Сайт Александра Рея
Скачать 4.4 Mb.
|
| Стоп-уголек, СТОП... Погасни, ведь все равно придет ночь… Открыть глаза получилось не сразу. Сначала пришлось немного потерпеть неясно откуда взявшийся свет, назойливо стремящийся пробраться сквозь сомкнутые веки. Я сидел на стуле. Конечно же, я не мог этого видеть, но ощущал вполне внятно, что сижу, что на стуле со спинкой, что босые ноги опираются на холодный пол, и еще… что у меня ничего не болит, что могу шевелить руками-ногами, и что в голове прозрачно, словно в хрустальном бокале. Всё это я мог ощущать. Хотя к перечисленному можно было добавить раздражение на противный свет и тяжелые веки. Но, в конце концов, я таки сумел их разлепить. Так и есть! Я сидел в полуметре от самого обычного офисного стола, на котором стояла пепельница, настольная лампа, направленная мне в лицо, и лежала самая обычная авторучка. Я поспешил опять зажмурить и прикрыл глаза ладонью. - Выключите эту чертову лампу! - требовательно выплеснул я всё скопившееся раздражение неизвестно на кого. - А-а-а… Наш гость наконец таки проснулся, - послышался глухой, словно говорили изнутри запертого холодильника, голос. - Извините нас за столь неприятное пробуждение, но мы не могли уже ждать, пока вы соизволите вернуться в реальность, - сказал совершенно другой голос. Казалось звук, прежде чем долететь до меня, прошел через водосточную трубу. Я почувствовал, что лампу направили в другую сторону и открыл глаза. С другой стороны стола виднелись два силуэта. В комнате было темновато (кроме лампы свет ниоткуда не поступал – ни окон, ни двери). После яркого света глазам было необходимо привыкнуть, поэтому пришлось немного подождать, прежде чем я смог рассмотреть говоривших из холодильника и сквозь водосточную трубу людей. Один из них был маленький и квадратный, как шкафчик, с растянутой во всё угловатое лицо приторной улыбкой. Второй – длинный, точнее будет сказать вытянутый, словно обычного человека взяли за руки и ноги и сильно потянули, а он вытянувшись, как резина, таким и остался. Губы собранны трубочкой прямо над кадыком – у него словно и вовсе не было подбородка. Оба были одеты в строгие черные костюмы с несуразно яркими галстуками – то, что был похож на тумбочку, носил кислотно-желтый, а смахивающий на трубу – в красно-фиолетовую клеточку. «Да уж, ну и клоуны… - подумал я, - Как в дешевеньком детективчике». И на самом деле, две противоположности в строгих костюмах, стол, стул и лампа… я обернулся, тьфу ты… прямо за мной огромное, в полстены, зеркало. Точно малобюджетный фильмец. Всё то время пока я осматривался и размышлял, парочка молча, в полной неподвижности, так и стояла – квадратный липко улыбался, а вытянутый равнодушно смотрел сквозь меня, сложив губы в трубочку, словно собирался кого-то поцеловать. - Э-э-э… - начал я, не зная, что и сказать, на ум как-то ничего путного не приходило, несмотря на нелепость происходящего. - А чего вы молчите? - Ждем, пока ты не начнешь спрашивать, - сказал тот, что был похож на тумбочку. - Хм… Хорошо. И так, кто вы такие? – задал я, как мне показалось, самый разумный вопрос из всех, что вообще можно было задать. Вытянутый удовлетворенно кивнул, видимо оставшись довольным, что вопрос был задан по плану. Но ответил квадратный: - Давайте для начала познакомимся. - Давайте, – согласился я. - Как тебя зовут, мы знаем, а вот как нас – тебе знать не обязательно, - звучал все такой же глухой голос квадратного. - Так какое же это знакомство? – я искренне удивился. - Но мне же к вам как-то надо обращаться?! - Хорошо, обращайся. - Ка-а-ак? - я опять начал раздражаться, уж слишком много пафоса в столь маленькой комнате на меня одного. - Ну… на кого мы, по-твоему, больше всего похожи? - улыбаясь сказал сильно смахивающий на тумбочку человек. Я, даже не задумываясь, выпалил: - Вот вы – на тумбочку, а вот вы – на водосточную трубу. - ОКи. Меня будешь звать доктор Тумбочка, а моего коллегу – доктор Труба. - Вы всё это серьезно? – недоверчиво сощурился я, всё больше и больше подозревая в возникшей ситуации розыгрыш. - Абсолютно! – улыбаясь, но при этом с неподдельной деловитостью подтвердил доктор Тумбочка. - А почему доктора? Я, было, подумал, что вы детективы из дерьмового сериальчика. Что-то типа «Гроза преступников Пупс и Жопс». - Нет, мы не детективы. Мы оба врачи, - говорил Тумбочка,- Я – психиатр, а доктор Труба – хирург. Доктор Труба кивнул, подписываясь под словами коллеги. - Теперь хоть что-то становится на свои места, - сказал я сам себе. - Значит психиатр и хирург? – переспросил я. Две противоположности одновременно кивнули. - И значит, доктор Труба меня вылечил, а доктор Тумбочка призван вправить мне мозги, - попытался я предположить. - Что-то вроде того, но не совсем… - улыбаясь, сказал доктор Тумбочка. - Что значит «не совсем»? - А то и значит… что мы оба призваны занимать вашим телом после вашего суицида. - После неудачной попытки, - поправил я психиатра. - Опять мимо, - еще шире улыбнулся доктор Тумбочка, видимо его очень забавляла игра в мое непонимание. - Что значит «мимо»?! – я окончательно взбесился и даже привстал в порыве гнева. - Что здесь может быть неверного?! Я прыгнул с крыши, «недоразбтлся», хотя не совсем понимаю каким образом - девять этажей как-никак. Меня привезли в больницу, вылечили. Сколько я пролежал без сознания? Неделю? Месяц? И вот, я здесь, разговариваю с мозгоправом и любителем человечины. Какие здесь могут быть варианты?! Или… вы хотите сказать… что я умер?! - Последнее предположение ближе всего к истине, - улыбался Тумбочка. У меня глаза стремительно поползли на лоб: - Вы хотите сказать, что в Чистилище, Аду или Раю, где я там нахожусь, носят идиотские галстуки? Ха-ха-ха… - я не сдержался и заржал. Хотя мне мой смех совсем не понравился – уж больно неискренно получилось. Уж слишком спокойно и уверенно говорил врач-коротышка и еще его слова многое могли объяснить. - Теоретически, вы, мой друг, разбились в лепешку о землю, пролетев девять этажей. Фактически же, вы сидите в подвале центральной клинической больницы и губами, из плоти и крови, разговариваете с нами. У вас бьется сердце, легкие качают кислород, и, может быть, вы уже проголодались… О прозрачной ясности в голове не могло быть и речи появилось такое ощущение, что сквозь череп, через трубочку, в меня медленно заливают забродивший смородиновый морс. - Сколько… времени прошло с тех пор, как я… ну-у… вы понимаете… Вытянутый приподнял кисть на уровень глаз и задрал рукав пиджака, сосредоточенно вперившись в наручные часы. Прошло минимум секунд пятнадцать, прежде чем его рука вернулась в исходное положение. Но ответил, почему-то, даже не