Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 7.54 Mb.
|
| I Сравним сознание, как это часто делают, с аерка отражением. Пусть предмет А отражен в зеркале к?' Конечно, было бы ложно сказать, что «так же реалы.*^ ^а-А, но оно иначе реально, само по себе. Стол и егоотраи. в зеркале неодинаково реальны, а по-разному. Отра* как отражение, как образ стола, как второй стол в зе.„ нереально, это призрак. Но отражение стола как прело ние световых лучей в плоскости зеркала — разве не с же материальный и реальный предмет, как стол? Бы™ чудом все иное. Тогда мы сказали бы: существуют (стол) и их призраки (отражение). Но существуют тЖ пещи — (стол) я отражение света от плоскости,"а призм суть кажущиеся отношения между вещами. Поэтому ник кая наука о зеркальных призраках невозможна. Но это значит, что мы не сумеем никогда объяснить отражени ' призрак: если мы будем знать вещь и законы от ражем света, мы всегда объясним, предскажем, по своей волею зовем, изменим призрак. Это и делают люди, владеюцв зеркалами: они изучают не зеркальные отражения, а двд жение световых лучей и объясняют отражение. Невозмож* на наука о зеркальных призраках, но учение о свете в о( отбрасываемых и отражающих его вещах вполне объясняв* «призраки». То же и в психологии: субъективное само по себе как призрак должно быть понято как следствие, как результат, как жареный голубь — двух объективных процессов. Загадка психики решится, как загадка зеркала, не путем изучения призраков, а путем изучения двух рядов объективных процессов, из взаимодействия которых возникают призраки как кажущиеся отражения одного в другом. Само по себе кажущееся не существует. Вернемся опять к зеркалу. Отождествить Л и а, стол и его зеркальное отражение, было бы идеализмом: а вообще нематериально, материально только А, и его мдтсриальносп есть синоним его независимого от а существования. Но 6еЛ бы таким же точно идеализмом отождествить а с X -процессами, происходящими сами по себе в зеркале. Был бы ложно сказать: бытие и мышление не совпадают 6 зеркала, в природе, там Л не есть а, А сеть вещь, а — зрак; но бытие и мышление совпадают в зеркале, здес есть X, а есть призрак и X тоже призрак. Нельзя сказа отражение стола есть стол. Но нельзя сказать также: i ражение стола есть преломление световых лучей; а нее _ ни А, ни X. И А и X суть реальные процессы, а а ' 194 юшИЙ из них, кажущийся, т.е. нереальный, резуль-|рзНИОтражение не существует, но и стол и свет одинаково Шт' ТБуют. Отражение же стола кс совпадает с реальными с-' ессами света в зеркале, как и с самим столом. пр^Р- говОря о том, что иначе мы должны были бы допустить ствование в мире и вещей, и призраков, вспомним, что Г* само зеркало есть часть той же природы, что и вещь в£ДЬ вокала, и подчинено всем ее законам. Ведь красуголь-0(16 камнем материализма является положение о том, что НЫ нание и мозг есть продукт, часть природы, отражающая со3 ]>нуЮ природу. И значит, объективное существование уСи А независимо от а есть догма материалистической пси- уологии. На этом мы можем кончить наше затянувшееся рассуж-ие. Мы видим, что третий путь гештальтпеихологии и персонализма был, в сущности, оба раза одним из двух известных нам путей. Ныне мы видим, что третий путь, путь так называемой «марксистской психологии*, есть попытка соединить оба пути. Эта попытка приводит к их но-bomv разъединению внутри одной и той же научной системы: кто соединит их, тот, как Мюнстерберг, пойдет по двум разным дорогам. Как в легенде два дерева, соединенных вершинами, разодрали надвое тело древнего князя, так всякая научная система будет разодрана надвое, если она привяжет себя к двум разным стволам. Марксистская психология может быть только естественной наукой, путь Франкфурта ведет его к феноменологии. Правда, он сам в одном месте сознательно возражает против того, что психология может быть естественной наукой (1926). Но, во-первых, он смешивает естественные науки с биологическими, что не верно; психология может быть естественной, но не биологической наукой, а во-вторых, он берет понятие «естественный» в его ближайшем, фактическом значении, как указание на науки об органической и неорганической природе, а не в его принципиально методологическом значении. В русской литературе В.Н.