, сделал попытку разобрать особый способ взаимодействия между светлой средой и замутненной. Я хотел показать, что благодаря разнообразным взаимодействиям между светлой средой и замутненной, в частности, при прохождении светового цилиндра через призму возникают цветовые явления, которые находятся друг к другу в полярных отношениях. Прежде всего я прошу вас принять горькую пилюлю. Ведь трудность понимания этого вопроса состоит в том, что вы — это касается тех, кто встречает трудность в понимании, — хотели бы, собственно говоря, иметь учение о свете и цвете в его форономическом облике. Люди теперь уже привыкли в силу нашего странного воспитания жить с такими представлениями, которые в отношении внешней природы являются более или менее форономическими. Это означает, что имеют дело лишь с исчислимым, пространственно формальным и движущимся. Если вы попробуете думать в качественных категориях, то в определенном смысле действительно можете сказать: здесь я спотыкаюсь. Но непременно припишете это тому неестественному развитию, которое претерпела наука в ново.е время и влияние которого некоторым образом испытываете и вы с вашими учениками — я имею в виду учителей вальдорфской школы и других учителей. Ибо сразу, конечно, невозможно внести здоровые представления в современную школу, и мы должны будем создавать переходные ступени. Подойдем теперь с другого конца к световым и цветовым явлениям. Сегодня я хотел бы начать с одного спорного для многих замечания Гёте. Вы можете прочесть у Гёте, как он познакомился в 80-х годах XVIII века со всякого рода утверждениями о возникновении цвета в свете, то есть о таких явлениях, о которых мы вчера начали говорить. Он узнал (это является общим мнением физиков), что если свет пропустить через призму, то этот свет расщепляется, разлагается на цвета. Интерпретируя эти явления, говорят примерно следующее. Если задержать световой поток цилиндрической формы, то он дает прежде всего бесцветное изображение. Если же поставить на пути этого светового цилиндра призму, то мы получим последовательность цветов: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой (светло-синий, темно-синий), фиолетовый. Примерно так предстало это перед Гёте. Он понял: объясняют дело таким образом, что свет, собственно, уже содержит в себе — как? это, конечно, трудно понять, но так утверждали — эти семь цветов. Если дать свету проходить через призму, то призма не производит в сущности ничего другого, как только раскладывает веерообразно уже имеющееся внутри света, то есть разлагает свет на семь цветов. Гёте намеревался основательно исследовать этот вопрос. Он достал на время всевозможные приборы, чтобы (как и мы в эти дни) самому во всем разобраться. Он велел перевезти приборы в Веймар от надворного советника Бюттнера из Йены, сложил их и хотел в подходящее для себя время выяснить, что может получиться. Надворный советник Бюттнер был нетерпелив и потребовал вернуть приборы, в то время как Гёте еще ничего не сделал. Гёте должен был упаковать приборы — ведь в иных случаях и с нами происходит так, что мы не сразу приступаем к делу. Между тем он быстро взял призму и сказал: "Итак, свет разлагается благодаря призме. Я увижу это на стене". И он ждал теперь, что свет предстанет в прекрасном семицветном виде. Окраска появилась, однако лишь по краю изображения и там, где было загрязненное место, где загрязнение, замутнение соприкасалось со светом. При взгляде в этих направлениях видны были цвета. Но на равномерно белой стене цвета не проступали. Тут Гёте смутился, вся эта теория ввела его в заблуждение. Он уже больше не думал об отсылке приборов. Он оставил их у себя и продолжил исследование. Оказалось, что дело обстоит совсем не так, как его представляли. Если мы даем свету проходить через все пространство комнаты, то на экране получаем белый круг. Если же на пути этого светового тела, которое здесь проходит, поставить призму, то световой цилиндр отклоняется (ср. рис. 4 и 5). И прежде