Скачать 2.7 Mb.
|
И все же весь 1933 год и ряд последующих лет проходят в атмосфере ожесточенной дискуссии вокруг понятий нации и (языковою) народа, выяснения сущности языка — как «эманации расы» или как определяющего фактора развития человека независимо от его расовых особенностей. В результате Вайсгербер начинает формировать первую феноменологию языкового сообщества, отразив ее в своих статьях в журнале «Слова и вещи» [SW 56]. Публикация этих статей практически поставила под вопрос существование самого журнала, хотя сам К. Бюлер согласился сделать подробный (и, судя по тону его анонса, одобрительный) разбор «грандиозного проекта Л. Вайс-гербера» для «Кант-Штудиен»28. Эта рецензия Бюлера, правда, так и не была опубликована. Однако ставший главным редактором журнала «Слова и вещи» X. Гюнтерт, не во всем разделявший взгляды Вайсгербера, все же никогда бы не предложил ему покинуть журнал и даже помог издать одну из крамольных статей отдельной книгой. Вайсгербер покидает редакцию журнала добровольно, оставаясь до самого последнего тома (т. е. до 1942 г.) в числе сотрудников журнала. Сам журнал просуществовал в его «новой серии» недолго, последние два тома издавались практически без участия X. Гюнтерта В. Бюстом. Таким образом, попытка Вайсгербера создать феноменологию языкового сообщества была насильственно прервана в разгар творческого процесса. Что следовало делать теперь? Продолжение научной дискуссии оказалось невозможным, ведь открытая конфронтация с господствовавшим политическим учением привела бы только к запрету отстаиваемой Вайсгербером концепции, тем более что он не был членом НСДАП и вообще сторонился политической деятельности. И он выбирает, быть может, не самый славный, но в той ситуации спасительный для его идей путь: он переключает свое внимание на вопросы исторической действенности сообщества и тем самым под знаменем истории языка продолжает разрабатывать концепцию языкового сообщества. Кстати, столь же осторожную тактику избрал и Й.Трир. В своих публичных лекциях Вайсгербер не вступает в явную полемику с расовой теорией, пытаясь нейтрализовать ее со своей лингвофююсофской полиции. Правда, избегать публичной конфронтации с расовыми языковедами удавалось не всегда; в 1934 г. на Филологическом конгрессе в Тркре он вступил в дискуссию о языке и расе. Но эта новая тактика имела большое значение для сохранения учения, а также для личной безопасности учеников и сподвижников Вайсгербера. Весьма примечательно мнение одного из них, К. Штегманна фон Притцвальда, отнесшего в 1936 г. Вайсгербера к «сильным и мудрым» лидерам индоевропейского языковедения в Германии и одновременно порицавшего взгляды еврея Э. Кассирера — парадокс, вполне отвечавший условиям германского языкознания середины тридцатых годов. В это время даже В. фон Гумбольдт казался партийным функционерам подозрительным из-за некоторых его замечаний в пользу эмансипации евреев, так что его столетний юбилей в 1935 г. был практически проигнорирован официальными кругами. Совершенно иной путь избрал Г. Шмидт - Pop — путь примирения и поиска точек соприкосновения с господствовавшим учением, приведший его в результате в ряды горячих сторонников национал-социалистского «языкознания». Трагическое заблуждение Шмидт-Рора не было уникально: этим же пагубным путем пошли прославленный К. Фиетор, знаменитый исследователь немецкого литературного барокко X. Цызаж, литературовед Й. Надлер (23.5.1884-14.1.1963), ницшевед Э.Бертрам и др. Несколько осторожнее в защиту «духовного дворянства языка» и против преследования языковых меньшинств высказывается К. Фосслер. Фактом является и то, что многие лингвисты, и не только немецкие, не оставались в то время в стороне от политических событий: так, в конце первой мировой войны известный датский лингвист О. Есперсен выступил с резкой антигерманской статьей «Раздумья датчанина о войне», способствуя тем самым распространению мифа об исключительной вине немцев в развязывании этой войны. Что же до Шмидт-Рора, то, к сожалению, пафос борьбы за права немецкоязычных меньшинств в Европе, а вероятно, и стремление обеспечить себе возможность излагать свои взгляды в новой политической обстановке, привели его в 1933 г. в ряды НСДАП. Правда, это не помогло ему уйти из-под критики ортодоксальных национал-социалистов. Гораздо дальше Г. Шмидт-Рора пошел, к сожалению, известный германист X. Бринкманн29 также вступивший в НСДАП и изложивший «ортодоксальную» национал-социалистскую версию взаимосвязи языка и расы, «расовой гигиены», а также оценку различных духовных течений в истории немецкой философии и эстетики в единственной, правда, его работе такого рода30. Таким образом, часть неогумбольд-тианцев действительно перешла в стан scientia militans национал-социализма, или, по крайней мере, сделала вид, что перешла. Путь эмиграции — единственная альтернатива «подполью» в лингвистике — для многих означает конец научной деятельности; пример — судьба К. Бюлера (1879-1963), в 1938 г. покинувшего Венский университет. Отказ от эмиграции заставляет Вайсгербера вести работу на опасной грани между запретом его учения и апологетикой нацизма в языкознании. И здесь сказываются отдельные особенности как концепции Вайсгербера, так и политической ситуации тех лет: «аншлюс» Австрии означает для него восстановление немецкого языкового сообщества, насильственно предотвращенное Версальским и Сен-Жерменским соглашениями, и он искренне приветствует этот политический акт, что, впрочем, не очень отличалось от общей реакции на это событие как в Германии, так и в самой Австрии. Вступление на шаткую квази-политическую стезю, конечно же, не привело Вайсгербера в ряды НСДАП, но и активным антифашистом назвать его сложно. У. Маас считает даже, что «изучение языковых содержаний» было «легитимационным» научным направлением, позволившим, в частности, национал-социалистам обосновать понятие «народа»; на это направление, по его мнению, не оказали никакого воздействия современные национал-социализму антирасовые антропологические теории31. По предложению Э. Бойтлера Вайсгербер выступает в январе 1935 г. во Франкфурте-на-Майне с лекциями на тему «Немецкий народ и немецкий язык». Под влиянием этих лекций, явно отклонявшихся от обычной партийной фразеологии, один из сотрудников имперского министерства образования предпринял попытку разработать рекомендации для преподавания немецкого языка в школах. В этой связи