Ивановский ввел такое употребление этого термина, давно принятое в западной науке. Он. говорит, что от математики и реально-математических наук надо строго отличать науки имеющие дело с вещами, реальными» предметами и процессами, с тем, что «действительно» существует, есть. Эти науки можно поэтому азвать реальными или естественными (в широком смыс- этого слова). У нас обычно термин «науки естественные» 195  Аупотребляется в более узком смысле, обозначая лищь циплины, изучающиеприроду нсорганическуюиорган '' скую, но не охватывающие природы социально* ~" сознательной, каковая при таком словоупотреблении ' ' зывается часто отличной от «естества»; чем-то не то естественным», не то «сверхъестественным», если «противоестественным». Я убежден, что распространи термина «естественный» на все, что реально существ* вполне рационально. Возможность психологии как науки есть методологи* екая проблема прежде всего. Ни водной науке нетстолы трудностей, неразрешимых контроверз, соединения п^ личного в одном, как и психологин. Предмет психологии^ самый трудный из всего, что есть в мире, наименее пот ^ ющийся изучению; способ се познания должен быть поло особых ухищрений и предосторожностей, чтобы дать i чего от него ждут. Я же говорю все время именно об этом последнем-^ принципе науки о реальном. В этом смысле Маркс, по ei словам, изучает процесс развития экономических формаций как есМественноисторический процесс. Ни одна наука не представляет такого разнообразия* полноты методологических проблем, таких туго затянутых противоречий, как наша. Поэтому здесь нельзя сделать в* одного шага, не предприняв тысячу предварительных расчетов и предостережений. Итак, все равно осознают, что кризис тяготеет к созданию методологии, что борьба идет за общую психологию. Кто пытается перескочить через эту проблему, перепрыг* нуть через методологию, чтобы сразу строить ту или инуя частную психологическую науку, тот неизбежно, жедая сесть на коня, перепрыгивает через него. Так случилось'д гсштальттеорией, со Штерном. Нельзя сейчас, исходя Щ. принципов универсальных, равно приложимых к физике и к психологии, не конкретизировав их r методологии,пряно подойти к частному психологическому исследованию: вот почему этих психологов упрекают в том, что они знают ода' сказуемое, равно применимое ко всему миру. Нельзя, К-1'-то делает Штерн, с понятием, равно охватывающим С нечную систему, дерево и человека, изучить психологи:-' скис различия людей между собой: для этого нужен дрЯ ' масштаб, другая мера. Вся проблема обшей и частной н; У ки, с одной стороны, и методологии и философии, с дрУ1 есть проблема масштаба: нельзя в верстах измерить "К 196 - рост, для этого нужны сантиметры. И если мы вецеск" ^о частные науки имеют тенденцию к выходу за БиДелИ" Ui к бОрьбе за общую меру, за более крупный сВои пР.г т0 фшюсофия переживает обратную тенденцию: MaCffT приблизиться к науке, она должна сузить, умень-4 масштаб, конкретизировать свои положения, ^пйе тенденции — философии и частной науки — одина-ведут к методологии, к общей науке. Вот эта идея К°Вштаба, идея общей науки чужда до сих пор «марксист-маС' психологии», и в этом ее слабое место. Она пытается СКпосредственную меру психологических элементов — ре-нС ид _ найти в универсальных принципах: закон перехо-а количества в качество и «забывание оттенков серого Д ета» по Л.Леману и переход бережливости в скупость; "стада Гегеля и психоанализ Фрейда. Здесь ясно сказывается отсутствие меры, масштаба, посредующего звена межодним и другим. Поэтому с роковой неизбежностью диалектический метод попадает в один ряд с экспериментом, сравнительным методом и методом тестов и анкет. Чувства иерархии, различия между техническим приемом исследования и методом познания «природы истории и мышления» нет. Вот это — непосредственное сталкивание лбами частных фактических истин с универсальными принципами; попытка рассудить деловой спор Вагнера и Павлова об инстинкте ссылкой на количество — качество; шаг от диалектики к анкете; критика иррадиации с гносеологической точки зрения; оперирование верстами там, где нужны сантиметры; приговоры о Бехтереве и Павлове с высоты Гегеля; эти пушки по воробьям привели к ложной идее третьего пути. Диалектический метод вовсе не един — в биологии, истории, психологии. Нужна методология, т.е. система посредствующих, конкретных, примененных к масштабу данной науки понятий. Л.Бинсвангер (1922) вспоминает слова Брентанооб удивительном искусстве логики, которой один шаг вперед имеет следствием 1000 шагов вперед в науке. Вот этой силы логики не хотят у нас знать. По хорошему выражению, методология есть рычаг, посредством которого философия Управляет наукой. Попытка осуществить такое управление оез методологии, прямое применение силы к точке ее приложения без рычага — от Гегеля к Э.Мейману приводят к тому. что наука становится невозможной. Я выставляю тезис: анализ кризиса и структуры психо-Гии непреложно свидетельствует о том, что никакая фи- 197  , и-чтегории и понятия, одним словом, создать свой венИ" . j, Стоит только представить сеое, что Маркс опс-^](аЛиТ11;ы обшими принципами и категориями диалекти-pHP°Ba;lL, ^ичества — качества, триады, всеобщей связи, ки. в''0'а,?1|Ка и т-п-— без абстрактных и исторических кате-y3^;i:,cK' иМ(1сти, класса, товара, капитала, ренты, произ-гор"й С_Т. нойсилы. базиса, надстройки и т.