всего возникают вовсе не семь следующих друг за другом цветов, но на нижнем крае изображения появляется красноватая окраска, переходящая в желтую, а на верхнем крае голубоватая, переходящая в зеленую. В середине свет остается белым. Что же сказал себе Гёте? Он сказал: "Итак, дело совсем не в том, что свет расщепляется, но я, собственно говоря, создаю некий образ. Этот образ является отображением находящейся здесь щели. Щель имеет края, и цвета появляются не потому, что они возникают из света, что свет каким-то образом разлагается на цвета, но я проектирую изображение щели, и это изображение само по себе имеет края; там, где сходятся свет и тьма (снаружи от этого светового круга темно, а внутри светло), на краях встречаюсь ни с чем иным, как с возникновением цвета". Цвета вообще выступают прежде всего как краевые явления, и мы имеем перед собой, вызывая цвета как краевые явления в сущности первичный феномен. Но когда мы уменьшаем круг и получаем непрерывное цветовое изображение, то это уже не первичный феномен. Непрерывное цветовое изображение возникает только благодаря тому, что если в большом круге краевые цвета остаются именно на краях, то в малом круге цвета продолжаются от края к середине. Они перекрываются в середине и образуют то, что называется непрерывным спектром. Итак, при наличии первичного феномена цвета возникают на краях изображения, где свет и тьма устремляются навстречу друг другу.! Вы видите, дело обстоит так, что мы не вмешиваемся со) своими теориями в факты, но изучаем только одни факты.i Теперь речь пойдет о том, что ведь здесь появляются не только цветовые явления, но возникает сдвиг, отклонение всего светового конуса. Если вы хотите проследить в общих чертах такое отклонение, то можно это сделать еще таким образом. Предположим, вы соединяете две призмы, и нижняя призма, образующая одно целое с верхней, расположена так, как я нарисовал вам вчера. Верхняя призма противостоит нижней. Если бы я направил световой цилиндр через эту двойную призму, то, конечно, должен был бы получить нечто, напоминающее вчерашнее изображение. Я бы получил отклонение и вниз, и вверх. Если бы у меня была здесь такая двойная призма, я бы получил более удлиненную световую фигуру и оказалось бы, что эта удлиненная световая фигура является очень расплывчатой и затемненной. Благодаря этому я бы понял, что если я задерживаю световую фигуру с помощью экрана, то имею здесь отображение сдвоенного светового круга. Но я мог бы передвинуть экран ближе к призме. И я снова получил бы изображение. Значит, здесь есть некое пространство (и это действительный факт), в котором всегда можно получить изображение. Вы видите, как изучают свет с помощью двойной призмы. Всегда находят снаружи, по краю, красный цвет, причем в случае с двойной призмой — сверху и снизу, а в середине — фиолетовый. Если прежде я получал изображение только от красного к фиолетовому, то теперь я имею снаружи, по краям, красный цвет, а в середине фиолетовый; между ними находятся другие цвета. Итак, я могу с помощью такой двойной призмы создать возможность для возникновения световой фигуры, но я бы ее получил также, если бы передвинул экран. Имеется определенное пространство, в котором существует возможность для возникновения изображения, окрашенного по краям и в середине, со всевозможными переходными тонами. Теперь мы можем воспрепятствовать тому, чтобы здесь, где я передвигаю экран, было бы такое широкое пространство, в котором имеются условия для возникновения подобных изображений. Вы, вероятно, догадываетесь, что воспрепятствовать этому можно только в том случае, если я буду все время менять призму, ибо у призмы, имеющей больший угол, изображение проектируется в другое место, нежели когда я беру призму с меньшим углом и получаю изображение на меньшем расстоянии. Можно, однако, сделать это совсем иначе, если вместо призмы с плоскими поверхностями взять призму с изогнутыми поверхностями. В данном случае то, что с помощью призмы