Лекция первая дорнах, 29 ноября 1918 г
Скачать 3.59 Mb.
|
ЛЕКЦИЯ ДЕВЯТАЯ Дорнах, 14 декабря 1918 г. Сегодня я бы хотел произвести обзор тех принципиальных вопросов, рассмотрение которых мы считаем своей задачей в течение уже продолжительного времени. Если поразмыслить о том, как подразумеваемая здесь духовная наука может рассматривать эти вопросы и отвечать на них, на эти жизненные вопросы, то следует, прежде всего, отнестись к ней добросовестно, по-настоящему уяснить себе однажды, что эта духовная наука, а вместе с ней и наше время, и вообще, будущее, ставят иные требования к характеру представлений, к характеру мышления человека, по сравнению с укоренившимися привычками мышления, а в особенности, с теми привычками мышления, что сложились в сфере науки и её популяризации, начиная с недавнего прошлого и вплоть до настоящего времени. Вы ведь знаете, что всё, сообщаемое духовной наукой в какой-либо области, а также и, в особенности, в социальной области, есть результат духовных исследований, получаемый не на просто рационалистическом, не на просто абстрактном пути, а извлекаемый из духовной действительности. Понять эти исследования, как вы знаете, можно с помощью обычного, здорового человеческого рассудка, но прийти к ним самим можно лишь в том случае, если от обычного сознания, а так же и от рационального, абстрактного мышления естественнонаучных исследований подняться к имагинативному, инспиративному и интуитивному сознанию. Что выступает на пути имагинаии, инспирации, интуиции – это формулируется в понятных представлениях, идеях, и оно составляет содержание науки, занимающейся антропософски ориентированными исследованиями. При этом, правда, становится необходимым привыкнуть, в поисках истины, и к иным, чем общепринятые ныне представлениям, поэтому так трудно многим нашим современникам найти нужный переход от обычного, ныне употребляемого мышления к антропософской духовной науке. Сегодня с лёгкостью спрашивают: "А можно ли это доказать?" – Вопрос, несомненно, правомерный. Но к нему следует подходить с точки зрения действительности. Если в этом случае спрашивают: можно ли в обычных, употребительных понятиях, усвоенных путём воспитания в ходе жизни, доказать в каком-либо отношении предлагаемое духовным исследователем? – то перед нами налицо простое заблуждение; ибо результат духовнонаучного исследования почерпнут из действительности. С помощью несложного, совсем тривиального сравнения я хочу вам объяснить, как для обычного, протекающего целиком в абстракциях мышления здесь может возникнуть заблуждение. Известно, что из одной мысли должна следовать другая, и когда этого не происходит, то считается возможным возникновение заблуждения, если даже, согласно действительности, дело обстоит верно. Действительная последовательность не совпадает с последовательностью мыслей; логика действительности представляет собой нечто иное, по сравнению с обычной логикой мышления. Поскольку в наше время метафизическое юридическое мышление забило все головы, то считается, что общепринятое логическое мышление в состоянии охватить всё, что угодно. – Но это не так. Видите ли, если вы имеете куб и все его стороны имеют длину, скажем, тридцать сантиметров, и некто говорит вам, что куб находится в этом зале на высоте полутора метров от пола, – то с помощью обычной логики мышления, даже не будучи в зале, вы можете сказать, что куб должен на чём-то стоять. Там должен быть стол соответствующей высоты, поскольку куб не может летать в воздухе. – К такому заключению должны вы прийти, даже не будучи в зале и ничего не зная о нём. Но, представим себе: на кубе лежит мяч. И этого мыслительным путём не узнать, это нужно видеть. Но это отвечает действительности. Итак, действительность насыщена сущностями, вещами, которые, естественно, обладают внутренней логикой, но эта логика не совпадает с обычной логикой мышления. Логика наблюдения есть нечто иное, чем обычная логика мышления. Из сказанного следует, что удобные, так называемые, логические выводы, с которыми так свыклось современное мышление, являются недостаточными в качестве единственного доказательства; с их помощью не справиться с целым рядом вещей. В той области, о которой я здесь говорю уже больше недели, в области социальной структуры человеческого общества многие требования встают непосредственно из тех предпосылок, о которых я вам говорил в связи с трёхчленным делением общества, совершенно необходимым для будущего. Возьмём для примера какую-либо, совершенно конкретную налоговую систему. Эту налоговую систему можно так же рассмотреть и с помощью логики наблюдения. С помощью же одной логики мышления здесь просто не справиться. Отсюда следует необходимость прислушаться к тем, кто об этих вещах кое-что знает; ибо, если вопрос высказан, то здоровое человеческое мышление, учтя все его стороны, в состоянии его решить. Здорового человеческого рассудка, мои милые друзья, всегда достаточно; с его помощью всегда можно проверить высказанное духовным исследователем. Но здоровый человеческий рассудок есть нечто иное, чем логика мышления, естественнонаучного мышления современности. Из этого вы видите, что духовная наука не может оказать действия на человека лишь благодаря тому, что он усвоил некоторую сумму представлений и при этом полагает, что может этими представлениями пользоваться таким же образом, как и теми, что были ему сообщены современным естествознанием и т. п. Это совершенно невозможно. И если полагают, что это не так, то глубоко заблуждаются. Занятие духовной наукой предполагает, что весь образ мышления, весь образ рассмотрения мира у человека становится иным по сравнению с прошлым, что человек научается понимать не только основательно, но по-иному. Это следует иметь в виду прежде всего, если вы захотите проникнуть в духовную наука. Вы должны постоянно спрашивать себя: "Научаюсь ли я по-другому рассматривать мир благодаря тому, что я воспринимаю духовную науку – не ясновидение, а духовную науку, – научаюсь ли я по-другому смотреть на мир по сравнению с тем, как я это делал раньше?" Конечно, если кто-то рассматривает духовную науку как некую сумму учебных пособий, то такой человек может много знать; но, если он при этом мыслит, как и прежде, то значит он не воспринял духовной науки. Духовную науку он воспринимает только в том случае, если в определённом отношении изменит род, формацию, структуру своего мышления, если он в определённом отношении станет иным человеком, чем он был прежде. Осуществляется это через силу, мощь представлений, усвоенных с помощь духовной науки. Что касается социального мышления, то здесь особенно необходимо, чтобы это, выдвигаемое только духовной наукой