п., чтобы увидеть водите ишную нелепость предположения, будто можно всю ч^рДСТНенно, минуя «Капитал», создать любую марк-вепосрv науКу. Психологии нуженсвой «Капитал» — свои :истск к-|уССа. базиса, ценности и т.д.,— в которых она П°Я8я бы выразить, описать и изучить свой объект, а открыло1'''1' ститистике забывания оттенков серого цвета у ватъ подгверждение закона скачков — значит ни на j!eM ',.,. изменить ни диалектики, ни психологии. Эта идея еобходимости посредующеи теории, оез которой невоз-° жно рассматривать а свете марксизма отдельные частные Мкты давно осознана, и мне только остается указать на инвпаденис выводов нашего анализа психологии с этойTV же идею вскрывает В.А.Вишневский в споре со И и'Стслановым (для них ясно, что исторический матери ализм не диалектический материализм, а его применение к истории. Поэтому, строго говоря, только общественные науки, имеющие свою общую науку в истории материализ ма", могут называться марксистскими; других марксистских наук еще нет). «Как исторический материализм не тож дествен диалектическому материализму, так равно по следний не тождествен специфически естественнонаучной теории, каковая еще, к слову ска зать, только рождается». Степанов же, отождествляя диа- лектико-материалистическое понимание природы с механическим, считает, что она дана и содержится уже в механистической концепции естественных наук. В качест ве примера а втор ссылается на спор в психологии по вопросу об интроспекции (1924). Диалектический материализм есть наука самая абстрактная. Непосредственное приложение диалектического материализма к биологическим наукам и психологии, как это сейчас делается, не идет дальше формально-логических, схоластических, словесных подведений под общие, абст-Рактные. универсальные категории частвык явлений, внут-■ <-нний смысл и соотношение которых неизвестны. В Учтем случае это может привести к накоплению приме- 199  ров. иллюстраций. Но не больше. Вод;1 — млр — лед и туральное хозяйство — феодализм — капитализм с то^ зрения диалектического материализма — одно и то J один и тот же процесс. Но для исторического материям ма какое качественное богатство пропадает при так обобщении!К.Маркс назвал «Капитал» критикой политической эк номии. Вот такую критику психологии хотят перепрыгну" ныне. «Учебник психологии, изложенный с точки зрени! диалектического материализма», в сущности, должно з&\ чать так же, как «учебник минералогии, изложенный точки зрения формальной логики». Ведь это само собо* разумеющаяся вещь — рассуждать логически не есть оиу бенность данного учебника или неси минералогии.Ведьди. алектика не есть логика, даже шире. Или:«учебник социологии с точки зрения диалектического материализма! вместо «исторического». Надо создать теорию психологического материализма, и нельзя еще создавать учебники диалектической психологии. Но и в критическом суждении мы лишаемся при этом главного критерия. То, как сейчас определяют, словно в. пробирной палате, согласуется ли данное учение с марксиз-J мом, сводится к методу «логического наложения», т.е. совпадения форм, логических признаков (монизм и пр.). Надо знать, чего можно и должно искать в марксизме. Не человек для субботы, а суббота для человека; надо найти теорию, которая помогла бы познать психику, но отнюдь не решения вопроса психики, не формулы, заключающей и суммирующей итог научной истины. Этого в цитатах Плеханова нельзя найти по одному тому, что ее там нет. Такой истиной не обладали ни Маркс, ни Энгельс, ни Плеханов. Отсюда фрагментарность, краткость многих формулировок, их черно* вой характер, их строго ограниченное контекстоя значение. Такая формула вообще не может быть дана наперед, до научного изучения психики, а явится в результате научной вековой работы. Предварительно можно искать) учителей марксизма не решение вопроса, даже не рабочу» гипотезу (потому что они создаются на почве данной нау ки), а метод се (гипотезы.— Ред.) построения. Я не хо1 узнать на даровщинку, скроив пару цитат, что такое ПСН хика, я хочу научиться на всем методе Маркса, как стро5 науку, как подойти к исследованию психики. Поэтому марксизм не только применяют не там, где H3J (в учебниках вместо общей психологии), но и берут изЙЯ 200 пало: неслучайные высказывания нужны, а ме-ц£т°' ,Ч длсктический материализм, а исторический ма-?оД: иС г ' «Капитал» должен нас научить многому — и ^ериз-"1 чт0 настояшая социальная психология начинается дотом." г;| 1ПМ», и потому, что психология сейчас есть пси- эяе „ до «Капитала». В.Я.