очень трудно изучить, значительно упрощается. Мы получим тогда следующую возможность: направляя световой цилиндр в пространство, мы ставим на его пути линзу, которая, собственно, есть не что иное, как двойная призма, но с изогнутыми поверхностями (рис. 6). Теперь я  Рис.6 получаю существенно уменьшенное изображение. И что же при этом происходит? Весь световой цилиндр стягивается, сужается. Мы имеем новое взаимодействие между материальностью в линзе, в стеклянном теле, и проходящим через пространство светом. Эта линза действует на свет так, что она стягивает световой цилиндр. Представим себе это схематически. У меня здесь световой цилиндр, нарисованный сбоку, и пусть этот свет проходит через линзу. Если бы я поместил на его пути обычную стеклянную пластинку или плоский сосуд с водой, то световой цилиндр просто прошел бы сквозь них и на экране получилось бы равное ему отображение. Этого не произойдет, если у меня вместо стеклянной пластинки или плоского сосуда с водой имеется линза. Отметив штрихами полученное, я должен сказать: изображение уменьшилось. Следовательно, световой цилиндр стянулся. Есть еще другая возможность двойную призму изобразить иначе, чем я это сделал; расположим эту двойную призму так, что призмы примыкают друг к другу ребром. Разумеется, тогда для существенно увеличившегося круга я бы сделал такое же описание. Снова я бы имел возможность, передвигая экран туда и сюда, получать изображение — более или менее отчетливое в границах определенного простран  Рис. 7 ства. В этом случае наверху была бы фиолетовая, синяя окраска, внизу также фиолетовая, синяя окраска, а в середине — красный цвет (рис.7). Раньше было наоборот. И между указанными цветами располагались бы промежуточные тона. Теперь я поставлю вместо этой двойной призмы линзу с таким сечением: в то время как одна линза в средней части своего сечения толще, чем с краев, другая линза толще с краев, чем в середине (ср. рис. 6 и 7 внизу). В этом втором случае я также имею посредством линзы изображение, которое является значительно большим, чем просто изображение поперечного сечения светового цилиндра. Я получаю увеличенное изображение с оттенками тех же цветов на краях и по направлению к середине. Прослеживая ряд явлений, я должен сказать: световой цилиндр расширился, он в сущности раздвинулся. Это — простой факт. Итак, что же мы усматриваем в этих явлениях? Мы видим, что господствует некое отношение между материальным, которое выступает перед нами прежде всего как прозрачная материальность в линзах или призмах, между этим материальным и тем, что обнаруживается благодаря свету. Мы видим в известном смысле определенный род взаимодействия. Мы исходим из результата, полученного с помощью линзы с утолщенными краями и тонкой серединой. И что же мы должны сказать, когда имеем перед собой такую линзу? Мы должны сказать: весь световой цилиндр раздвинулся, он расширился. И мы видим также, каким образом возможно это расширение. Это расширение осуществляется благодаря тому, что материальность, сквозь которую проходит свет, в одном месте толще, а в другом — тоньше. Там свет должен проникать сквозь более широкий слой материальной среды, чем здесь, в середине, где он проникает сквозь менее широкий слой материальной среды. И что происходит теперь со светом? Мы ведь сказали, что он расширился, раздвинулся. Он раздвинулся в направлении этих двух стрелок. Но благодаря чему он может раздвинуться? Только благодаря тому, что в середине линзы он должен проходить через меньший материальный слой, а на краях — через больший. Теперь обдумайте такой вопрос: в середине свет проходит через меньший материальный слой, следовательно, ему легче проходить через середину; и, проходя, он имеет больше силы. Итак, у света больше силы там, где он проходит сквозь меньший матермальный слой, чем там, где он проходит сквозь больший материальный слой. Избыточная сила в середине, вызванная тем, что свет проходит сквозь меньший материальный