Н. Ф. Калина, Е. В. Черный, А. Д. Шоркин
Скачать 2.25 Mb.
|
Психолингвистические характеристики дискурса “довольных” и “недовольных”
Полученные данные свидетельствуют о существенных различиях в дискурсе “довольных” и “недовольных”. Отличия затрагивают все три типа семиотических отношений: семантические, синтаксические и прагматические, однако наиболее существенными представляются различия в прагмасемантике высказываний (нарративные модальности) и типе их функциональной связи с реальностью (типология наклонений). Выражены также различия в типе синтагматической организации высказываний и лексической семантике дискурса. Подтвердилась гипотеза о преимущественно экстенсиональном характере последней. Различия в частоте употреблений индикатива, конъюнктива и императива указывают на различный тип связи дискурса с реальностью. “Конъюнктив как чисто ментальная модальность, императив как чисто волюнтативная модальность и индикатив как рефлексивная модальность действительно опосредованы древними психологическими и культурными представлениями” [54, с.217], — пишет В.П.Руднев, указывая, что прагматически объективная модальность может быть соотнесена соответственно с эго-реальностью (преобладает у “недовольных”), ты-реальностью (доминирует у “довольных”) и оно-реальностью, по поводу которой следует высказаться подробнее. Индикатив, абсолютно преобладающий в дискурсе “недовольных” (его доля составляет около 76 %), в качестве рефлексивной модальности (модальности факта) является естественным наклонением третьего лица, реальности как таковой — “оно” есть местоимение отчужденного факта. Поэтому индикативные высказывания о первом и втором лицах отчуждают, отстраняют эти лица (в высказывании “Я шел по улице” человек говорит о себе как о нем, как о другом, как о предмете реальности). Маленькие дети говорят о себе в третьем лице до тех пор, пока не сформируют понятие собственного Я как целостного, уникального и отличного от других (“стадия зеркала” по Ж.Лакану). Оно-реальность, реальность индикатива как рефлексии над реальностью фиксирует особый тип состояния сознания в его отношении к реальности (“психологическая модальность” по В.П.Рудневу). Таким образом, анализ частоты употребления различных категорий наклонения позволяет сформулировать следующие выводы. Конъюнктивное высказывание, связанное с реальностью опосредованно и свободно, формирует “психологический конъюнктив” как состояние сознания, при котором последнее слабо сопряжено с реальностью, не зависит от нее. Индикативное высказывание связано с реальностью отношениями взаимной зависимости, скоординировано с нею. “Психологический индикатив” — это состояние, при котором сознание наблюдает за реальностью, фиксирует, описывает и интерпретирует ее факты. Императивное высказывание подразумевает возможность обратной связи между сознанием и реальностью, “психологический императив” есть состояние, при котором сознание вероятностно детерминирует реальность. Следовательно, дискурс (текст) первой группы описывает преимущественно эго- и оно-реальность (бессознательную). Каждое высказывание, описывающее реальность, является текстом знаковой системы, время которой инвертировано по отношению ко времени этой реальности. Иными словами, в системе “текст–реальность” имеет место парадоксальная противоположность энтропийного и семиотического направлений времени, имеющая не онтологический, не безусловный, а, скорее, прагматический (зависящий от точки зрения субъекта) статус [39;40;54]. То есть для одной культуры (“формы жизни”) текстом является то, что для другой представляет собой реальность. Вероятно, дискурс первой группы описывает некую условную реальность, а дискурс второй группы отражает понимание условного характера окружающей действительности как системы конвенций, что позволяет более адекватно взаимодействовать с ней, сохраняя психологическую устойчивость и способствуя выработке стратегий совладания. Анализ различий в модальной рамке дискурсов обеих групп предварим обобщенным представлением содержания самих нарративных модальностей (табл. 3). Таблица 3 Дискурсивные параметры, задаваемые нарративными модальностями