Струминский совершенно *°Л°Гкогда саму идею о марксистской психологии как син-0Рав'-езиса — эмпиризма с антитезисом — рефлексоло-Te3t! ,|ЗЬ1цает схоластическим построением. Когда найден гиСИ ный путь, можно для ясности наметить в нем эти три РС'1Л' н0 искать при помощи этой системы реальных путей ' ' ит становиться на путь спекулятивной комбинации Кмматься диалектикой идей, а не диалектикой фактов " бытия. У психологии нет самостоятельных путей разви-яадо за ними искать обусловливающие их реальные исторические процессы. Не прав он только, когда утверж-ает что наметить пути психологии из современных течений -- вообще нельзя — по-марксистски. Что он развивает — верно, но это касается только исторического анализа развития науки, а не методологического. Методолога не интересует, что в процессе развития психологии реально произойдет завтра, поэтому он и не обращается к факторам, стоящим вне психологии. Но его интересует: чем больна психология, чего ей недостает, чтобы стать наукой, и т.д.. Ведь и внешние факторы толкают всихоло! мю по пути ее развития и не могут ни отменить в ней вековую работу, ни перескочить на век вперед. Есть известный органический рост логической структуры знания. Прав Струминский и тогда, когда указывает, что новая психология пришла фактически к откровенному признанию позиций старой субъективной психологии. Но беда здесь не в отсутствии учета внешних, реальных факторов развития науки, которые пытается учесть автор. Беда в неучете методологической природы кризиса. Есть своя строгая последовательность в ходе развития каждой науки; внешние факторы могут ускорить или замедлить этот ход, они могут отклонить его в сторону, наконец, они могут определить качественный характер каждого этапа, но из-рвнить последовательность этапов нельзя. Можно объяс-ить внешними факторами идеалистический или ' тсриалистический, религиозный или позитивный, инди-1 Дуалистический или социальный, пессимистический или имистический характер этапа, но никакие внешние 201  факторы не могут сделать того, чтобы наука. находящаЛ ■ в стадии собирания сырого материала, сразу перещд? выделению из себя технических, прикладных лисцип»'1 или наука с развитыми теориями и гипотезами, с развцт техникой и экспериментом занялась собиранием н опис* нисм первичного материала.Кризис поставил на очередь разделение двух психологи* через создание методологии. Каково оно будет — завцс„ от внешних факторов. Титченер и Уотсон по-америкааД и социально по-разному, Коффка и Штерн по-немецкцЗ опять социально по-разному, Бехтерев и Корнилов по-руа! ски и опять по—разному решают одну задачу. Какая буде* эта методология и скоро ли она будет, мы не знаем, но что I психология не двинется дальше, пока не создаст мстодоло- I гии, что первым шагом вперед будет методология, это не* | сомненно. , В сущности, основные камни заложены верно; верно намечен и общий, миогодесятилетний путь; перна и цел.Ь|< верен генеральный план. Даже практическая ориентировка в современных течениях верна, только не полна. Но ближайший путь, ближайшие шаги, деловой план страдают недочетами: н них нет анализа кризиса и верной установки на методологию. Работы Корнилова кладут начало этой1 методологии, и всякий, кто хочет развивать идеи психологии и марксизма, вынужден будет повторять его и продолжать его путь. Как путь эта идея не имеет себе равной по силе в европейской методологии. Если он не будет загибаться к критике и полемике, не будет перехолить в путь бро- ' шторной войны, а будет подниматься к методологии; если он не будет искать готовых ответов; если он осознает задачи современной психологии, он приведет к созданию теории | психологического материализма. Мы закончили наше исследование. Нашли ли мы вес, что искали? Во всяком случае, мы у берега. Мы подготовили | почву для изысканий в области психологии и, чтобы олраН дать свои рассуждения, должны испытать свои выводы н деле, построить схему обшей психологии. Но до того soti лось бы остановиться еще на одном моменте, имеющем правда, больше стилистическое значение, чем принцип, альное, но и стилистическое завершение какой-либо иде не вовсе безразлично для ее полного выражения. К1И надвое задачи и метод, область исследованы Pa' иИП нашей науки. Остается рассечь ее имя. Про-йиЯиП^"1пслсния, наметившиеся в кризисе, сказались и в цеСсЫ Рам'с«и науки. Отдельные системы наполовину по-судьбе и ,арЫМ именем, употребляя собственное для обоз-пваЛиС° '„й области исследования. Так иногда говорят о ца#еи пИзме как науке о поведении, как синониме все бв*еви Р а нс одного ее направления. Так говорят часто Г1СИ*оЛоанализе, реактологии. Другие системы порывают 0 ЯСИятельно со старым именем, видя в нем следы мифоло-рКОЯ4^■ пр0ИСХождении. Такова рефлексология. Эта по-гИческ п[)ДЧСрКйвает, что она отказывается от традиции, слеД т на пустом и новом месте. Нельзя оспаривать, что сТ^°гтная доля истины заключена в таком взгляде, хотя п очень механически и яеисторически смотреть на нау-ИЗД1чтобь1 не воспринимать вовсе роли преемственности и лядидии, даже