Сборник статей
Скачать 3.3 Mb.
|
ДИДАКТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ РОМАНА НИКОСА КАЗАНДЗАКИСА «ПОСЛЕДНЕЕ ИСКУШЕНИЕ» Роман Никоса Казандзакиса «Последнее искушение» был закончен в 1951 и опубликован на греческом языке в 1955 году. В Англии он издается под названием «Последнее искушение», в Америке же носит имя «Последнее искушение Христа» и становится основой экранизации в 1988 году одноименного фильма Мартина Скорсезе. До сих пор можно слышать о том, что Никос Казандзакис был отлучен от церкви, хотя на самом деле этого не произошло, и после своей смерти он был похоронен на родном острове Крит по православному обряду. В Греции кампания против Казандзакиса была начата в связи с романами «Капитан Михалис» и, особенно, «Христа распинают вновь» еще до публикации «Последнего искушения» на греческом языке. И все же именно роман «Последнее искушение» вызвал основные споры и обсуждения, его по праву называют главным произведением Казандзакиса, своеобразным итогом религиозно-философских поисков писателя. Очевидно, причиной такого интереса к произведению является намеренное сходство событий романа и совпадение имен героев с каноническими Евангелиями. Затрагивать религиозные темы – смелый шаг. Казандзакис же пошел еще дальше – по-своему переписал евангельские события, провоцируя читателя, привлекая его внимания, стремясь дать новое знание о сюжете, известном с детства. Каждая достойная внимания книга чему-то нас учит, и это что-то зачастую совсем не ново. Встретив в книге истину, которую много раз уже слышал, увидев ее напечатанной – невольно еще раз задумываешься, заглядываешь в себя – согласен ли ты? Так ли и поступаешь? Видимо, эти же мысли приходили в голову автору, поскольку он поднял извечные темы в своем романе. Этих тем достаточно много, но они повторяются – потому что из них и состоит наша жизнь. Первое, что предлагается читателю – это предисловие самого Никоса Казандзакиса. Но является ли его целью упростить задачу читателю – изначально объяснить суть книги? Вряд ли. Возможно, оно дано, чтобы направить ход мысли в нужном русле. Но сознание каждого рисует свои картины, основываясь на жизненном опыте, образовании, даже настроении. Задать ход мысли сложно: меняются сюжеты – меняются и мысли, и чувства. Нам кажется, предисловие здесь не разъяснение, не указание, как понимать роман, а откровение автора, желание поделиться чувствами, переполнявшими его. Сюжет далеко не прост, в большей или меньшей степени автор касается извечных вопросов и истин – пропускает их через себя. Отсюда и столь откровенное, эмоциональное введение, в котором даются четкие указания на то, к чему, по мнению автора, должен стремиться человек. Когда нам рассказывают о каком-то факте, мы намного охотнее слушаем и легче запоминаем его, если говорится не абстрактно, а на примере конкретного человека. Так и во введении Казандзакис пишет от первого лица, рассказывает о своих собственных переживаниях, тем самым не навязывая нам свое мнение, но помогая легче понять и принять его идеи. И действительно, слова Казандзакиса, как человека, пережившего много трудностей, не перестававшего бороться за свои идеи, познавшего унижения, но и славу – воспринимаются абсолютно органично. «Стремление к высочайшей вершине, которой достиг Христос, первый сын Спасения, – вот высший долг борющегося человека» [1, 6]. Это слово – борющийся – не один раз повторяется на нескольких страницах введения. «В каждом из нас происходит борьба между человеком и Богом – и в то же время сильное стремление к их примирению» [1, 5]. То, к чему он стремится, за что борется, – это гармония. Гармония между душой и телом, силами Зла и светлыми силами Бога. Та же двойственность видится нам во многих темах, затронутых автором. Это и отношения мужчины и женщины, и вера в Бога, и богатство и бедность людей; человеческая жизнь, отношение к жизни и ее целям, принцип поведения Иисуса и Иуды и другие темы. Двойственность, на наш взгляд, состоит в том, что нет единой, верной для всех точки зрения. Нет единого для всех пути. Обычно вариантов два. Читая «Последнее искушение», не получаешь ответов на свои вопросы, напротив, роман рождает новые. Возможно, дидактика Никоса Казандзакиса именно в концентрации на вопросе, а не в ответе на него. Есть путь человеческий, а есть иной. И то, что правильно и естественно для одного человека, идущего по первому пути, неприемлемо для другого, выбравшего второй. Это двойственное отношение касается и темы отношений между мужчиной и женщиной. Вечное таинство, необходимое для продолжения рода человеческого, приносит и радость и горе, занимает мысли людей, является важнейшей частью их жизни. Но