Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах





Скачать 10.22 Mb.
НазваниеАндрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах
страница2/84
Дата публикации09.03.2016
Размер10.22 Mb.
ТипКнига
100-bal.ru > Философия > Книга
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   84
Глава первая
"АРГОНАВТЫ"
ГОД ЗОРЬ
Есть узловые пункты, стягивающие противоречивые устремления,

пересекающие отвлеченные порывы с конкретною биографией: в такие моменты

кажется: ты - на вершине линии лет; перебой троп, по которым рыскал,

сбиваясь с пути, вдруг являет единство многоразличия; что виделось

противоречивым, звучит гармонично; и что разрезало, как ножницы, согласно

сомкнулось в крепнущей воле1.

Такой момент - 1901 год, ставший праздничным; это год согласия жизни с

мировоззрением, встреч с новыми друзьями, первой любви, признания меня - М.

С. Соловьевым, Брюсовым, Мережковским, начала биографии "Андрея Белого",

нового столетия, совершеннолетия, роста физических сил2.

Чем острее резали ножницы противоречий с детства, тем радостней

переживалось первое полугодие 1901 года;3 точно я, опьянясь новогодним

шампанским, с шумом в ушах и с блеском в глазах, так и не протрезвился:

шесть месяцев4.

С 1901 года начинается мое сближение с отцом; многое ему не ясно во

мне; но принцип нестеснения свободы в нем жив вопреки крикам, с которыми в

споре кидается он на меня; каждый обед превращается в спор; с пожимом плечей

он читает Чехова, не принимает Горького, не понимает Фета; подчеркивает

болезненность в Достоевском, негодует на дух отчаяния в Ибсене, хохочет над

Метерлинком; и вместо Бальмонта, о котором не желает ничего знать,

патетически читает риторику поэта П. Я. или декламирует "Три смерти"

Майкова: я же в союзе с матерью прославляю Гамсуна; отец, подкрепленный

заходом дяди, Г. В. Бугаева, требует от меня, вынув часы, чтобы я в пять

минут доказал правоту своих истин; и, выслушивая меня, смотрит на часы;

"старики", гораздые спорить, растирают меня в порошок;6 и читается нотация с

подмахами разрезалки: "Голубчик, для понимания эстетики надо, знаешь ли,

изучить литературу предмета!" И я изучаю: Гюйо, Кант, Гегель - лежат у меня

на столе; закон Цейзинга и правила золотого деления7 волнуют меня; отец -

озадачен; наш спор теряет остроту крика и переходит в дебаты на темы, к

которым оба питаем слабость; разводя руками, признается матери:

- "У Бореньки есть... знаешь ли... живая мысль!" Мать добавляет:

- "И вкус".

Отец - морщится: "вкус" и гонит меня от науки; его успокаивает

компромисс: оправдание "вкуса" при помощи... Оствальда и Милля; будучи

стилистом, он вызывается даже править мой слог в реферате "Формы искусства"

(слог, а не мысли)8.

Из Парижа является ценимая им Гончарова, ученый доктор; она - на моей

стороне.

- "Ваш сын понимает искусство"9. И он разводит руками:

- "Боренька свои мнения заимел".

Выходят "Tertia Vigilia" Валерия Брюсова;10 летом читаю отцу

стихотворение "Ассаргадон".

- "Ничего-с, так себе!"

И поревывает в липовой аллее, отмахиваясь от мух:
Я царь земных царей: я царь Ассаргадон!

Владыки и цари: вам говорю я - горе!
Это можно читать псу, Барбосу, дирижируя костью: перед отдачею псу;

отец поревывал звучными строчками, держа кость перед псом; и он утверждал:

пес, ожидающий кость, хвостом машет ритмически, когда отец над ним дергает:
Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.

Сидон я ниспроверг; и камни бросил в море.

