Солдат Шумякин игрушечный роман
Скачать 1.39 Mb.
|
Френолог, сиречь черепослов скрипач не нужен это не любовь определенно, это не свидание я не люблю иронии твоей гражданственность талант нелегкий география секса — где деньги лежат проверка на вшивость — Юра в стране чудес — Оп-па!Прошла еще неделя, а ожидаемого сновидения не случилось. Ожидалось же примерно следующее. Этой зимою Юра писал свой реферат о черепных нервах. Хотя Юра собирался кончить по общей терапии, череп он знал с доскональностью будущего френолога, сиречь черепослова. Знал он досконально и желудок, и селезенку, и мозги, особенно такие, знаете, продолговатые, вообще все знал. Он тоже заговаривал, лечил наложением рук. Кроме того, он написал философское сочинение «Абсолютная и относительная истина». Сейчас он думал про статью о Блоке. И придумал, что никакой статьи о Блоке писать не надо, а просто надо написать стихотворение к годовщине Победы, чтобы напечатали. До праздника оставалось меньше месяца. А сейчас он готовился к зачету. И почувствовал, что к его бедру прикасается что-то мягкое. «Извините, пожалуйста, что я отрываю вас» услышал он. Так они и встретились. У Юли был ясный ум и легкий характер. Она была очень хороша собой. Вы не могли бы мне помочь? Юру просили помочь в анатомии! Он просто рассмеялся бы в любое другое лицо, но это… Никакая фотография не передавала ее это было как фотография солнца: белое пятно, но солнце не просто белое пятно. И еще он только силился что-то сказать, тыча пальцем в атлас, а уже испытывал радостное удивление от возможности быть с нею рядом. Наверняка ей неудобно просить незнакомца, она улыбалась и опускала глаза, и понимала, что он тоже это понимает: он почувствовал это в одно мгновение и умилился ее смущением, и порадовался своей психологической тонкости. Стало так хорошо, что расцеловал бы эту картинку в атласе, эту человеческую шею со снятой кожей. После нескольких слов выяснилось, что Юля знает о человеческой шее гораздо больше, и Юра впервые в жизни ощутил стыд за свое академическое нерадение. Он сказал, что в двух шагах анатомический музей, и он точно знает местонахождение нужной им (он так уже и думал «нам») банки с шеей. Правда?! просияла она, Какой ты молодец! Давай пойдем туда! Самой-то трудно было догадаться, мысленно усмехнулся он, и тут же оборвал себя: ты что! Юра! Неужели искренняя радость может вызвать твою иронию?! В другое время он, может быть, устроил серьезную разборку со своими чувствами, теперь было недосуг, теперь он ловил волшебный воздух ничем не заслуженного доверия и радости. И они пошли… Юля была хорошо одета, даже, пожалуй, очень хорошо, а сама… нельзя сказать, чтоб толста, однако ж и не так, чтобы слишком тонка, ни слишком высока, ни слишком мала. Она была действительна и разумна, необходима и достаточна. А ты, наверное, готовишься к зачету? участливо спрашивает она, и брови слегка сдвигаются. Да-да, торопливо отвечает Юра, поперхнувшись сердечным «ты», Но это совершенно неважно… Ни пуха, ни пера! торжественно говорит она и поворачивается. Как же… А… в музей? Нет, засмеялась она, и кончик ее носа дрогнул, Надо и совесть иметь, я же мешаю тебе готовиться. Да я все равно не сдам, проникновенно заверяет Юра, ожидая обычных для такого случая слов студенческой солидарности. Она неожиданно хмурится: Что ты, не надо так говорить! Ты обязательно ответишь хорошо! Если человек помог другому, ему самому тоже обязательно повезет! Она улыбается и с драгоценным звоном роняет: Повторяй. Повторенье мать ученья! Дверь музея закрывается за ней. Юра, покрываясь мурашками, понимает, сколько истины, добра и красоты в старой пословице. Это была весна великой перестройки для Юры. Его внутренний мир был до основания разрыт новым чувством, не имевшим даже названия