тут же другие люди сознательно отказываются от этих отношений, чтобы посвятить себя другим – «отношениям с Богом». В тексте романа неоднократно встречаются такие моменты. В первой четверти романа Иисус, покинув родное селение и направляясь в пустыню, проголодавшись, зашел в дом старухи, пекшей хлеб. Пожилой женщине недоставало общения, и она была рада гостю, угостила его свежевыпеченным хлебом. Но ее мудрые слова, основанные на жизненном опыте, совсем не подходили сыну Марии, он не мог их принять, потому что уже выбрал другой путь, пусть и не добровольно. А старуха говорила: «Нет стыда, сынок, ни в голоде, ни в жажде, ни в любви. Все это от Бога» [1, 71]. А когда женщина узнала, что ее гость направляется в монастырь, как когда-то и ее единственный сын, в ней заговорила и материнская боль, и приобретенная за годы мудрость. «Откуда быть Богу в монастыре?! В домах Он людских! Где муж и жена – там и Бог. Где дети, хлопоты, ссоры и примирения – там и Бог»; «Послушай-ка лучше меня, старую. В Магдалу – вот куда держи путь! Или ты не читал Писание? «Не молитв и постов хочу от вас, – говорит Господь. – Хочу плоти». Другими словами: хочу, чтобы рожали детей!» [1, 73]. Верен ее совет, но Иисус не может его принять. У него другой путь. И, хотя, мысли о Магдалине не покидают его, стремление уйти от людей преобладает. «Лишь одна дорога ведет к Богу – та, которую я сегодня выбрал. Она проходит между людьми, не касаясь их, и ведет в пустыню» [1, 74]. Тяжелым испытанием была для Иисуса встреча с Марией Магдалиной в ее доме. С самого детства между ними существовала душевная связь, она бы стала основой крепкой семьи, но Бог решил по-другому. «Со временем, повзрослев, они еще яснее ощутили, какое это чудо – то, что он мужчина, а она женщина, – и глядели друг на друга в безмолвном трепете, ожидая, словно два голодных зверя, когда настанет час и они сольются. Но потом, на празднике в Канне, когда ее любимый протянул ей в знак помолвки розу, безжалостный Бог обрушил на них свой гнев и снова разлучил. И с тех пор…» [1, 43]. И теперь Иисус пришел в ее дом. Он еще не понял своего призвания, не принял воли Бога и все еще находился на распутье, внутренняя борьба, сомнения не оставляли его. «Разве помогут ей молитвы и посты? Нужно увести ее от ложа позора, поселиться в каком-нибудь отдаленном селении, завести плотницкое дело и жить с ней как муж и жена, нажить детей, радоваться и горевать как все люди. Только так можно спасти женщину, а вместе с ней и мужчину. Иного пути нет» [1, 91]. И все же он выбрал иной путь. «Я слишком жалок и слаб, и я не в силах спасти тебя, Магдалина, от ложа бесчестия. Потому я и иду в пустыню, в монастырь, чтобы там молиться о твоем спасении. Молитва всесильна» [1, 125]. Сама Магдалина, уже прощенная и слезами смывшая свои грехи, однажды скажет Иисусу, за которым следовала не только как за Учителем, но и как за любимым мужчиной: «Равви, зачем ты говоришь мне о грядущей вечной жизни? Для нас, женщин, миг с любимым – вечный Рай, а миг без него – вечный Ад. Вечность для нас – земная жизнь» [1, 343]. Возможно, Казандзакис слишком узко представляет роль женщины, в этом его обвиняют некоторые критики, но это тема требует отдельного изучения. В данном же случае слова Магдалины четко выражают «человеческий путь». Та же дилемма, что и перед Иисусом, стояла и перед Иоанном, сыном Зеведея. «Места себе не находил, по ночам метался в постели, точно юнец, желающий женщину. – Почему тогда не женился? Сколько кругом невест на выданье. – Сказал, что не жена ему нужна. – А что же? – Царствие Небесное, точно как Андрею» [1, 42]. Человек не в состоянии жить мирской жизнью, иметь семью, заботится о ней и одновременно посвятить себя Богу. Или одно – или другое, только два варианта. Отказаться от земных радостей не просто. Это приносит страдания и самому человеку и людям, любящим его. «– Не хочу, чтобы мой сын стал пророком. Пусть будет таким как все. Пусть женится, подарит мне внуков. Не этот ли путь указал нам Господь? – Таков путь человеческий, – робко сказал Иоанн. – Но еще есть путь Божий. Твой сын избрал его». Тема женщины и мужчины в романе редко уходит на второй план. Даже последнее – самое тяжелое искушение связано с женщиной. Следует отметить, что роль женщины в произведениях и в жизни Никоса Казандзакиса – это одна из двух основных тем, подробно изучаемых критиками. Так, Питер Биен отмечает, что многие читатели недовольны отношением Казандзакиса к женщине, тем, как он ее изображает. Не оправдывая автора, считая недовольство обоснованным, критик, однако, пытается представить точку зрения автора, которая объясняет изображение героинь его произведений. «По мнению