Вайсгербер получил приглашение выступить на курсах в этом министерстве с лекциями об этнических силах немецкого языка. Содержавшийся в этой лекции пассаж о возвращении в рейх судетских немцев, трактовка которого в целом соответствовала идее об укреплении этнических сил родного языка и языкового сообщества, дал позднее повод для обвинения Вайсгербера в сотрудничестве с режимом. Однако сам Вайсгербер считал совершенно безответственным не воспользоваться такой возможностью «вместо обычных идеологических фраз, сказать что-то о задачах и ценностях преподавания родного языка», ведь «язык не имел в этой доктрине [национал-социализма — О. Р.] места, поскольку он привносил с собой духовность и историчность, а с ними — и истинные ценности сообщества и тем самым оттеснял антиисторичные биологические идеологии» [SW 224, 7]. Думается, что и в целом проблема приятия этих идеологий немецкими научными кругами с их старинными теоретическими традициями не так одномерна и проста и требует более внимательного изучения. И в этом свете историчность воззрений Вайсгербера должна была лучше вписаться в парадигму научных дискуссий, чем расовый фанатизм. Сущность столкновения с национал-социалистскими языковедами укладывается в пары контрагентов: биологические расоутопии / исторические языковые сообщества, разрушительные идеи отбора / духовный порядок человечества, господские аллюры / взаимодействие ради общей цели, истребление инородного / приветствие всяческих собственных ценностей [SW 229, 202]. Формирование концепции, таким образом, продолжается, хотя и затрагивает совсем другие ее аспекты: в работах 1936 г. постепенно проявляется будущее учение о «структурных планах предложений» как одном из элементов идиоэтнического понятийного мира немецкого языка; в сентябре 1936 г. на четвертом международном лингвистическом конгрессе в Копенгагене Вайсгербер выступает с докладом о влиянии языка на формирование понятий [SW 68]. С 1936 г. Вайсгербер редактирует журнал по языкознанию серии «Новые немецкие исследования». В 1937 г. он избирается членом-корреспондентом Геттингенского научного общества по филолого-историческому классу, с большим успехом и резонансом выступает с докладом на тему «Великая мощь родного языка» в Зондерсхау-зене (19.1.1937). Его приглашает с докладом имперское руководство национал-социалистского культурного сообщества Саарбрюккена; он выступает на «народно-политической неделе» национал-социалистского союза учителей в Дрездене с сообщением «Родной язык и этническое воспитание» (1.-6.4.1937). Но атмосфера в Ростокском университете, поначалу весьма благожелательная к Вайсгерберу, серьезно меняется. Так, для уча-стия в международном конгрессе лингвистов «католику и арийцу» Вайсгерберу приходится испрашивать специального разрыве, кия Имперско-прусского министра науки, воспитания и народного образования32. О том, как трудно приходилось Вайсгерберу в последние годы его работы в Ростоке, свидетельствуют несколько документов его дела, пршивающие свет на ряд событий, в которых он принял активнейшее участие. В апреле 193S г. он выступил на суде в защиту прелата Лефферса, обвиненного в оскорблении фюрера; при этом он пытался уличить главного свидетеля обвинения (а попросту говоря, доносчика) — преподавателя университета Шинке -в наговоре на Лефферса. При этом он (занимавший уже к тому времени пост декана философского факультета) мог бы и не делать этого опасного шага, так как был вызван для дачи показаний не защитой, а самим ером. Когда Лефферс все же был осужден, Вайсгербер «и далее принимал участие в судьбе Лефферса и функционировал как куратор „осиротевшей" католической общины Ростока»33. Из дела нам известно, что Лефферс до этого долгое время ухаживал за тяжело больной тещей Вайсгербера. Из документов дела ясно также и то, что подобное поведение Вайсгербера навлекло на него негодование рейхештатгальтера Мекленбурга34 и «в партийных кругах и у руководства студенчества вызвало очень большое недовольство»35. Сам Вайсгербер говорит даже о существовании враждебно настроенного по отношению к нему «широкого круга лиц, в котором представлены все важные в городе ведомства» и в который входят преподаватели университета36. В этой связи понятно мнение руководителя национал-социалистской студенческой организации Ростокского университета (январь 1936 г., под грифом «Секретно!»): «Профессор Вайсгербер ни в коем случае не может считаться политически благонадежным, Он католик и, судя по всему, является уполномоченным католической акции... Как я узнал от профессора Башера, Вайсгербер постоянно хлопочет в Имперско-прусском министерстве науки, воспитания и народного образования о своем переводе в Боннский университет, по всей видимости, потому, что он чувствует себя здесь в Ростоке игнорируемым и желает продолжить свою деятельность в архикатолическом регионе. В личном общении профессор Вайсгербер ведет себя постоянно весьма сдержанно и непроницаемо. Однако нет сомнения в том, что ему совершенно чужды национал-социалистское движение и его мировоззрение, к которым он враждебен»37. Высказанное в то же время мнение руководства объединения преподавательского состава о Вайсгербере не столь враждебно, но позволяет создать более или менее ясное представление о действительной позиции Вайсгербера и его взглядах «Профессор Вайсгербер — критичный научный работник. Его научная деятельность приобрела всеобщее признание. Его исследования, видимо, обладают особенной значимостью для настоящего момента. Его лекции он умеет построить интересно, он прекрасный оратор. Профессор Вайсгербер необычайно заинтересован во всех вопросах жизни университета и постоянно работает во благо университета даже за рамками своей преподавательской деятельности. Оценивая его характер и политические взгляды, надо учитывать, что профессор Вайсгербер как верующий католик прочно связан со своей церковью. Несмотря на проявленное им желание работать на пользу нынешнего государства, ему, по моему мнению, никогда не удастся в силу своей мировоззренческой связи вполне стать настоящим национал-социалистом и прежде всего — активным борцом за национал-социализм»38. В весьма похвальном и сочувственном тоне отзывается о Вайсгербере и ректор университета, также указывающий на его религиозность, не носящую, правда, политического характера39. Эта религиозность была подвергнута серьезному испытанию в 1937 г., когда вышло распоряжение имперского