определенного. Встретившись днем, они не могли расстаться до полуночи и много дольше, хотя давно стояли у ее подъезда. Юля была невестой молодого авиатора, но это нисколько не задевало Юру. Легко представляю себе. У вас наверное короткие, товарищеские отношения, обхождение запросто? Он, наверное, страшно любит тебя. Еще бы. Беспрестанно. А ты? Но виноват. Я захожу за границы дозволенного. По какому праву я расспрашиваю тебя? Прости. Это нескромно. О, пожалуйста! Но только Юра, солнышко, хороший мой, поверь, что я тебя ни капельки не люблю, о, конечно, и Юра понимающе кивает да разве он любит? Разве это просто любовь? Юра приносил цветы. Юля ахала, влажно и горячо целовала его в щеку, крепко брала за руку и вела гулять. Они (она) говорили о цветах. Она, офицерская дочь, выросшая далеко на юге, не жила без цветов и уже тогда, в детстве, научилась целовать цветы и людей, которые их дарили. Розы. Все. Все дарили розы школьные хулиганы, старцы в постолах с посохами, начинающие лейтенанты. Мама боялась, но кто мог обидеть Юлю, которая была как солнце. Радость для всех конечно, только издалека, но самая искренняя. Ее характер не изменился ни в тринадцать лет, ни в семнадцать, только все больше было пятерок и цветов. Ее миновали болезни роста детские и подростковые. Ей много раз объяснялись в любви, она отвечала: «Не смей так говорить! Мне плохо, когда ты говоришь такое, очень плохо. А всегда было так хорошо с тобой! Я прошу тебя, ладно? Ты очень хороший! Верь мне, у тебя все будет хорошо. Я так хочу. И так обязательно будет!» Она задерживала руку в его руках, а если он не догадался ее взять, сама брала его за руки, и это был залог обязательного счастья, потому что она была рождена на радость людям, и никогда не изменяла своему предназначению. Невозможно даже вообразить ту степень счастья, какую она готовила своему будущему любимому человеку, отцу ее детей. Трудно поверить, что этот человек был уже известен молодой авиатор, точнее что-то по ПВО, кажется, даже не авиатор, а ракетчик, но это еще прекрасней, причем он учился в Ленинграде и так их чувства проверялись разлукой. Да, собственно, какие чувства! У него были чувства, и у Юры чувства, у всех чувства, у нее было нечто большее великая вера в свое предназначение, горячий энтузиазм осчастливить избранника. Трудно поверить, что этот человек уже известен, смешно крутить на пальчике золотое колечко с камешком, его подарок, не обручальное, а просто, весело ждать долго-предолго за тридевять земель. Ее любили десятки людей. Поэтому она излучала счастье. Один Юре не любил ее, но грелся под лучами. Но зачем он ей? Этого Юра не знал. Ее любили, возможно, сотни людей. Это было поразительно. Юра не ревновал к прошлому, к жениху курсанту военного училища. Сильно, смертельно, со страстью он мог ревновать только к низшему, далекому. Соперничество с высшим вызывало у него совсем другие чувства. Если бы близкий по духу и пользующийся его любовью человек полюбил ту же женщину, что и Юра, у него было бы чувство печального братства с ним, а не спора и тяжбы. Юра бы, конечно, ни минуты не мог бы делиться с ним предметом своего обожания. Но он бы отступил с чувством совсем другого страдания, чем ревность, не таким дымящимся и кровавым. То же самое случилось бы у него при столкновении с художником, который покорил бы его превосходством своих сил в сходных с ним работах. Юра, наверное, отказался бы от своих поисков, повторяющих его попытки, да и случилось, именно и случилось! Но это в сторону. Юля говорит, что гоняла на мотоциклах, купалась по ночам с парнями, да еще с какими! Как раз с такими, от которых Юра переходил на другую сторону улицы. Вот где начиналась ревность, но Юра, наверное, не любил бы ее так сильно, если бы ей нечего было вспоминать и не о чем