пошевелившийся обладатель кислотно-желтого галстука: - Без двух минут полтретьего ночи. Значит около четырех часов, но точно сказать не могу. - Быть такого не может! Как я за такое короткое время смог оклематься? Ведь наверняка и сломанные кости должны быть?! – не поверил я. - Пойми, дорогой наш, тебе не надо было, как ты говоришь, «оклемываться». Ведь ты даже не прыгнул, - такая же угловатая, как и сам её обладатель, улыбка достигла ушей. - Но как же?! – подскочил я к столу. - Я же прекрасно помню, как перепрыгивал через маленькие перильца, ограждающие край крыши! Сам полет помню! А вы мне говорит «не было»! - Твои ощущения, память и впечатления – дело легко контролируемое. Поверь мне, как психиатру, - сказал психиатр, - Ты думаешь, что четыре с половиной часа назад поиграл в забывчивого парашютиста, хотя на самом деле – валялся с недопитой банкой пива в руке, прямо под вентиляционной трубой, с глупой «заточкой», слюной изо рта и остекленевшим взглядом. - Но как… - у меня внутри шла нешуточная битва между разумностью сказанного и собственной памятью, но единственное, что из этого получалось – смородиновый морс окончательно забродил и уже начинал пованивать. - Ты просто представить себе не можешь, куда добралась психология и психиатрия за последние десять-пятнадцать лет. Например, в твой мозг, с помощью телевиденья и радио. Психиатр великодушно сделал паузу, позволяя мне если не понять услышанное, то хотя бы размешать, вместо сахара, в смородиновом морсе. Спустя минуту я кивнул, давая понять, что готов выслушать продолжение. Доктор Тумбочка посмотрел на заворожено глядящего сквозь меня коллегу. Затем перевел взгляд обратно на меня и, не прекращая улыбаться, продолжил: - Ни один человек на Земле, кто смотрел хоть раз телевизор или слушал радио, не сможет лишить себя жизни. Это моё изобретение, кстати, - сказал доктор Тумбочка и замолчал, видимо ожидая от меня похвалы. Похвалы не последовало. - Ну а как же выбор самого человека?! – возразил я с негодованием, - Ведь вы не позволили мне быть хозяином своей жизни. - Ух-х-х… - выдохнул психиатр. - Именно из-за таких возражений общественность и не знает о моём изобретении. Однако, на счет выбора вы не правы, молодой человек. Мы как раз для этого здесь и собрались. - В смысле? - В прямом, - неожиданно раздался голос, звучавший так, будто прошел сквозь водосточную трубу. Я перевел взгляд на говорившего. Доктор Труба удостоверился, что я слушаю и продолжил: - Пока я буду говорить, старайся молчать! Вопросы задашь потом. Понятно изъясняюсь?! Я кивнул. - Хорошо! - тоже кивнул доктор Труба. - Единственным неоспоримым фактом остается твоя попытка самоубийства. Почему, для чего и зачем ты на это решился – дело третье, и нас, по сути, не касается. Это твоё личное дело. Для нас имеет значение совсем другая сторона твоего поступка… Наступило короткое молчание – то ли они думают, что я идиот и до меня с трудом доходит, то ли он сделал паузу, чтобы придать побольше значимости своим словам. В любом случае, я ждал продолжения. - Так или иначе, ты себе не нужен! - подытожил Труба. - Но… - попытался я возразить. - Молчи и слушай! – рявкнул хирург, насколько это было возможно сделать через водосточную трубу. - Ты решил избавиться от своей жизни. Не знаю, что в ней такого дерьмового, но, как я уже говорил, мне этого знать и не надо. И жизнь мне твоя не нужна… - А что же вам тогда от меня нужно? Для чего вся эта комедия, с клоунами и шариками?! – не сдержался я. - Твоё тело… - улыбнулся Шкафчик. - Моё тело? – повторил я за ним болваном, не на шутку удивившись. - Твоё здоровое, молодое, прекрасное тело. - Эт-т-то еще что за херня?! Что за дебильный розыгрыш?! - Послушай… м-м-м… мальчик. Так или иначе, ты собирался пустить своё тело в расход. По идее оно уже должно быть размазано о землю. Оно тебе совершенно ненужно, ведь так?! - Ну-у… не совсем… - промямлил я. - Ненужно-ненужно! Так давай сделаем, чтобы всем было хорошо. Ты нам тело, мы тебе трагический уход из жизни. «Нет, всё-таки они чуток переигрывают», - подумал я. - И что вы с ним будите делать? - Тебе-то уже какая разница? - И всё же? – не унимался я. - Это же в конце концов моё тело. - Ну, если так… - врачи переглянулись. - Если честно, пустим на комбикорм свиньям… - Что-о-о!!! – я опять, непонятно как, оказался у стола. - Да сядь ты! Шучу я, шучу… - холодно улыбнулся доктор Труба. - Глянь, какой впечатлительный. - Я бы на вас посмотрел, будь вы на моем месте, - надулся я. - Я, милый мой, на твоём месте никогда не окажусь, поверь! - В данный момент миллионы человек во всем мире ждут здорового сердца, - послышалось из холодильника. - Твоё сердце идеально подходит как минимум тысячи кандидатам. Почти та же самая картина с печенью и почками, только в гораздо больших размерах. И так далее… - То есть… вы хотите… чтобы я стал донором? А-бал-деть! – только и вырвалось у меня. - Именно так! – сказал психиатр. - Когда я открыл ЭТС… - ЭТС? - «Эффект танатосального стопора» и способы его провоцирования, через визуальные и аудиальные каналы восприятия, я подумал, как бы лучше всего это знание применить. Вот вы бы, молодой человек, что сделали на моём месте? Я задумался. - Даже не знаю. Во-первых, мне многое непонятно… - Например? - Как оно вообще действует? - Если упростить до банальности, то с помощью кое-каких картинок и звуков в мозгу у человека раскрывается определенное свойство. А именно, как только кто-то вздумает влезть в петлю, закинуть в желудок упаковку снотворного, полоснуть лезвием вены или, как в вашем случае, сигануть с крыши, срабатывает механизм блокировки всякой деятельности. Короче, ваше тело сковывает одна сплошная судорога… а чтобы не сойти с ума от боли, ваш мозг погружается в забытие, в мир грез, от двух до шести часов. - Поэтому, мне и казалось, что я спрыгнул? - Именно так! В своём воображении ты и спрыгнул, а на самом деле… сам знаешь. - А как же тогда вы узнали, что я собираюсь делать? Как вы вообще смогли меня найти? – разум понемногу стал возвращаться на своё положенное место и разрозненная мозаика мыслей наконец-таки начала складываться в единую картину. Но самое странно то, что я верил каждому слову врачей, несмотря на всю ирреальность услышанного. - О-о-о… мой друг, ну у вас и аппетиты. Этот вопрос единственный останется без ответа. Честно сказать, я и сам толком не знаю. Нам просто поставляют самоубийц как товар, вот так. Единственное, что знаю точно, не только психиатрия сделала прорыв за последнее время, физики, программисты и тому подобная шелупонь, вроде нас с доктором, не сидят на месте без дела. Ну так что… что бы вы сделали открыв ЭТС? Теперь-то вам всё