Свойства реальности, описываемой исследуемыми дискурсами, существенно различаются по параметрам аксиологической, деонтической и эпистемической модальностей. В целом деятельность “довольных” развертывается скорее в пространстве <должного-разрешенного-хорошего-настоящего>, а “недовольные” живут в <невозможном-плохом-неведомом>. Разумеется, для уверенных выводов необходим факторный анализ совокупности регистрируемых параметров, провести который не представилось возможным из-за недостаточного объема экспериментального материала. Тем не менее любопытно, что почти не различающиеся количественно показатели по временным и пространственным модусам весьма различны по содержанию: дискурсы “довольных” располагаются в условном континууме <здесь-сейчас-потом-там>, а “недовольных” — в <здесь-нигде-потом>. Качественный анализ высказываний свидетельствует, что в целом для дискурса “недовольных” характерно большее “модальное богатство” и более свободное оперирование алетической модальностью, т.е. он в меньшей степени рефлексивен относительно параметра психологической невозможности и необходимости. У них же выше напряжение между негативной деонтикой и позитивной аксиологией. В дискурсе “довольных” сопровождающая деонтику аксиологическая позитивность в некоторой степени релятивизирована (может быть оценена также как негативная или безразличная). Обобщая изложенное, следует подчеркнуть, что зафиксированные различия в дискурсах (вряд ли в данном контексте уместно говорить о “типе дискурса” — это, скорее, то, что М.Фуко называл формациями дискурса) свидетельствуют о существенных различиях в системе представлений о мире (“наивной картине мира”). Представлений, принадлежащих их авторам как носителям определенной “ментальности” или “духа”, которые позволяют установить общности смысла, символические связи, игры подобия и отражения между синхронными и последовательными феноменами данной эпохи или выявляют в качестве принципа общности и объяснения суверенность коллективного сознания” [67,с.24]. Психологическая реальность сознания (образ мира) специфична у различных субкультур, однако различия не затрагивают семиотическую природу самой реальности. Реальность как семиотический универсум состоит из огромного количества знаковых систем и языковых игр разных порядков, столь сложно переплетенных, что в совокупности все это кажется незнаковым — именно так воспринимается реальность “наивным наблюдателем”. Источником различий являются некие (пока неизвестные) психологические факторы, обуславливающие бессознательное предпочтение определенных языковых (лексических, семантических, прагматических и др.) форм и структур, в результате чего ассимилированные ими частицы реальности приобретают различную семиотическую специализацию. Так возникают семиотические различия между образами (моделями) мира, которые, в свою очередь, стимулируют развитие специфических языковых игр, релевантных витгенштейновским “формам жизни”. Результаты проведенного исследования подтверждают универсальный характер и значение модальности для философской рефлексии реальности как психологического образования, образа мира. То, что является реальностью для одних, — иллюзия для других, а для третьих вновь реальность, и так до бесконечности. Субъект утверждает нечто в индикативе, но это утверждение невозможно обосновать кроме как из внутренних, субъективных постулатов, которые следует рассматривать в качестве его личностных (индивидуальных) атрибутов — всякий индикатив чреват конъюнктивом, и наоборот. Неполнота знания лишь в редких случаях компенсируется дополнительностью описания или стереоскопичностью видения. Фактически высказывание в любой модальности чревато императивным призывом к высшему пониманию, а модальный план меняется в зависимости от того, кто говорит, кто слушает и на кого направлено высказывание. Иными словами, границы между различными моделями реальности пролегают не по онтологии, а по прагматике. Прагмасемантика дискурса имеет своим экстенсионалом саму индивидуальность (человека, отличного от других), культуру или субкультуру (отличную от других в том же обществе, историческом времени или государстве), а интенсионалом — смысл жизни личности или “историческое предназначение” общности, группы, коллектива. Резюмируя итоги проведенного психосемиотического исследования ментальных структур сознания, можно считать доказанными не только эвристические возможности указанного метода, но и его достаточную полноту, конструктивность и психологическую адекватность. Ментальные структуры сознания, философски осмысленные в духе гуссерлевских “чистых возможностей”, обладающие конститутивной способностью создания широких целостностей (таких как мир в целом, природа как таковая, сущее, бытие, субъект, Я, другое Я и т.