Исследование выполнено при поддержке Научного фонда Государственного Университета – Высшей Школы Экономики, грант № 07-01-79
виталий кирющенко
Чарльз сандерс пирс
или
оса в бутылке
введение в интеллектуальную историю америки
Моя жизнь построена на теории, и если эта теория окажется ложной, мою жизнь следует счесть неудачей. Мера, в какой неверна моя теория, есть в точности мера моей жизненной неудачи. Что ж, такова моя теория. Я не собираюсь ни кончить старым чудаком, ни следовать правилам, навязанным мне другими людьми. Но если мне все же суждено превратиться в старого чудака или покладистого парня, крахом окажется вся моя жизнь, ибо на моем последовательном отказе от этого построена вся моя теория.
Ч.С. Пирс, 1854
...всем, что я есть, я обязан двум вещам: во-первых, упорству, каковое сродни тому, что движет осой, залетевшей в бутылку, и, во-вторых, тому счастливому обстоятельству, что я рано натолкнулся на метод мышления, которому мог бы найти применение всякий разумный человек, и до полного исчерпания возможностей которого я настолько далек даже теперь, что оставляю его там же, где нашел – великое вместилище, из которого новые идеи могли бы извлекаться в течение бесчисленных поколений.
Ч.С. Пирс, 1904
БЛАГОДАРНОСТИ
Эта книга не могла бы быть написана без помощи и поддержки друзей и коллег. В частности, я бесконечно благодарен директору Peirce Edition Project Нэйтану Хаузеру за любезно предоставленную мне возможность использовать богатейшие материалы библиотеки проекта и, в особенности, файлы черновиков с результатами исследований Виктора Ленцена, а также те, что, содержат фрагменты переписки Макса Фиша и Мориса Оже. Вспоминая наши беседы во время моего пребывания в Индиане в 2005-2006 гг., я каждый раз со всей отчетливостью понимаю, что мой долг перед профессором Хаузером неоплатен. Я глубоко признателен остальным участникам проекта – Андре де Тьенну, Корнелису де Ваалу, Альберту Льюису, Джонатану Эйлеру, и Джозефу Капосте – за их ценные советы.
Для данной работы крайне важное значение имели беседы автором наиболее полной биографии Пирса Джозефом Брентом, состоявшиеся в ноябре 2005 г. и феврале 2006 г. в Пенсаколе и Вашингтоне.
Я хотел бы выразить отдельную сердечную благодарность Кэтлин Халл и Тому Шорту за их великодушие и критику.
Текст книги также в значительной степени обязан встречам, произошедшим в 2004-2008 гг. в Нью-Йорке, Принстоне, Индианаполисе, Вашингтоне, Пенсаколе, Хельсинки, Будапеште, Санкт-Петербурге, Москве, Кракове и Ополе с Томом Шортом, Кэтлин Халл, Винсентом Колапьетро, Дэвидом Пфайфером, Иво Ассадом Ибри, Ахти Пиетариненом, Джозефом Даубеном, Маргарет Паксон, Стивеном Мейю, Элизабет Гроссманн, Питером Кёлем, Александром Исаковым, Светланой Адоньевой, Данилой Ланиным, Иваном Делазари, Михаилом Ошуковым, Виктором Каплуном и Максимом Колопотиным.
Во время поездки в Милфорд, штат Пенсильвания, мне посчастливилось встретить директора милфордского кладбища Дональда Бринка, захватывающую экскурсию которого по его владениям я не забуду никогда.
Наконец, все это вообще не имело бы никакого смысла без беспрецедентного терпения моей жены Зины, самого непредвзятого и критичного из читателей.
СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ 4 КЕМБРИДЖ 6
Бенжамен 6
ЛАЦЦАРОНИ 18
В НАЧАЛЕ БЫЛА ХИМИЯ 24
ЗИНА 34
ЭЛИОТ 38
περιπατητικóς 47
МАКСИМА 67
БАЛТИМОР 77
ACADEMIA 77
В СЕТИ АБДУКЦИЙ 111
МИЛФОРД 133
конец золотого века 133
АрисбИ: архитектура и архитектоника 145
См. также: Pietarinen A.-V. Signs of Logic: Peircean Themes on the Philosophy of Language, Games, And Communication. Dordrecht, 2006, pp. 108-109. 185
аутсайдер 160
БИБЛИОГРАФИЯ 171 СНОСКИ 175 ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга, вероятно, не является биографией в классическом смысле слова. Прежде всего, автор предельно далек от мысли, что жизнь конкретного человека может быть адекватно описана как простая совокупность фактов, которые помещены в исторический контекст с намерением воссоздать целое этой жизни в общем потоке событий той или иной культуры или эпохи. Несомненно, так сформулированная задача заслуживает уважения, поскольку позволяет показать, как за строем фактов, которые сами по себе немы, проступает характер реального человека. Однако, во-первых, показать – не значит сделать понятным, а во-вторых, жизнь, достойная того, чтобы стать объектом биографического исследования, не может быть поставлена в прямую зависимость от контекста, поскольку либо в той или иной степени сама его формирует, либо вступает с ним в прямое противоречие.