слой, расширяет световой цилиндр. Вот то, что вы можете прочесть непосредственно в самих фактах. Я прошу вас совершенно ясно сознавать, что речь идет о правильном обращении с методом, о верном действии мышления. Нужно уяснить себе, что если световые явления прослеживают в линиях, то, в сущности, лишь пририсовывают нечто, не имеющее никакого отношения к свету. Если я здесь черчу линии, то я отмечаю одни лишь границы светового цилиндра. Световой цилиндр образуется благодаря этому отверстию. Следовательно, я не рисую ничего такого, что имеет отношение к свету, а только то, что вызвано прохождением света через щель. И когда я говорю: свет движется в этом направлении, то это опять не имеет никакого отношения к свету; ибо если я перемещу источник света вверх, то свет, падая через щель, сдвинется, и я должен буду изобразить направление стрелки таким образом. Это все не имело бы ничего общего со светом как таковым. Стало привычным врисовывание линий в свет и из-за этого постепенно пришли к тому, что говорят о световых лучах. Нигде не имеют дела со световыми лучами; имеют дело со световым конусом, появляющимся благодаря щели, через которую пропускают свет; имеют дело с расширением светового конуса, и надо сказать: расширение светового конуса должно быть как-то связано с тем, что свет проходит здесь, в середине линзы, меньший путь, чем там, с краю. Благодаря меньшему пути в середине линзы у света сохраняется больше силы, а из-за более длинного пути.у края линзы у него забирается больше силы. Более слабый свет у края линзы оттесняется более сильным светом, проходящим в середине, и световой конус расширяется. Это — то, что вы можете обнаружить. Вы видите: пока в физике имеют дело, собственно, только с изображениями, говорят о всевозможных вещах, о световых лучах и тому подобном. Эти световые лучи стали по существу подоплекой материалистического мышления в этой области. Сделаем еще более наглядным то, что я обсудил с вами; и для этого рассмотрим нечто другое. Предположим, у нас есть ванночка, небольшой сосуд. В этом сосуде — жидкость, например, вода, а на дне лежит какой-нибудь предмет, что хотите, талер или что-нибудь подобное. Здесь находится мой глаз, и я могу сделать следующий эксперимент: сначала я вылью воду и взгляну на этот предмет. Я увижу предмет в этом направлении (рис. 8). В чем же состоит существо дела?  Рис. 8 На дне сосуда лежит предмет. Я гляжу туда и вижу предмет в определенном направлении. В этом вся суть. Если же я начинаю рисовать: от предмета исходит световой луч, он посылается в глаз и воздействует на глаз, — то я уже занимаюсь всевозможными фантазиями. Теперь я наполняю сосуд до этого уровня водой или какой-то другой жидкостью. И выявляется нечто совсем особенное. Я устанавливаю то же направление от глаза к предмету, какое было раньше, смотрю в том же направлении, в котором смотрел раньше. Я мог бы ожидать, что увижу то же самое, но происходит нечто в высшей степени странное: я вижу предмет несколько приподнятым. Я вижу его так, что он вместе со всем дном приподнят на определенную высоту (рис. 9). Как это можно определить — я имею в виду, как это измерить, — об этом мы еще обязательно поговорим. Я хочу сказать сейчас главное. Если я отвечаю на вопрос только из существа предмета, то от чего же может это зависеть? Итак, я думаю, что снова найду предмет в том же направлении, в каком я видел его раньше, я направляю туда свой взгляд, но я не вижу предмета в этом направлении, я вижу его в другом направлении. Раньше, когда еще не было воды в ванночке, я мог смотреть сверху вниз  Рис. 9 до самого дна, и между моим глазом и дном был только воздух. Теперь линия моего зрения упирается здесь в воду. Вода не так легко пропускает силу моего зрения, как воздух, оказывая ей более сильное сопротивление, и я должен отступить перед этим более сильным сопротивлением. Именно здесь должен я отступить перед более сильным сопротивлением. Это отступление выражается в том, что я уже не вижу  Рис. 