требование было понято людьми, ибо то, на что я вчера обращал ваше внимание, может быть, вообще, понято только в этом свете. Я вчера говорил вам, что учителя политэкономии, знакомящие сегодня людей с политэкономическими понятиями, оказываются, собственно говоря, совершенно беспомощными по отношению к действительности. Почему же они беспомощны? – Они беспомощны потому, что не в состоянии постичь ничего, выходящего за пределы естественнонаучного образа мышления, и даже не допускают мысли, что за пределы этого образа мышления может что-то выходить. Лишь когда привыкнут именно социальную жизнь постигать иначе, чем лишь с помощью естественнонаучно обученного мышления, тогда смогут найти плодотворные социальные идеи, годные для воплощения в жизнь и полезные для неё. Ранее я уже обращал ваше внимание на нечто такое, что хотя и может у кого-либо вызвать изумление, тем не менее должно быть глубоко продумано. Я говорил тогда, что извлекать логические следствия из определённых понятий или даже из мировоззрения, к чему так склонны люди, вовсе не означает получать то же самое, что следует из этого мировоззрения согласно жизни. Я имею в виду следующее: некто обладает определённой суммой понятий или даже целым мировоззрением. Он мог бы это мировоззрение чисто понятийно провести перед своим взором и затем, может быть, сделать из него какие-то выводы, которые он с полным правом мог бы считать логически последовательными, с логической необходимостью следующими из этого мировоззрения. Но всё же нельзя сказать, что эти выводы неизбежно верны, ибо жизнь может из этого случая извлечь совсем другие выводы. Что это значит: жизнь извлекает другие выводы? Представим себе на миг, вы образовали мировоззрение, которое кажется вам совершенно идеалистическим. С полным основанием скажем, это мировоззрение представляется вам идеалистическим. У вас есть удивительные идеалистические представления, удивительные идеалистические идеи. Может случиться, что вы разовьёте это мировоззрение в своём сыне, или дадите ему в полную силу воздействовать на ваших учеников в определённом возрасте. Вы сам, вероятно, будете допускать только логические следствия из вашего мировоззрения. Но погрузитесь в другую душу, последуйте за жизнью через ту пропасть, за которой она переходит от одного человека к другому, тогда перед вами выступит нечто такое, что может быть объяснено только с помощью духовной науки. Ваше мировоззрение представляется вам идеалистическим, и вы с полным правом верите, что всё, логически проистекающее из него, должно быть, опять-таки, идеалистическим, прекрасным и величественным. Всему этому вы с надежной учите сына или дочь, или учеников, а из них вырастают сорванцы или просто подлецы. Такое, вообще говоря, может случиться. Из вашего идеалистического мировоззрения в жизни может последовать подлость. Это, естественно, крайний случай, но он может произойти, и для вас он должен сделать понятной ту мысль, что жизнь может породить следствия, не выводимые чисто мыслительным путём. Потому-то и стоит современный человек так ужасно далеко от действительности, что он не прозревает подобных вещей, поскольку не хочет поднимать в сознание всего того, что в прошлом производилось инстинктивно. Инстинкты прошлого, они вызывали непосредственное чувство: там либо здесь произошло то-то и то-то. Инстинкты не предполагают наличия логики мышления. Инстинкты логически действуют, а мышление потом об этом может узнать. Но ныне человек впадает в состояние определённой неуверенности, и эта неуверенность в эпоху развития души сознательной естественным образом становится всё больше и больше, если ей не создаётся противовес, состоящий в том, что человек так же сознательно воспринимает и логику действительности. Её воспринимают в тот момент, когда принимают во внимание находящийся за чувственной действительностью дух в его существе и в его реальных процессах. Я хочу рассказать об одном практическом случае, который проиллюстрирует вам то, что я изложил теоретически. Но при этом он проиллюстрирует и кое-что другое. Этот пример покажет, на сколь ложном пути можно иногда оказаться, следуя только за внешними симптомами. В лекциях этой недели я говорил об исторической симптоматологии. Вообще говоря, симптоматология – это нечто такое, к чему охотно склоняются люди, когда от внешнего, от явлений хотят перейти к действительности. Русский писатель и философ Бердяев[*Николай Александрович Бердяев (1874—1948).] недавно написал очень интересную статью о философском развитии русского народа от середины XIX столетия и до настоящего времени. В этой статье Бердяева примечательны две вещи. Одна из них заключается в том, что особенный предрассудок, из которого исходит автор, показывает, что он не имеет никакого представления об одной, хорошо нам известной истине, о той истине, что русский Восток готовит для шестой послеатлантической эпохи, для эпохи развития Сомодуха, абсолютно новый элемент, пребывающий ныне в зародышевом состоянии. Поскольку Бердяев ничего об этом не знает, то в одном пункте его суждение оказывается совершенно фальшивым. Он находит удивительным тот факт – а как русский философ он должен это знать, – что в России, в отличие от цивилизованного западного мира, когда дело касается философии, совершенно неправильный смысл вкладывается в то, что на Западе называют истиной. С одной стороны, имеется большой интерес к западной философии, а с другой – смысл этой западной философии не понимается, поскольку она стремится к "истине"; в России философскую истину принимают лишь постольку, поскольку она служит жизни, поскольку она нужна для непосредственного понимания жизни. Например, социалист интересуется философией постольку, поскольку надеется, что та или иная философия может оправдать его социализм. Так же ортодоксальный богослов интересуется какой-либо философией иначе, чем западный теолог – не потому, что философия содержит истину, а потому, что она может дать ему основание, оправдание его ортодоксальной веры и тому подобного. В этом видит Бердяев большой недостаток современной русской народной души. Он говорит, что на Западе те люди были далеко впереди, которые считали, что истина не должна считаться с жизнью, но истина есть истина, и пусть она будет таковой, и пусть жизнь считается с истиной. К этому он добавляет ещё нечто примечательное, примечательное, конечно, не для современного человека, который считает это само собой разумеющимся, но это в высшей степени примечательно с точки зрения духовной науки. Он говорит, что русский социалист не имеет никакого права пользоваться выражением "бюргерская наука", "буржуазная наука", ибо буржуазная наука содержит истину; ведь