понятно! Я еще раз прокрутил всё в голове. - Наверное… - начал я неуверенно, - Наверное, я бы запустил этот Э-эС-Тэ… - ЭТС, - поправил меня доктор Труба. - Этот ЭТС как можно шире, чтобы самоубийства прекратились. - Ну, хорошо. А как же вышеупомянутая свобода выбора – жить, или умереть, «вот в чем вопрос»? - На самом деле как? – я потер пальцами вески, почему-то сильно разболелось голова. - Получается, что человек ни жить не хочет, ни умереть не может. И как тогда быть? Я поднял взгляд на врачей. - Что значит «как быть»? – удивился хирург. - Мы ведь тебе уже предложили выбор, или ты забыл? - Забыл… - честно признался я. - Какого черта кто-то кого-то будет заставлять жить?! – то ли спросил, то ли воскликнул доктор Труба. - Хочешь умереть – пожалуйста! Только не надо бессмысленности и глупости, их и так в жизни хватает, а тут еще и в смерти! - Воспользовавшись нашим щедрым предложением, - продолжил другой, - Ты сможешь спасти кучу жизней и оказать неимоверное количество пользы. Ведь тебе нечего терять – так или иначе, тебя ждет смерть. Ведь ты этого хотел? - Не совсем… - промямлил я, абсолютно неуверенный под натиском разумных доводов. - А чего ты хотел – детей и старушек своим расплющенным видом напугать? Идиот! – разозлился хирург. - Эй-эй, полегче! – запротестовал я. - Нет, и в самом деле, ну подумай сам, - призвал психиатр, - Чего ради добру пропадать? - Это я-то добро? – рассмеялся я. Доктор Труба хмыкнул: - Ты, скорее всего, полное дерьмо и сопли. А вот твоё тело действительно на вес золото. Так что, не тупи, принимай решение активнее. Я разозлился: - А если мне захочется просто умереть, ничего вам не отдавая? - Э-э-э, не, дружок. Или ты живешь своей никчемной, никому ненужной жизнью, или поступаешь по-человечески, и даешь мне засунуть в твоё мясо скальпель… - Ужас! – меня аж скривило от отвращения. - Не ведись ты так. Обещаю, что помою руки. Ну что, давай, решай! Всё равно третьего не дано. - Что, мне прямо сейчас ответ дать? - Можешь прямо сейчас, - поторопил меня, не пойми с чего разговорившийся доктор Труба. - Я кое-что сделаю, и ты уснешь вечным сном. В то время как твоё сердце будет биться в груди другого, если повезет, хорошего человека. А не такого сопляжуя, как ты… - Хватит меня оскорблять! – попытался я возникнуть. - Но ведь, в конце концов, так же нельзя. А что скажут люди, если я возьму вот так просто и исчезну? - Насчет этого можешь не переживать, - уверил меня доктор Тумбочка, - Сможешь выбрать любую естественную или носильную причину смерти - всё, кроме самоубийства. Разыграем по высшему классу так, что и комар носа не подточит. Хочешь - автокатастрофа, хочешь – сердечный присуп, а хочешь… - …в собственном туалете захлебнулся, - перебил доктора Тумбочку ухмыляющийся коллега. - Для тебя самая подходящая смерть. Я сделал вид, что пропустил последнюю фразу мимо ушей: - Мне надо подумать. - Хорошо, - как-то легко и естественно пожал плечами квадратный врач, будто и ждал от меня этих слов, - У нас на это положены сутки, ровно двадцать четыре часа – не больше и не меньше. Понял? Я кивнул: - А как вы… - Мы позвоним, - опередил мой вопрос Труба. - Бояться нам за тебя нечего – всё равно с собой ничего не сможешь сделать. Мы тебя найдем, где бы ты ни был, чтобы услышать только одно: жизнь или смерть. Так что будь на связи! - Хорошо, - согласился я. - Возьми ручку, - приказал доктор Труба, протягивая её мне. - И крепко сожми в руке. Я взял. - Теперь, - продолжил он властным голосом, - Попытайся воткнуть её себе в глаз… - Вы серьезно??? - Ты правильно понял. В глаз… или есть вопросы? - Есть один… нет… даже два! - Ну-у? - Первый. Сейчас ночь? - Самая, что ни на есть. Ровно три часа. - О, ч-черт! А можно мы еще здесь посидим? - Нельзя! Второй вопрос?! - Вы что психи? Доктор Труба покрылся пунцовыми пятнами: - ПРОСТО… ВОТКНИ… ЭТУ ЧЕРТОВУ РУЧКУ… СЕБЕ… В ГЛАЗ!!! Что вырвало меня из глубокого и пустого, словно дом под снос, сна – не знаю. Может быть влага на лице и жуткий холод, может чувство приближающегося рассвета, а может и то, и другое одновременно. Главное, что я начал проваливаться в реальность, как когда-то, совсем недавно, в пропасть длиною девять этажей. Реальность ощущалась все сильней, своей мерзкой зябкостью, запахом дождя и затекшей рукой. Мне не хотелось пробуждаться – пускай пустота, пускай даже кошмары, лишь бы не то, что есть, не то, в чем живу. Я открыл глаза. Вокруг лишь белый, густой туман, жирными каплями заполонил всё пространство, да проглядывающиеся сквозь него силуэты антенн. Моя голова упирается в кирпичную кладку вентиляционной трубы. На расстоянии вытянутой руки валяется покинутое всеми, пустое тельце пивной банки. Я на крыше моего дома. Я сел, пытаясь размять правую руку, снова пустить кровь к мышцам, снабдить их кислородом - кровь побежала по венам свободно, создавая странную помесь боли и удовольствия. По идее мне сейчас надо бы засомневаться в существовании проникающего сквозь веки света, назойливо вырвавшего меня из забытья, врачей носящих дурацкие галстуки и времени, отведенного на решение-жизнь или решение-смерть… но я, почему-то, знал, что всё это было со мной, что всё это есть. Я поднялся на ноги, ощущая внутри головы всю ту же прозрачность, что и тогда, в «комнате для допроса». Не знаю, что ЭТС затрагивает внутри головы, но это здорово прочищает мозги. В дали, если смотреть чуть правее пожарной вышки, через пустырь, виднелись дома-коробки семнадцатого микрорайона, в которых загорались бледные из-за тумана окна-огоньки – люди просыпаются, чтобы иди спать на работу. Людям хорошо - они проспали мой полет, они проспали тот странный разговор, они ВСЁ ПРОСПАЛИ… Несмотря на то, что окончательно замерз, я просидел на крыше пока полностью не рассвело. Затем подобрал пустую банку, положил её в карман и проделал обратный путь, отсчитывая ступеньки, до пятого этажа. Ключи доставать не пришлось – я не закрывал входную дверь, ведь я, по сути, когда решился залезть на крышу, от всего отказался: ни мебель, ни вещи, ни мой любимый компьютер, ни собственно сама квартира, мне были не нужны. А вон как смерть повернулась. Я толкнул дверь, но она, вместо того, чтобы легко поддавшись отвориться, лишь чуток приоткрылась. Упершись плечом, я попробовал навалиться всем телом. Бесполезно! Что-то явно держало её изнутри. Топ-топ-топ… кто-то спускался с верхнего этажа. Я обернулся. - Доброе утречко, Андрей Николаевич, - поприветствовал я соседа. - А-а-а… и тебе того же, - как всегда пасмурно отозвался сосед, - Что, только домой пришёл? Я кивнул. - Эх, молодость, молодость… Иди, отсыпайся, - подмигнул мне, не пойми с чего заулыбавшийся мужик. - Да я б с