Казандзакиса, мужчина создает цивилизацию, в то время как женщина – просто создает мужчину. Она является биологической силой, делающей возможными духовную и интеллектуальную силы, движущие эволюцию вперед. Поэтому ее работа – не искать Бога или пытаться усовершенствовать мир, а любить (чтобы иметь детей)» [2, 95]. По мнению Питера Биена, такая позиция Казандзакиса вызвана как социальными, так и философскими предпосылками. «Казандзакис остается продуктом времени и места, где он родился… Место женщины – дом, мужчине же предназначались учеба, торговля, поле битвы» [2, 96]. В качестве второго критерия, философского, критик приводит учение Бергсона, которым был увлечен Никос Казандзакис. В философии Бергсона «духовность соответствует движению, в то время как приземленность – инерции. Поэтому, в глазах Казандзакиса, мужчина всегда стремится двигаться дальше, а женщина – оставаться на одном месте» [2, 98]. Таким образом, женское стремление к стабильности угрожает мужской предприимчивости. Другой исследователь, Гиоргос Стаматиу, в своей книге «Женщина в жизни и произведениях Никоса Казандзакиса», изучая образ Марии Магдалины, пишет: «Магдалину, изображенную Казандзакисом, можно считать примером любой женщины, способной вернуться на путь истины после не непоправимой этической катастрофы, достаточно, чтобы ее вело к этому пути просвещенное сознание мужчины» [8, 168]. Следующие цитаты способны вызвать более бурные эмоции. «В противоречивой женской природе существует тенденция к самопринижению и подчинению мужчине, но и склонность удерживать его своим обаянием. В трудах Казандзакиса мужчина и женщина часто символизируют две противоборствующие силы, вместе созидательные и разрушительные» [8, 205]. Как и Казандзакис, по словам Питера Биена, так и все мы – продукт времени и места, где родились. Возможно, русских читателей/читательниц не так будоражит такое отношение к женщине, как, например, гречанок, более склонных к феминизму. И еще одна цитата из книги Гиоргоса Стаматиу: «Мнение Казандзакиса о женской душе опровергает важнейшую основу его восприятия жизни. Восприятия, выдуманного только для мужчин, где лишь мужское желание может исполниться: Высочайшая цель человека – превращение плоти в дух» [8, 216]. Казандзакис отталкивает таким отношением к женщине. По этому поводу разгоралось немало споров, были изданы исследования и книги. И все же – это лишь одна из граней, одна из тем. То, что для одних Божья милость – для других Божья кара. Этот мотив также неоднократно встречается в тексте. Рыбаки закидывают сети и молят Бога, чтобы улов был большой. Рыбы молятся своему богу и просят уберечь от сетей рыбаков. Весь урожай пшеницы смыло паводком, люди остались ни с чем и жаловались на свою долю. А муравьи у них под ногами «перетаскивали в свой муравейник рассыпанное по полю зерно, вознося хвалы своему всевышнему, Муравьиному Богу, за его заботу об избранном народе – муравьином племени. Вовремя послал он грозу, когда зерно было собрано на токах» [1, 124]. Эти примеры могут показаться несерьезными, но ведь действительно то, что выгодно одному, зачастую невыгодно другому. А ведь каждый просит у Всевышнего блага для себя и своей семьи, забывая о благе других. И Рай каждый представляет себе по-своему. Петр, давя виноград, говорит, что другого счастья ему не надо. Филипп же смеется над ним и Рай для него совсем другой. «Нет, я попросил бы Господа о другом – чтобы он превратил Небеса и землю в цветущую долину, где паслись бы стада коз и овец. А я доил бы их и выливал молоко на горные склоны, чтобы оно текло вниз и разливалось на равнине озерами. И каждый бедняк мог бы вволю напиться молока» [1, 159]. Богачи и бедняки – тот же вечный спор. Богач Зеведей не сочувствует чужому горю, когда дело касается достатка, а лишь радуется, что беда не коснулась его. «Ночью прошла сильная гроза. Вода затопила поля и смыла с токов зерно. Большая беда, но чужая беда, – подумал Зеведей, – меня уж точно не касается. Пусть плачут бедняки» [1, 107]. Родившись в бедной семье, человек с детства чувствует неравенство, ему приходится смирять гордость и подчиняться богатым, идти к ним в рабство. Филипп, бедный пастух, видит несправедливость Зеведея, но не решается перечить ему. «Сколько раз, глядя на Зеведея, Филипп чувствовал, как в нем разгорается ненависть, и готов был бросить ему в лицо такие же гневные слова. Но этот дармоед здесь полновластный хозяин. Ему принадлежали и эта земля, и те луга, где Филипп пас своих коз и овец» [1, 110]. Он и сам понимает, насколько жалок. «Ругай меня за трусость. Палкой, которой погоняешь осла, вбивай в меня гордость. Ведь я с молоком матери впитал страх» [1, 