это она, в конце концов, выработала понятие истины; и это является неопровержимой истиной. Поэтому русская народная душа заблуждается, когда считает, что так же и эта истина может быть опровергнута. Бердяев разделяет это воззрение не только со всем профессорским миром, но так же со всеми приверженцами профессорского мира, в число которых входит, например, вся западная и среднеевропейская буржуазия, дворянство, разумеется, и т. д. Бердяев не понимает как раз того, что семя, зреющее в глубине русской народной души, именно по причине своего зачаточного состояния и проявляется столь мятежно и карикатурно. Постижение истины с точки зрения жизни в настоящее время неправомерно, но в этом содержится семя будущего постижения. В будущем всё это будет стоять на своём месте. Ибо, когда разовьётся то, что сегодня подготовляется как зародыш: ориентация человеческого развития в направлении к Самодуху, – тогда то, что сегодня называют истиной, приобретёт совсем другой облик. И я сегодня представлю вашему вниманию некоторые особенности этого. Эта истина, например, подскажет человеческому сознанию – сейчас человек этого совсем не видит, – что логика факта, логика действительности, логика наблюдения является совсем иной, по сравнению с обычной понятийной логикой. Это первое, что вы видите у Бердяева как исключительно примечательное, поскольку здесь перед нами свидетельство того, насколько мало этот писатель погружён в истинный смысл эволюции нашего времени, который он мог бы особенно хорошо постичь именно в среде своего народа; но ему мешают предрассудки. Второе выступает совсем в другом направлении. Бердяев с большим неудовольствием – это явствует из смысла его статьи – наблюдает выступление большевизма. Ну, здесь ему один может посочувствовать, другой – нет, в зависимости от того, большевик он или нет; я же в это вдаваться здесь не хочу. Я хочу представить факты, я не хочу критиковать. А особенно важным здесь является следующее. Поскольку в 60-х годах – так считает Бердяев, рассматривая философскую истину, как зависимую от жизни, – поскольку в те годы материализм нашёл вход в Россию и в материализм поверили, найдя его полезным для жизни, то в 70-х годах поверили в позитивизм, например, Огюста Конто. А потом и другие воззрения, например, Ницше, нашли путь в Россию; их последователями стали люди, принадлежавшие к интеллигенции. Затем Бердяев спрашивает: что же за философия нашла место у большевиков, принадлежащих к интеллигенции? И когда он называет эту философию, то оказывается совершенно не в состоянии понять, как эта своеобразная философия могла идти одним путём с большевиками. Для Бердяева это непостижимый курьёз: как большевики могут считать своей философией учение Авенариуса и Маха [*Рихард Авенариус (1843-1896). Эрнст Мах (1838-1916)]. Если бы самим Авенариусу и Маху сказали, что как раз на их философии акцентируют внимание такие люди как большевики, то они бы ещё пуще изумились, чем Бердяев. Они бы, выражаясь тривиально, полезли на стену, если бы им довелось узнать, что они станут официальными философами большевиков. Представьте себе бравого бюргера Авенариуса, полагавшего, что он работает только в чистых понятиях, полагавшего само собой разумеющимся, что его могут понять только люди – так выразимся – в приличных сюртуках, никого никогда не обидевшие на манер большевиков, короче говоря, совершенно благопристойные люди, которых в 60-х, 70-х, 80-х годах было принято считать "благонравными людьми". Только в среде таких людей может найти приверженцев его философия, считал Авенариус. Действительно, при первом знакомстве с содержанием этой философии Авенариуса, тот факт, что Авенариус стал официальным философом большевиков, представляется непонятным. Ибо, что думает Авенариус? Он говорит, что люди живут с предрассудком, будто внутри, в голове или в душе, или где-то там ещё пребывают субъективно представления, восприятия, а вовне – объекты. Но это не верно. Будь я одни во всём мире, я бы вообще никогда не смог отличить объекта от субъекта. Я делаю различие между нами только благодаря тому, что вокруг меня имеются другие люди. Если бы я видел один только стол, то я бы никогда не пришёл к идее – считает Авенариус, – что стол существует вовне, в пространстве, а его отображение в моём мозгу, но я бы имел стол и не видел разницы между субъектом и объектом. Я различаю их только тогда, когда вижу стол вместе с кем-то ещё и говорю себе: "Он видит стол, – а в моей голове есть восприятие не только стола, но и этого человека. И я постигаю, что он ощущает то же, что ощущаю и я". Таким образом, внутри подобных чисто теоретических размышлений – я не стану их излагать все, боясь вам наскучить, – внутри подобных теоретико-познавательных, чисто абстрактных размышлений движется Авенариус. В 1876 году он написал книжечку "Философия как мышление о мире, согласно принципу наименьшей траты сил", где, исходя из предпосылок, которые я вам объяснил, он показывает, что наши понятия, которые мы имеем как люди, не обладают абсолютно никакой ценностью для действительности, но мы создаём их с целью более экономно удержать мир в единстве. Например, понятие "лев" или понятие, выражающее закон природы, вообще, не есть что-то действительное, не указывает, согласно Авенариусу, ни на что действительное, но дело всё здесь в том, что для меня было бы не экономно, увидев в жизни пять, шесть или тринадцать львов, представлять их всех. Поэтому в целях экономии я образую одно понятие льва, соединяющее в себе все тринадцать львов. Всякое образование понятий есть только внутренняя, субъективная экономия. Подобные же взгляды и у Маха. Это о нём я уже рассказывал вам, как он однажды, будучи усталым, вошёл в омнибус, в котором напротив входа висело зеркало. Он вошёл и видит, как с другой стороны в омнибус входит ещё один человек. Этот человек показался ему в высшей степени несимпатичным, и он сказал себе: "До чего же противный вид у этого школьного учителя!" А затем он обнаружил, что перед ним зеркало, и он видит в нём самого себя. Этот случай показывает, как мало люди обращают на себя внимание, даже в отношении своего внешнего человеческого облика, как мало занимаются самопознанием. Мах рассказывал и о другом случае, когда он проходил мимо зеркальной витрины. В которой снова встретился с самим собой и был взбешен столь ненавистно выглядящим каким-то школьным учителем. Этот Мах популярен и многим другим, и он придерживается того же воззрения, что и Авенариус. Он говорит, что нет ни субъективных представлений, ни объективных вещей, а существует одно лишь содержание ощущений. И самому себе я дан как содержание ощущения. Стол есть содержание ощущения, всё есть