радостью, только вот дверь что-то не поддаётся, - виновато пожал я плечами. - Вон, только немножко и приоткрылась. - Помочь что ли? – то ли у меня, то ли у самого себя спросил сосед. - Если можете. Андрей Николаевич – мужик раза в полтора больше меня, и вширь, и ввысь, так что у него вполне могло получиться. Он подошёл к упертой двери, покачал её на сколько это было возможно туда-сюда… а потом как стукнет её плечом. Дверь рывком распахнулась, с жутким грохотом стукнувшись о стену прихожей, а сосед не рассчитав силу влетел внутрь, ели удержавшись на ногах. - Бля-я-я… - смачно протянул Андрей Николаевич, потирая ушибленную руку. Причем мат, сказанный с невероятной глубиной чувства сожаления, относился ни к боли, как это могло показаться вначале. Я переступил порог. - Бля-я-я… - протянул я. Более подходящего слова, чем хаос, для открывшегося передо мной вида, подобрать было просто невозможно. Когда-то стоявший в прихожей шкафчик с вырастающим из него зеркалом, валялись сейчас под ногами в виде осколков и щепок. Металлическая вешалка с одеждой стали прахом – мешаниной железа и тряпья. Двери между комнатами просто изуродованы, составляя часть бессмысленного хлама под ногами. В общем всё, буквально ВСЁ было обращено в НИЧТО! Я стоял посреди вселенского хаоса моей квартиры, беспомощно озираясь и думая лишь о ясности в моей голове, которая была просто великолепна и именно этим сейчас мешала. Честно говоря, в данный момент я был бы совсем не против хорошего «тупняка». - Может ментов вызвать? – участливо предложил сосед. - А? А-а-ай… не надо, - отмахнулся я. - Чего? – заинтересованно спросил Андрей Николаевич. - Ай… - махнул я рукой. - Понял… - что-то поняв, сказал Андрей Николаевич, и похлопав меня по плечу, сделал шаг к выходу. - Ну, бывай! - Ага… И понятливый сосед громко затопал вниз по лестнице. Я выдохнул… наконец-таки оставшись наедине с ясной головой и не пойми откуда появившимся в моей комнате окном… Всё понятно и доступно каждому – отродясь в моей комнате не было окна. Собственно именно по этой причине данная комнатка, не больше двенадцати квадратов, и была выбрана на роль ночной крепости. Теперь же она ни на что негодна – лишь придет ночь и… …И? И что? Так или иначе, ночь придет, а мне-то что? Осталось только сделать выбор… Мать его, выбор… Какой еще выбор? Жизнь или смерть… Но при чем тут выбор? Ведь я его сделал уже давно - лишь ступив на лестницу, ведущую на крышу, я заключил договор со смертью. Тогда зачем я попросил у тех двух типов время на размышление – время на выбор? Боже, как тяжело соображать среди этого бардака, хотя… всё уравновешенно – бардак внутри, бардак снаружи. Я знаю, КТО мне поможет разобраться! Как там погода? Я подошел к окну. Окно как окно. Протянув руку, медленно, словно боясь обжечься, не веря в то, что вижу, я дотронулся до прохладного стекла, оставив на нем четыре пятнышка, которые медленно растворяясь, приобрели очертания моих отпечатков. Провел рукой по шершавой поверхности рамы, покрытой белой краской. Всякие сомнения испарились – вместо когда-то цельной стены сейчас в моей комнате находится вполне реальное окно. Створки легко поддались, и вместе с прохладой внутрь влетел запах сухих листьев, цоканье каблучков по асфальту и блеклый свет пасмурного утра. Я глубоко вдохнул, словно сделал первую за день затяжку. Раньше никогда не задумывался, что можно увидеть с этой стороны дома: маленький дворик с парой качелей; обнесённая высоким сетчатым забором баскетбольная площадка, обычно оккупированная пацанами-футболистами; сразу за ней территория пожарной части, с большими красными машинами и высоченным железным стволом – единственной в городе действующей смотровой вышкой, которой конечно никто уже не пользуется (вместо прямого назначения – высматривать пожары – её приспособили как хранителя антенн сотовых сетей). Вдали, если провести взгляд сквозь крыши маленьких частных домиков, виднеются всё те же гиганты-многоэтажки, чьи огни я видел сегодня на крыше. Да-а… окна здесь явно не хватало. Я развернулся и оглядел когда-то мою комнату. Теперь она мне не принадлежала. Уроды! Не знаю, правда, кто, но всё равно уроды… Есть конечно подозрение, кто мог ночью такое натворить. Дорвались-таки. Еще бы… столько лет безуспешно пытаться достать меня и вот, выпал великолепный шанс отомстить мне. Ели переставляя ноги между завалов, я начал пробираться к выходу. Здесь мне больше делать нечего. Хочу к той, что всегда меня принимала, примет и сейчас… Лишь стоило прикоснуться к березе, как мир немного преобразился. Словно через касание, сквозь кончики пальцев, она забрала все мои сомнения, неопределенность и сумрак, поселившиеся внутри, не дающие сердцу биться. Я, привычно ловко, взобрался на березу, распластавшись на её стволе, словно в теплой ванне. Даже, казалось, моё тело от этого чуточку согрелось. Мне с ней наедине хорошо… свободно... спокойно…. и безопасно. Будто она – моя мама, которой у меня никогда не было: заботливая, уберегающая и теплая-притеплая. Если я узнаю какого это, когда у тебя есть любящие родители, от молчаливого дерева – пусть будет так. В конце концов, какая разница какой оттенок у любви?! Даже если она граничит с сумасшествием… Видимо холод и моросящий дождь совсем не стали мне мешать – я уснул. Бежать от чудовищ, катаклизмов или просто от какой-то неопределенной угрозы, во сне вполне естественно. Ведь всё это разные образы одного и того же – страха смерти. Двигаться-бежать нас заставляет инстинкт самосохранения. Думаю, каждому снилось хоть раз, как он стремиться избежать, убежать от преследующей его смерти-опасности. Это понятно и естественно, как чистить по утрам зубы. Но тот сон, наверное, воплощение всего мусора скопившегося у меня в голове... Юрка услышав об этом сне наверняка бы сказал: «В твоем стиле. Всё с ног на голову…». Бежать среди тысяч гаражей не куда-то, а от куда-то, от кого-то, честное слово безумно страшно. Бежишь-бежишь от чего-то непонятного, большого и страшного, а вокруг лишь одинаковые железные ворота, которые отличаются лишь намалеванные белой краской номера. …1981…1986…1993… И ты не знаешь где выход, где вход, а значит, не знаешь, как выбраться из лабиринта, а значит, как спастись. …2074…2081… Ты видишь просвет между очередной порцией гаражей и скорее кидаешься туда, как к спасательному кругу в открытом океане, а там… всё тоже самое, разве что цифры другие. …2503…2507… И, кажется, что уже вот-вот тебя настигнет ОНО. …2559…2564… Где выход? …2577…2582… И тут до тебя доходит, что стремиться нужно к нулю. Где ноль, там начало, а значит и выход! Ты поворачиваешь обратно, только стремишься идти другим путем, стараясь не