п.), представляют собой систему бессознательных механизмов семиотического характера, формирующих модель мира, задаваемую сознанием через интенциональные ноэматические формы. Эта система детерминирует процессы генезиса и функционирования ноэтических структур, благодаря которым отдельные акты сознания порождают многочисленные типы его “предметностей”, описываемых языковыми играми различной семиотической специализации. 1 Подробные определения психолингвистических категорий, выступавших в эксперименте в качестве основных контролируемых параметров, даны в Приложении 4.  3.4. Политическая ментальность как форма жизни и тип языковой игры Прояснение сущности политической ментальности невозможно без четкого различения репрезентативных структур и того, что ими репрезентируется. Между тем львиная доля социологических и психологических исследований в данной области [9; 14; 20; 23; 29; 56 и др.] совершенно к этому нечувствительны либо же путают правила употребления понятий в “строгих” научных ситуациях с использованием слов в обычных ситуациях языкового общения. Введенные Л.Витгенштейном принципы различения языковых значений и процессов, происходящих в сознании использующего язык индивида (концепция “private language” [90]), позволяют дать конкретное описание политической ментальности как свода семиотических механизмов, регулирующих языковые репрезентации представлений людей о значимых для них реалиях социально-политической жизни. Для этого необходимо привлечь разработанное в витгенштейнианстве понятие языковой игры — философской абстракции, обобщающей представления о конвенциональности культурных правил человеческой жизнедеятельности. Витгенштейновская концепция обусловленных языковыми играми жизненных форм пригодна для описания самых различных видов человеческой деятельности, в том числе и менее широких, чем этнические или лингвокультурные паттерны. Показав пути проникновения в структуру семантической иллюзии, Витгенштейн объяснил, почему так трудно избавиться от любой языковой игры — для этого нужно “выйти” из привычной формы жизни. Витгенштейн писал, что формы жизни (поведение людей, основанное на определенной системе представлений о мире) детерминируются правилами языковой игры — необосновываемого, априорного знания, с помощью которого оценивается достоверность суждений о фактах реальности. Приписывание значений (истинное-ложное, хорошее-плохое, реальное-выдуманное, важное-второстепенное) обусловлено культурой и языком, а сами факты действительности по природе своей амодальны, они “никакие”. Их интерпретация происходит по правилам, определяемым не самой реальностью, а людьми. Факты объективны, а правила конвенциональны, они обусловлены культурой и языком. Если правила изменяются (при том, что сами факты остаются прежними), возникает уже другая модель, и жизнь людей, руководствующихся ею, протекает совсем иначе. Большинство правил задано системой языка, выступающей как бессознательная основа процессов вербального кодирования. Обычно люди совсем не задумываются над тем, как они используют язык для моделирования реальности. Хотя этот процесс происходит в сознании (и составляет главную функцию последнего, равно как языковая картина (модель)мира — основное содержание сознания), однако сам он практически не осознается. Любой язык предоставляет неограниченные возможности для обозначения образов, мыслей и чувств, но человек не знает, почему выбирает какие-то определенные слова и выражения. И далеко не всегда делает выбор правильно и точно. Обычная речевая практика выглядит как речевая стихия. Сдерживающей основой этой стихии служит система лингвистических универсалий, имеющаяся в любом языке и, по современным представлениям, единообразная — “несмотря на существование бесконечного множества различий, все языки построены по одной и той же модели” [77, с.185]. Одной из таких универсалий является, например, принцип согласования, определяющий правила сочетания слов в предложении (существительных с прилагательными или глаголами, глаголов с наречиями и т.