сожалеть. Он не любил правых, не падавших, не оступавшихся, их добродетель мертва и малоценна. Красота мира не открывалась им. Он любил левых, хромых, падших. Но Юля... Юля была поэтому для него не просто девушкой. И потому-то это не было просто любовью. Без нее Юра начинал задыхаться. Он, спотыкаясь, одевался и бежал, бег успокаивал, к ее дому. Там спешно выкуривал сигаретку и, расправив плечи, становился под одиноко стоящим деревом. И пукал, насильно, сейчас, чтоб не дай бог потом. В лицо ударял ветер неизвестной этиологии. На четвертом этаже разлетались занавески и за стеклом возникала его Златовласка, хотя он не любил этого слова, напоминавшего ему о власоглаве. Не было никакого сговора, но Юля никогда не заставляла его ждать дольше чем десять минут, он даже не думал, что она ведь может и не посмотреть в окно, об этом он подумал лишь когда она однажды не посмотрела, но об этом в свое время. Он бежал к подъезду, и она спускалась, не всегда, впрочем очень быстро, и то были минуты неописуемые знать, что выйдет, но когда это было как ждать второго пришествия сектанту, знающему, что очень скоро. Они готовились к ее экзамену: целый день на скамейке в красивейшем парке района, над прудом с черными воронами, обедали ее печеньем, которое она своими ручками испекла для этого обеда, изучали особенности метаболизма факультативных анаэробов, как-то: стрептококков, стафилококков золотящихся и многих других чудесных, счастливых микроорганизмов. Много спустя, устав, говорили и на другие темы. Расскажи мне побольше о нем… О ком? Ну… о нем, о том… «Мы в книге рока на одной строке», как говорит Шекспир. Откуда это? Из «Ромео и Джульетты». Юра, почему ты не носишь рубашек? Нет, нет, непременно надевай белую наглаженную рубашку и галстук. Или, может быть, ты тоже считаешь, что это немодно? А я так люблю все нарядное! Не зря же я люблю цветы. Они для меня как дети! И она целовала цветы, каждый следующий лепесток отдельно, смеющимися глазами поглядывая на Юру. Он мечтал бы заслужить ее похвалу, но этими похвалами и без того был засыпан с головы до шеи. Юля не умела относиться к людям иначе, чем любя. Знаешь, Георгий, когда я была маленькой, я думала: как красиво звучит «Ай лав ю», «Же ву зем», вот глупая, правда? Ах, неправда! Как, неправда?! О нет, но продолжай! Говори, моя умница! Я знаю, что ты скажешь дальше. Как ты во всем разбираешься! Какая радость тебя слушать. А сейчас я думаю: какое счастье для кого-то будет услышать «Я тебя люблю»! И, отвернувшись от Юры в темные аллеи, она повторила: Я тебя люблю! Я тебя люблю! Юра ничего такого особенного не подумал, и она понимала, что он не посмеет прямо принять это на свой счет, но как же славно было им обоим в сумерках, наполненных такими словами! И они проходили до поздней ночи и долго не могли расстаться у подъезда, и на прощание он впервые поцеловал ее руку медленно. Она хорошо-хорошо улыбнулась и поспешила домой. И он бежал домой со всех ног, чтобы как-то расходовать внутреннюю энергию незнакомого прежде восторга. Внутренний мир Юры ломался и таял как лед прошлой зимы, и это было лишь начало! Настало 9 мая. Ходили на салют, она была торжественна и особенно ласкова, о поцелуях и объятиях не могло быть и речи, и все это казалось фантастикой. Он пришел домой и, уткнувшись в подушку, заплакал, представляя свою смерть в бою и ее слезы о нем. Это было чудовищно и блаженно: чувствовалось ему какое-то страшное женское горе и его неизбежность. Юля с родителями уехала на дачу пить чай в нетопленном доме, обрезать усы, повезли рассаду, Юра думал пахать и сеять, Юра никогда не жил в деревне и не имел дачи, он думал: пахать и сеять, а он не погиб на войне и недостоин будет смочить слезами ее натруженные руки, а если бы погиб, тогда бы, конечно, смочил, мертвый