112]. Страх, однако, не мешает ненависти. Бедняки готовы и ограбить и, возможно, убить богача, наживающегося обманом. Богачи в свою очередь ненавидят бедняков, видя в них прямую угрозу своим богатствам. «Как может голодный возлюбить сытого, а обиженный – своего обидчика? Глупости!» [1, 179] Самый яркий эпизод на эту тему в тексте романа – это визит Иисуса и его спутников в дом Анании в Иерусалиме. Богач пригласил их в свой дом из корыстных целей. Его давно мучили ночные кошмары, и от человека в белом хитоне он ждал исцеления. Притча, рассказанная ему Иисусом, напугала его и обрадовала бедняков, скопившихся у ворот. Вечные муки в Аду – такой исход уготован богачам, не знающим сочувствия. Тем не менее надежда есть у всех, и на этом притча не закончилась. Иисус, уже начавший проповедовать любовь, рассказал о безграничной милости Господа и о силе прощения. «Как я могу вкушать блаженство на Небесах, когда знаю, что страдает душа человеческая? Освободи его, Господи, ибо я страдаю вместе с ним» [1, 195]. Слова Лазаря, бедного и униженного в земной жизни, но не ожесточившегося и умеющего прощать, спасли душу богача. Каким все-таки должен быть человек? Нет единого стандарта для всех. «Что мне делать с сыновьями? Оба непутевые. Один – кроток и набожен. Другой – вспыльчив и резок, чуть что – сразу в крик… В человеке всего должно быть в меру: и мягкости, и резкости. Немного одного, немного другого. Пусть будет мягок, но должен уметь постоять за себя. Сегодня он дьявол, завтра ангел – словом, обычный человек!» [1, 120]. Таким Зеведей хотел бы видеть сына. Если бы он описывал идеального работника или жену, картина, очевидно, была бы другой. Под грузом бед люди меняются, ожесточаются, теряют доверчивость к другим. Ставя перед собой определенные цели, человек «закрывается» в своем мирке, и ему нет дела до других. Андрея переполняли чувства: он был одержим одной только идеей – грядущим Мессией с секирой в рука; Зеведей же другой – своим состоянием. «Хватит с нас этих бредней про Мессию. То Он грядет с огнем, то с книгой грехов, а теперь еще и с секирой. Довольно, нечего отвлекать нас от дела. Не слушайте его, ребята. За работу!» [1, 161]. Естественно, невозможно оставить без внимания тему религии. Если не отступать от предложенного выше принципа двойственности, то, очевидно, и вера в Бога – явление не однозначное. Как ведут себя верующие? Кто-то смиренно воспринимает все происходящее с ним как волю Божью, а другой готов требовать ответы на свои вопросы. Одним Бог представляется легким свежим ветерком, а другим громом и молниями. Вот яркий эпизод из романа. Настоятель монастыря Иоахим в последние часы жизни ведет себя далеко не смиренно. Он обращается к Всевышнему: «Я хочу видеть Тебя, говорить с Тобой. Не притворяйся, что не слышишь. Знай: я буду стучать в Твою дверь, пока не откроешь мне. А если не откроешь, я сломаю дверь! Ты неистов, Господи, и возлюбил таких же неистовых. Только их называешь своими детьми. До сих пор мы со смирением сносили все горести и говорили: «Да свершится воля Твоя!» Но мы больше не в силах ждать. Доколе, Господи? Ты неистов и любишь неистовых. И мы говорим Тебе: ««Да свершится теперь воля наша!» [1, 102]. Так же бесстрашно ведет себя и старый раввин, дядя Иисуса. Он страдал за народ Израиля, видя его бесчисленные беды, и всю жизнь ждал Мессию, искал его черты в пророках и зилотах. И задавал в молитвах тот же вопрос – доколе? «Когда же, Господи? Когда? Неужели умру, так и не увидев Мессию?» Ответ он получил лишь когда ярость овладела им, и он буквально требовал ответа, не мог больше ждать. Оба старца получили ответы, которых так ждали, но каждому ли вопрошающему будет дан ответ? Нет. Ведь даже не все монахи, не говоря уже о мирянах, готовы услышать голос Божий, различить и понять его. Вот что сказал настоятель Иоахим монахам: «Все вы, глядя в пророчества, видите лишь письмена. Но что они могут открыть вам? Это прутья решетки, о которые в исступлении бьется дух, пытаясь вырваться на волю» [1, 103]. Редко кто способен полностью довериться воле Всевышнего и не пытаться оценить Его человеческими мерками. «Монах усмехнулся. Многое он повидал на своем веку и не слишком доверял Богу. – Господь всемогущ. Захочет – сотворит добро, захочет – несправедливость» [1, 133]. В жизни обычных людей на первом месте стоят повседневные заботы и радости. Чаще всего религия для них – это ритуал по воскресеньям и праздникам и утешение в горестях. Некоторые, как, например, Фома вообще не верил «ни в бога Израиля, ни в других богов. «Все они надувают нас, – часто повторял он, – а мы только и делаем, что переводим на них фимиам и до хрипоты воспеваем их доброту…» [1, 126] В сложных