министра внутренних дел, запрещавшее всем государственным служащим (в том числе, конечно же, и преподавателям университетов) отдавать своих детей в частные, а значит, и католические, школы. Вайсгербер пишет по этому поводу в мекленбургское государственное министерство'. «Мои дети посещают здешнюю католическую школу... Неизбежность того, что я отправил своих детей в эту школу, проистекает из следующего: поскольку религия есть нечто незаменимое в каждой человеческой жизни, то для меня является делом совести позаботиться об упорядоченном и достаточном обучении моих детей в религиозном отношении. Такое изучение основ католической веры я могу обеспечить моим детям только в вышеназванной школе»40. Повторное требование перевести детей в государственную школу уже не застало Вайсгербера в Ростоке: он переезжал на новое место работы. Однако даже в переходный период он вторично отказался последовать этому требованию на тех же основаниях41. Вряд ли нужны какие-либо еще доказательства гражданского мужества и порядочности ученого в условиях, когда эти качества карались не просто увольнением. Но в целом такая атмосфера не могла не тяготить Вайсгербера, поэтому еще в мае 1935 г. он действительно обращается с подробным и довольно отчаянным письмом к имперскому министру науки, воспитания и народного образования с просьбой о переводе назад, в Боннский университет, где к тому моменту вот уже два с половиной года пустовала кафедра языкознания и куда его неоднократно приглашал факультет. Он объясняет свое желание и необходимостью дальнейших кельтологических исследований, и настоятельностью развития идей его социологии языка, и близостью к родным местам и источникам его научного вдохновения, и даже пользой от этнополитической работы на западной границе империи с целью обеспечения языковой границы и разработки этнического понятия языка. Он был согласен даже пойти на понижение в должности и уехать в Бонн экстраординарным профессором42. Но в то время он так и не добился разрешения властей на свой перевод. Устав ждать, Вайсгербер принимает 1.4.1938 приглашение занять должность ординарного профессора на вновь созданной кафедре общего и индоевропейского языкознания в университете им. Филиппа в Марбурге. В торжественной речи по случаю очередного ежегодного; собрания университетского союза он вновь говорит о «власти языка в жизни народа», но больше внимания обращает на истоки понятий Muttersprache (родной язык) и deutsch, нетривиально увязывая их между собой и анализируя «этнические силы родного языка» времен языкового отчуждения восточной и западной частей империи Карла Великого. Однако маневры Вайсгербера оказываются в известном смысле бесполезны: национал-социалистские «языковеды» в 1939 г. клеймят его концепцию как «ползучее языковедение» (Э. Глессер). Национал-социалистская верхушка Марбургского университета считает, что «в человеческом отношении он весьма и весьма приятен... Он католик и очень строго соблюдает свою веру...», а в научном отношении он стремится «соединить возможно более высокий научный уровень с национальной идеей, но все же не с национал-социалистским мировоззрением» (1940 г., сведения X.Гиппера). Своеобразным итогом второго периода научной деятельности Вайсгербера (30-е гг.) была победа его концепции (которую он по методу исследования материала называл тогда «целостным подходом к языку» — ganzheitliche Sprachauffassung) на дискуссии 1938-39 гг. на Ранкекхаймских курсах германистов. А ведь еще в 1936 г. его «Родной язык и формирование духа» называли «книгой, вредной для национал-социалистского учения о народе», а взгляды его нередко фигурировали в партийной печати как «враждебная народу языковая философия». Не вызывает никакого сомнения, что «целостный подход» в устах Вайсгербера означает системно-структурный подход, ибо он «видит в конкретном языке не случайное соположение несвязанных частей, а упорядоченное целое, в котором каждый в отдельности элемент обладает своим точно определенным местом и осмысленно участвует в строении целого» [SW 63,15-16]. Позднее он определил целостный подход как «те идеи и методы, которые привели после окончания мировой войны к повороту внутри лингвистических исследований» [SW 84,129]. Этот подход предполагал целостность трех феноменов: предмета (мира форм и мира содержаний языка), действенной взаимосвязи (т. е. языка и сфер, в которых проявляется его действенность) и условий существования языка (как родного языка конкретного народа [SW 84, 130-134]. Начало второй мировой войны затруднило научные изыскания Вайсгербера. Правда, в 1941 г. он публикует несколько небольших статей по дидактике, «целостному языкознанию», а также выпускает монографию о судьбе кельтских народов [SW 8] и работает с учениками. Наиболее способным из них был в то время А. Шмитт, с которым Вайсгербер познакомился еще в ростокский период. В 1930 г. Шмитт защитил там докторскую диссертацию. Продолжаются и исследования Вайсгербера в области истории понятий deutsch и welsch. Вместе с тем, даже немногие публичные выступления приходится увязывать с текущим моментом: в одной из речей об отношении немцев к своему родному языку, не преследовавшей никаких партийно-политических целей, Вайсгербер прибегает к обязательной в то время финальной цитации «вождя». Впоследствии и это навлечет на него обвинения в пропаганде нацизма. Благодаря еще прижизненным прошениям Р. Турнайзена и ходатайствам его учеников в 1942 г. Вайсгерберу, наконец-то, позволяют вернуться в Боннский университет, хотя только 23 февраля 1944 г. ему удается прочитать положенную при вступлении на должноеь лекцию [SW 94]. Ситуация на отделении кельтологии Боннского ущ, верситета была весьма сложной: один из крупнейших кельтологу R Герц в 1938 г. был уволен национал-социалистами, другой извесг. ный ученик Турнайэена, А. Кнох, скончался вскоре после защиты докторской диссертации в 1943 г. Известен факт допроса самого Р. Турнаязсна в гестапо, связанный с проводимыми им на дому «фи. дологическими посиделками», которые вызвали у гестапо подозрение в распространении диссидентских взглядов [SW 247, 44]. Между тем, Р. Турнайэен был носителем «строго идеала ученого» и подчеркнуто сторонился общественной деятельности [SW 247, 44]. Вайсгербер же вскоре во второй раз в жизни призывается в действующую армию: его направляют в Бретань в распоряжение управления сухопутных сил, где он занимается в основном проблемами