только содержание ощущения. А понятия, которые образовывает человек, есть лишь средство экономии. Году в 1881 или 1880 мне довелось присутствовать на заседании Академии наук в Вене, где Мах делал доклад об экономии мышления, о "Мышлении по принципу наименьшей траты сил". Должен сказать, что на меня, тогда ещё совсем юнца, имевшего не полных двадцать лет, этот доклад произвёл совершенно ужасное впечатление. Я слушал его и мне становилось ясно, что есть люди с таким радикализмом, что они не имеют никакого представления о том, что по пути мышления в человеческую душу входит первое провозвестие, первое откровение сверхчувственного; они настолько категорически отвергают понятия, что видят в них лишь результат человеческой душевной деятельности, направленной на экономию. И всё это у Маха и Авенариуса протекает в границах – поймите меня правильно – совершенно пристойного мышления. Не будет заблуждением заключить: оба эти господина и все их приверженцы являются добрыми, по-бюргерски мыслящими людьми, каждый из которых, что от мало-мальски практически-радикальной, что, тем более, от революционной мысли стоит так далеко, как это только возможно. И вот они становятся официальными философами большевизма! Это просто непостижимо! Если вы прочтёте книжечку Авенариуса об экономии сил, то, возможно, вы даже найдёте её интересной, очень мило написанной. Но если вы начнёте читать его "Критику чистого опыта", то вероятно очень скоро найдёте её ужасно скучной и отложите в сторону. Она написана целиком в профессорском стиле и нет никакой возможности хоть в одном месте извлечь из неё выводы в духе большевизма. Ни малейшего намёка на практическое мировоззрение, ни малейших следов радикализма вы из неё не извлечёте. Ну, а теперь, я знаю, люди, склонные принимать симптомы за действительность, могли бы мне здесь возразить. Какой-нибудь дюжий позитивист мог бы сказать, что всё это объяснить предельно просто. Все интеллигенты среди большевиков вышили из Цюриха. В Цюрихе учил Авенариус и среди его учеников были и те, кто как интеллигенты действовал в большевистской сфере. Кроме того, учеником Маха был молодой приват-доцент Адлер[*Фридрих Адлер (1879—1960), 21 окт. 1916 г. убил австрийского министра-президента Штюрка.], убивший впоследствии в Австрии Штюрка. В Цюрихе, когда там учил Авенариус, были многие приверженцы Ленина, и может быть, сам Ленин многое воспринял непосредственно от него. – Но всё это не более, чем случайность. Я знаю, что дюжие, неповоротливые позитивисты могут всё это так объяснить, это разумеется само собой. Но недавно я приводил вам пример, как можно такую, целиком поэтическую личность как Роберт Гамерлинг, вывести из случая, в котором бравый ректор Кальтенбруннер потерял прошение Гамерлинга о месте учителя в Будапеште, и в результате это место получил другой. Не потеряй Кальтенбруннер этого прошения, то стал бы Гамерлинг в 60-х годах учителем гимназии в Будапеште и не попал бы в Триест. А если вы представите себе, что всем тем, чем стал Гамерлинг, он стал во время десятилетнего пребывания в Триесте на Адрии, то вся поэтическая жизнь Гамерлинга представится вам как результат того случая. Внешне, конечно, бравый ректор гимназии в Гарце Кальтенбруннер, потеряв прошение, дал этим Гамерлингу повод поехать в Триест. Однако подобные вещи следует принимать не за действительность, а за симптомы того, что они внутренне выражают. И то, чем так поражён Бердяев, а именно, что большевики избрали бравых бюргерских философов Авенариуса и Маха в качестве своих идолов, это приводит нас к началу нашей лекции, где я сказал, что реальность жизни, наблюдаемая действительность, является совсем другой по сравнению с логической действительностью. Естественно, из самих Авенариуса и Маха не следовало, что они могут стать официальными философами большевиков. Так же все заключения, которые вы можете логически вывести из этого дела, имеют значение лишь внешних симптомов. К действительности приходят только через исследование, проистекающее из самой этой действительности. В действительности действуют духовные существа. И тут я мог бы вам рассказать многое, что сделало бы наглядной ту необходимость, с какой философии, подобные той, которую развивали Авенариус и Мах, последовательно, в соответствии с жизнью, приводят к наиболее радикальному социализму современности. Ибо за кулисами бытия пребывают те духи, которые Авенариусову или Махову философию вводят по каплям в человеческое сознание, а будучи закапанной в человеческое сознание, она приводит, например, к большевизму. Логически здесь не вывести одного из другого. Но это может сделать действительность. Это я попросил бы вас глубоко запечатлеть в ваших сердцах, чтобы вы имели в них нечто от того, что я всё снова и снова подчёркиваю. Сегодня необходимо, чтобы люди однажды от обычного логического мелколесья, о котором ныне не стоит думать, что оно способно дать понимание действительности, нашли переход к истинной действительности. Хорошо видеть симптомы, знать им цену, тогда можно серьёзнее подойти к действительности. Здесь я хочу вам указать на нечто такое, на что другой, игнорирующий духовную науку, и внимания не обратит, сочтя всё фразой, второстепенностью. Видите ли, Мах позитивист, но радикальный позитивист, он приходит к выводу, что всё является ощущением. Учение, – о котором читал доклады так же и юный Адлер, цюрихский приват-доцент, – так много значившее для него и для Маха, и для Авенариуса, это учение утверждало, что всё есть ощущение, и у нас нет никакого права разделять физическое и психическое. Стол вовне в том же смысле пребывает физически-психически, в каком и моё представление физически-психического, и понятия здесь присутствуют просто для экономии. Но у Маха мы встречаем кое-что примечательное. Он иногда инстинктивно отшатывается от своего собственного мировоззрения, от этого радиального, позитивистского мировоззрения. И, отшатываясь, он затем говорит: "Да, когда я уясняю себе все достижения Нового времени, то не имеет смысла говорить о том, что вне моего ощущения имеется что-либо ещё или, что мне следует различать физическое или психическое. Однако, при всём при том, когда я вижу стол, я всё снова и снова испытываю побуждение не только говорить об ощущении, но верить, что там вовне есть ещё что-то физическое. И опять-таки, когда я имею представление, ощущение, чувство, то я имею не просто восприятие, то, что происходит, феномен, но я верю – хотя знаю, что согласно учению, которое я создаю, это совершенно неправомерно, – что внутри пребывает душа, а вовне – объект. Что-то побуждает меня делать это различие. Но что же это такое? – Мах говорит далее: – Как я прихожу к