Египту речь моя звучала как закон11.
- "Ишь какой, Ассаргадон: тоже - мужик!" - поглядывает на меня;

ассиро-вавилонский стиль импонирует; он любит романы Эберса:12

- "Профессор, египтолог, а пишет романы!" Привезенный им роман

Мережковского "Юлиан"13 в его вкусе: являются бородатые философы и говорят

против "попов", растерзавших математика, Гипатию, чего отец им не может

простить:

- "Сожгли Бруно, преследовали Галилея!" Мережковский удовлетворяет;

семейство Соловьевых имеет нечто против него; отец взволнован влиянием на

меня Соловьевых; он готов уступить Мережковского мне, лишь бы я повторял:

- "Владимир Соловьев - больной-с!"

Брюсова он не ругает; восклицание о "бледных ногах" считает

чудачеством; сам при случае может дернуть строкой подобного рода,

посвящаемой... Дарье; прочел прачке Ларионовне стихи, сознавая их ужас:
И вскричал тут Алексей,

Муж ее больной:

"Не ропщи и зла не сей,

И не плачь, не ной,

Ларионовна, старушка,

А белье стирай.

За свои труды, ватрушка,

Прямо пойдешь в рай!"
"Ватрушкой" ужасал мать; "бледные ноги" скорей забавляют:

- "Черт дери, - чудачище!"

Страшнее старушка Коваленская, защищающая поэзию пяти убийств в драме

Шиллера:

- "Ложный пафос... Больная старушка!"

Брюсов для отца не больной: озорник, мужичище, пишущий в стиле Кузьмы

Пруткова.

Узнав, что Брюсов чуть ли не оставлен при профессоре В. И. Герье, он

решил:

- "Чудак!"

Решил; и - успокоился.

Он знал, что Бугаевы - "хорохоры": брат Жоржик и брат Володя; он

требовал, чтобы мои "чудачества" были бы обоснованны; и - по пунктам: пункт

"а", пункт "бэ", пункт "вэ".

В сфере естествознания он принимал мои взгляды; они же - отстой его

собственных.

Запомнилось последнее лето в деревне, проведенное с ним, когда уже

задыхался он;14 но сквозь задох детски вперялся в закат; и шептал:

- "Хорошо-с! Рай, Боренька, - сад-с: и только-с! Мы, - раскидывал

руки, - в саду-с!"

Такими вставками конкретизировал свои философские тезисы.

Помню ночь; мы - на приступочках террасы, задрав головы к звездам; над

головою - звездный поток; он протягивал руки, вырявкивая:

- "Летят Персеиды: из-за Нептуна; в будущем году в эти же дни они

будут лететь-с!"15

Вдруг замолчал.

Через год я сидел на этих ступеньках; Персеиды летели; я вспомнил слова

отца и мысли о том, как мы с ним будем отсюда разглядывать их; отца - не

было; в Новодевичьем монастыре16 поставили новый крест.

Дружбу с ним переживал я, как радость.

В спорах обреталось сближение.

В той же мере я сблизился с матерью; там, где отец отступал от меня,

ужасаясь сердцем (и только сердцем), понимала мать, вместе переживая

Художественный театр и художников "Мира искусства"; я не без гордости

организовывал вкусы матери, подбрасывая Врубеля, Сомова, Левитана, таща на

выставки, на драмы Ибсена, Гауптмана; ей читал Метерлинка.

Изумительно, до чего отец и мать в подходах ко мне до конца жизни

остались антиподами; отец не доверял литературным вкусам, но поощрял к

музыкальным импровизациям, которым я отдавался: тайком от матери; он

заставил сыграть ему какую-то дикую композицию; сидел, выпятив ухо:

- "Что ж, - недурно! Сочинение мелодий развивает изобретательность".

У него были странные вкусы; глубина темы не интересовала его; главное,

чтоб мелодия вытесняла мелодию; он удивлялся: у музыкантов мало

изобретательности; требовал от мелодии переложения и сочетания; раз пущена

мелодия, скажем "абвг", - боже сохрани, если она повторится, пока не

исчерпаны модуляции - бега, вгаб, гвба и т. д. Вот если бы музыканта

вооружить теорией групп!

- "А вы сами попробуйте", - язвила мать.

- "Отчего же нет-с!"