столкнуться с преследователем. …1417…1403… И цифры начали мелькать быстрее, и страх превратился в стремление, потому что есть цель, а значит, есть и выход. …905…877…801… Скорей!!! …613…524…436…352…200… Последний поворот и я у входа-выхода! - НЕ-Е-ЕТ! – рвется изнутри хрип. - Ты не можешь от меня сбежать, - говорит, улыбаясь, прелестная девушка, сидя на шлагбауме, преграждающем дорогу. - Ты обречен остаться со мной. У тебя нет выбора… - смеется она, - Так или иначе, ты не сможешь отсюда выбраться, не пройдя мимо меня. Я растерянно смотрю на неё, не зная что делать. - Хотя ты можешь вечно плутать среди этого лабиринта. Это ведь тоже выбор – быть ни живым, ни мертвым. В принципе, тебе не привыкать. Ведь ты как-то смог продержаться здесь всё это время - целых двадцать пять лет! Её прекрасное, всё в веснушках лицо, светиться улыбкой. Глаза смотрят с теплотой, будто мать на глупенького несмышленыша. Я решаюсь. - Кто ты?! – кричу испуганно я. - Что тебе от меня надо! Оставь меня в покое!!! - Дурак, - смеется она во весь голос. - Что я тебе сделал? Ну что ты ко мне привязалась?! - Дурак… - печально качает она головой. - Что ты хочешь со мной сотворить?! – тяжело и быстро дыша, ели шепчу я, задыхаясь, чувствуя, что эти слова забирают у меня последние крупицы энергии. - Дурак, скорей иди сюда! Ты не понимаешь, что делаешь! - слышу я её крик, сквозь угасающее сознание. - Кто ты? – одними губами произношу я. Жизнь… жизнь… жизнь… эхом разносится в темноте… ТВОЯ ЖИЗНЬ… Странно просыпаться от собственных мыслей. Когда глаза закрыты, и ты вроде спишь, а вроде - нет. Я полежал немного так, пытаясь вспомнить, какая мысль меня вырвала из сна, но так ничего в голову не пришло. Жаль… ощущение, что я упустил что-то важное никак не уходило. В любом случае пришлось открывать глаза. Когда всё же веки с усилием были разомкнуты, я понял, что или со временем, или со мной что-то не то – небо начинало темнеть. Причем не от того, что бельмо туч скрыло небо. Наступающая темнота была именно вечерняя. Значит сейчас должно быть часов восемь или даже полдевятого. Я достал из кармана мобильник – 20.47. Значит я проспал… проспал… очень долго – почти весь свой, уже второй по счету, последний день. Эта мысль меня почему-то развеселила. Я спрыгнул на землю, чуть не подвернув ногу. Покрутившись из стороны в сторону с расставленными руками, прохрустел позвоночник. Ну что, пора собираться в разрушенный дом. Интересно, что будет сегодня ночью? Не… всё же странно это – ухмыляться над тем, что всю жизнь держало в страхе… От чего так произошло? Наверное, у меня теперь нет смысла бояться – всё равно без пяти минут покойник. Уже сделав несколько шагов к дому, я вспомнил О НЕЙ. Развернувшись, я помахал ей: - Прощай, родная. И… спасибо… Береза зашелестела листьями: «Нет…смысла…в этом…если…сам…не можешь…сделать…это…». - Что? – ничего не понимая, спросил я у голоса, раздавшегося в моей голове. «…это…слова…которые…ты…потерял…». - Нет смысла в смерти, если сам не можешь её выбрать, - повторил я утерянную мысль, словно подобрал упавшую монетку. - Хм-м… - улыбнулся я мыслям, крутившимся в голове, - И вправду, смысла никакого нет… Дверь квартиры я не запирал, в этом не было надобности. Единственное, что отсюда может унести чужой человек – это непроглядную тьму и горы мусора. А темнота на самом деле была густая, или даже плотная, как желе, и словно живая. Не знаю, такова ли темнота всегда, или есть другие виды и состояния темноты. Ведь я её, по сути, никогда толком и не видел, разве что полоской, пробивающейся в щель между дверью и полом. Не специалист я в вопросах темноты. Даже как-то странно было всё это – стоять на пороге своей квартиры, под защитой подъездных ламп и смотреть, как из моего, всегда освещенного жилища, вытекает темнота. Но еще более странным было то, что внутри меня не было страха перед неизведанной тьмой, а одно лишь оголенное любопытство. Любопытство такой силы, что я ели себя сдерживал, чтобы не нырнуть, как в омут, с головой, в манящий мрак. Один… два… три… вдох… выдох… ПОШЁЛ! Я перешагнул порог... Нельзя сказать, что мне это далось легко. В смысле, не то, что я долго решался и сомневался, нет. Трудно было войти в темноту, я не мог в неё проникнуть. Она не хотела и не могла принять новое для неё тело. Лишь коснувшись её границы, я всей сущностью почувствовал, как тьма отторгает меня. Я навалился на неё всем телом и лишь тогда она нехотя, с натугой, упорно сопротивляясь, начала пропускать меня. Ощущение было такое, словно я пытался проникнуть внутрь большого мыльного пузыря, с очень толстой границей. Но, в конце концов, я смог пробраться внутрь. Первым желанием было нажать выключатель и разогнать светом хозяйничающий здесь мрак, но я вовремя спохватился, отдернув руку, словно обжёгся, от белой кнопки выключателя. Я глубоко вздохнул. Мне представилось как черная, вязкая, тягучая масса проникает в мои легкие, через них впитывается в кровь и разносится по всему организму, заполняя собой моё тело. Еще пару глубоких вдохов и выдохов, и тьма заполнила меня всего, без остатка. Теперь она во мне. Теперь темнота – это я. «Какой смысл в смерти, если я не могу ей управлять? Разве может смерть хоть кому-нибудь принести пользу? Ведь тогда теряется всякий смысл…». Ощущение пустоты внутри меня жгло ледяной водой. Будто я – комната, где всё стоит на своих местах: есть и диван, и стол с компьютером, и книжные полки забиты до отказа, и даже красивая картина на стене, но… вот один угол пустует. ЧТО-ТО в нем должно стоять, обязательно должно. И может это ЧТО-ТО совсем ненужное и незначительное, не этого ЧЕГО-ТО просто не хватает. Кажется, лишь стóит понять что же ЭТО такое, и комната приобретет смысл и завершенность. Поставишь, например, в этот пустой угол вазу… может быть крышку гроба… может быть огромный динамик… или что там вообще должно стоять?.. и всё становится целостным. Но главный вопрос остается – что я должен понять? Кап-кап-кап… слышится бит капель по подоконнику несуществующего окна. Что же я должен понять? Чем должен заполнить пустой угол внутри меня? Я пробрался сквозь тьму к несуществующему окну. Это прекрасно… огни ночного города… дождь... моё бесстрашие - всё это сплетается воедино, превращаясь из разрозненных кусочков в картину великого мастера. Стоя в темноте, смотря в дырявый от огней мрак, я вдруг нашел смысл в своем самоубийстве, я вдруг понял, почему я решился на это. Ведь всю свою жизнь, длиной в четверть века, я был лишен всего этого – этих окон, этих фонарей, этих улиц, окрашенных, разодетых в ночь. Боже милостивый! Как можно было так долго жить без этого? Как?! Все эти долгие, бесконечно длинные