п.). Сами средства согласования могут быть различными (падежи, суффиксы, предлоги), их правила весьма стабильны — скажем, легко выделить грамматический критерий, определяющий, что глагол “болел” сочетается с существительным, стоящим только в определенных падежах (“болел мальчик”, “болел корью”). А вот синтаксический критерий, задающий возможность образования винительного падежа, зависящего от непереходного глагола (“болел неделю”), является трудно осознаваемым, поскольку зависит от системы именных классов данного языка. Но никто из носителей языка не скажет “болел собаку”. Процессы, составляющие динамику большинства языковых игр, неоправданно упрощают представления о реальности, деформируют ее или yпускают важные свойства и моменты вещей и событий. Обычно они полностью неосознаваемы, так что человек не способен контролировать эффективность своего моделирования окружающей действительности и сталкивается только с последствиями упомянутых процессов. Это связано с тем, что система любого языка располагает определенными формальными приемами для выражения отношений причинности, так что способность их восприятия и передачи ничуть не зависит от осознания причинности как таковой. Не понимая (на уровне мышления) или не чувствуя (в процессе восприятия) подлинных причин, связующих явления, процессы и события окружающей реальности, человек считает эту взаимосвязь имманентно присущей миру и придает ей статус объективного фактора. Естественно, при этом его собственные возможности (и желание) что-либо изменить равны нулю. Такого рода феномены исследованы нами в п.1 настоящей главы. Язык — не только набор формальных средств для отражения действительности, он является также основой мышления. Его можно считать одной из граней мышления на высшем, наиболее обобщенном уровне символического выражения. Язык и шаблоны нашей мысли неразрывно связаны, тесно переплетены между собой, фактически они представляют единое целое, некоторый универсум возможных семиотических воплощений модели мира. Именно этот универсум, детерминированный не только лингвистически, но и исторически и культурно, мы называем ментальностью, а набор психологических механизмов, лежащих в основе ее формирования и функционирования, т.е. формы и способы языковой репрезентации опыта в сознании и их использование в процессе общения и межличностного взаимодействия, — ментальными структурами сознания. Они отражают конкретную взаимосвязь между психикой человека и его лингвистическими возможностями, иначе говоря — это правила языковой игры, лежащей в основе специфической (религиозной, семейной, политической, эстетической, научной и т.п.) формы жизни. Рассматривая в качестве формы жизни политику, а политическую ментальность — как тип языковой игры, следует обратить внимание на существующее в рамках последней различие между системой представлений о политике и действительным положением дел в этой области общественной жизни. Многочисленные искажения в модели реальности определенным образом взаимосвязаны, однако прямое психологическое изучение их вряд ли возможно. Трудно представить себе действительно объективную картину политической жизни, а вот лингвистические репрезентации последней, составляющие дискурс соответствующего типа, вполне доступны наблюдению и анализу. Для этого необходимо усвоить несколько иной, по сравнению с обычным, взгляд на “слова и вещи”. Как заметил ученик Витгенштейна М.Лазеровиц, любой теоретик (будь то философ, физик или психолог) строит свою деятельность на основе сложившегося у него образа “всемогущего мыслителя”. При этом он неявно изменяет общепринятые языковые конструкции, впадая в иллюзию, будто это способствует объяснению фактов и процессов окружающей действительности. Создавая такие “фантазии” и делясь ними с окружающими, теоретик искренне убежден в том, что занимается научным познанием реальности. Любой философский или психологический взгляд на вещи есть чистая языковая игра, результат ничем не ограничиваемого словотворчества. Лазеровиц пишет: “Философская теория есть, в сущности, бессознательно сконструированный семантический обман. Лингвистическая терапия, благодаря процессу, который может быть описан как семантическая размаскировка, поясняет то, что философ делает со словами, когда он выдвигает свою теорию и аргументирует в ее пользу” [цит. по: 21, с.20]. Психолог, пытающийся постигнуть “размаскированную” суть языковой игры в политику, должен начать с анализа речевых и иных языковых аномалий