тому, что совершенно внезапно должен признать: там внутри есть нечто душевное, а вовне нечто внедушевное? Ведь я знаю, что здесь нет никакой разницы. И всё же что-то побуждает меня думать иначе, чем это предполагает моя наука", – так говорит себе иногда Мах, когда он отшатывается от вещей, и это стоит в его книгах. Он даже делает такое замечание: "Иногда обстоятельства складываются так, что возникает вопрос, а не водит ли человека какой-то злой дух по замкнутому кругу? – И отвечает: – Я склонен думать, что это так". Я знаю, сколь многие люди пройдут мимо этого места, сочтя его просто фразой. Но это место симптоматично. Здесь за плечами души можно разглядеть фактическую сторону дела. Это ариманический дух водит людей по замкнутому кругу так, что они начинают думать, как Авенариус и Мах. Мах в отдельные моменты и замечает этого ариманического духа. Это тот же самый ариманический дух, который теперь действует в большевистском образе мышления. Поэтому нет ничего удивительного в том, что логика действительности в результате приходит к этому. И вам становится ясно, что проникая глубже в явления жизни, глубже понимают и саму жизнь. Для социальных проблем нашего времени и ближайшего будущего это поистине не лишено значения. Ибо возникают выводы, не совпадающие с теми, к которым приходят Вагнер, Спенсер, Джон Стюарт Милль[*Адольф Вагнер (1835—1917), политэкономист. Герберт Спенсер (1820 – 1903), английский философ, Джон Стюарт Милль (1806– 1873), английский философ.] или кто-либо другой в этом роде, поскольку в социальной сфере следует делать выводы, соответствующие действительности, логике действительности. И наихудшее заключается в том, что в современных агитаторских стремлениях и в том, что из этих агитаторских стремлений проистекает, живут обычные логические выводы, иллюзии; эти стремления становятся в действительности иллюзиями. Потому-то я хочу привести вам два примера. Один из них вы уже хорошо знаете и лишь в данном контексте он представит для вас интерес. Марксистски окрашенные социалисты – а таковыми, как я уже не раз говорил, является почти весь современный пролетариат, – говорят под влиянием Маркса, что хозяйство, хозяйственный антагонизм, классовый антагонизм, проистекающий их хозяйственного антагонизма, – вот что составляет подлинную действительность; всё остальное есть идеологическая надстройка. Всё, что человек думает, сочиняет, творит, всё, что он думает о государстве, жизни и обо всём другом, всё это есть результат того рода и образа, каким он поставлен в сферу хозяйственной жизни. По этой причине – так говорят современные пролетарии – мы не нуждаемся во всеобщем национальном собрании при введении нового порядка, поскольку в него опять войдёт мелкая буржуазия и начнёт выступать с позиций, обусловленных её буржуазным положением в хозяйственной жизни. Нам это не нужно. Нам нужны люди, говорящие то, что может родиться в пролетарской голове, ибо такие люди должны сегодня преобразовать мир. Мы, вообще, не нуждаемся в созыве собрания, достаточно пары пролетариев, которые уже и так находятся наверху, чтобы осуществлять диктатуру, ибо у них пролетарское мировоззрение, и значит они правильно мыслят. Как Ленин и Троцкий в России, так и Карл Либкнехт[*Карл Либкнехт (1871 – 1919), вождь социалистов. Во время восстания так называемых спартаковцев был убит правительственными войсками в Берлине в январе 1919 года.] в Берлине отклоняют национальное собрание. Последний говорит: "Оно не может быть не чем иным, как новым изданием старой государственной шайки болтунов", – при этом имеется в виду немецкий парламент. Так что же лежит в основе всего этого? Основу здесь составляет то, из-за чего, главным образом, я был вытеснен шестнадцать лет назад – я вам об этом рассказывал, излагая историю моей "Философии Свободы"* – из социалистической школы для рабочих в Берлине. В этой школе, наряду с другими, я излагал естественнонаучные вопросы, давал упражнения по развитию речи, а также преподавал историю. Я преподавал её таким образом, какой считал необходимым для того, чтобы она была объективной. Для моих учеников это было абсолютно приемлемым. И не будь поставлены искусственные препятствия, приведшие к концу мою преподавательскую деятельность, она могла бы принести хорошие плоды. Но пришли социал-демократические вожди и обнаружили, что я излагаю не марксизм, не марксистское понимание истории, а,– вот курьёз! – делаю, прямо-таки, козлиный прыжок, – о котором и хочу сейчас вам рассказать, – а мои ученики-рабочие меня при этом прекрасно понимают. Я, например, говорил, что обычные историки не в состоянии понять, что за история связана с семью римскими королями; некоторые считают её даже мифом, потому что, если верить Ливию, эти семь королей, следуя друг за другом, сначала образуют некий род восхождения вплоть до Анка Марция, четвёртого короля, а затем нисходят, заканчивая полным декадансом при седьмом короле, Тарквинии Супербусе (Гордом). И я объяснил людям, что речь здесь идёт о более древнем времени в развитии Рима, о времени, предшествовавшем республике, что перелом, приведший к республике, состоял как раз в том, что древняя атавистическая духовная ритмика перешла в некоего рода народный хаос, тогда как ранее, например, ещё при египетских фараонах, истины, исследованные с помощью духоведения, клались в основу государственного устройства. И не лишён основания рассказ о том, что Нума Помпилий зачал с нимфой Эгерийского потока и так положил всему этому начало. Потом я говорил о том, как люди получали инспирации, прежде чем отдать какое-либо распоряжение, так что подданные следовали за своим властителем не так, как в позднейшие времена, а повинуясь законам, полученным из духовного мира. Вот откуда происходит та ритмичность, с которой сменяют один другого египетские фараоны, а также и римские короли: Ромул, Нума Помпилий и так далее, вплоть до Тарквиния Супербуса. Если вы теперь с определённой точки зрения рассмотрите последовательно семь принципов, как они изложены в моей "Теософии", то в ряду семи римских королей вы имеете не что иное как эти принципы. На всё это сейчас я могу только указать; здесь среди вас достаточно только указать на эти вещи, но сами по себе они, будучи в надлежащем облачении, представляют собой совершенно объективные истины, при этом в своём своеобразии они, конечно, не могут быть поняты обычными материалистически мыслящими историками. Поэтому семь римских королей являются для настоящих историков не более, чем мифом. Видите ли, если бы я пошёл дальше, то эти вещи я бы изложил другим образом; и если это делать надлежащим образом, то их соответствие с действительностью станет совершенно очевидным. Однако "материалистическому пониманию истории" до этого нет дела. Ибо для материалистического понимания истории совершенно необходимо изучить, каковы были хозяйственные отношения в то время, каким было земледелие, скотоводство, как земледелие было связано с торговлей. Далее необходимо изучить как возникали города, какое хозяйство было у этрусков, какой была торговля этрусков с восходящим Римом и как под влиянием хозяйственных факторов слагались отношения при Ромуле, Нуме Помпилии, Тулле Гостилии и т. д. Но, знаете, идти таким вот путём, значит не понять ничего. Поэтому, читая лекции в упомянутой рабочей школе, я старался держаться действительности и получалось так: поскольку я исходил из истинной действительности, эта истинная действительность и приходила мне на помощь. Надо сказать, что круг моих слушателей образовывали не одни лишь невинные, юные натуры, и это естественно. Среди слушателей были такие, которые уже до определённой степени восприняли пролетарское мышление, а так же такие, которые были нашпигованы множеством предрассудков. Таких людей, вообще, нелегко убедить в том, что лежит далеко от них. Например, однажды я говорил об искусстве, где я объяснял, что такое искусство и как искусство действует. Внезапно в самых задних рядах одна дама воскликнула: "Что же, веризм [*Направление в искусстве, близкое к натурализму. Особенно было распространено в Италии в конце XIX века.( Прим. перев.)], выходит, не искусство?" – Так что среди этих людей нельзя было положиться просто на авторитет. И дело заключалось в том, чтобы найти к ним путь не через окольные хитросплетения, а исходя из смысла действительности и истины. Поэтому не только следовало, а было необходимо говорить им: ведь вы наполнены такими понятиями, которые соответствуют материалистическому пониманию истории, а из него следует, что всё зависит от хозяйственных отношений, и вся духовная жизнь есть не более, чем фата Моргана, она основывается на идеологии, которая сама есть надстройка над базисом хозяйственных отношений. Маркс всё это показал остроумно и не без проницательности. Но почему у него всё это так получилось? Почему он считал, что всё обстоит именно так? А потому, что Маркс видел только своё непосредственное настоящее и не обращался к древним временам. Он брал за основу историческое развитие человечества только с XVI столетия. А в это время человечество действительно вступило в такую эпоху своего развития, когда духовная жизнь, если и не совсем так, как у Маркса, то всё же, в некотором смысле, стала выражением хозяйственных отношений в большей части мира. – Правда, Гётеанизм, произошёл не из хозяйственной жизни, и Гёте также и этими людьми считается стоящим далеко от хозяйственной жизни. В общем, можно сказать, ошибка здесь заключается в том, что верное лишь для определённого времени, а именно для новейшего времени, провозглашается всеобщезначимым. Но материалистически можно понять лишь историю последних четырёх столетий. А теперь мы подходим к самому важному, оно заключается в том, что с помощью обычной понятийной логики не продвинуться далеко вперёд, ибо понятийной логике почти нечего противопоставить хорошо подобранным тезисам Карла Маркса, но пойти вперёд можно только с помощью логики жизни, логики действительности, наблюдения. В этом случае обнаружится, что так называемая эволюция, которая совершается с XVI столетия, и которую можно интерпретировать историко-материалистически, содержит в себе существенное развитие, идущее в противоположном направлении, нечто такое, что невидимо, сверхчувственно протекает над внешним чувственно-видимым. И это является тем, что хочет выйти на поверхность, что хочет проявиться в человеческих душах как прямая противоположность материализму. Так что, материализм вырос до столь огромных размеров и действует с такой силой для того, чтобы человек, борясь с ним в эпоху души сознательной, обрёл возможность искать духовное, исходя из самого себя, и этим путём приходить к осознанию духа. Таким образом, задача состоит не в том, чтобы, как верит Карл Маркс, просто наблюдать действительность и считывать с неё: хозяйство является действительным базисом идеологии, – но сказать себе, что действительность, начиная с XVI столетия, не даёт нам того, что на самом деле является действительным, последнее следует искать в духе. Должен быть найден такой социальный строй, который бы возобладал над внешним явлением, над тем, что можно наблюдать внешне, начиная с XVI столетия. Время заставляет не наблюдать обычные внешние процессы, но пытаться путём их исправления постичь действительность. Поставленное марксизмом на голову необходимо вновь поставить на ноги. Исключительно важно знать, что в данном случае логика действительности прямо противоположна просто остроумной диалектике Карла Маркса. Но много воды утечёт в Рейне, прежде чем достаточное число людей поймёт эту необходимость: перейти от логики наблюдения к логике действительности. Однако понять это необходимо. – Необходимо именно в силу горячих социальных вопросов. Таков один пример. Второй пример касается того, о чём я вам говорил вчера. Я говорил вам, что наиболее характерным для времени, начиная с Рикардо, с Адама Смита и др., явилось то, что люди заметили, к каким последствиям ведёт хозяйственная организация, что в совместном социальном бытии людей человеческая рабочая сила употребляется как товар, приносится на рынок и как товар входит в оборот согласно спросу и предложению. Я говорил вам вчера, что именно это более всего волнует пролетарское мировоззрение, является его двигателем. Следуя понятийной логике, наблюдают всё это и говорят себе, что необходимо иметь такое экономическое учение, такое социальное учение, социальное жизневоззрение, которое, со всем этим, могло бы наилучшим образом ответить на вопрос: как рабочую силу, поскольку она является товаром, предохранить от эксплуатации? – Но такая постановка вопроса неверна. Она фальшива не только теоретически, но и с точки зрения жизни. Фальшивая постановка вопроса сегодня действует разрушающе, опустошающе, порождая хищническое потребление. И если не возникнет правильного понимания вещей, то хищническое потребление только возрастает. Ибо так же и здесь стоящее на голове необходимо поставить на ноги. Нельзя спрашивать: "Какой следует сделать социальную структуру, чтобы человек не эксплуатировался, несмотря на то, что его рабочая сила как товар, подлежит спросу и предложению на рынке, подобно другим товарам?". Ибо это противоречит внутреннему импульсу развития, соответствующему логике действительности; это противоречит тому внутреннему импульсу, который не так просто сформулировать, но который соответствует