житейских ситуациях его ироническое отношение к религии даже помогает разумно оценивать положение и искать выходы из него. «Все, что касается Господа, не знает границ. Всю свою жизнь – эту и последующую – ты будешь искать Его и никогда не найдешь. Оставь Бога в покое и не впутывай в наши земные дела. Хватит нам здесь хлопот с человеком, хитрым и коварным» [1, 127]. У Саломеи, мудрой доброй женщины, материнские чувства оказываются намного сильнее религиозности. «Иоанн, ее любимый сын, вернулся из монастыря. Не беда, что мальчик осунулся и бледен. Теперь она больше не отпустит его от себя: вы́ходит, откормит. Силы вернутся к нему и на щеках снова заиграет румянец. «Господь добр и милостив, – размышляла Саломея. – Ему не нужна кровь наших детей. Зачем изнурять плоть постами и молитвами? Во всем должна быть мера. Так будет лучше и для Господа, и для людей» [1, 157]. Саломея слушала свое сердце, и позднее, когда она добровольно «отдаст» Иисусу своих сыновей, она, как мать, сделает это ради их блага, ради обещанной совсем другой жизни рядом с Учителем – повелителем Царства Небесного. А вот слова Нафанаила: «Равви, я понял. Ты сказал, два пути ведут к Богу: путь разума и путь сердца. Я выбрал путь сердца и нашел тебя!» [1, 332]. Кто-то изучает Закон Божий, а другой просто чувствует и верит. «Бог – это бездна, но такая же бездна и человек. Старый раввин никогда не осмелился бы заглянуть в свою душу» [1, 146]. Человек эгоцентричен, эгоистичен и амбициозен даже по отношению к Богу. И смиренно принимать все трудности жизни – редкая способность. Даже осознавая себя лишь мелкой частичкой большого мира, человек требует внимания именно к себе. «…и из каждого еврейского дома взвилась к небесам неистовая утренняя молитва: «Славим Тебя, наш Боже!.. Славься, Спаситель Израиля! Сокруши и рассей наших врагов. Но сделай это, пока мы живы!» [1, 231]. Люди, судя происходящее с ними по своим законам, часто обвиняют Бога в несправедливости. Но ангел однажды сказал Матфею: «– Откуда тебе знать, ничтожество, что есть правда? – раздался язвительный смех. – Семь ступеней у правды. На самой верхней восседает правда Бога. Она не похожа на правду человеческую» [1, 340]. В критических работах о Никосе Казандзакисе религиозная тема занимает первое место, ведь именно она явилась причиной споров, попытки отлучения Казандзакиса от церкви, занесения романа «Последнее искушение» в список запрещенных Ватиканом книг, но, одновременно, и причиной возрастания его популярности по всему миру. Большинство исследований и критических работ посвящены поиску сходств и различий между событиями романа и Евангелием. Нам бы хотелось рассмотреть другие работы, рассматривающие отношение самого автора к религии. Надо сказать, что такие работы крайне противоречивы по отношению друг к другу. Например, Клеопатра Прифти, лично знавшая писателя, в книге «Восторженный и преследуемый Казандзакис» приводит множество цитат самого автора, убеждая нас в его религиозности и глубокой вере. Элли Алексиу, сестра первой жены Никоса Казандзакиса, напротив, пишет о его саркастическом отношении к религиозности жены, о несоблюдении им религиозных ритуалов и так далее. Однако в этой же книге есть фраза, по нашему мнению, наиболее верно описывающая веру Казандзакиса. «Однако он верил в мистическую осмысленность мира…. в тайну, окутывающую вселенную» [4, 103]. Георгиос Панайотакис, размышляя о религиозности Казандзакиса, предлагает заглянуть в его детство. Отец Никоса был «зверем», трудным человеком. Мать – «святой женщиной». Критик цитирует слова самого автора из книги «Αναφορά στον Γκρέκο» – автобиографичного произведения. «Оба родителя находятся в моей крови, один дикий, жестокий, угрюмый; моя мать – нежная, добродушная, святая… Пока я жив, они будут жить во мне и бороться, каждый отдельно, за возможность управлять моими мыслями и действиями» [6, 268]. Мнения разделились. На их фоне слова Никоса Матсукоса, взятые из его работы о Казандзакисе, выглядят достаточно разумными, хотя и не проясняют ситуацию. «Какова его вера в Бога, смерть, любовь, борьбу? Никто не смог бы ответить утвердительными предложениями, потому что Казандзакис в своих произведениях и в своей жизни находится в постоянном поиске» [5, 64]. Вера – неотъемлемая часть человеческой жизни, придающая ей смысл, но степень веры и желание укрепить ее определяется многими факторами. Стремление к чему-то, вера придают человеку сил и уверенности – и не всегда это вера в Бога. «До этого дня ты был ничтожеством, жалкой пылинкой. Никому в целом мире не было дела, жив ты или умер. То же было и со мной, пока я не вступил в братство…. Теперь я служу великой цели. Слышишь? Великой