Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 4.08 Mb.
|
Т.Ю. ЯКОВЕЦ Христианский социализм С.Н. Булгакова и современность Аннотация. Автор утверждает, что в современной российской ситуации созрела почва для реализации идей христианского социализма С.Н. Булгакова. Ключевые слова: С.Н. Булгаков, христианский социализм, Россия. Abstract. The author claims that in a modern Russian situation the soil ripened for realization S.N. Bulgakov’s Christian socialism ideas. Keywords: S.N. Bulgakov, christian socialism, Russia. С.Н. Булгаков, как и наши современники поколения 1990-х, в начале жизненного пути был марксистом. Но сумел преодолеть марксизм с помощью построения своей философии хозяйства. В 1904—1905 гг. С.Н. Булгаков начал разрабатывать теорию христианского социализма. После революции 1905 г. он разочаровался в социализме. Но в это время в Европе и России господствовали атеистические социал-демократические взгляды на социализмРосииРоссии. С.Н. Булгаков предлагает другой социализм, христианский, который является не целью, а средством общественного развития. В работе «Христианский социализм» (1917) он говорит, что социалисты должны преодолеть свои атеистические взгляды и только тогда они смогут прийти к христианскому социализму. Так и произошло со значительной частью элиты в России в результате ликвидации КПСС. Поэтому можно считать, что спустя 100 лет в России возможна вторая волна возникновения христианского социализма. Критике атеистического социализма посвящена работа С.Н. Булгакова «Два града». Автором религии «человекобожия» он считает Л. Фейербаха. Эта атеистическая религия нашла свое продолжение в теории классовой борьбы К. Маркса и «сверхчеловека» Ницше. В работе 1904 г. С.Н. Булгаков предлагает создать Союз христианской политики. Мы считаем, что в современной российской ситуации созрела почва для реализации идей христианского социализма С.Н. Булгакова. Во-первых, обвальная ликвидация КПСС, имевшей свою идеологию, пусть марксистскую, породила идеологический вакуум. Именно поэтому такое распространение в атеистической в большинстве населения стране получили секты и парапсихология. Наиболее думающая и чувствующая часть населения нашла замену атеистической идеологии в православном христианстве (так, в очереди к Поясу Богородицы, привезенному с Афона, отстояло более 3 млн россиян), что соответствует религиозной традиции евразийской цивилизации. Во-вторых, все больше падает популярность среди населения правящей партии «Единая Россия», и стране требуется новая политическая струя. В-третьих, продолжение нынешнего социально-экономического курса страны подрывает основы жизни будущих поколений россиян: пенсионная реформа терпит фиаско, здравоохранение не гарантирует поддержание достаточного качества здоровья, образование теряет креативный характер, курс на модернизацию экономики страны реализовать практически не удается. Поэтому, как справедливо отмечалось на проведенной в 2012 г. Центром общественных наук экономического факультета МГУ Международной конференции «Постреформизм на службе России: вырыв к развитию», необходим новый этап социально-экономических реформ в стране, но без выработки идеологии, целей таких преобразований, они бессмысленны. В качестве такой цели можно предложить «сбережение народа» на базе идеологии христианского социализма, которая еще требует своей разработки. При этом инструментом реализации такой политики может стать индикативное планирование. Таким образом, спустя 100 лет в России могут реализоваться идеи христианского социализма С.Н. Булгакова. Экономическая теория II  А.А. ГРИЦЕНКО Постреформизм: методологические основания постановки проблемы Аннотация. В статье раскрываются методологические основания постановки вопроса о постреформизме. Показано, что объективное содержание современного реформизма заключено в создании рыночных оснований экономического развития в определенном соотношении с решением проблем социализации. Современные тенденции мирового развития выходят за пределы такого движения и характеризуются переходом от естественноисторического к социокультурному типу развития, которое связано с движением от воспроизводственного к инновационному развитию, с переходом от индустриально-рыночного к информационно-сетевому обществу, базирующемуся на иных социально-экономических закономерностях. Это создает объективные основания для постановки вопроса о постреформизме. Ключевые слова: постреформизм, капитализация, социализация, естественноисторический и социокультурный типы развития. Abstract. The article discloses methodological foundations of the postreformism issue statement. It is shown that the objective matter of modern reformism lies in the creation of market bases for economic development in a certain relation to the solving the problems of socialization. Modern trends in world development outrun this movement and are characterized by the transition from the naturalistic to the socio-cultural type of development, which is associated with the movement from the reproductional to innovative development as well as the transition from the industrial-market to the information-network society based on different socioeconomic regularities. This creates an objective basis for raising the issue of postreformism. Keywords: postreformism, capitalization, socialization, naturalistic and socio-cultural types of development. «Пост-» — модная приставка: постмодернизм, постиндустриальное, постэкономическое общество и много других «пост». Пост-, post-, after- — лишь иные названия для неизвестного. Очевидно только то, что это что-то, что идет после известного. А его содержание, особенности и прочие характеристики в определении пост- не даны. Зафиксирована лишь граница, предел, определенность, которая преодолевается, — то, что за этим пределом уже не то, что было, а нечто иное, но что именно — неизвестно. А как только начинается разговор о том, что же это по существу, как сразу же пост- исчезает, перестает быть основанием перехода, и начинается движение на новой — непост—основе. Постановка вопроса о постреформизме на первый взгляд выглядит странно. Страна говорит о реформах, об их пробуксовке, о модернизации, о необходимости перемен, а здесь вдруг постреформизм. Постреформизм — уже не реформизм. Тогда что это такое? Отказ от реформ или суперреформизм, не вмещающийся в определение реформизма? Но, может быть, это революция, всегда ходившая в антитезе с реформизмом? — Нет. «Стране нужны гигантские перемены, — пишет Ю.