Классически организованная биография чаще всего рассматривает факты как линейную канву, по которой реконструируется значение тех или иных поступков, ценностей и жизненных установок. В случае с Пирсом, однако, ситуация осложняется тем, что мы с самого начала сталкиваемся с некоей «теорией», которая, если верить его ранним дневникам, задается не просто как жизненная цель, но как подлежащее жизни архитектоническое развитие, во многом организующее внутреннюю механику частных жизненных решений и практик. Теорию эту, как следует из тех же дневников, нет причин интерпретировать ни как набор четких правил и предписаний, ни как последовательную концептуальную цепь, в прямом смысле параллельную течению жизни. Более того, она лишь отчасти укоренена в общем историческом контексте, и не следует торопиться полностью идентифицировать ее собственно с прагматизмом, – хотя нельзя забывать, что авторские права на этот последний, бесспорно, принадлежат Пирсу.
Вместе с тем, тот же Пирс, в первой из своих гарвардских лекций 1903 г., сыгравших для прагматистской доктрины в целом роль едва ли не решающую, писал о ней: «...я склонен думать, что именно та ее форма, в которой она была впервые предложена мной, окажется наиболее полезной для применения, поскольку именно она является формой, наиболее личной для вашего лектора, и в опоре именно на нее он может говорить наиболее вразумительно. Кроме того, прагматизм и личность суть понятия более или менее одного корня».
Эзотеричность последней фразы абсолютна, поскольку, собственно, суть связи между прагматизмом и личностью ни далее в лекции, ни где-либо еще Пирсом развернуто не поясняется. И это не случайно, прежде всего, как видится, в силу ее принципиальной разомкнутости и отсутствия прямых соответствий между фактами теории и фактами жизни: теория и жизнь должны сойтись лишь в самом конце, когда, как писал Пирс, первая «окажется» либо ложной, либо истинной, обозначив, тем самым, успех или провал последней. Внимание к теоретической жизни, являющейся, в ее аристотелевском понимании, одной из важных жизненных практик, совпадает здесь с античным идеалом счастья, первое упоминание о котором Монтень в своих «Опытах» приписывает Солону: «…не следует считать человека счастливым, – разумея под счастьем спокойствие и удовлетворенность благородного духа, а также твердость и уверенность умеющей управлять собою души, – пока нам не доведется увидеть, как он разыграл последний и, несомненно, наиболее трудный акт той пьесы, которая выпала на его долю».
Теоретический и жизненный интересы оказываются подчинены общему архитектоническому началу, которое представляет собой совокупность точек их неразличимости, габитус, управляющий мышлением и действием одновременно. В этой связи важным оказывается и то, что именно мысль, стремящаяся к действию, к постигнутому действию – как раз и составляет, по Пирсу, основной пафос прагматизма в его логическом и математическом понимании.
Наконец, автор со всей отчетливостью осознает, что среди работ о Пирсе, в которых именно биографический материал имеет решающее значение, уже есть работы Макса Фиша, Нэйтана Хаузера и Джозефа Брента, которые, прежде всего, фактологически едва ли могут быть когда-либо превзойдены.
В силу вышеизложенного, главная задача данной книги не является индуктивной; скорее, она представляет собой попытку ответить на лично волнующие автора отдельные вопросы о том, как поражающее воображение упорство, подобное тому, что движет осой, залетевшей в бутылку, может соседствовать в человеке с непониманием самых простых вещей; как гений, взаимодействуя со средой, воспринимает себя и других в зеркале собственной гениальности; существует ли – и если да, то как определяется –интеллектуальная наследственность, независимая в своих проявлениях от накопленного предыдущими поколениями социального капитала; наконец, можно ли, как это делает Пирс, говорить о теории, знание условий и общих контуров которой должно дать какое-то объяснение всему перечисленному. В большой степени именно поэтому, если говорить о методологическом девизе, автору данной работы оказывается крайне близкой фраза, которой свой творческий метод характеризовал Юрий Тынянов: «Я начинаю там, где заканчивается документ».
Реальная биография, по мнению автора, ни в коем случае не линейна. Это лабиринт, состоящий из мест, ситуаций и лиц, которые, сгущаясь по мере описания, окружают тот или иной характер и определяют его, будучи некоторым «другим» по отношению к нему как к центру. Центр этого лабиринта, однако, остается величиной всего лишь гипотетической – причиной движения, но не его целью, поскольку результатом биографического описания ни в коем случае не может стать ответ на вопрос о том, каким был тот или иной человек. При всех вышеизложенных сомнениях относительно того, «как надо», так определяемое исследование совершенно точно являлось бы не более чем пустой потерей времени.
Виталий Кирющенко
Санкт-Петербург, август 2008
|