цели. А тот, кто служит великой цели, неважно, будь он хоть самый последний бедняк, он велик» [1, 114]. Это слова Иуды. Кстати, упомянув об Иуде, мы переходим к сравнению, наиболее ярко представляющему двойственность. На протяжении всего романа мы наблюдаем за двумя основными, самобытными, но и неразрывно связанными героями – Иисусом и Иудой. Но они не равны, по ходу сюжета они сами меняются, меняются их отношения и их значимость. Если бы героев звали по-другому, возможно, они воспринимались бы совсем иначе. Но Казандзакис дал им имена, известные всем. Имена, рождающие образы, общие для всех. Читая роман, как будто отступаешь от этих архетипов, по-другому видишь знакомые образы. Большую часть романа Иисус и Иуда – противоположности. Две совсем разные, параллельно действующие силы. Путь Иисуса, представленный Казандзакисом, кого-то удивляет, кого-то шокирует. Уж слишком отличается его образ от образа, хранящегося в сознании. Уже то, что Бог заставил Иисуса выполнить свою волю, описание того, как Он это делал и того, как Иисус сопротивлялся, вызывает до этого не знакомые к Иисусу чувства. «Сын Марии опустил голову. Разве мог он доверить кузнецу свою тайну? Разве мог рассказать о снах, которые ему посылает Господь; о голосах, которые слышит, когда остается один; о когтях, которые впиваются ему в голову и тянут к Небесам? Разве поймет все это Иуда? Как объяснить, что он грешит от отчаяния? Ведь это единственная возможность остаться на земле» [1, 152]. Именно это чувство – отчаяние не покидало Иисуса практически до конца романа. «Я говорил Ему: мне нечего сказать людям, но Он не оставлял меня в покое, и тогда я начал грешить!» [1, 142]. Потом оно сменилось смирением, пониманием и страхом вместе. Иисус сам долгое время не ведал, чего хочет от него Господь, куда его ведет. Сначала воля Божья представлялась ему любовью, что он и проповедовал. «Если бы я был огнем, то пылал бы; если бы был секирой, то рубил бы, но я – сердце, и я люблю» [1, 232]. Встреча с Крестителем была для Иисуса решающей. Он уже подчинился воле Божьей, но еще не осознавал до конца свою роль. «Одолей в себе жалость. Твой долг – не жалеть, а рубить. Руби, и пусть не дрогнет твоя рука. Таков твой путь. Помни: два чада у Господа, старше – Огонь, младшее – Любовь. Так начинай же с Огня. С Богом!» [1, 233]. Изначально Иисус, в отличие от Иуды, не был слепо посвящен одной цели, искушения долго не оставляли его. «Какое блаженство, – подумал он, – сидеть у реки и смотреть, как ее воды спешат к морю, как скользят отраженные в ней деревья, птицы, облака, а ночью – звезды. Какое счастье плыть вместе с ними, вместо того чтобы терзаться заботами о грешном мире». Он тряхнул головой, отгоняя искушение, торопливо спустился с моста и в следующий миг скрылся за скалами» [1, 236]. Позже, по знакам, Иисус догадался, какой путь ему предназначен, и это осознание снова вызвало отчаяние. «Я – тот жертвенный козел, – прошептал он. – Господь положил его на моем пути, чтобы показать, кто я и куда иду… – Слезы покатились по его щекам. Не хочу… Не хочу…– шептал он. – Не хочу оставаться один. Помоги!» [1, 247]. Дни, проведенные в пустыне, искушения, которые он перенес, и голос Бога сильно изменили Иисуса. Каждое из этих иссушений со всей силой обрушивалось на него, якобы давало последнюю возможность выбрать другой путь. (Но ведь Иисуса вели по этому пути, он не сам его выбрал…) «Я устал изнывать от голода, притворяться смиренной овцой и подставлять для удара другую щеку. Устал заискивать перед кровожадным Богом, называя Его Отцом…. Довольно!» [1, 253]. Искушение в виде льва после пустыни оставило Иисуса. Он услышал голос Божий: «Вставай. Пришел день Господень! Спеши, разнеси эту весть людям. Я иду!» [1, 256]. Иисус долгие годы сторонился людей, не хотел быть рядом с ними, теперь же, зная свой путь, он с радостью направился к людям. «Как хотелось ему ощутить человеческое тепло, поесть хлеба, выпить вина, перемолвиться с живой душой!» [1, 257]. Но не все искушения оставили Иисуса. Снова смущали его мысли о женщине…и еще не в последний раз. «Он почувствовал, как много еще осталось в нем скверны, много мирского. Гнев, страх, зависть. Когда мысли его обращались к Магдалине, глаза туманились от слез. А вчера, глядя на Марию, сестру Лазаря…» [1, 287]. Вернувшись из пустыни, Иисус изменился. Он полностью отдался силе, ведущей его, и цели, к которой его вели. «Им завладела ярость. Губы его все еще хранили жар уст Крестителя, пылавших, как раскаленные уголья» [1, 343]. Но и теперь, уже осознавая, каким будет конец, Иисус не избавился от человеческих чувств, да и как он мог, будучи человеком. Он страшился смерти. «Последнее время