именно действительности и может быть выражен следующим образом. Ещё греческая эпоха, ставшая столь важной для нас греческая культура мыслима лишь при условии, что большую часть греческого населения составляли рабы. Рабство было предпосылкой той культуры, что имеет столь большое значение для нас. Оно в такой степени обусловливало греческую культуру, что даже столь великолепно мыслящий философ, как Платон, вообще, рассматривал рабство правомерным и необходимым для человеческой культуры. Но человеческое развитие идёт вперёд. Рабство было в древности, и вы знаете, что человечество восстало против рабства, инстинктивно воспротивилось тому, чтобы человек мог продаваться и покупаться. Весь человек не может быть продан или куплен. Сегодня это аксиома, можно сказать, и если где-то ещё встречается рабство, то об этом говорят как о варварстве. Для Платона это совсем не было варварством, для него существование рабства разумелось само собой. Для него это разумелось само собой, как и для всякого грека платоновского образа мыслей, вообще, для всякого политически мыслящего грека. Рабство мыслилось не иначе, как: это вполне естественно, что человека можно продать, что человека можно вывести на рынок, где на него существует спрос, – иного, естественно, рода, чем на корову. Но это была лишь маска, маскировка, ибо в дальнейшем эта форма рабства была заменена более мягкой – крепостничеством. Крепостное право просуществовало довольно долго. Но человечество восстало так же и против него. Наконец, рабство нашего времени не допускает продажу всего человека, но только часть его – рабочую силу. Однако сегодня человек восстаёт и против продажи рабочей силы. Несогласие с куплей и продажей рабочей силы является лишь продолжением неприятия рабства. Поэтому вполне естественно, что в ходе человеческого развития выросла оппозиция товарной форме рабочей силы, её функционированию в виде товара в социальной структуре. Следовательно нельзя поставить вопрос: как защитить человека от эксплуатации? – если при этом аксиомой является предпосылка, что рабочая сила есть товар, как это повелось, начиная с Рикардо, Адама Смита; собственно говоря, и Карл Маркс и всё пролетарское жизневосприятие имеет на рабочую силу тот же взгляд. Ибо это стало аксиомой: рассматривать рабочую силу как товар. Но при этом хотят, несмотря на то, что она является товаром, предохранить её от эксплуатации, предохранить рабочего от эксплуатации его рабочей силы. Всё мышление движется в таком направлении, при котором инстинктивно или не инстинктивно, как это делает и Маркс, и дюжины учителей политэкономии, действующие на факультетах, аксиомой является трактовка рабочей силы как товара. Да, в подобных вещах сегодня господствуют одни предрассудки, и эти предрассудки претендуют на водительство. Но в социальной сфере предрассудки особенно ужасны. Я не знаю, как многие, даже среди вас, сидящих сейчас здесь, считают преувеличением обязанность заниматься этими вещами, изучать их. Но ведь не думать о них, значит совсем не думать о жизни. Не думать об этих вещах, значит позволять повсюду обманывать себя. Последние годы со всей наглядностью показали это. Чего только не принесли эти последние четыре года! Можно было пережить поистине курьёзные вещи. Об одной из них я хочу вам рассказать в качестве примера. Каждый раз, приезжая в Германию, вы можете встретиться – так, впрочем, происходит повсюду – с новыми наставлениями по патриотизму. В последнее время, например, в ходу патриотический призыв к употреблению безналичного расчёта: теперь следует пользоваться не наличными деньгами, а чеками. В соответствии с этим людям объясняется, что пользоваться безналичным расчётом чрезвычайно патриотично, поскольку это необходимо, как считают, для того, чтобы выиграть войну. И никто не может понять, что это не более, чем тривиальная бессмыслица. Но об этом не только не говорят, эту идею пропагандируют, её придерживаются самые неподходящие для этого люди – те, кто управляет промышленными предприятиями и в ком было бы вполне естественно предполагать понимание вопросов народного хозяйства! Эти люди утверждают, что безналичный расчёт – это патриотично! – Конечно, при определённых предпосылках безналичный расчёт мог бы оказаться патриотичным. Это было бы в том случае, если бы каждый раз производился подсчёт сбережённого с помощью безналичного расчёта времени; но, ведь это в состоянии делать совсем немногие люди. Если бы большинство людей могло сложить всё сэкономленное с помощью безналичного расчёта время, а затем сказать: "Вот, мы имеем дополнительное свободное время, пожалуйста, используйте нас на какой-либо работе", – только в этом случае могла бы идти речь о действительной экономии. Но люди этого не делают и даже не думают о том, что только при этих предпосылках может иметь место хозяйственный эффект от подобного патриотического мероприятия. И подобный факт ужасно красноречив для последних четырёх с половиной лет, когда во всём наступил перелом. Реализуется невероятнейший дилетантизм. Невозможное становится действительностью, потому что люди, в том числе и те, кто всё это проводит в жизнь, ничего не знают о связях, существующих в этих сферах жизни. Тот ряд вопросов, который я провёл перед вами в последнее время, имеет целью привлечь внимание к изучению одного главного вопроса: какой должна быть социальная структура, чтобы она позволяла в совместной общественной жизни людей отделить ценности, товары, изделия, продукцию от рабочей силы? И всё, к чему должно стремиться народное хозяйство, состоит в том, чтобы отделить продукцию, предметы, циркулирующие на рынке, от рабочей силы. Именно народнохозяйственно должна быть решена эта проблема. Но, если считают аксиомой, что в товарах кристаллизована рабочая сила и что разделить их невозможно, то при этом уходят от главной проблемы, и то, что должно стоять на ногах, ставят на голову. Совершенно не замечают, что основной вопрос, от которого зависит счастье и несчастье цивилизованного мира в хозяйственной сфере, и на который должен быть направлен каждый импульс мыслящего человека, состоит в следующем: как отделить объективно существующие товары, ценности от рабочей силы, чтобы рабочая сила не была товаром? Этого можно достичь путём осуществления той (социальной) трехчленности, о которой я вам говорил. Это путь, на котором объективно отделённые от человека товары, ценности, можно отделить также и от рабочей силы. Однако понимание подобных вещей, встающих непосредственно из действительности, в настоящее время встречается крайне редко. В 1905 году в журнале "Люцифер-Гнозис" я опубликовал статью "Теософия и социальные вопросы"[*"Теософия и социальные