10 до самого дна, и все кажется мне приподнятым. Мне до некоторой степени труднее смотреть сквозь воду, чем сквозь воздух, труднее преодолевать сопротивление воды, чем сопротивление воздуха. Поэтому я должен сократить путь, на который проникает сила зрения, должен, следовательно, сам поднять предмет. Я сокращаю путь из-за того, что встречаю более сильное сопротивление. Если бы я мог заполнить сосуд газом, который был бы более легким, чем воздух, тогда предмет опустился бы, тогда я встретил бы меньшее сопротивление и потому переместил бы предмет вниз (рис.10). Физик не констатирует существо дела таким образом, но он говорит: световой луч отбрасывается к поверхности воды. Здесь этот световой луч преломляется, так как имеется переход из более плотной среды в более разреженную; преломляясь относительно перпендикуляра в точке падения, световой луч попадает в глаз. И дальше физик говорит нечто в высшей степени курьезное: глаз, после того как он получил весть от светового луча, продлевает путь вовне и проецирует предмет в другом месте. Иначе говоря, разыскивают всевозможные понятия, не считаясь с фактами, с тем сопротивлением, которое испытывает зрительная сила самого глаза в более уплотненной среде, в которую она должна проникнуть. Хотели бы некоторым образом все остальное отбросить и все приписать самому свету таким же образом, как это делают, когда говорят об опытах с призмой: "О, призма здесь совсем не причем, эти семь цветов находятся уже внутри света. Призма дает лишь повод к тому, чтобы эти цвета красиво встали рядом друг с другом, как солдаты; но там, внутри света, они уже находятся вместе, эти семеро шалунов, которых заставляют разойтись. Сама призма вовсе ничего не производит". — Однако мы видели: именно то, что происходит в призме, именно замутненная в виде клина среда является причиной возникновения цветов. Сами цвета не имеют отношения к свету как таковому. Также и в рассматриваемом теперь случае мы должны ясно представить себе, что выполняем активное действие, визируем глаз, испытываем более сильное сопротивление воды и из-за этого более сильного сопротивления воды принуждены сократить зрительный путь глаза. А физик говорит: лучи света падают, они преломляются и так далее. Потом следует самый прекрасный момент! Посмотрите, как современный физик говорит: сначала свет, преломляясь, достигает глаза, затем глаз проецирует изображение вовне. — Как это понять, когда он говорит: глаз проецирует? Он постулирует лишь некое форономическое представление, представление, далекое от всех фактов; абсолютно фантастическое действие вместо того, что выступает, а именно: сопротивление более плотной воды зрительной силе глаза. Как раз в таких вопросах вы яснее всего ощущаете, как в нашей физике все абстрагируется, как все сводится к форономии, как не хотят входить в понимание качества. Итак, с одной стороны, глаз лишают всякой активности, а с другой стороны, он должен проецировать вовне то, что получает как раздражение. Однако надо с самого начала исходить из активности глаза и уяснить себе: глаз есть живое и деятельное образование. Теперь взглянем на модель глаза и поговорим немного о сущности человеческого глаза. Человеческий глаз имеет шаровидную форму, несколько сжатую спереди назад, форму шара, который расположен в костном углублении таким об-  Рис. 11 разом, что внутренняя часть глаза окружена рядом оболочек. Если я захочу изобразить глаз в его поперечном разрезе, это следует сделать так; я сейчас рисую правый глаз (Рис.11). Когда глаз извлекают из черепа и препарируют, то снаружи находят соединительную ткань и жир. Затем следует первая оболочка глаза, так называемая склера или роговая оболочка, роговица. Эта самая внешняя оболочка выглядит как костное, хрящевидное или жилистое образование. Я нарисовал ее здесь. Спереди она прозрачна, так что свет отсюда может проникать в глаз. Второй слой, покрывающий внутреннее пространство, называется сосудистой оболочкой. Эта оболочка содержит