М. Осипов, — причем не революционные и не эволюционные, а внезапно-императивные, те самые, что может проделать только сильная и эффективная власть: где призывом, где обоснованием, где контролем, где поркой — через закон, проект, побуждение, директиву, инициативу, наказание — и вовсе при этом не без участия денег, финансов, капитала» [1, 10]. Может быть, это субъективное восприятие, некий перелом реальности через особенности мировосприятия отдельного индивида, как, например, в художественной литературе, где действительность и вымысел, происшедшее и желаемое образуют особую реальность, имеющую самостоятельную ценность? Или это все же способ научно-категориального постижения мира? Как ответить на эти вопросы? Если само развитие общества выходит за пределы реформизма, ставит человека перед необходимостью осознать, принять и воплотить в жизнь не реформистскую, а какую-то иную логику, то такая постановка вопроса имеет научные основы. Но вместе с тем она предполагает постижение объекта изучения, возникающее не непосредственно из эмпирических обобщений и оперирования конкретными фактами, а из восприятия целостности, охватывающей все и не имеющей ничего вне себя, но в то же время обнаруживающей себя как целостность через свои собственные пределы, постоянный выход из них и постоянное обнаружение невозможности сделать это. Это свойства философского знания как не только научного. Учитывая сказанное, ответ на поставленный вопрос должен иметь научно-философский характер. Содержание реформизма в предшествующий период (с начала 1990-х гг.) объективно определялось переходом, который обозначался как переход от административно-командной к рыночной экономике с дальнейшим акцентом на построение социально-ориентированной рыночной экономике. На самом деле это был переход от смешанной, функционирующей на административно-командной основе, к смешанной экономике, функционирующей на рыночных основаниях. Понимание перехода как разрушения административно-командной экономики и замены ее системой рыночных связей сыграло существенную роль. Воплощение этого понимания на практике привело к существенным потерям в использовании экономического потенциала страны, падению производства, снижению жизненного уровня значительной массы населения и потере ряда реальных исторических завоеваний. Второй подход, основывающийся на понимании перехода как смены оснований, постепенного переструктурирования экономики без предшествующего кардинального разрушения системообразующих связей, не был реализован ни в России, ни на Украине, ни в других постсоветских странах (один из вариантов такого перехода демонстрирует Китай). Но независимо от того, в какой форме осуществлялся этот переход, его суть состоит в капитализации экономики (в широком, а не в узкофинансовом смысле) в соотношении с процессом ее социализации. Процесс социализации капитала имеет объективные основания. По мере возрастания роли человека как фактора производства, от образованности, творческих способностей, психологических качеств, настроения которого зависит прибыльность предприятия, развитие человека становится предметом заботы самого капитала. Капитал, таким образом, в собственных целях начинает заниматься развитием человека и социализацией производства. Этим начинает активно заниматься и государство. В ХХ в. противоречие капитализации и социализации из внутреннего противоречия капитала превратилось во внешнее противоборство двух социально-экономических систем: капитализма и социализма. Это противоборство велось в разных политических, экономических, научно-технических, военных и других формах и влияло на каждую из систем: капитал все больше включал в себя социализацию, а социализм все больше допускал развитие товарно-денежных отношений, которые вели к капиталу. Это составляло основную историческую коллизию ХХ в. И процесс на рубеже ХХ и ХХI вв. вышел на новый уровень, превратив снова, но на новой основе, противоречие экономического и социального из внешнего противоборства систем во внутреннее противоречие капитализации и социализации в социально-экономическом развитии государств. Таким образом, объективное содержание реформизма заключалось в формировании капиталистических оснований экономического развития в определенных (стихийно и конфликтно обнаруживающих себя или осознанно регулируемых) соотношениях с процессами социализации, выражающими подчиненность экономических процессов интересам развития человека. Соответственно постреформизм реально и обоснованно возникает в том случае, если объективное содержание социально-экономических процессов выходит за рамки решения этих задач. Возникает вопрос о том, существует ли в самой объективной реальности основания для постреформизма? Современный мировой кризис обострил понимание исторической ограниченности существующего естественноисторического типа развития и перехода к новому, социокультурному, типу. В естественноисторическом типе существуют переход от низшего к высшему, соподчиненность отношений, причинно-следственные зависимости, градация ценностей и т. д. Можно сказать, например, что капитализм является более высокой формой развития общества по сравнению с феодализмом, товарно-денежное хозяйство более развито по сравнению