Иисус сильно переменился. Словно какой-то неведомый червь точил его изнутри. С каждым днем лицо учителя становилось все более печальным и суровым, прибавлялось морщин. Иисус часто поднимался на Голгофу – холм, на котором римляне распинали мятежников, – и подолгу сидел там один. …Никогда еще не видел Иуда столько безысходности в улыбке человека» [1, 371]. А что, если отвлечься от имени «Иисус», от религиозной истории? Видится исковерканная судьба, полная страданий. С юношества некого человека некая сила принуждает действовать против собственной воли, причиняя страшную боль при каждой попытке сопротивления, причем сопротивлением считается любой абсолютно естественный для человека поступок и даже мысль о нем. Человек пытается бороться, потом сдается, понимая, что не в силах победить, и соглашается выполнить волю некой силы. Но согласиться выполнить чужую волю – не значит переступить через себя, забыть свои желания и страхи. Лишения и трудности легче переносить, когда искренне веришь в то, что делаешь. Эта вера пришла к главному герою, но после скольких страданий! Народная мудрость гласит: «охота пуще неволи». Иисус был избран, а не сам избрал свой путь. Искушения в пустыне мучили его, но ведь ему не было дозволено поддаться и сойти с пути. Все было решено за него. Иуда же боролся за собственные идеалы, за прочувствованную им идею. С самого начала он – полная противоположность Иисусу. В нем нет сомнений относительно главной цели, он верен себе, своему дикому нраву. И бороться ему приходится с другими, а не с самим собой. Позиция Иуды четче и понятней. Опять же, отвлекаясь от имени, мы видим человека, готового убить тех, кто стоит на пути осуществления цели, цели его жизни. Но мысль о том, что бывший враг может помочь его цели, останавливает его. Иуда не обманывал Иисуса, честно заявлял, зачем он с ним и до каких пор будет рядом. «Спасибо Богу Израиля, что не сделал меня таким же (трусливым). Я родился в пустыне, и плоть моя не из мягкой податливой галилейской глины, а из крепкого бедуинского гранита. Лицемеры! Ластились к Учителю, рассыпались в клятвах верности. А теперь? Думают лишь об одном – как спасти свою шкуру! Но я, грубый и неотесанный, я не оставлю его, буду ждать здесь, пока он не вернется из Иорданской пустыни. Узнаю, с чем он придет, и только тогда приму решение. Ибо меня мучит лишь одно: как спасти Израиль» [1, 276]. Следуя за Иисусом, присматриваясь к нему, Иуда все больше сближался с ним. Ему нечего было терять и о будущих благах он не думал. «Он один не думал об опасностях, презирал смерть. Не думал ни о теле, ни о душе. У него была одна, но неуемная страсть, и он готов был отдать за нее жизнь» [1, 291]. Иуда все больше выделял Иисуса, возлагал на него свои надежды, отдавал ему «главную роль». «Ему нравилось многое из того, что говорил учитель, но не все он мог принять. Иногда в речах Иисуса слышался неистовый голос Крестителя, а иногда сын плотника заводил прежнюю волынку: «Любовь! Любовь!» Какая любовь? Кого любить? Мир гниет и более нуждается в ноже, чем в любви» [1, 342]. Но и для самого Учителя Иуда стал близок. «– Ты со мной, Иуда? – Я не оставлю тебя до самой смерти. Ты знаешь. – Этого недостаточно. Не оставляй и после смерти. Слышишь?» [1, 286]. Во время тяжелых переживаний Иисус смог довериться только ему – Иуде, хотя тот не твердил о своей любви и верности, как другие ученики. «Ты самый стойкий из всех. Лишь на тебя я могу положиться» [1, 373]. Но не просто свою тайну доверил ему Иисус, но позже попросил о деле, на которое не решился бы другой. «Теперь он не мог разговаривать ни с кем, кроме учителя. Общая тайна соединила их и отдалила от остальных» [1, 379]. То, что доверил Иуде Иисус, взбудоражило его. Совсем не таким он ждал видеть Мессию, о другом мечтал столько лет и все же – не отрекся от него, выполнил его волю. Иисус и Иуда в романе неразрывно связаны. Представляя противоположности, они дополняют друг друга. Сильный, решительный, занятый земными проблемами Иуда, возможно, олицетворяет тело, а страдающий, жертвенный Иисус – душу. И снова вспоминаются строки из авторского введения: «Я любил свое тело и не хотел его разрушения, я любил свою душу и не хотел потерять ее и, как мог, старался примирить эти враждующие космогонические силы, чтобы, превратив их из врагов в соратников, вместе с ними насладиться гармонией» [1, 5]. Так вот он, идеал Казандзакиса: Иисус и Иуда – соратники? И вот сейчас, после написанных про Иисуса, Иуду, Магдалину строк, возникает мысль – а не в том ли искушение романа Казандзакиса, чтобы заставить читателя совсем по-другому посмотреть на них (Иисуса, Иуду…) и на всю библейскую легенду, а потом найти в