жених и буквально взвыл от ненависти к своему ерничеству в такую минуту. Он-то ночь просидел в теплой интеллигентской кухне, писал декадентские стишки, а она… и он ударил кулаком о стол! Он захотел написать поэму о Зое Космодемьянской, о школьнице и зловещем дыхании войны. Был потрясен народной стихией тех лет. Это и оказалось началом. Юра ощутил особое вдохновение, не такое, как прежде. Мгновенно побледнели и осыпались маски прошлого, отошли в область предания бессонные белые ночи с белым вином, когда свечи золотят корешки сочинений вечных спутников Пушкина, Майкова, Гете, а белая ночь сменяется томным серым днем, и его дрожащие длинные пальцы роняют пепел мимо урны на ковер. Совсем не важно, для чего идет снег в апреле, если ему наследует май, обжигающее солнце и бесстрашно-прекрасные цветы и Юля, как воплощение, да ни черта не как, а сама она, и этого более, чем достаточно! Да нет, не более, а просто достаточно. Вдохновение это уже накатило, и Юра ждал, когда оно выльется в слова, единственно простые и важные, в оригинальности сглаженной и приглушенной, внешне неузнаваемой и скрытой под покровом общеупотребительной формы, чтобы читатель и слушатель овладевали содержанием, сами не замечая, каким способом они его усваивают. Сейчас Юру не смущала некоторая официозность темы поэзия все очищает, да и скепсис по отношению к патриотической поэзии происходит от пресыщенности псевдогражданственными поделками ремесленников-версификаторов, а не от антисоветизма. Лично Юля была идейно убежденной комсомолкой без тени ненужного фанатизма или, в отличие от Юры, бесплодных сомнений. Он из духа озорного противоречия иногда ставил некоторые вопросы, но это ведь не тема для озорства, и пожизненной комсомольской активистке все это ясно и скучно как день, а встречались они все же вечерами. Если он не унимался, она не спорила, а полегоньку начинала сердиться. «Возможно, ты прав», говорила она и нахмуривала бровки. Тогда Юра сгорал со стыда ведь он не смел разгладить сердитые складки поцелуем и говорил: Юля, не хмурься, у тебя будут морщинки, и несмело показывал, Вот здесь… От тебя, свинушок! кончик носа вздрагивал и она сердито улыбалась. Она хлопала Юру по губам и задерживала на них ладошку. Юля примерно представляла, в какое время прискачет юноша, и загодя готовилась к прогулке. Слегка подкрашивалась, осторожно душилась, исходя из роста спутника по ее убеждению, аромат не должен иметь конкретного локуса, но наплывать как бы извне, from beyond. Надевала кожаную курточку, удобные в путешествии брюки и кроссовки, светлая замша которых не позволяла спутнику затащить ее в грязь. И вот, поверх всего этого разбрасывала золотые волосы по черной коже, под моросящий дождь, капельки которого оседали на них алмазной пылью, от чего Юра тайно сходил с ума. Равнодушная или самоотверженная брошенность такой роскоши в непогоду и слякоть наполняло его сердце острой обольстительной жалостью, и оно обморочно колотилось, отдаваясь пульсом в покрасневших от ветра запястьях, когда она заталкивала его руку погреться в свой карман. Ну, и руки. В благодарность Юра, пьянея, целовал их, с каждым разом все медленнее. Долго дышал на кожу, она нагревалась и сквозь цветы и духи тогда слышен ее собственный запах, тогда в голове плывет и он теряет обычную робость, шумно и взволнованно вдыхает, а она не шевелится и сочувственно смотрит на юношу. Оторвавшись от девичьей руки, но напоследок еще воровато коснувшись промежутков между начинаюшимися пальцами, он восхищенно закатывает глаза, и когда это получается несколько театрально, Юра конфузится, а она, смеясь, спрашивает: Что сие значит? В солнечный день они забрели в лес. Юле было весело, и выражала она это более, чем непосредственно танцевала и кружилась между деревьями. Юра шел