местного кельтоязьгчного населения. По окончании войны он возвращается в Марбург, где находилась семья, но не оставляет планов, связанных с работой в Бонне. Ближайший ученик Вайсгербера, X. Гиппер43, познакомившийся с ним как раз в это время в Марбурге, вспоминает, что Вайс-гербер, не имевший квартиры в Бонне, был вынужден несколько раз в неделю добираться туда из Марбурге на старом велосипеде по разбитым дорогам. На ночлег он устраивался на раскладушке в кельтологическом семинаре Боннского университета. Однако эти бытовые трудности его не останавливали. Получив возможность создать с помощью библиотеки покойного Р. Турнайзена отделение общего языкознания, он превращает его в сотрудничестве с известным специалистом по кавказским языкам Г. Деетерсом (1935-1960) и превосходным кельтологом Р. Хертцем в Институт языковедения. Нужно отметить, что в 1946 г. он отклоняет почетное приглашение занять кафедру в Тюбингенском университете, а в 1952 г. — не менее почетное приглашение в Мюнхен. Еще до переезда в Бонн он начинает работу над основным трудом своей жизни — четырехтомником «О силах немецкого языка». Первый том с очерком концепции и будущего проекта исследований («Язык среди сил человеческого бытия») он заканчивает уже в 1948 г. Эта работа восстанавливала связь с довоенными исследованиями Вайсгербера: материал книги был впервые апробирован на лекции в Марбурге в 1939 году, а рукопись завершена по окончании боннского курса 1947/48 гг. по материалам лекций, прочитанных в течение «университетской недели» в Бонне [SW 99]. В том же году возобновляются прерванные войной публикации, связанные с изучением судеб понятий Muttersprache и Deutsch; в особенности следует отметить исключительно информативную книгу «Открытие родного языка в европейском мышлении» [SW 97], где предпринимается попытка рассмотреть историю становления народов в теснейшей связи с проявлением в их сознании идеи и роли родного языка. В 1950 г. выходят в свет остальные тома его тетралогии «О силах...»: «О миро-созидании немецкого языка» (отразивший философские принципы его концепции) [SW 104], «Родной язык в процессе созидания нашей культуры» (где он перерабатывает материалы своего знаменитого «Положения языка в системе культуры») [SW 105] и «Историческая сила немецкого языка» (систематизация исследований в области понятий Muttersprache и Deutsch) [SW 106]. Добавим, что этот год принес исключительно важную публикацию В. Порцига, первую после его «запрета на профессию», — «Чудо языка. Проблемы, методы и результаты современного языкознания»44. Эта книга была в целом выдержана в духе неогумбольд-тианского направления, которое получает теперь новое название — «исследование языковых содержаний» (Spracninhaltsforschung). Разработка принципов этого направления — основное содержание четвертого периода научного творчества Вайсгербера, ставшего самым плодотворным для него как ученого и самым триумфальным для его концепции. Особенности этого периода чувствуются уже в работах конца 40-х — начала 50-х гг., в особенности в небольшой, ставшей уже хрестоматийной статье «Грамматика под перекрестным огнем» [SW111], в которой Вайсгербер выступает в роли противника традиционной, ориентированной на языковую форму, грамматики. Но гораздо более серьезные результаты обнаруживают его труды по философии и социологии языка, в частности, «Закон языка как основа изучения языков» (1951) [SW 113], «Родной язык как судьба и задача» (1952) [SW 119]. В 1953-54 гг. увидело свет полностью переработанное второе издание тетралогии, включавшее эксплицитно представленные принципы «грамматики, ориентированной на содержание» (inhaltbezogene Grammatik), как, впрочем, и всего энер-гейтического языкознания в целом [SW133, 141]. Небольшая работа «Языковой порядок в личной и общественной жизни» (1954) [SW140] содержит принципы языковой социологии с позиции нового вайс-герберова понятия — «воссоздания мира посредством слова» (Worten der Welt), перманентного идиоэтнического процесса, который и составляет смысл существования как конкретного родного языка, так я языкового многообразия в целом. Прикладные проблемы также не остаются за пределами творческою интереса Вайсгербера: он выступает за реформу немецкой орфографии и развивает на этом фоне концепцию письма как косной формы объективации языка, находящейся с ним в постоянной борьбе и нередко побеждающей в ней. Немало работ посвящено в этот период и кельтологии: Вайсгербер продолжает изучение бретонского и кимрского языков, кельтских очагов вне Британии, формулирует понятие «континенталыю-кельтского». Он анализирует личные имена, использовавшиеся в рейнской области во времена Рима (имена убиев, треверов, медиоматриков) — работа, которой он занимался на протяжении тридцати пяти лет (с 1933 по 1968 гг.) и которую строил на том же целостном методе, что и языковедческие штудии, то есть привлекая исчерпывающее количество материала [SW 241]. В Бонне свои материалы он обсуждает с Т. Литгом, Э. Ротхаккером, Й. Дерболавом, а с 1954 г. становится членом Рабочего исследовательского сообщества земли Северный Рейн-Вестфалия, позднее переросшего в Рейнско-вестфальскую академию наук. В 1955-56 гг. Байсгербер трудится на поприще декана философского факультета Боннского университета. Помимо этого он заведует отделом истории.;: поселений и культуры рейнской старины в Институте исторического страноведения Боннского университета, состоит в научной экзаменационной комиссии по философии того же университета, избирается членом-корреспондентом Берлинского Археологического Института. В 1956 г. Немецкое исследовательское сообщество (DFG) дает согласие на финансирование исследовательского проекта «Язык и сообщество» (Sprache und Gemeinschaft). Задачей проекта была организация рабочей группы с целью разработки принципиально нового описания немецкого языка, «грамматики, ориентированной на содержание». В состав этой группы вошли видные германисты: Й.Трир, В.Порциг, Х.Мозер, П.Хартманн (1923-1884), Г. Ипсен, X. Бринкманн, Х.Глинц45, П.