вопросы". ИПН. 34.] В той статье я обращал внимание на высший принцип, который должен осуществиться, чтобы продукт был отделён от работы. Этот принцип состоит в том, что здоровые социальные вопросы могут вставать только при условии, если будут правильно мыслить о производстве и потреблении. Сегодня думают целиком в смысле производства. Этот смысл должен быть изменён! Вопрос должен быть уведён от производства и направлен на потребление. Можно было бы, в частности, дать некоторый совет, но, к сожалению, по причине недостаточности отношений и тому подобных недостаточностей, он бы не мог иметь правильных реальных последствий. К этому нужно мало-помалу подойти через собственный опыт. Но, фактически, здесь всё обстоит так, что люди сегодня верят в определённые логические последовательности и никакого смысла не придают тому, что может быть увидено в действительности. Однако действительность-то и приводит в социальной сфере к правильной постановке вопросов. Сегодня люди повсюду говорят: "Но разве не ясно, что для того, чтобы получился товар, должна быть произведена работа?" – Несомненно, работа должна быть произведена, чтобы получился товар. Логически товар следует из работы. Но действительность есть нечто иное, чем логика. Я уже однажды объяснял это нашим друзьям, только с другой точки зрения. Я тогда говорил, что на это смотрят с точки зрения материалистического дарвинизма. Я совершенно живо помню, как уже много лет назад я пытался объяснить всё это нашим друзьям в Мюнхенской ветви; тогда я часто это повторял. Я тогда говорил: "Вы только попытайтесь представить себе однажды настоящего геккельянца". Он верит, что из обезьяноподобного животного произошёл человек. И вот, как естествоиспытатель он должен образовать понятие обезьяноподобного животного, а затем – понятие человека. Если бы человека ещё не существовало, но уже было бы образовано понятие обезьяноподобного животного, то из этого понятия никогда не удалось бы выработать, выискать, извлечь понятие человека. Но геккельянец знает, что от понятия обезьяноподобного животного можно потому прийти к понятию человека, что последний существует в действительности. Вообще говоря, в реальной жизни человек видит разницу между понятийной логикой, логикой представлений и логикой наблюдения. Но этим нужно овладеть самым серьёзным образом, иначе никогда не придут к тому строю, тем социальным и политическим отношениям, которые необходимы для настоящего времени и ближайшего будущего. Если не захотят обратиться к отвечающему действительности мышлению, каким я его вам сегодня ещё раз представлял, то никогда в общественной жизни не придут к Гётеанизму. Но Гётеанизм способен войти в мир; огненным знаком этого является встающий на дорнахском холме Гётеанум. В шутку я могу вам посоветовать прочесть большие анонсы в "Базлер Нахрихтен". На последней страницу сегодняшнего номера там призывают делать всё возможное для того, чтобы скорее наступил великий день мировой истории, которым явится торжество вильсонизма! Но это всего лишь анонсы, не правда ли? И я лишь вскользь могу упомянуть об этом. Но в душах людей, по меньшей мере, "вильсонеанум" возводится с большой силой. [*В газете был опубликован призыв вносить пожертвования на строительство "Вильсонианума" в честь "спасителя всего человечества, справедливейшего судии всемирного мира, гениальнейшего и наиспособнейшего мирового реформатора, гениальнейшего и могущественнейшего освободителя народов, величайшего из живущих людей", и т.д. ("Базлер Нахрихтен", 14 дек. 1918 г.).] Недавно я говорил вам о значении, которое имеет строительство Гётеанума, и при этом было сказано о "негативной трусости". – Гётеанум должен выражать собой антитезу, протест против трусости.И можно уже сказать, что в будущем придут события – если даже эти анонсы являются лишь забавной попыткой взять аванс, – которые дадут этому протесту пророчески выступить из определённого мировоззрения. И если анонс на пол-страницы о вильсонизме не принимается всерьёз, то достаточно и того, что при этом узнают: уже основывается вильсониана. Поэтому должен ранее возникнуть протест: Гётеанум! |
Похожие:
 | Первая лекция дорнах, 4 ноября 1916г ... | | Первая лекция дорнах, 5 сентября 1924 г Полное наименование Общества в соответствии с Уставом: Закрытое акционерное общество «Морстрой» |
| Первая лекция дорнах, 10 октября 1915 г Проведение анализа штатного расписания по всем группам персонала для определения | | Первая лекция дорнах, 19 октября 1922 г Утвердить прилагаемую федеральную целевую программу «Культура России (2012 2018 годы)» (далее Программа) |
| Первая лекция дорнах, 17 февраля 1923 год Губарева Л. И., Мизирева О. М., Чурилова Т. М., Практикум по экологии человека (учебное пособие) / Под ред. Л. И. Губаревой. – М.:... | | Первая лекция 23 ноября 1923г. О душевной жизни человека И мы не можем утверждать, что смогли разобраться в полной мере. Законодательство региона объемное, но, на наш взгляд, малопонятное.... |
| Лекция первая берн, 29 ноября 1917 г. Три царства умерших. Жизнь между смертью и новым рождением Закон направлен на обеспечение защиты прав и законных интересов физических и юридических лиц, пострадавших в результате аварий гидротехнических... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Тема Страны Европы и США в 1900-1918 гг. Первая мировая война. Россия в начале 20 в.(1900-1916) |
| Лекция №1 Первая двухпартийная связка: федералисты-антифедералисты (республиканцы), 1789-1825 |  | Тема: Первая мировая война (1914-1918) Раскрыть причины, цели участников, характер войны; выяснить какую роль в ходе военных действий сыграл военно-технический потенциал... |
| Лекция I и проблема языка и сознания лекция II 31 слово и его семантическое... Монография представляет собой изложение курса лекций, про* читанных автором на факультете психологии Московского государственного... | | Лекция первая сфера бодисаттв Организационное. План работы на декабрь, анализ проведённых мероприятий за ноябрь |
| Рождественский курс Лекция первая Приказ Министра транспорта и коммуникаций Республики Казахстан от 19 мая 2011 года №291 | | Первая лекция берлин, 17 октября 1910 г Резервный день для прохождения гиа в новой форме в 9 классе по математике, истории России, биологии, физике |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Первоначально была смешанным городским приходским училищем №9-10 (1903 – 1918), затем 4-ой и 20-ой Железнодорожной школой (1918-1952).... | | Г о. Самара имени Героя Советского Союза Губанова Г. П. г. Самара, 443096 Первоначально была смешанным городским приходским училищем №9-10 (1903 – 1918), затем 4-ой и 20-ой Железнодорожной школой (1918-1952).... |