года, я был пуст наполовину. Внутри было много света, цветов и ярких красок, но не было темноты, мрака, черной ночи. А ведь это всё равно, что жить используя только очищенную воду – вроде и вода, вроде и чистая, без солей «загрязняющих» идеальную жидкость, но человек начнет разрушаться, гнить изнутри, лишенный «плохого». Теперь понятно, что за ощущение я испытывал, когда ночь заполняла отведенное ей место, законное место внутри меня. Ощущение, что я – это я. Ни добрый, ни злой. Ни черный, ни белый, и даже не серый, а я сам… Я смотрел сквозь искаженное дождинками стекло на два разных мира, как внутрь себя. Почему-то вспомнилась музыка из фильма «Тони Такитани». Помню, именно под неё я чаще всего ждал прихода зверя. Знаю почему… Эта музыка написана ночью и для ночи. Когда играет мелодия, можно представить, как к Рюичи Скакамото пришла муза через черный ход, вся в черных одеждах, и подкинула в его «Solitude» темноты… Я смотрел на неизвестные мне доселе миры под музыку звучащую внутри. Два мира, две противоположности слились за окном. В одном яркий прожектор освещает желтым светом маленькую улочку, ведущую к пожарной части. Свет вырывает из темноты лишь малую часть асфальта, да кусок трехэтажного здания из грязно-белого кирпича. В этом мире всё тихо… в этом мире время ели бредет сквозь осенний дождь… в этом мире одиночество-ночь. Второй мир смотрит на меня тысячами горящих глаз. Там, вдали, где укрываются маленькие люди в своих крохотных, но надежных квартирках, время бежит быстро, всё ближе приближая их ко сну. Скоро, очень скоро, мириады глаз погаснут, оставив лишь силуэты пустых коробок, и сегодняшний день уйдет навсегда, чего я очень не хочу. Пускай время остановится или хотя бы скорость его движения приблизится к нулю настолько, чтобы эта новая для меня ночь превратилась в целую жизнь. Именно поэтому я снова перевел взгляд на первый мир, на тот переулочек, казавшийся сейчас фантазией, детской мечтой Одиночества. Я смотрел на оазис, созданный в темноте желтым светом прожектора, словно фильм, нереальный, никогда не существовавший и, может быть, именно этим прекрасный. Иногда там, в дождливой темноте улицы, появлялись два красных глаза, медленно ползущих к свету. Выныривая из темноты, машина проезжала до конца дома и медленно-нехотя поворачивала за угол. Сквозь ливень контуры машин казались размытыми, словно нерадивый художник опрокинул чашу остывшего кофе на только что завершенный рисунок. Мокрый асфальт, разъеденный, как язвами, потоками луж, оставлял на себе следы сбежавшего из под света авто. Я просто стоял, смотрел в окно, прислушиваясь к чувствам, что дарила мне звучащая внутри музыка. Из темноты появился очередной взгляд пары красных глаз… А ливень бьет по земле… Попав под лучи прожектора, машина проехала еще несколько метров и медленно, в такт живущему здесь времени, остановилась… А ливень всё бьет по земле… Из открывшейся дверцы появился силуэт женщины… А дождь льет и льет… Закрылась дверца и авто всё также медленно тронулось с места, оставляя следы на воде, не смотря на то, что… Капли с силой разбиваются о землю и… Силуэт, брошенный и пустой, смотрит в след сбежавшей машине. Казалось, лишь когда машина скрылась за углом, оставшийся человек понял, что остался один… Лишь когда дождь промочил её насквозь, словно выброшенную тряпичную куклу, ОНА ПОНЯЛА, что осталась СОВСЕМ ОДНА… ЧТО осталось?.. И тогда дождь хлынул в полную, на какую был только способен, силу – хохоча, издеваясь, ненавидя силуэт… А силуэт лишь посмотрел на серый небесный купол, лежащий так низко, что ему приходилось опираться на крыши домов, чтобы не упасть на землю. Она подняла взгляд на небо… небо, терзающее её дождем. И затем… она начала кружиться, будто празднуя только что навалившееся на неё одиночество. Она смотрела в рыдающее небо, кружась, топча поганый дождь и тоже рыдала… громко, как могла… во весь голос… оплакивая отнятую человеком в машине душу… вымаливая её вернуть обратно… Я не мог этого слышать, но я всем телом чувствовал тот силуэт – её боль, её крик, её одиночество… Я чувствовал и понимал, что там, в мире дождя, вязкого времени и жёлтого света, там Я. Тот силуэт – мой. Именно я кричу, рыдая, промокший до нитки, о том, что предал себя, выкинув у ближайшего фонаря… Я смотрел на неё в темноту, не чувствуя собственных слез… смотрел бесконечно долго, как и хотел, пока силуэт не растворился в дожде… пока дождь не смыл, унеся с собой, этот крик, эту пустоту и предательство… это одиночество. Оба мира угасли в одно мгновение – пришла абсолютная тьма. Услышать хруст, раздающийся из под тяжелых лап. Почувствовать дыхание зверя. Понять, что здесь не один. Я замер, как всегда, в оцепенении, скованный… нет, не страхом, а силой, что дала мне темнота. Хррр… хррр… хррр… слышатся приближающиеся шаги… хррр… совсем рядом… Возле моей руки шелест теплого воздуха – это дыхание зверя. Я решаюсь и приподнимаю ладонь, чувствуя, как зверь замирает в ожидании. Я кладу руку на немного колючую, но теплую шерсть. Он вздрагивает, но не решается ничего делать. Чувствуя, как он не понимает, что же происходит… я глажу его! Зверь тяжело дышит… Слышатся шаги всё с тем же хрустом оттуда, где должен быть дверной проём – это хозяин зверя. Он останавливается и явно смотрит на нас, пронизывая взглядом темноту. Зверь поворачивает голову в сторону хозяина, как бы спрашивая «Как быть?». Хозяин растерян, он не знает… но чувствует во мне темноту, он не видит внутри нового меня страха… и этого для него достаточного. Секунда промедления и… - Бобик, ко мне! – властно командует невидимый мне хозяин. - Пошли! Зверь с явной неохотой покидает меня, унося с собой абсолютную тьму… Я включил свет во всех комнатах. Прошелся туда-сюда – с комнаты на балкон, с балкона на кухню, с кухни опять в свою комнату. Весь мой путь неотрывно сопровождался хрустом под ногами – это был звук разбитой в дребезги жизни… жизни, полной страхов и отчаяния… жизни, от которой остались лишь осколки. Больше мне здесь делать нечего - сейчас смысл лежит где-то выше, там, где можно коснуться рукой облаков. Где-то там… На крыше было холодно. Несмотря на то, что дождь почти прекратился, было сыро и ветер пробирался к самому сердцу, будто и не было на мне никакой одежды. Большие черные тучи – потолок мира – касались моих волос. Можно было протянуть руку и набрать пригоршню тяжелого, черного дождя. Казалось, кто-то заботливо накрыл этот город большой крышкой, уберегая его от бед и несчастий. Сколько мне осталось до звонка? Я достал из кармана телефон. По маленькому экранчику скакали, появляясь то тут, то там, четыре цифры – ноль, ноль, пять, девять. Осталось