Гребе, К. К. Кляйн, Л. Маккензен46, В. Вайсе, восточногерманские лингвисты Т. Фрингс47 и и Й. Эрбен, а позднее — X. Эггерс, Г. Кандлер. Из иностранных ученых в группу входили Г. де Смет, Ж, Фурке и Э. Оксаар. Ученым секретарем группы стал X. Гиппер. Группа, конечно же, не представляла собой некую школу — слишком разными были научные позиции каждого из «мэтров» германистики, однако она стимулировала активнейшие поиски новых модусов описания немецкого языка. На 27 заседаниях рабочей группы, просуществовавшей до 1965 г., обсуждались монографии, составившие одноименную серию трудов по немецкой грамматике. Эту серию монографий редактировал лично Вайсгербер. В 1952 г. при его поддержке было также открыто отделение прикладного языковедения при Институте языкознания Боннского университета, которое возглавил талантливый молодой германист Г. Кандлер; он же стал редактором основанного в 1955 г. журнала "вргаептогит", который призван был стать рупором этого нового направления. (Забегая вперед, приходится отмечать, что журнал просуществовал недолго, а Г. Кандлер отошел от круга Вайсгербера в начале 70-х гг.). X. Гликц, также примкнувший поначалу к неогумбольдтианцам, пытается выработать свой оригинальный подход к описанию немецкой грамматики. Его диссертация о «внутренней форме немецкого языка», опубликованная в 1952 году, вызвала в целом положительную реакцию Вайсгербера, не умолчавшего, правда, и о существенных расхождениях этой концепции с идеями неогум-больдтианства, в частности, в том, что 1линц все же в методологии исследований остается в рамках традиционной, формально ориентированной грамматики [SW 138, 117]. Сотрудничество Глинца с Вайсгербером и его учениками сходит на нет к семидесятым годам. Одним из наиболее талантливых учеников Вайсгербера являлся в этот период О. Бухмани, который, помимо общетеоретических работ в рамках неогумбольдгианства, собирался разработать принципы энергейтического словообразования, однако его преждевременная кончина помешала этому48. В этот период намечаются и точки соприкосновения между неогумбольдтианцами и школой М. Хайдегтера, однако первым приходилось констатировать, что «Хайдегтера почти невозможно вовлечь; в диалог с современниками. Наша просьба, чтобы он как-нибудь использовал очевидную идейную близость его высказывания „Тот или иной язык — это событие того говорения, в котором исторически открывается народу его мир и сохраняется земля как нечто запечатленное" с высказыванием Вайсгербера „Родной язык — это процесс воссоздания мира языковым сообществом посредством слова, общественное проявление созидающей силы языка в группе людей", в качестве повода для того, чтобы высказать свое отношение к содержательно-ориентированному языкознанию, не вызвало у него, к сожалению, ответного порыва. Общие базовые тенденции явно имеются, но достичь истинного соприкосновения еще не удалось»49. Середина 50-х гг. — время более интенсивных контактов во-сточноевропейской германистики с учением Вайсгербера. Получил известность доклад его ученика Й. Кноблоха о современной ситуации в языкознании в Лейтдтягском университете, на который последовала резкая реакция со стороны Г. Ф. Майера. Хотя первые отклики на него были противоречивы, в дальнейшем сформировался устойчивый образ «националиста, реваншиста, идеалиста и агностика» Вайсгербера. Сам он к этому относился довольно спокойно. Вайсгербер вспоминал в семидесятых гг.: «Если во времена „восточной зоны" кто-то довольно предметно рассуждал о „западном" ходе мысли, то иногда возникало чувство, что ему в сущности необходимо алиби, чтобы не попасть под подозрение в прозападном мышлении» [SW 270, 9]. В отечественном языкознании неогумбольдтианские методы использовались лишь имплицитно. Нам не удалось, к примеру, разыскать ни одного упоминания Трира или Вайсгербера в трудах Н. Я. Марра, хотя к началу тридцатых гг. крупнейшие работы довоенного периода уже были ими опубликованы и не могли не быть известны Марру. Впрочем, в работах марристов Р. А. Буда-гова, Ф. П. Филина без труда угадываются те методические шаги, которые предпринимал Трир в своем «Немецком словаре в сфере (разума)». В работах В. И. Абаева и С. Д. Кацнельсона также присутствует некоторое влияние идей иеогумбольдтианцев. Причины интереса марристов к методике языковых исследований неогум-больдтианцев — феномен, еще требующий своего объяснения. Непосредственно учением Вайсгербера заинтересовались лишь в 1957 г., а активно занялись его критикой после шестого пленарного заседания Словарной комиссии ОЛЯ АН СССР (октябрь 1960 г.), которое было посвящено современным проблемам лексикологии, семасиологии и теории поля. Позднее на дискуссии по проблемам «Язык и мышление» в мае 1965 г., состоявшейся в Отделении философии и права и Отделении литературы и языка АН СССР, против Вайсгербера высказались В. М. Павлов и Г. В. Колшанский; а дальнейшее знакомство с учением Вайсгербера было больше похоже на соревнование в подборе ругательных эпитетов50. Кстати, по воспоминаниям современников, главный советский критик Вайсгербера — М. М. Гухман — была представлена ему во время своего пребывания в ФРГ по случаю вручения ей премии им. К. Дудена. Менее известен тот факт, что один из весьма немногих ученых, всегда положительно относившихся к концепции и личности Вайсгербера — Э. А. Макаев — некоторое время состоял с ним в научной переписке. Наконец, весьма интенсивные контакты с неогумбольдтианцами поддерживал известный грузинский исследователь концепции В. фон Гумбольдта Г. В. Рамишвили. Оживляется критика и внутри ФРГ журналист В. Белих пу. бликует в «Меркуре» статью, в которой приписывает Вайсгерберу использование нацистской терминологии в своей концепции и извращает позицию Вайсгербера во времена нацизма. Однако пока и неогумболъдтианская концепция достаточно популярна, и личность Вайсгербера окружена столь глубоким уважением (на его лекциях студенты сидели даже в проходах на складных стульях, а его взгляды находят отражение в школьных программах по родному языку в ФРГ), что инсинуации Белиха вызывают только резкий протест самого ученого [SW 160]. В середине шестидесятых гг. аналогичные методы Белиха будут иметь гораздо больший успех, ведь ситуация вокруг вайсгерберианства изменится самым печальным образом. Один из фрагментов сложившейся тогда драматической ситуации — якобы, имевший место факт, когда ученики Вайсгербера вырывали из журнала 1935 г. его статью, содержавшую цитацию фюрера [SW 65, 252]. А пока Вайсгербер с большим энтузиазмом участвует в реализации еще одного проекта — «Ключевые слова Европы». Его инициатором стал замечательный лексиколог В. Шмидт-Хиддинг, обосновавший в 1955 г. идею проекта: анализ понятий, составляющих основу культурной жизни Европы («юмор», «анекдот» и пр.) [SW 220]. При этом были опубликованы лишь