себе силы победить искушение и еще больше укрепиться в собственной вере, отказаться от двойственности толкований… А может, совсем наоборот – не бояться такой разницы толкований, смотреть шире, за рамки устойчивых, признанных идеалов. Сам Казандзакис продемонстрировал свою смелость, «покусившись» на самый что ни на есть устоявшийся сюжет. Интересным, на наш взгляд, является своеобразное сравнение, приведенное Георгиосом Панайотакисом. Он упоминает о том, что роман «Последнее искушение» был решением Ватикана занесен в так называемый индекс запрещенных книг, и пишет: «Не стоит забывать, что в этот же каталог была занесена как еретическая и книга «Диалог» известного физика и математика Галилея. Речь в ней шла об открытии того факта, что земля движется, что противоречило мнению теологических кругов, утверждавших, что земля неподвижна и останется такой на многие века, как говорится в Писании» [6, 193]. «Роман Никоса Казандзакиса Последнее Искушение – это парадоксальная книга, которая остается, с момента первой публикации, в серой зоне между религией и литературой, без четкого определения, относится ли к одной из них» [3, 73]. Написанный Казандзакисом текст воспринимается очень естественно, в него погружаешься, а архетипичные имена убеждают в верности написанного. В итоге возникает желание перечитать Евангелие и заняться тем, чему посвятили свои труды многие критики – поиску различий между романом и оригинальной библейской историей. Сила романа в том, что он не воспринимается лишь как литературное произведение, вымысел автора. Литература
О.Н. Мороз |
Похожие:
 | «уфимский государственный колледж радиоэлектроники» проблемы качества образования сборник статей Сборник статей преподавателей Уфимского государственного колледжа радиоэлектроники №7 Под ред к т н зам директора по учебно-методической... |  | Урок по изобразительному искусству «Выражение намерений через украшения»... Семенихина Т. И. – «Развитие музыкальных способностей детей дошкольного возраста». Сборник статей ирот. Москва 2008 г |
| Сборник статей и материалов, посвящённых традиционной культуре Новосибирского... Песни, люди, традиции (из серии «Традиционная культура Новосибирского Приобья»): Сборник статей и материалов / Под ред. Н. В. Леоновой.... | | Современное образование: научные подходы, опыт, проблемы, перспективы сборник научных статей Сборник научных статей по итогам IX всероссийской научно-практической конференции с международным участием «Артемовские чтения» (16-17... |
| Сборник статей по Материалам Всероссийской научной конференции История и философия науки: Сборник статей по материалам Четвертой Всероссийской научной конференции (Ульяновск, 4-5 мая 2012) / Под... | | Zarlit современнаяпоэзия : русскаяизарубежная краснодар 2011 удк... С современная поэзия: русская и зарубежная (сборник статей) / Под ред. А. В. Татаринова. Краснодар: zarlit, 2011 |
| Сборник статей по итогам заседания Совета по образованию и науке при ктс СНГ Сборник статей по итогам заседания Совета по образованию и науке при ктс снг, г. Минск, 19 апреля 2012 г. Под общей редакцией доктора... | | Сборник статей по материалам Всероссийской научной конференции. 12-14... Жизнь провинции как феномен духовности: Сборник статей по материалам Всероссийской научной конференции. 12-14 ноября 2009 г. Нижний... |
| Итоги и перспективы энциклопедических исследований сборник статей... История России и Татарстана: итоги и перспективы энциклопедических исследований: сборник статей итоговой научно-практической конференции... | | Лес и лосось (сборник статей) Сборник подготовлен и издан областной общественной организацией "Экологическая вахта Сахалина" и Южно-Сахалинским местным общественным... |
| Лес и лосось (сборник статей) Сборник подготовлен и издан областной общественной организацией "Экологическая вахта Сахалина" и Южно-Сахалинским местным общественным... | | Итоги и перспективы энциклопедических исследований сборник статей... История России и Татарстана: Итоги и перспективы энциклопедических исследований: сборник статей итоговой научно-практической конференции... |
| Сборник статей Новокузнецк Инновационные процессы в системе начального и среднего профессионального образования | | Сборник статей выпускников Оценка эффективности управления финансированием крупных судостроительных контрактов |
| Сборник статей по материалам Всероссийской научной конференции с... Жизнь провинции как феномен духовности: Сборник статей по материалам Всероссийской научной конференции с международным участием.... | | Сборник научных статей Печатается по решению редакционно-издательского совета Мурманского государственного педагогического университета |