при перевороте. Однако Уотсон, когда требует радикального разрыва со старой психологией, когда указывает на астрологию и алхимию, на опасность половинчатой психологии, отчасти прав. Другие системы остаются пока без имени — такова система Павлова. Иногда он называет свою область физиологией, но озаглавив свой опыт изучением поведения и высшей нервной деятельности, оставил вопрос об имени открытым. В ранних вопросах Бехтерев прямо отграничивается от физиологии, для Бехтерева рефлексология не физиология. Ученики Павлова излагают его учение под именем «науки о поведении». И действительно, у двух наук, столь разных, должно быть два разных имени. Эту идею давно высказал Мюнстерберг:«Следует ли называть психологию интенциональное понимание внутренней жизни, это, конечно, еще вопрос, по поводу которого можно спорить. В самом деле, многое говорит за то, чтобы удержать название психологии за описательной и объяснительной наукой, исключив из психологии науку о понимании духовных переживаний и внутренних отношений». Однако такое знание все же существует под именем пси-"Огия; оно редко находится в идее. По большей части она одится в каком-либо внешнем влиянии с элементами ■ узальной психологии. Но так как мы знаем мнение того с ВТ0Ра, что вся путаница в психологии возникает из Для1иеНИЯ> то сДинственный вывод — избрать другое имя Исх НтенЦиональкой психологии. Отчасти так оно и про-1''' номенология на наших глазах выделяет из себя 203    психологию, «необходимую для известных логически лей», и вместо разделения двух наук посредством ппи ''*• тельных, вносящих огромную путаницу (...), начи4 вводить разные имена существительные. Чслпанов « ~ навливает, что «аналитический» и «феноменологичес!1''
Правда, некоторые идеалисты возражают против присве-ения естественнонаучной психологии этого имени. 1 m С.Л.Франк, указывая со всей резкостью на то, что подо* ним именем живут две разные науки, пишет:«Делотутвс-обще не в относительной учености двух разных методР одной науки, а в простом вытеснении одной науки совСвы другой, хотя и сохранившей слабые следы родства с перщ* но имеющей по существу совсем иной предмет... Нынешя" психология сама себя признает естествознанием... ЭтоЗн^' чит, что современная так называемая психология естг зо-обще не психо-логия, а физиология... Прскрася*. обозначение "психология" — учение о душе — было 1Р^ сто незаконно похищено и использовано как титул ДЛ* L всем иной научной области; оно похищено но, что когда теперь размышляешь о природе |сЯ°ваТ 0 занимаешься делом, которому суждено остаться дуй1**-'' ым или для которого надо придумать какое-ни-бёзымя е обозначение». Но даже нынешнее искаженное буДь нс„кология» на три четверти не отвечает ее сути — имя аП|,хофизика и психофизиология. И новую науку он это "с назвать философской психологией, чтобы «хоть пЫта 0 восстановить истинное значение названия "пси-к°све " t[ вернуть его законному владельцу после упомя-*°Л° а похищения, непосредственно уже неустранимого». нУТ? видцм примечательный факт: и рефлексология, стрс-аяся'порвать с «алхимией», и философия, которая хо-МЯ содействовать восстановлению прав психологии, в ЧЁ пом буквальном и точном значении этого слова, обе vt нового обозначения и остаются безымянными. Еще "пимечатсльнес, что мотивы у них одинаковы: одни боятся "этом имени следов его материалистического происхождения другие боятся, что оно утратило свое старое, буквальное и точное значение. Можно ли найти — стилистически — лучшее выражение для двойственности современной психологии? Однако и Франк согласен, что имя похищено естественно научной психологией неустранимо и основательно. И мы полагаем, что именно материалистическая ветвь должна называться психологией. За это и против радикализма рефлексологов говорят два важных соображения. Первое: именно она явится завершительницей всех истинно научных тенденций, эпох, направлений и авторов, которые был и представлены в истории нашей науки, т.е. она и есть па самом деле по самому существу психология. Второе: принимая это имя, новая психология нимало не «похищает» его, не искажает его смысла, не связывает себя с теми мифологическими следами, которые в нем сохранились, а, напротив, сохраняет живое историческое напоминание обо всем своем пути, от самой исходной точки. Начнем со второго. Психологии как науке о душе, в смысле Франка, в точном и старом смысле этого слова, пет; это вынужден кон-Датировать и он, когда с изумлением и почти с отчаянием ■рхдастся, что такой литературы вообще почти не существует. Далее, эмпирической психологии как законченной !