дискурса, ибо именно эмфатические варианты маркируют уже упоминавшиеся дискурсивные смещения к уровню реального, в данном случае — объективно-политического. Кроме того, следует учитывать классы предикатов и аспектуальные характеристики высказываний, типы каузации, логические операторы и пропозициональные установки — любые грамматические механизмы, структурирующие языковую картину политической действительности. Для изучения непосредственной онтологии явлений, лежащих в основе анализируемой формы жизни, в октябре–ноябре 1997г. было проведено экспериментальное исследование специфики неудовлетворенности жизнью. В нем участвовали люди основных национальностей, проживающих в Крыму (русские, украинцы, крымские татары, армяне и евреи). Сравнительное соотношение национальностей по численности не выдерживалось, хотя основные социально-демографические (половозрастные и территориальные) пропорции в выборке отражены. Поскольку сущностной характеристикой ментальности, как неоднократно указывалось ранее, является лингвистическая (языковая) природа ее функциональных механизмов, в анализе сравнивались данные по трем группам: крымские татары (в эту группу вошло также 8 армян), русские и этнические украинцы (свободно владеющие родным языком и говорящие на нем в семьях). Этими соображениями обусловлена равная численность сравниваемых этнолингвистических групп. Испытуемым (общий объем выборки составил 147 чел.) предлагалось оценить уровень (степень) своего удовлетворения жизнью по следующей шкале: Своей жизнью я: а) полностью удовлетворен; б) скорее удовлетворен; в) в какой-то степени удовлетворен; г) скорее неудовлетворен; д) полностью неудовлетворен. Ответы типа |
Похожие:
 | Исаак Калина: в московских школах уроки физкультуры в морозную погоду... Руководитель Департамента образования Москвы Исаак Калина рекомендует учителям и директорам школ проводить уроки физкультуры, особенно... | | В. Н. Грищенко Каневский заповедник, г. Канев Черный аист (Ciconia... Чехии. Распространенный ранее на всей ее территории черный аист к началу XX в сохранился только на юге Моравии (Boettcher-Streim,... |
| Амур одна из величайших рек России, необычайно богата и разнообразна... Восточной Азии – белый и черный лещи, толстолоб, мелкочешуйчатый желтопер, белый и черный амуры, окунь ауха, желтощек, кони, косатки,... |  | Программа IV областного фестиваля социального документального кино... «Человек в кадре», посвященного 85-летию со Дня рождения В. М. Шукшина и 40-летию выхода на экраны его легендарного фильма «Калина... |
| И. И. Калина 22 октября 2007 г Направление утверждено приказом Министра образования и науки Российской Федерации №265 от 27. 09. 2007г | | И. И. Калина 22 октября 2007 г Направление утверждено приказом Министра образования и науки Российской Федерации №265 от 27. 09. 2007г |
| Результат Что скрывает «Черный квадрат»? Формирование и расцвет русского авангардного изобразительного искусства | | Надежда Фёдоровна Калина Лингвистическая психотерапия Лот №3 Оказание охранных услуг для нужд филиала в г. Ростов-на-Дону (г. Волгодонск) |
| И. И. Калина 26 ноября 2007 г Направление утверждено приказом Министерства образования Российской Федерации от 27. 09. 2007 №265 | | И. И. Калина 26 ноября 2007 г Направление утверждено приказом Министерства образования Российской Федерации от 27. 09. 2007 №265 |
| 2 Функциональные состояния человека. 3 Требования к поддержанию работоспособности С. А. Ахметова, Р. Х. Гайнутдинов, Г. Я. Гузельбаева, Л. Г. Егорова, М. Ю. Ефлова, Н. М. Калина, Р. Г. Минзарипов, В. П. Модестов,... | | Будущим 10-классникам А. П. Чехов рассказы «Человек в футляре», «Дом с мезонином», «Студент», «Дама с собачкой», «Случай из практики», «Чёрный монах»,... |
| Введение основная тематика, включаемая в итоговый междисциплинарный экзамен С. А. Ахметова, Р. Х. Гайнутдинов, Г. Я. Гузельбаева, Л. Г. Егорова, М. Ю. Ефлова, Н. М. Калина, Р. Г. Минзарипов, В. П. Модестов,... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Руководитель департамента образования Москвы Исаак Калина о зарплате педагогов и напрасных страхах |
| Реферат на тему «мистицизм в поэме с. Есенина «черный человек» Поэма кризиса или поэма конца? | | Тема урока Домашнее задание Поэтическая тетрадь. Саша Черный "Что ты тискаешь утенка”,"Воробей","Слон". А. Блок "Ветхая избушка","Сны","Ворона" |