кровеносные сосуды. На рис. 11 она находится примерно здесь. В качестве третьего слоя мы бы получили самый внутренний слой, так называемую сетчатку, которая имеет своим продолжением в черепе зрительный нерв. Здесь, на рисунке, зрительный нерв проходит внутрь глаза, образуя сетчатку. Итак, мы упомянули о трех оболочках глаза. За роговицей помещается окруженная цилиарным мускулом своего рода линза — хрусталик. Он поддерживается этим цилиарным мускулом. Перед ним находится прозрачная роговица, а между хрусталиком и роговицей — то, что называют водянистой жидкостью. Когда свет проникает в глаз, он сперва проходит сквозь прозрачную роговицу, сквозь водянистую жидкость и поступает в хрусталик, обладающий благодаря мышцам собственной подвижностью. Но дальше, за хрусталиком, свет оказывается во внутреннем пространстве глаза, которое заполнено тем, что обычно называется стекловидным телом. Итак, свет минует прозрачную роговицу, водянистую жидкость, хрусталик, стекловидное тело и затем попадает на сетчатку — разветвление зрительного нерва, который уходит в головной мозг. Эти вещи даны схематически — ибо мы хотим прежде всего иметь перед глазами главное, — и они могут сделать для нас наглядными отдельные части глаза, заключенного в углублении черепных костей. Но этот глаз обнаруживает в высшей степени примечательные особенности. Прежде всего, если мы изучаем водянистую жидкость, которая находится между хрусталиком и роговицей и через которую должен проходить свет, то эта жидкость является по своему составу почти настоящей жидкостью, почти внешней жидкостью. В том месте, где у человека находится глазная жидкость, между хрусталиком и наружной роговицей, человек представляется в своей телесности некоторым образом совсем как часть внешнего мира. Эта жидкость, которая находится на самой внешней периферии глаза, почти не отличается от жидкости, которую бы я лил на руку. И хрусталик также является еще чем-то очень объективным, чем-то совсем безжизненным. Напротив, когда я перехожу к стекловидному телу, заполняющему внутреннюю часть глаза и соприкасающемуся с нервной оболочкой, с сетчаткой, то я никоим образом не могу рассматривать это стекловидное тело как внешнюю жидкость или внешнее тело. Ибо внутри уже находится жизненная сила; там, внутри, — жизнь, и чем дальше в глаз мы отступаем, тем больше проникаем в жизнь. Здесь у нас водянистая жидкость — объективно оно почти внешняя жидкость, хрусталик представляется тоже еще внешним образованием; но, переходя к стекловидному телу, мы находимся уже внутри структуры, которая имеет в себе жизненную силу. Это различие между тем, что вовне, и тем, что внутри, сказывается еще и в другом отношении. И это также можно было бы уже сегодня изучать естественнонаучным путем. Если, например, проследить в сравнительном аспекте образование глаза, начиная с царства низших животных, можно обнаружить следующее: объемы водянистой жидкости и хрусталика увеличиваются не изнутри наружу, а за счет прилегающих клеток. Итак, я должен был бы представлять себе образование хрусталика таким образом, что ткань хрусталика, а также находящаяся спереди глазная жидкость возникают из соседних частей организма, а не изнутри наружу, в то время как внутри растет, двигаясь навстречу, стекловидное тело. Взгляните, мы имеем нечто примечательное: здесь творит, преобразуя, природа внешнего света и производит глазную жидкость и хрусталик. Существо реагирует на это изнутри и выдвигает навстречу этим частям более оживленное, исполненное большей жизненной силой стекловидное тело. Именно в глазу происходит весьма примечательная встреча — между образованиями, побуждаемыми к развитию снаружи, и образованиями, побуждаемыми к развитию изнутри. Это первая особенность глаза. Есть еще и другая особенность. Она состоит в том, что сетчатка — это, в сущности, широко распространившийся зрительный нерв. И место, где зрительный нерв входит в глаз, оказывается нечувствительным (завтра я попытаюсь показать