щ Кй в<>о6ще не существует. И по существу то, что проис-нр ссйчас, есть не переворот, даже не реформа науки и авеР'Цение в синтезе чужой реформы, а осуществление оологии и высвобождение в науке того, что способно 204 205  расти, от того, что неспособно к росту. Сама же эмпип екая психология {кстати, скоро исполнится 50 лет, ка! "~ этой науки не употребляется вовсе, так как каждая щ '-прибавляет свое прилагательное) мертва, как кокон ленный умершей бабочкой, как яйцо, покинутое пт'ен «Называя психологию естественной наукой, мы хотим"* "' зать,— говорит Джемс,— что она в настоящее время ц- ' ставляст просто совокупность отрывочных о-мпиричес данных; что в ее пределы отовсюду неудержимо вторгяД'' философский критицизм и что коренные основы этой о хологии, ее первичные данные должны быть обследован*! более широкой точки зрения и представлены в совершен'" новом свете... Даже основные элементы и факторы в обл сти душевных явлений не установлены с надлежащей т " ностью. Что представляет собой психология в данв^'-минуту? Кучу сырого фактического материала, порядоп ную разноголосицу во мнениях, ряд слабых попыток клят сификации и эмпирических обобщений числ описательного характера, глубоко у корен и вши йсяпредраА судок, будто мы обладаем состояниями сознания, а моз наш обусловливает их существование, но в психологиини ни одного закона в том смысле, в каком мы употребляем si сл"Ьво в области физических явлений, ни одного положения ни одного положения, из которого могли бы быть выведены следствия дедуктивным путем. Нам неизвестны даже -_■ факторы, между которыми могли бы быть установлены oft ношения в виде элементарных психических актов. Короче психология еще не наука, это нечто, обещающее в будущем стать наукой».Джемс дает блестящий инвентарь того, что мы получаем в наследство от психологии, опись ее имущества и coctoJF ния. Мы принимаем от нее кучу сырого материала и обещЯ' нис стать в будущем наукой. Что же связывает нас с мифологией через это имя? Психология, как физика до Галилея или химия до Лавуаз&й еще не наука, которая может наложить хоть какую-нибуль тень на будущую науку. Но, может быть, с того времен^ как Джемс писал это, обстоятельства существенно переменились? В 1923 году на VIII конгрессе по экс пери мента* ной психологии Ч.Спирман повторил определение Джеми и сказал, что и сейчас психология не наука, а надежда и науку. Нужно обладать изрядной долей нижегородеи г" провинциализма, чтобы изображать дело так, как ЧеЛ1 з~ нов: будто есть незыблемьте. всеми признанные, векх испытанные истины и их ни с того ни ссего хотят разруш* . -оС соображение еше серьезнее. В конце концов надо ^ ,-t3iiTh. что у психологии есть не два. а одни наслед- ^р«М° 0_ ой имени не может и возникнуть серьезно. Н'|К'." психология невозможна как наука. И надо сказать КР°Рая . равловым, что мы считаем позицию этой психоло- В^СТнаучной точки зрения безнадежной. Как настоящий Г11И С [Павлов ставит вопрос не так: существует ли пси- У екая сторона, а так: как ее изучить. Он говорит; «Что *йЧ%н делать физиолог в психическими явлениями1.' Ос- 2оЯ%тьих бе.) внимания нельзя, потому что они теснеп- "1ав1 пбри'см связаны с физиологическими явлениями, тпеделяя целостную работу органа. Если физиолог реша- с« их изучать, то перед ним встает вопрос: как?» Таким ййешзом, мы при разделе не отказываемся в пользу другой ороны'"» от одного явления; на нашем пути мы изучим ме что есть, и объясним все, что кажется. «Сколько тыся челетий человечество разрабатывает факты психологиче ские... Миллионы страниц заняты изображением внутреннего мира человека, а результатов этого труда — законов душевной жизни человека — мы досих пор не име ем». „ , То, что останется после раздела, уйдет в ооласть искусства; сочинителей романов и теперь Франк называет учителями психологии. Для Дильтея задачи психологии — ловить в сети своих описаний то. что скрыто в Лире, Гамлете и Макбете, так как он видел в них «больше психологии, чем во всех учебниках психологии, вместе взятых». Штерн, правда, зло посмеялся над такой психологией, добываемой из романов; он говорил, что нарисованную корову нельзя доить. Но в опровержение его мысли и во исполнение мысли Дильтея на деле описательная психология все больше ухолит в роман. Первый же конгресс индивидуальной психологии, которая считает себя именно этой второй психологией, заслушал доклад Оппентейма, уловившего в сети понятий ГО, что Шекспир дал в образах,— точно то, чего хотел Диль-тей. Вторая психология уйдет в метафизику, как бы она ни называлась. Именно уверенность в невозможности такого знания, как паука, обусловливает наш выбор. Итак, у имени нашей науки только один наследник. Но, может быть, он должен отказаться от наследства? Нисколько. Мы диалектики; мы вовсе не думаем, что путь развития ВаУки идет по прямой линии, и если на нем были зигзаги, озвраты. петли, то мы понимаем их исторический смысл Считаем их необходимыми звеньями в нашей цепи, неиз- 206 207   бежными этапами нашей дороги, как капитализм есть избежныйэтап к социализму. Мы дорожили каждым щ ' к истине, который когда-либо делала наша наука; м.' ' думаем, что наша наука началась с ними; мы не уступи' никому ни идею ассоциации Аристотеля, нисговскелтик учение о субъективных иллюзиях ощущений, ни идещпгп чинности Дж.