всего два часа, и я смогу, так или иначе, обрести свободу. Только вопрос, какую форму она примет… Еще не успев убрать мобильник обратно в карман, я почувствовал, как его сотрясают конвульсии, и лишь спустя секунды, раздался звонок. «Дррр-дррррр…» - надрывался он. «Номер не определен». Ничего страшного, я и так знаю кто это. - Да? – подал я голос. - Здравствуйте, молодой человек. Это… м-м-м… доктор Тумбочка вас беспокоит, - глухо, будто из тумбочки, прозвучал знакомый голос. - Я звоню услышать ваше решение. Вы готовы? - Вы не рановато, доктор? Кажется, у меня есть еще два часа. - Э-э-э… нет! - Это почему же? У нас ведь был уговор, - сказал я с укором. - Уговор - не уговор, сейчас не имеет значения, - отмахнулся он от меня. - Как это? – искренне удивился я. А казались такими серьезными дядьками! - Оч-чень даже та-ак… - произнес голос, растягивая гласные, неумело парадируя еврейский говор. - У нас на это есть основания. Во-первых, если вы и выбрали свою судьбу, то сделали это давно, а сейчас тупо тяните время. Которого, кстати говоря, у нас с вами нет… - А что не так со временем?! – грубо перебил я врача. - Это уже вторая причина - в данный момент требуется незамедлительная пересадка сердца очередному хорошему человеку. И ваше, по всем параметрам, подходит ему как нельзя лучше. Так что, считайте, вам повезло! Ваше сердце, наконец-таки, будет качать чистую и достойную кровь… - Эй! Потише там! – разозлился я. - Может быть я вообще захотел жить… - Как захотел, так и расхотел! Тебе не привыкать… Ты что, засранец, не хочешь спасти достойного человека?! – послышался из трубки далекий, словно прошедший через водосточную трубу, крик. - Вы там что, совсем охренели!!! – заорал я в телефон. - Может хватит меня толкать к смерти?! В трубке воцарилась тишина. И лишь спустя минуту опять послышался размеренный, почти убаюкивающий голос психиатра: - Так ты что, передумал умирать? - Представьте себе! – раздраженно огрызнулся я. - Хм-м… Жаль, мы на вас очень рассчитывали, - укоризненно сказал голос. - НИХРЕНА МНЕ НЕ ЖАЛЬ!!! Я жить хочу… а вы… суки… - хлюпая носом и вытирая слезы рукавом, прохрипел я обиженно. - А можно узнать почему? Что вас заставило пересмотреть свою позицию? Конечно, можете не отвечать. Я узнаю это так, из чисто профессионального любопытства. Я постоял в нерешительности несколько секунд, не зная, говорить или нет, совсем забыв о холоде. - Можно узнать? – поторопил меня доктор. - Можно… - И-и? - Я выбрал жизнь… потому… потому что нет смысла умирать, если об этом никто не узнает – это раз… - ели выговорил я. - А два… вы наверное этого не поймете, но я все равно скажу… мне хочется хоть кому-нибудь об этом рассказать… Второе… потому что я нашел себя. За этот день произошло многое… и это мне помогло найти себя… настоящего. - Спасибо, - вежливо поблагодарил меня доктор. - Спокойной ночи вам, молодой человек. - И вам… спокойной… - Ах да, совсем забыл. Если вы еще раз попытаетесь повторить попытку – это будет расценено, как желание отдать своё тело во благо людям. Вы даже не будете возвращены в сознание. Хотя, я уверен, что такого больше не будет. В принципе всё… Прощайте! «Потому что я наконец таки нашел себя настоящего» - растворились слова в ночном воздухе. Я прошел на своё любимое место и сел на мокрую крышу, опершись спиной о кирпичную трубу. Подобрав ноги, обхватил их руками и положил подбородок на колени – так стало немного теплее и легче. Что я здесь, в смысле на этом свете, вообще делаю? Зачем я здесь? Чего хочу? У меня очень много вопросов, на которые впервые предстоит ответить. Но теперь у меня на это есть целая жизнь. И даже не важно, будет она большая или маленькая… главное, что она ЦЕЛАЯ… и вся моя, без остатка. Буду ли я жить добром или злом, буду ли победами или проигрышами – всё не важно. ГЛАВНОЕ ЖИТЬ! Может быть, иногда жизнь и бывает хуже смерти, но я этого понять не смогу… теперь не смогу. Да и не буду даже пытаться, буду просто жить. Я направил взгляд в небо, которого не было видно. Где-то там, за облачным монолитом, есть полная звезд скатерть. Где-то там, сверкают пять звездочек, в единстве составляющих латинскую букву «W». И одна из них, самая яркая и самая желанная, сверкает ровно посередине них – моя звезда. Пока она горит, горит и уголек моей жизни, заполняя мой путь обыденностью: сомнениями, желаниями, одиночеством, скандалами и теплом, любовью, грустью и чисткой картошки… ВСЁ ЭТО Я… Я встал, отряхнул ладони и убедился, что штаны на заднице всё-таки промокли. Ай, какая разница! Я спустился вниз, в квартиру, откопал в груде хлама свой кошелек. Пойду, схожу в ночник – отчего-то безумно захотелось пива с крабовыми палочками… Эпилог Звуки шагов гулко разносились по длинному тёмному коридору. Пустые, холодные, серые стены выдавали казенное учреждение – может подвал школы, может университета, а может и больницы. Два совершенно разных человека в совершенно одинаковых костюмах не спеша шагали по широкому коридору. - Я думаю вас можно поздравить, Станислав Игнатьевич, - прервал тишину один из них, тот, что походил на водосточную трубу. - И я так тоже думаю, - довольно, но немного устало подтвердил профессор Степаненко, - Как-никак тысяча исследуемых и из них тысяча определенно одинаковых результатов. Все сомнения моих оппонентов разбиты в пух и прах. - Да-а… - задумчиво протянул тощий и вытянутый до невозможности человек. - Честно говоря, даже я, единственный ваш соратник, не мог представить ТАКОЙ успех. Ни один… НИ-О-ДИН из тысячи не согласился отдать своё тело в пользу другим. - И что это должно означать, Лев Адамович? – игриво подмигнул профессор Степаненко своему коллеге. - …что ваша теория верна на все сто! – хихикнул Лев Адамович. - Вот-вот… ни один, чертов сукин сын, не лишает себя жизни, чтобы лишить себя жизни. Видите ли, они, бляди, делают это на публику. Это же уму непостижимо! - И не говорите, Станислав Игнатьевич, - поддакнул другу вытянутый. - Нам этого точно не понять. Если бы каждый, кто сталкивается с жизненными проблемами, лез в петлю, человечество давно бы исчезло. Ай… - махнул он рукой, - И черт с ними. Главное, что нобелевка у нас в кармане. - У нас? – удивился Станислав Игнатьевич. - А как же… - Нет, мой друг, вы не путайте. У нас две нобелевки по карманам, у каждого. У вас, за открытие ЭТС, и еще одна у меня, за моих суицидников. Правда работы предстоит «огого»! Остается еще много непонятного. Оба человека подошли к конечной цели - они стояли у двери. Невысокий, квадратный профессор порыскал по карманам и вытащил на блеклый свет коридорных ламп связку ключей. Затем немного повоськался с замком, прежде чем дверь была открыта. Все это