следом и широко улыбался. А у меня ножки устали, с шутливой капризностью в голосе и лукавством во взгляде заявила она. Юру повело и он неожиданно для себя чмокнул ее в румяную щечку и еще раз в другую. Юля сразу остановилась и, глядя на спутника очень прямо и серьезно, предупредила: Никогда больше не смей так делать, иначе я обижусь на тебя. Юра и ожидал именно таких слов, и ему не стало стыдно, а только страшно, что в самом деле обидится. На этот раз она все простила, снова закружилась в своем вальсе и вдруг, остановившись и глядя Юре в глаза, предположила: Наверное, кто-нибудь со стороны увидит нас и подумает: вон как она к нему пристает, да? Только ты не смей так думать! И погрозила пальчиком. Юра не смел. Они вышли на поляну, и ее настроение менялось вслед легким порывам ветра неясного направления. Я хочу сесть, сказала она. Юра плюхнулся на землю и предложил сесть ему на колени. Она сделала это. Все застили ее золотые волосы и благостная тяжесть осенила тело юноши. Она уселась поудобнее, прижав Юрин атрибут, который лежал в ужасе, не зная, как теперь и быть, дернула липучки на кроссовках и скинула их, пятки розовели сквозь белый нейлон, и Юра почувствовал, что уже совсем скоро он потеряет самообладание и бросится целовать эти ножки, а она станет бить его по морде кроссовками. Он уже ощущал на губах тепло ее ступней сквозь микроскопическую сетку синтетики, а на щеках грубую рифленку пластиковой подошвы, но Юля вдруг поднялась и, смеясь, сказала, что он слишком костляв и шумно дышит, и потащила его куда-то дальше. Но самое страшное произошло спустя неделю. Они стояли поздно вечером в чужом подъезде, близко, почти касаясь (а временами и касаясь) носами. Они молчали и глаза их были закрыты. Вдруг близко зазвенели ключи. На площадке мужчина средних лет и наружности безуспешно пытался открыть дверь. Он оглянулся было на влюбленную парочку, но его шатнуло, и он, умело сохранив равновесие, отвернулся. Он еще погремел железом о железо и вздохнул, переступая с ноги на ногу. Негромко, с чувством, выругался. «Еще раз выразится, испугался Юра, Я ему скажу…» Однако горе-взломщик неожиданно направился прямо на них. Я извиняюсь, сказал незнакомец, Дверь не поможете сломать? У Юры вспотели ладони, а голос зазвенел: Нет! Не поможем… Что вам нужно?! Пьяный опешил: Дык, дверь выломать! У меня вот ключ есть, да ключ-то это другой, он от лодочной станции. А дверь, получается, ломать надо. Я, конечно, извиняюсь, внезапно сконфузился он и пошел обратно. Отойдя, назидательно объяснил: Ключ-то, он неправильный получился. А деньги-то там, в серванте. А друганы внизу ждут. Юра вздрогнул. Юля ободряюще улыбнулась. Вдруг замок щелкнул и дверь распахнулась. Молодые люди облегченно засмеялись. Не прошло и двух минут, как незнакомец, ставший более суетливым и возбужденным, снова подошел к ним. Я извиняюсь… Ключ нашелся. Спасибо… и, помолчав, шепотом добавил, Я извиняюсь, ребята, может вам квартиру надо? Потом захлопнете и все. Я людям доверяю, пожалуйста! Юра почувствовал, что лицо стремительно горячеет. Нет, не надо! ответил он поспешно. И зачем-то глупо добавил: У нас есть, отчего совсем смешался. Ну, какать хотите, весело ответил хозяин и побежал по ступенькам вниз. Когда дверь внизу хлопнула, Юля с улыбкой прошептала: А почему ты отказался, а, Юра? Разве нам сейчас не нужна была квартира? Юру прошиб жар и остановилось дыхание. Юля держала паузу и испытующе смотрела ему в глаза. Потом засмеялась. И он тоже постепенно засмеялся. Он проводил ее до дома, о чем-то без умолка болтая. Проводив, сорвался с места в карьер мчался домой, стараясь бежать из последних сил, чтобы не думать. Потом, уже дома, пришло в голову: «Какой же я дурачина. Просто она испытывала меня». Такая мысль показалась менее безумной, чем