эксперимент, подтверждающий это). В этом месте глаз слеп. Затем зрительный нерв разветвляется; в другом месте, которое для правого глаза лежит несколько правее места вхождения зрительного нерва, сетчатка наиболее чувствительна. Итак, можно сказать: именно нерв ощущает свет. Но он ощущает свет как раз не в месте своего вхождения. Можно было бы думать, что если свет в самом деле ощущается нервом, то нерв должен был бы ощущать его наиболее интенсивно в месте своего вхождения. Но этого не происходит. И это я прошу прежде всего иметь в виду. Из следующего наблюдения вы можете заключить, что устройство глаза исполнено необычайной мудростью природы. Если вы днем рассматриваете окружающие вас предметы, то вы находите — поскольку ваши глаза видят хорошо, — что эти предметы имеют более или менее четкие контуры, и эта четкость и ясность достаточны для вашей ориентации. Но если вы пробуждаетесь утром, то вы порой очень неясно видите края предметов, вы видите их как бы в легкой дымке. Если это круг, то вы, пробуждаясь утром, видите его в смутных очертаниях. От чего это зависит? Это зависит от того, что в нашем глазу заключено троякое; прежде всего, стекловидное тело, мы даже хотим обратить внимание только на две части — стекловидное тело и хрусталик. Они имеют, как мы видели, совсем разное происхождение. Хрусталик образован больше извне, стекловидное тело — больше изнутри; хрусталик в большей степени лишен жизни, стекловидное тело пронизано жизненной силой. В тот момент, когда мы пробуждаемся, они еще не приспособились друг к другу. Стекловидное тело хочет еще так отображать нам предметы, как оно может, а хрусталик — так, как может он. И мы должны выжидать, пока они приноровятся друг к другу. В этом факте вы видите внутреннюю подвижность органического начала. Действие органического основано на том, что прежде всего происходит дифференциация между хрусталиком и стекловидным телом, а затем из этой дифференциации следует новое объединение. Ибо одно должно приспособиться к другому. Исходя из всех этих фактов, попытаемся постепенно приблизиться к тому, как из взаимоотношения глаза и внешнего мира получается пестрый мир цвета. С этой целью, чтобы завтра иметь возможность начать с рассмотрения связи глаза с внешним миром, проведем еще один эксперимент. Взгляните, здесь у меня диск, окрашенный красками, которые прежде являлись нам в цветах радуги, — фиолетовый, индиго, голубой, зеленый, желтый, оранжевый, красный. Если вы посмотрите на диск, вы увидите семь цветов; я нанес их наилучшим образом, насколько это вообще возможно с данными красками. Теперь начнем вращать диск. Хотя и в движении, но вы все еще различаете семь цветов. Я могу вращать довольно сильно, и вы видите все семь цветов в движении. Но вот я привожу диск в очень быстрое вращение. Когда все вращается достаточно быстро, вы больше не различаете цветов, а видите, я думаю, однотонный серый цвет. Не так ли? Или вы увидели что-то другое? ("Лиловый", "красноватый"). Да, это так по той причине, что красное выступает несколько сильнее, чем другие цвета. Правда, я пытался силу цвета выровнять в пространстве, но если бы расположение было совсем правильным, вы увидели бы в сущности однотонный серый цвет. Тогда мы, наверное, спросим себя: почему эти семь цветов кажутся нам однотонным серым цветом? На этот вопрос мы ответим завтра. А сегодня мы выясним только, что говорит об этом физика. Физика говорит то, что она говорила во времена Гёте: "У меня имеются цвета радуги — красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, индиго, фиолетовый. Теперь я привожу диск во вращение. Вследствии этого вращения впечатление от цвета не проявляется в глазу, ибо если я увидел красный цвет, то из-за быстрого вращения здесь уже оранжевый, а когда я увидел оранжевый, здесь уже желтый и так далее. И в то время, как я еще сохраняю впечатление от остальных цветов, снова появляется красный. В результате я получаю впечатление от всех цветов в одно и то же