Милля, ни идею психологической хим Дж.Милля, ни «утонченный материализм» Г.Спенсера" котором Дильтсй видел «не простую основу, а опасность»' одним словом всю ту линию материализма в психологии которую с такой тщательностью отметают от себя идеалп сты. Мы знаем, что они правы в одном:«Скрытый материя* лизм объяснительной психологии... разлагающе влияли политическую экономию, уголовное право, учение о rocv; дарстве».Идея динамической и математической психологии Гер-барта, труды Фехнера и Гсльмгольца, идея И.Тэна о двигательной природе психики, как II учен и i1 Б и II о о психической позе или внутренней мимике, двигательная реакция Рибо периферическая теория эмоций Джемса — Ланге, даже учение вюрцбургской школы о мыиыеиии. внимании как деятельности,— одним словом, каждый шаг к истине в нашей науке принадлежит нам. Ведь мы избрали из двух дорог одну не потому, что она нам нравится, но потому, что мы считаем ее истинной. Следовательно, в этот путь вполне входит все, что было в психологии как в науке: сама попытка научно подойти к душе, усилие свободной мысли овладеть психикой, сколько, бы она ни затемнялась и ни парализовалась мифологией, т.е. сама идея научного строения о душе содержит в себ( весь будущий путь психологии, ибо наука и есть путь к истине, хотя бы ведущий через заблуждение. Но именно такой и дорога нам наша наука: в борьбе, в преодолении ошибок, в невероятных затруднениях, в нечеловеческой схватке с тысячелетними предрассудками. Мы не хотим быть Иванами, не помнящими родства; мы не страдам! манией величия, думая, что история начинается с нас; мы не хотим получить от истории чистенькое и плоское имя мы хотим имя, на которое осела пыль веков. В этом и ■ видим наше историческое право, указание на нашу исторя* ческую роль, претензию на осуществление психологии Ki ■■ науки. Мы должны рассматривать себя ь связи и в отноИ-нии с прежним; даже отрицая его, мы опираемся на него. 208 сказать: имя это в буквальном смысле неприложи-М°г^' 'gg науке сейчас, оно меняет значение с каждой t&o * н,а ц0 укажите хоть одно имя, одно слово, которое не gfl0*011' иЯ0"своего значения. Когда мы говорим о синих aepe>* иЛц q летном искусстве, разве мы не допускаем „ервИ-Л ^ „щибки? Зато мы верны другой логике — логи-догв11 Если геометр и сейчас называет свою науку име-кеязЫ '■ ос означает «землемерие», то психолог может н^м- нть свою науку именем, которое когда-то значило Зниео ду ше». Если сейчас понятие землемерия узко для *^4ертрии, го когда-то оно было решающим шагом вперед, ге0М„:,.™ вся наука обязана своим существованием; если „. илси души реакционна, то когда-то она оыла первой иной гипотезой древнего человека, огромным завоеванием мысли, которому мы обязаны сейчас существованием "ашей науки. У животных, наверно, нет идеи души и у них нет психологии. Мы понимает исторически, что психология наука должна была начаться с идеи души. Мы так же мало видим в этом просто невежество и ошибку, как не считаем рабство результатом плохого характера. Мы знаем, что наука как «уть к истине непременно включает в себя в качестве необходимых моментов заблуждения, ошибки, предрассудки. Существенно для науки не то, что они есть, а то, что, будучи ошибками, они все же ведут к правде, что они преодолеваются. Поэтому мы принимаем имя нашей науки со всеми отложившимися в нем следами вековых заблуждений, как живое указание на их преодоление, как боевые рубцы от ран, как живое свидетельство истины, возникающее в невероятно сложной борьбе с ложью. В сущности, так поступают вес науки. Разве строители будущего начинают все сначала, разве они не являются завершителями и наследниками всего истинного в человеческом опыте, разве в прошлом у них нет союзников и предков? Пусть укажут нам хоть одно слово, хоть одно ручное имя, которое можно применить в буквальном смыслу Или математика, философия, диалектика, метафизика означают то. что они означали когда-то? Пусть не говорят, '™ Две ветви знаний об одном объекте непременно должны 1 Сить одно имя. Пусть вспомнят логику и психологию хшления. Пауки классифицируются и обозначаются не по ъекту их изучения, а по принципам и целям изучения, Го ВСв Фиж>софии марксизм н^ хочет знать своих предков? ны' неистортескт и нетворческие умы. изобретательные имена и науки: марксизму не к лицу такие 209 идеи. Челпановкделу приводит справку, что я эпоху гь цузской революция термин «психология» был заменеиЯ мином «идеология», так как психология для той эпох наука о душе; идеология же — часть зоологии и делите