с натуральным. В социокультурном типе не существует высшего и низшего, соподчиненности, причинно-следственных зависимостей, градации ценностей. Вопросы, что выше: Рафаэль или Тициан, Моцарт или Бетховен? — лишены смысла. Они самоценны и не подлежат субординации. Такие отношения в рамках господства естественноисторического типа развития были характерны только для культурной сферы, но сейчас они проникают в экономику, пронизывают все общество. И уже нельзя ответить на вопрос: какая форма собственности выше: частная или государственная? Они самоценны, и каждая эффективна в своей сфере. Другой важнейшей характеристикой движения от естественноисторического к социокультурному типу развития является переход от воспроизводственного к инновационному типу развития. Для первого было характерно преобладание сохранения старого качества над появлением нового, для второго — качественных изменений над сохранением старого. Поэтому для воспроизводственного типа характерно формационное развитие: сохранение на протяжении продолжительного периода качественной определенности и накопление количественных изменений. Затем переходный период, изменяющий качество системы (например, переход от феодализма к капитализму), и снова продолжительное развитие возникшей новой системы. В инновационном типе развития динамизм изменений достигает такого уровня, когда изменчивость начинает существенно преобладать над устойчивостью. Качественные изменения становятся непрерывными. Развитие становится не ступенчатым, а процессуальным. Динамизм изменений и глобализация приводят к разноскоростному развитию взаимодействующих технологических и социально-экономических процессов и появлению в связи с этим явлений турбулентности, периодически и непрогнозируемо возникающих в разных точках мирового финансово-экономического пространства. Инновационность приобретает всеобщий характер, преодолевающий рамки экономического, технического и социального в прежних формах их взаимодействия. Переход от естественноисторического к социокультурному, от воспроизводственного к инновационному типу развития технологически связан с переходом от индустриально-рыночного общества к информационно-сетевому, для которого характерно возникновение принципиально иных социально-экономических закономерностей. Так, полезность сетевых благ, в отличие от ординарных, возрастает вместе с их количеством. Например, чем больше участников мобильной связи, тем больше полезность мобильного телефона. Иначе говоря, с возрастанием количества телефонов как элементов сети их полезность возрастает. Соответственно растет и спрос. Поэтому кривая спроса на сетевые блага имеет совершенно иной вид по сравнению с кривой спроса на ординарные блага. Она возрастает по мере увеличения участников сети [2, 166]. Совершенно иная ситуация возникает и с расходами на производство сетевых благ. Если на ординарные блага распространяется закон убывающей доходности в результате повышения предельных расходов, то доходность сетевых благ растет в течение достаточно длительного периода за счет существенного снижения расходов [3, 34]. Это значит|означает|, что привычные|обычные| теоретические модели, с помощью|посредством| которых|каких| можно было понять и объяснить процессы ценообразования, перестают действовать. Возникает другая макроэкономика, которая базируется на других по сравнению с макроэкономикой ординарных благ законах. В ней кривые спроса и предложения становятся|стают| лишь|только| подчиненным моментом других, более широких закономерностей, возникают разного|различного| рода синергетические эффекты, где связи имеют нелинейный характер и исчезают причинно-следственные зависимости. Вместе с информационно-сетевой экономикой и обществом формируется сетевой человек. В отличие от традиционного человека он включен во многие сети, являющиеся самостоятельными, независимыми и несубординированными образованиями, формирующими свойственное им мышление и поведение агентов. В результате личность человека распадается на разные функциональные части, которые соединены лишь внешним образом в теле человека. А само тело человека включает не только органическую, но и неорганическую часть. Частички его мозга, ячейки памяти и т. д. существуют не только в голове, но посредством Интернета рассредоточены по всему миру в разных библиотеках, базах данных, которыми человек также легко пользуется как и своей собственной (сознательно-социально-биологической) памятью. К этому следует добавить, что и тело человека будет включать все больше неорганических частей (искусственные органы, вмонтированные чипы и пр.) [4, 99—101]. Распространение сетевых структур и вхождение их в основание общества, инновационность, социокультурный характер отношений придают развитию бифуркационный характер, создают риски возрастания хаотичности связей и конфликтности, что отчетливо проявляется уже сейчас, на раннем этапе становления нового общества. Ясно, что старое понимание реформизма не отражает эти изменения. Поэтому уместно и обоснованно говорить о постреформизме как выходе за пределы логики индустриально-рыночно-социальных взаимоотношений. И способ выхода за пределы будет (если будет) адекватным новому состоянию: нелогичным, качественно своеобразным, скачкообразным и формально непрогнозируемым. «Вырыв» — вполне подходящий термин для обозначения этого содержания. Нельзя априори сказать о содержании вырыва. Но без разговора о нем, без осознания, прочувствования, постижения, прорывания укорененного сознания, вырыва первоначально из него не может быть и вырыва к дальнейшему развитию, к такой постановке проблемы, в которой «вопрос вырыва к развитию — вовсе не риторический вопрос, как и не какой-то там вопросительный вопрос, ждущий какого-то невозможного ответа: это вполне императивный вопрос, требующий немедленного императивного же разрешения» [1, 11—12]. Литература
|