время вытянутый человек молча стоял рядом, прислонившись к холодной стене, и с интересом наблюдал за суетливыми движениями друга. Зайдя в крохотную коморку, в которой только и размещался шкаф до самого потолка, стол, настолько заваленный папками, что из под них выглядывала лишь верхушка монитора, да пару стульев. Мужчины обессилено плюхнулись на стулья. - Угощайтесь, – Станислав Игнатьевич протянул Льву Адамовичу полупустую пачку «Золотой Явы». Ученые закурили. - Так на чем мы… - На том, что много непонятного, - напомнил Лев Адамович. - Ах да… Так вот, то, что они все отказались от мысли о суициде, после обязанности отдать своё тело другим, легко можно понять. Тем более что эгоизм самоубийств нам-то и надо было доказать. Но вот почему у каждого исследуемого после эксперимента значительно повысился уровень жизни, то есть, проще говоря, почему они вдруг начинали чувствовать себя счастливыми – остаётся главной загадкой. - Может быть, тонотосальный шок каким-то образом влияет на состояние мозга? – предположил Лев Адамович. - В смысле? - Ну, например, затрагивает части мозга отвечающие за состояние счастья или отношения к жизни… - Всё может быть, мой друг… - задумчиво произнес профессор Степаненко, - Однако у меня есть другое предположение. - ??? - А что, если у самоубийц были серьезные проблемы, о которых мы не знали… - Каким образом, Станислав Игнатьевич? - перебил рассуждения коллеги Лев Адамович. - Мы досконально «прошлись» по жизни исследуемых - «от» и «до». И вы сами прекрасно знаете, что нет у них и быть не может, каких-то серьезных причин лишать себя жизни. Ну, там, одноклассники не признают или баба бросила – это понятно. Но ведь такой ерунды у каждого навалом. Однако большинство с этим справляются. - Нет-нет… Я и говорю, что именно они - «не большинство»! Я имею ввиду… а что, если у них есть что-то невидимое нам, не касаемое реальной жизни и даже не из области отношений с другими, а что-то в их внутреннем мире… - Да что, в конце концов, вы имеете ввиду?! И что, по-вашему, может заставить человека пойти на этот глупый, бессмысленный и безответственный поступок? Одиночество? Скука? Безмозглость? - Это само собой. Но представьте себе, Лев Адамович, что есть у меня мечта… - Мечта? - Да, самая обычная мечта. Например, создать автомобиль, но по каким-то причинам, я не могу этого сделать. Допустим, нет у меня глаз и рук. Каким образом я смогу осуществить свою главную жизненную задачу? Какой смысл мне жить? - Но ведь у всех них есть и глаза, и руки, и даже жопа есть! - Во-первых, не горячитесь так… Вот так, хорошо… Выдохнете… Лев Адамович, не понимайте всё буквально. Руки и ноги – это метафора! Может быть, у них внутри что-то не так, им что-то не дает идти к мечте! А после того, как у самоубийц не остается времени, они плюют на все свои стопоры и страхи, и начинаю-таки двигаться вперед. Ведь каждый… подумайте… КАЖДЫЙ из тысячи человек брал себе 24 часа «на подумать». Может быть, за эти часы они переступали через себя, решались на отчаянный шаг! - Вы, Станислав Игнатьевич, фантазер и романтик! – насмешливо покрутил у виска Лев Адамович. - Еще два года назад ЭТСка тоже была фантазией! - Не знаю… не знаю… Есть идея – исследуйте! На то вы и ученый. И может быть, именно вы найдете пилюлю абсолютного счастья - сокращенно ПАС. Видите, я уже и название придумал. - Хорошо смеется тот, кто смеется последним! Ладно, хватит мечтать. Надо готовить отчет о сегодняшнем случае. Увидимся позже, - помахал рукой Станислав Игнатьевич вслед ныряющему за дверь Льву Адамовичу. - Да-да… Увидимся… - послышался из коридора голос, словно прошедший водосточную трубу. |
Похожие:
 | Тема: Военные походы Александра Македонского Цель: познакомить учащихся с военными походами Александра Македонского и определить причины побед Александра Великого |  | «Опричнина» # Основные направления внутренней и внешней политики России в период правления Ивана IV, Петра I, Екатерины II, Александра I, Александра... |
| Тематическое планирование по истории России. 8 Б класс Знать годы царствования Александра I; называть характерные черты внутренней политики Александра I; делать оценочные суждения | | 280о 6 Хузифа же, или Олимпиада, мать Александра, пошла в землю,... И потом царствовали 4 подчиненных Александра. И взял Македонию Арридей, брат Александра, который Филиппом прозвался, и он царствовал... |
| Александра Трифоновича Твардовского посвящается… По всей России почитатели таланта Александра Трифоновича Твардовского 21 июня 2010 года отметят 100 лет со дня рождения великого... | | 1. Реформаторский выбор Александра II. Складывание «правительственной партии» Царь-освободитель. 19 февраля 1855 г на российский престол вступил Александр II (1818-1881) старший сын Николая I. Со вступлением... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Официальный сайт образовательной организации в информационно-телекоммуникационной сети "Интернет" (далее соответственно-официальный... | | Руководство пользователя 42 Сайт конкурса 42 Программная реализация... Этот материал размещен в блоге Деменевой Н. Н |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Образовательные: формировать представление о личности императора Александра III; подчеркнуть, что свое правление Александр III посвятил... | | Монахов М. Ю., Воронин А. А. Создаем школьный сайт в Интернете. Элективный курс. Учебное пособие Программа элективного курса «Создаем школьный сайт в Интернете» является модифицированной программой, разработанной Монаховым М.... |
| Сайт как средство обучения учащихся Цель у всех учителей одна – дать знания детям и научить их применять на практике. Проведение урока географии невозможно без широкого... | | Реферат по теме «Кто остановил поход Александра Македонского на Скифию?» Александр Македонский отказался от планируемого им похода на Скифию, что являлось причинами его неудачи и т д. В данном реферате... |
| Календарно-тематическое планирование уроков истории в 11 классе Настроения в обществе. Личность Александра II. Начало правления Александра II. Смягчение политического режима. Предпосылки и причины... | | Александровский дворец Александра Павловича (будущего императора Александра I) с великой княжной Елизаветой Алексеевной (1779-1826). В мае 1796 года, в... |
| Александр III александрович Александра II, на престол вступил его сын Александр III. Старший брат Александра III николай умер в 1865 году и после его смерти... | | Гбоу рк «Карельский кадетский корпус «Карельский кадетский корпус... Основной задачей промежуточной аттестации является установление соответствия результатов учеников требованиям примерных образовательных... |