время. Еще не прошло впечатление от красного, как приходит фиолетовый. Глаз видит семь цветов вместе, и благодаря этому создается впечатление белого цвета". — Такова была теория во времена Гёте. И Гёте воспринял это как теорию: если сделать цветной волчок и заставить его быстро вращаться, то семь цветов, которые были такими послушными, что разделялись, выходя из светового цилиндра, снова сами соединятся в глазу. Но Гёте так и не увидел белого цвета, и он сказал: никогда ничего не получается, кроме одного серого цвета. Конечно, в новых книгах по физике признают, что получается только серый цвет. Но для того, чтобы этот цвет все же стал белым, они советуют сделать в центре черный круг, и тогда серый цвет по контрасту будет казаться белым. Итак, вы видите, каким милым образом это делается. Многие люди проделывают это с судьбой (fortune),физики проделывают это с природой (nature). Так исправляется природа. Вообще, это происходит с целым рядом фундаментальных фактов, когда природа исправляется. Вы видите, я стараюсь так продвигаться вперед, чтобы иметь основу. Если мы создадим правильную основу, то получим возможность преуспеть и во всех других областях физики. |
Похожие:
 | Вместо предисловия Способствуйте повышению самооценки ребенка, чаще хвалите его, но так, чтобы он знал за что | | Вместо предисловия Ученый и гражданин Ивана Михайловича Дзюбы, украинского ученого, литературоведа, критика, академика нан украины |
| Учебно-методическое пособие вместо предисловия Над созданием методического пособия принимали участие: Васильев В. В., Рослякова, Г. Н., Кумицкая Т. М., Смольянинова Н. М | | Оглавление От семьи Никитиных вместо предисловия к шестому изданию... Обж и музыки, оснащены ноутбуками, мультимедийными проектороми и экранами на треноге |
| Вместо предисловия Глава Завоевание внутреннего рая Методические указания предназначены для студентов, при разработке ими раздела "Безопасность жизнедеятельности" (часть 1 Охрана труда)... |  | Вместо предисловия подарите мне холст, научите меня рисовать Цель работы: практическое знакомство со стандартными методами определения качества вина: органолептическая оценка качества вина... |
| Ней распространиться, заранее прося извинения у благосклонного читателя,... Израиле. Сейчас, спустя двадцать лет, когда пишутся эти строки, правительство озабочено тревожно нарастающей утечкой мозгов, которая... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Методы научного познания» вместо 4-х часов целесообразно использовать 2 часа, а освободившиеся часы распределить в последующих блоках,... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... В неформальной повседневной речи «фразовики» вытеснили традиционные глаголы, например, ‘to take apart’ вместо ‘to separate’ или ‘to... | | Уроки советского опыта Предисловие звучит как протокол судебного заседания, в котором автор книги подсудимый, а сочинитель предисловия прокурор, адвокат... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Он должен обращать вспять то, что можно назвать естественными импульсами. Вместо того чтобы надеяться, он должен бояться; вместо... | | Учебно-методическое пособие Петрозаводск 2008 Составитель, автор... Гвоздева М. С. зав кафедрой английского языка факультета иностранных языков кгпу, кандидат педагогических наук, доцент |
| Записки спутницы в место предисловия Отмечая двадцатипятилетие страшных дней на берегу реки Дравы, я решила распространить мои записки самиздатом. Это всё, что можно... | | Политология вместо идеологии: необходимо ли политическое образование де мократическому обществу? |
| В. Мартынов Культура, иконосфера и богослужебное пение Стоглавого Собора 1555 года. И хотя цель этого предисловия заключается именно в том, чтобы рассеять подобные опасения, уже поставленный... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Это новое, третье издание данной книги требует небольшого предисловия. Я перевёл её на английский язык в 1985 году, и сейчас, перед... |