несколько сборников статей, написанных членами авторского коллектива (в который входили, среди прочих, X. Мозер, М. Вандрушка, М. Вольтнер, Й. Кноблох, а позднее—и работавший уже давно в Огайо X. Шпербер), но кончина вдохновителей проекта Г. Деетерса и В. Шмидт-Хидданга прервала дальнейшие исследования. Другое поле деятельности Вайсгербера в то время — разработка принципов реформы немецкой орфографии; он являлся членом нескольких экспертных комиссий и отстаивал «умеренный вариант»; этой реформы, попутно разрабатывая идеи «диктатуры письменности» [SW 162]. Продолжает он и исследования в области социологии языка [SW 161], [SW 165-169], и свои кельтологические штудии [SW 164]. Но наиболее важным для дальнейшего развития его концепции языка является введение в научный обиход понятий Geltung (значимость) и Sprachzugriff (языковое освоение фрагмента мира), на которых Вайсгербер строит третью ступень своей концепции (после структурно ориентированной грамматики и грамматики, ориентированной на содержание) — исследование возможностей языка (leistungsbezogene Sprachbetrachtung). Этой проблемой в теоретическом плане занимается и X Гигшер. Новые воззрения отражает обновленный вариант тетралогии, изданный в середине 50-х годов. Грамматические изыскания Вайсгербера венчает монография «Смещения в языковой оценке людей и предметов» (1958) [SW 178]. Многочисленными выступлениями в газетах, во время дискуссий на заседаниях Рабочего исследовательского сообщества земли Северный Рейн-Вестфалия (в том числе по проблемам права на родной язык) Вайсгербер неустанно пропагандирует свои взгляды и всячески интерпретирует основы своего учения. В 1959 г. в ознаменование шестидесятилетия ему преподносят праздничный сборник статей в его честь под примечательным заголовком «Язык — ключ к миру», надолго ставшим для критиков девизом неогумболыггианства. В том же году увидело свет первое послевоенное издание грамматики немецкого языка из серии «Дуден» под редакцией П. Гребе, в которой принципы неогумбол ыггианства не только провозглашались, но и использовались в качестве основы практического изложения материала. Наконец, в 1961 г. Вайсгербер становится первым лауреатом только что учрежденной премии имени К. Дудена за заслуги в исследовании родного языка. Однако и позднее его труды не оставались незамеченными: в 1965 г. ему присваивают степень почетного доктора философского факультета г. Левей (Бельгия), в 1975 г. его награждают «Федеральным Крестом за заслуги» первой степени (высокой государственной наградой ФРГ); он избирается членом-корреспондентом Геттингенской академии наук и членом-корреспондентом Берлинского Археологического Института. Таким образом, пятое десятилетие научной деятельности Вайсгербера начинается в весьма благоприятных внешних условиях, если не считать усилившихся выпадов в сторону концепции «одного из основоположников империалистической языковой политики» Вайсгербера (в особенности относительно понятия Zwischenwelt) со стороны восточногерманских языковедов (Г.Хельбита, Г. Ф. Май-ера, В. Нойманна, В. Лоренца, «отца» функциональной грамматики ГДР В. Шмидта) и неожиданной попытки П. Хартманна изложить «суть и воздействие языка в зеркале теории Вайсгербера», носившей весьма поверхностный характер и более похожей на плохо замаскированную атаку, чем на благожелательную компиляцию. В 1962 г. резкой критике подвергнет Вайсгербера другой его единомышленник В. Бетц [SW 214]. Начнется в известном смысле цепная реакция критики, причем как со стороны явных противников (в основном восточноевропейских лингвистов), так и со стороны прежних соратников и даже учеников, например, П. фон Поленца51. Некоторые из причин этих изменений (не касаясь чисто личных) были связаны с началом процесса «очищения языкознания от наследия прошлого», проводить который взялись молодые лингвисты — сторонники вошедшего в моду американского таксономического структурализма, С одной стороны, это «очищение» заключалось в отказе от «туманных» категорий господствующего учения — неогумбольдтианства («языковое чутье», «родной язык»,, «ословлившие мира» и т. д.) и замене их якобы более строго верифи-цируемым и структуральными категориями. С другой стороны, плохо разбираясь в истории языкознания нацистского периода, молодые лингвисты тем не менее порицали недостаточно героическое пове-1 дение нынешних мэтров языковедения, среди которых, естественно, выделялся Вайсгербер. Подозрение вызывали и его дружеские отношения с Г. Шмидт-Рором, которого Вайсгербер неосмотрительно пытался изобразить диссидентом. Можно перечислить и множество других факторов, сказавшихся на изменении ситуации в немецком языкознании в шестидесятые годы, не последнюю роль среди которых играл фактор распределения финансирования среди научных проектов, на что претендовали вновь образованные на фоне структуральной эйфории кафедры лингвистики. Вайсгербер упоминает еще и влияние американской духовной культуры в период оккупации; Германии, подкрепленное изрядным финансированием и особенно наступлением компьютерных исследований, а также и тот факт, что новоявленная «лингвистика» рассматривалась студентами как избавительница от сложных курсов традиционной индогерманистики [SW 268,16-17]. Как бы там ни было, такая ситуация не могла не сказаться позднее на характере публикаций Вайсгербера. В 1962 г. он выпускает третье, полностью переработанное издание «Основ грамматики, ориентированной на содержание», где продолжена разработка идей «аккузативации людей», роли пассивного залога в формировании картины мира носителей немецкого языка. С 1963 г. он уделяет самое пристальное внимание выявлению основ четвертой ступени его концепции «исследования воздействий языка» (wirkungsbezogene Sprachbetrachtung.) [SW 217], публикует капитальный труд «Четыре ступени исследования языков» (1963) [SW 218] и входит в решающую фазу формирования оригинальной концепции лингвистической относительности. Появляются работы, в которых он дает примеры практического описания языка на основе его теории: от исследования отдельного структурного плана предложения договор». По свидетельству X. Гиттпера, в это время у Вайсгербера зрели планы написания пятого тома своего основного труда, в котором он собирался суммировать опыт практического описания немецкого языка, используя, среди прочего, и материалы исследований своих учеников (в том числе и самого X. Гиппера). В 1964 г. им обновлен