те, забитые галопом, но все же было неясно, чего добивалось это испытание, и поэтому он не имел ума решить, выдержал ли его или провалился. Он только решил, что напоминать Юле об этом эпизоде нельзя ни в коем случае. А то будет плохо. Веревочка с табличкой «Дерни меня» появилась у Юры перед носом, и что ему оставалось делать?, и тотчас ноги ушли далеко вниз, а шея тоже вытянулась вверх и золотой ключик на столе, а за дырявой холстиной небной занавески дверь. Самая счастливая девушка мира досталась ему за какие заслуги?, и вдруг стали сдаваться зачеты, и на физкультуре он неожиданно подтянулся четыре с половиной раза, и бог весть, сколько бы раз еще подтянулся, не упади он с реи. А Юля все хорошала, а весна-то была удивительной, такой не бывало прежде, уж вы поверьте, Юра всегда старался наблюдать различные приметы, учился жить у дуба, у березы, чтоб вдохновиться. Один день была гроза, дождь! молнии! ливень! Ветви бьют по проводам! Падают троллейбусные контакты! Волны захлестывают тротуар! В другой день было воскресенье, а на третий уже пришла повестка. Юра взял в руки розовый листок, прочел, и сердце волнительно заколотилось повестка была из того же вала чудес и неожиданностей. Замдекана сказал: Опять пересмотр вашей категории. На этот раз улизнуть вам не удастся. Страшная нехватка призывников. Придется вам понюхать пороху. |
Похожие:
 | Урок 13. «Пишу не роман, а роман в стихах…» Урок 13. «Пишу не роман, а роман в стихах…» «Евгений Онегин»: творческая история романа. Особенности жанра и композиции. Онегинская... |  | По итогам каждой части романа даны обобщающие вопросы, способствующие... А. С. Пушкина «Евгений Онегин», поэма Н. В. Гоголя «Мертвые души», роман И. С. Тургенева «Отцы и дети», роман-эпопея Л. Н. Толстого... |
| Модель урока Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф | | Конспект открытого урока по литературе в 11 классе Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф |
| Программа разработана педагогом дополнительного образования Громовым... Дополнительная образовательная программа «Юный солдат» относится к военно-патриотической направленности. Реализуется программа на... | | Конспект урока Введение в профориентационный курс «Человек-труд-профессия» Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф |
| Конспект урока-презентации по литературе в 11-м классе Тема: М. А.... Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф | | Мбдоу мо г. Краснодар «Центр – детский сад №232» «красота малой родины... Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Да какой это роман! — возмутится читатель, перелистав страницы книги. — Это не роман, а обман! | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Да какой это роман! — возмутится читатель, перелистав страницы книги. — Это не роман, а обман! |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Да какой это роман! — возмутится читатель, перелистав страницы книги. — Это не роман, а обман! | | Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение... Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф |
| Тип урока: повторительно обобщающий. Оборудование: стенд, рисунки,... Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф | | Конспект урока булгаковская Москва: конкретное и условное. Воланд... Роман о любви и творчестве. Проблема эпилога: свет, покой, память. Роман Булгакова как культурный миф |
| Рощин Валерий Георгиевич Неоконченный сценарий для автоматического... Роман вышел под названием "Готовность номер один". Переиздан в 2008 году под названием "Операцию отменить нельзя!" | | Даниэль Пеннак Как роман «Как роман»: Самокат; Москва; 2005 isbn 5-90232614-1 «Если, как то и дело говорится, мой сын, моя дочь, молодежь не любят читать — не надо винить в этом ни телевизор, ни современность,... |