физиологическую и рациональную. Это верно, но ка неисчислимый вред происходит от такого неисторичес* словоупотребления, можно видеть из того, как часто tjjv Г расшифровать и теперь отдельные места об идеолога! текстах Маркса, как двусмысленно звучит этот термц^ ' дает повод утверждать таким «исследователими, как 4{J панов, что для Маркса идеология и означала психологии этой терминологической реформе лс-жт отчисти причи', того, что роль и значение старой психологии недооценена-истории нашей науки. И наконец, в ней живой разрыве' -истинными потомками, она разрывает живую линию един ства: Челпанов, который заявлял, будто психология неит ет ничего общего с физиологией, теперь клянется Велико! революцией, что психология всегда была физиологический и что «современная научная психология есть детище психологии французской революции". Только безграничнее невежество или расчет на чужое невежество могли продяь-товать эти строки. Чья современна» психология? Милли или Спенсера, Бэиа или Рибо? Верно. Но Дильтея и Гуссерля, Бергсона и Джемса, Мюнстерберга и Стаута. Мейнон!» и Лиштса, Франка и Челпинова? Может ли быть большая неправда: ведь все эти строители новой психологии клали» основу науки другую систему, враждебную Миллюи Спенсеру, Бэну и Рибо, те же имени, которыми прикрывается Челпанов, третировали, «как мертвую собаку». Но Челпа» нов прикрывается чужими для него и враждебными имена* ми, спекулируя на двусмысленности термина «современна» психология». Да, в современной психологии есть ветвь* которая может себя считать детищем революционной психологии, но Челпанов всю жизнь (и сейчас! только и делал что стремился загнать эту ветвь к темный угол науки, отделить се от психологии. Но еще раз: как опасно общее имя и как нс-истори» поступили психологи Франции, которые изменили ему-'- Это имя. введенное впервые в науку Гоклениусом, ЯГ-' фессором в Марбурге, в 1590г. и принятое его ученик** Касманом (1594), а не Хр.Вольфом, т.е. с половины XVHib ■ и не впервые у Меланхтона, как ошибочно принято ду**1^' и сообщено у Ивановского как имя для обозначения ча#р антропологии, которая вместе с соматологией образует1" KV приписывание Мсланхтону этого термина основу на. ■'на предисловии издателя к XIII тому его сочине-еЫ?аСТкотором ошибочно указывается на Меланхтона как ниЙ, е аБтора психологии. Имя это совершенно правильно пе^В ип Ланге, автор психологии без души. Но разве психо-°сТаВ не называется учением о душе? — спрашивает он.— Л°гИ мыслима наука, которая оставляет под сомнением, КаК лИ у нее вообще предмет для изучения? Однако он иМ£ пил педантичным и непрактичным отброситьтрадици-iiv',| название, рас переменился предмет науки, и призы-°нН „пинять без колебаний психологию без души. ВЭ Именно с реформы Ланге началась бесконечная канитель менем психологии. Это имя, взятое само по себе, перс-С aio что-либо означать: к нему надо было прибавлять вся-SL»pa3: «бездушие, «без всякой метафизики», «основанная ' опыте», с «эмпирической точки зрения» и т.д. без конца. Просто психология перестала существовать. Б этом была ошибка Ланге: приняв старое имя, он не завладел им вполне, без остатка — не разделил его, не отделил от традиции, раз психология — без души, то с душой — уже не психология, а нечто другое. Но здесь, конечно, у него не хватило не доброй воли, а силы и срока: раздел еще не назрел. Этот терминологический вопрос стоит и сейчас перед нами и входит в тему о разделе двух наук. Как мы будем называть естественнонаучную психологию? Ее теперь называют часто объективной, новой, марксистской, научной, наукой о поведении. Конечно, мы сохраним за ней имя психологии. Но какой? Чем мы отличим ее от всякой другой системы знаний, пользующейся тем же именем? Стоит только перечесть малую долю из тех определений, которые сейчас применяются в психологии, чтобы увидеть: в основе этих разделений нет логического единства; иной раз эпитет означает школу бихевиоризма, иной раз — гештальтпеихологию, иной раз — метод экспериментальной психологии, психоанализ; иной раз — принцип построения (эйдетическая, аналитическая, описательная, эмпирическая); иной раз — предмет науки (функциональная, структурная, актуальная, интенцио-альная); иной раз — область исследования (Individual Pychologia): иной раз — мировоззрение (персонализм, рксизм, спиритуализм, материализм); иной раз — мно- ое (субъективная — объективная, конструктивная—ре- а *стРУктивная, физиологическая, биологическая, оциативная, диалектическая и еще и еще>. Говорят еще 210 21 ! об исторической и понимающей, объяснительной и ии. тивной, научной <Блонский) и «научной» <в смысле е^' ственнонаучной у идеалистов). Что же означает после этого слово «психология»? «rv наступит время,— говорит Страут,— когда никому не п дет в голову писать книгу по психологии вообше ^^. |