большой обобщающий труд по философии языка — «Языковой закон человечества как основа языковедения» [SW 113]. В это же время на научную арену выходит Б. Вайсгербер52, основные публикации которого преследуют цель обновить немецкую дидактику на основе принципов неогумбольдтианства в трактовке его отца. В то же время диссертация о мистическом словаре Мейстера Экхарта (из которого Вайсгербер почерпнул некоторые понятия своей концепции, в частности, Worten der Welt), написанная аспирантом Вайсгербера и Трира пастором У. Никсом, признается после ее издания в серии «Язык и сообщество» плагиатом. В 1964-65 гг. возобновляются нападки В. Белиха, и хотя после изнурительной одиннадцатимесячной дискуссии Западногерманское Радио (WDR) было вынуждено принести извинения и признать ошибочным предоставление своего эфира подтасовкам Белиха по поводу «нацистского характера» вайсгерберовой концепции, и сам Вайсгербер, и атмосфера вокруг него не могли не пострадать: многие старые коллеги отвернулись от него, против учеников И сподвижников была развернута кампания вытеснения. X. Гиппер вспоминал в личной беседе, что его переход в Мюнстерский университет был осложнен интригами «молодых», стремившихся не пустить туда «вайсгерберианца». В 1966 г. на конгрессе германистов в Мюнхене Вайсгербер подвергся резкой критике в связи со своими «грехами» во времена национал-социализма, что заставило его справедливо предположить о приближающихся баталиях на эту тему. В результате так и не был написан пятый том основного его труда, а сам Вайсгербер уходит в 1967 г. на пенсию. Однако накануне ухода он выступает в Бонне с лекцией о языковом сообществе и практически завершает формирование этой части своего учения. Одночасовая лекция, прочитанная Вайсгербером в зимнем семестре 1966/67 гг. о духовной стороне языка и ее исследовании стала основой более обширной лекции, прочитанной Вайсгербером уже после выхода на пенсию, в 1970 г., а затем и для книги на ту же тему, работу над которой и издание которой финансировало Немецкое исследовательское сообщество [SW 254]. Эта работа стала последним крупным проектом Вайсгербера, имеющим самостоятельную концептуальную ценность; прочие его труды все больше увязают в полемике. Другой проект, который обязан своим возник-1 новением Вайсгерберу и Триру, — начатое в 1962 г. издание грандиозной «Библиографии по исследованию языковых содержаний», задуманной Вайсгербером еще в середине пятидесятых гг. [SW 152, 279] как справочное издание, включающее все основные работы, так или иначе связанные с изучением содержательной стороны языка практически во всех странах мира. Осуществление этого проекта, финансировавшегося федеральной землей Северный Рейн-Вестфалия, проходило под руководством обоих основных учеников Вайсгербера (X. Гитшер) и Трира (X. Шварц) и отражало особенности уже четко обозначившихся двух направлений внутри немецкого неогумбольдтианства — лингвофилософского направления и «энергейтического структурализма». Примечательно, что семидесятилетие Вайсгербера отмечается уже не особым сборником в его честь, а переизданием его основных трудов по кельтологии и германской ономастике, а сам Вайсгербер интересуется большей частью проблемами компьютерного описания языка и выступает с лекциями за рубежом. Все же уход Вайсгербера из Боннского университета не означал конца его научной карьеры и, что особенно важно, не умалял его влияния на современное ему языковедение. Одним из проводников этого влияния оставался журнал "Muttersprache", и именно там в 1970 г. началась новая дискуссия, предметом которой стало стремление молодых ученых отмежеваться от скомпрометировавших себя во времена нацизма понятий [SW 248]. К числу таковых относили они и само понятие «родной язык» (nomen et omen), чем и было обосновано требование переименовать журнал. Борьба за название журнала вылилась в жесткую схватку за основы концепции с «лингвистами» — этой борьбе Вайсгербер, к сожалению, излишне темпераментно жертвовал все свои силы на протяжении 1970-1973 гг. Стоило ли участвовать в этой дискуссии — вопрос спорный, но не с точки зрения Вайсгербера, который видел в нападках на себя лично и на свою концепцию стремление малокомпетентного поколения излишне ретивых вчерашних студентов «опрокинуть авторитеты» [SW 249]. Даже отвергая теоретические посылки неогумбольдтианства, оно не чуралось использовать методику этого направления без ссылок на авторов. Все основные аспекты дискуссии с «лингвистами» и отношение Вайсгербера к новейшим течениям! в том числе к концепции Н. Хомского, отражены в итоговой публикации «Дважды язык. Немецкая лингвистика в 1973 году против энергейтического языкознания», идея которой возникла у Вайсгербера, по его собственному признанию, еще в 1970 г. [SW 268]. Эта дискуссия ознаменовалась серией полемических выступлений противников Вайсгербера в самом журнале "Muttersprache" 1970 г., что привело к серьезному конфликту между Вайсгербером и его сторонниками, с одной стороны, и редактором журнала 3. Йегером, который был скандально уволен в июне 1971 г. со своей должности. Но это лишь один эпизод той драматической дискуссии, которая потребовала так много сил со стороны Вайсгербера и которая может вполне считаться одной из наименее славных глав в истории неогумбешьдтианства. А в целом семидесятые годы — время подведения итогов (переиздание основного труда, выход работы «Духовная сторона языка и ее исследование» и других) в сочетании с продолжающимся участием в реформах немецкой орфографии, а также в издании «Исторического словаря философии» [SW 276 и далее]. Это время очень активной научной деятельности учеников и сподвижников Вайсгербера, в особенности X. Гиппера, П. Шмиттера, Б. Вайсгербера и др. Специальное издание журнала "Wirkendes Wort", редактором которого долгие годы являлся Вайсгербер, было посвящено его восьмидесятилетнему юбилею (1979) и также отражало и масштабы деятельности неогумбольдтианского направления в языковедении, и научную активность учеников Вайсгербера, и то влияние, которое он продолжал оказывать на немецкое языкознание тех лет. Это влияние отмечали и зарубежные языковеды: Дж. Лаяонз, Ст. Ульманн, П. Жиро, А. Шафф. В Японии и Корее идеи Вайсгербера вызвали исключительно высокий интерес и появление научных направлений, которые возглавили бывшие его аспиранты (К.Фукумото, Н. Теракава). Внимание к неогумбольдтианству со стороны восточноевропейских лингвистов также усиливается вместе с его критикой. В США же неогумбольдтианство остается малоизвестным направлением европейской философии языка. Добавим, что в разные годы Вайсгербер являлся также соиздателем журналов "Rheinische Vierteljahrblätter" (Bonn, Röhrscheid), "Wirkendes Wort. Deutsches Sprachschaffen in Lehre und Leben" (Düsseldorf, Schwann), "Lexis. Studien zur Sprachphilosophie, Sprachgeschichte und Begriffsforschung" (Lahr i. В., Schauenburg), "Sprachforum. Zeitschrift für angewandte Sprachwissenschaft" (Köln, Böhlau). Вплоть до своей кончины 8 августа 1985 г. Вайсгербер продолжает научную работу: разрабатывает идею о «формах бытия значимостей» [SW 288], пишет статьи для «Исторического словаря философии», подводит итоги развития неогумбольдтианства. Но с его смертью не исчезает основанное им научное направление («неогумбольдтианская этнолингвистика, если использовать принятый в англоязычной литературе термин). В 1989 году завершается издание «Библиографического справочника по исследованию языковых содержаний». Значительное научное наследие основного последователя Вайсгербера - Х. Гиппера, включающее работы по философии языка, исследование детской речи, ревизию гипотезы Сепира – Уорфа на материале индейских языков и многое другое, позволяет судить о том вкладе, который внесли в разработку концепции неогумбольдтианства ученики Вайсгербера53. В 90-х гг. XX в. можно наблюдать даже известный подъём неогумбольдтианства: публикуются многочисленные работы по концепции В. фон Гумбольдта (в частности, статьи и книги П. Шмиттера); созданное в конце 80-х гг. при участии неогумбольдтианцев «Научное сообщество по изучению истории языкознания» до сих пор проводит ежегодные международные коллоквиумы с обсуждением результатов самых актуальных исследований членов этого сообщества. В 1991 г. основан новый журнал «Труды по истории языковедения» („Beiträge zur Geschichte der Sprachwissenschaft“) под редакцией близких к неогумбольдтианцев К. Дутца и П. Шмиттера; продолжается активная издательская деятельность принадлежащего К. Дутцу издательства «Нодус» (Мюнстер). Столетие со дня рождения Й. Л. Вайсгербера было отмечено двумя представительными научными конференциями в Германии54 и России55. Бурные дискуссии на этих конференциях продемонстрировали, что интерес к научному наследию Вайсгербера не уменьшается, а оценка его личности и научного вклада продолжает оставаться одним из актуальных объектов научного исследования. Как-то в конце 40-х тт. Вайсгербер заметил, что для осуществления его грандиозных замыслов по новому описанию немецкого языка потребуются десятилетия [SW 104, 221]. Позднее он говорил уже о целых поколениях германистов, работа которых необходима для достижения этой цели. Вероятно, по мере продвижения по самим им начертанному пути Вайсгербер все яснее представлял себе масштабы нового учения и видел границы своего собственного участия в этом творческом процессе. Подобная глобальность определенных им задач и множество частных объектов изучения и описания, которыми изобилуют труды Вайсгербера, суть лучшее доказательство богатства и ценности концептуальных и методологических ресурсов неогумбольдтианства. Этот скрытый концептуальный потенциал неогумболъдтианства начинает проявляться в первую очередь тогда, когда исследователь обращается к наиболее важному концепту этого направления — родному языку. В этой связи переиздание «Родного языка и формирования духа» представляется важным шагом к саморефлексии науки о языке и к демифологизации лингвистической историографии. |
Тема урока: Wo und wie wohnen hier die Menschen? Где и как живут люди? У.: Guten Tag, liebe Freunde und Gäste. Ich freue mich euch zu begrüßen. Motiviert euch zur erfolgreichen Arbeit. Unser heutiges... | Неrr Dorn kommt und grüßt: "Guten Tag!" Der Unterricht beginnt. Wer fehlt heute? Неrr Dorn kommt und grüßt: "Guten Tag!" Der Unterricht beginnt. Wer fehlt heute? Heute sind аllе da, wie immer. Wir kommen sehr gern... | ||
Тема урока: „Die bekannten deutschen und österreichischen Dichter und Schriftsteller“ Цели урока Тема урока: „Die bekannten deutschen und österreichischen Dichter und Schriftsteller“ | Указатели новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии О доскональности изучения свидетельствует, например, реферат Лейбница в издававшемся им журнале «Monatlicher Auszug aus allerhand... | ||
Конспект к уроку. Тема урока: Die deutsche Sprache. Bedeutung und... У.: Guten Tag, liebe Freunde und Gäste. Ich freue mich euch zu begrüßen. Motiviert euch zur erfolgreichen Arbeit. Unser heutiges... | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... С 26 Informations- und Geoinformationssysteme und ihre Verwendung [Текст]: метод разработки по немецкому языку для студентов специальностей... | ||
Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... П.: Guten Tag! Ich freue mich: niemand hat sich zur Stunde verspätet. Auf wie viel Uhr hast du den Wecker gestellt? Und du? Wann... | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Конкурс проходит под девизом : „Wer keine Fremdsprache spricht, kennt seine Muttersprache nicht“ (J. W. Goethe) | ||
Und verein „ehemaligen russisсhen mauthausen-häftlinge“ Fonds „erinnerung... Ф «поб» 17 ноября2002 г в письмах №№162 и163. Решение руководства ф «поб» о выделении средств для поддержки проекта с предложением... | Конкурс: «Мой открытый урок в 5 классе» Тема : «Was wissen Sie über... ... | ||
Тема урока : „Wohnen und Wohlfühlen“ Воспитание и развитие качеств личности, отвечающих требованиям информационного общества | Презентация лингвострановедческого проекта. Задачи урока Тема: "Die Umweltprobleme im Vergleich in Deutschland und in Russland. Проблемы окружающей среды" | ||
Развитие и критика учения о волеизъявлении Отрывок из книги: Manigk Alfred. Willenserklarung und Willensgeschaft. Berlin, 1907. S. 27 ff. Примеч перев | Урок по теме: «Massenmedien Pro und Contra» Расширить кругозор и дать представление учащимся о видах и задачах сми в Германии, об их положительных и отрицательных сторонах | ||
Урок развития умений диалогической речи по теме «Im Geschäft» Тема учебного занятия: «Obst und Gemüse. Im Geschäft» («Фрукты и овощи. В магазине») | Конспект урока Тема: "Was wir schon wissen und können " Совершенствование ранее приобретённых обучающимися коммуникативных умений и навыков в лексике и грамматике по теме «Что нового в... |