И садился, кряхтя, за табурет, и прикладывал нос к пальцу, которым

нацеливался на черную косточку (играл одним пальцем); и вдруг бородою

кидался на палец; пальцем же галопировал по клавишам:

- "Бам-бам-бам... Вот-с! Да и вот-с: бам-бам".

И с видом победителя оглядывал нас; или он наревывал деритоном

собственные арии на собственные стихи:
Афросинья молода, -

Не бранится никогда.
Увидав меня за роялем, он поощрил изобретательность.

Ему не нравились мои стихи, но нравились мои мелодии; тут-то и

ополчалась против меня мать, которой нравились стихи, а не мелодии.

- "Нет, знаешь ли, - не расстраивай инструмента; за стеной у Янжулов

удивляются: "Кто это у вас там бьет?.."

- "По-моему, - недурно", - настаивал отец.

- "Много вы понимаете!"17

Раз, застигнутый соседкой, я ей сыграл импровизацию.

- "Что за прелесть!" - воскликнула она. Она призналась матери:

- "Ваш сын прекрасно сочиняет". Никакого впечатления!

Впоследствии С. И. Танеев, рассматривая мою руку и растягивая ее так и

эдак, сказал:

- "Рука музыканта".

Одна из музыкально настроенных барышень усаживала за рояль и требовала,

чтобы я брал аккорды:

- "Вы не поэт: композитор, себя не изживший в музыке ".

В те годы чувствовал пересечение в себе: стихов, прозы, философии,

музыки; знал: одно без другого - изъян; а как совместить полноту - не знал;

не выяснилось: кто я? Теоретик, критик-пропагандист, поэт, прозаик,

композитор? Какие-то силы толкались в груди, вызывая уверенность, что мне

все доступно и что от меня зависит себя образовать; предстоящая судьба

виделась клавиатурой, на которой я выбиваю симфонию; думается: генерал-бас,

песни жизни есть музыка; не случайно: форма моих первых опытов есть

"Симфония".

Пути - путями; но - не до них.

Душа обмирала в переживаниях первой влюбленности; тешила детская

окрыленность; я стал ребенком (в детстве им не был); встреча с "дамой"

ужаснула бы меня: пафос дистанции увеличивал чувство к даме; она стала мне

"Дамой".

"Беатриче", - говорил я себе; а что дама - большая и плотная,

вызывающая удивление у москвичей, - этого не хотел я знать, имея дело с ее

воздушной тенью, проецированной на зарю и дающей мне подгляд в поэзию Фета,

Гете, Данте, Владимира Соловьева; "дама" инспирировала; чего больше? 18

Я нес влюбленность и радовался сознанию, позволяющему отделить "натуру"

от символа.

Я восхищался стихотворением Фета "Соловей и роза": соловей и роза любят

друг друга; когда поет соловей, роза спит; когда раскрывается роза, соловья

не слышно.

Знал: хитрый Михаил Сергеевич Соловьев, с добродушной улыбкой

выслушивающий мои ораторствования о поэзии Фета, о "Песни песней", о

Суламифь; и даже о премудрости мировой души. Ему рассказал его сын, Сережа,

сам по уши влюбленный в арсеньевскую гимназистку20 и проливавший в подъезде,

где жила "она", флаконы духов; был налет "мистики" в нашем чувстве от

детской, невинной глупости.

Подчеркиваю: в январе 1901 года заложена опасная в нас "мистическая"

петарда, породившая столькие кривотолки о "Прекрасной Даме"; корень ее в

том, что в январе 1901 года Боря Бугаев и Сережа Соловьев, влюбленные в

светскую львицу и в арсеньевскую гимназистку, плюс Саша Блок, влюбленный в

дочь Менделеева, записали "мистические" стихи и почувствовали интерес к

любовной поэзии Гете, Лермонтова, Петрарки, Данте; историко-литературный

жаргон - покров стыдливости21.

Читатель, не представляй меня помесью романтика с резонером; в тот год

во мне не было ничего упадочного; заскоки фантазии - избыток сил, остающийся

от чтения, споров, лабораторных занятий, писания кандидатского сочинения;

и - многого прочего; за четыре года прохождения университетского курса ни

разу я не болел, если не считать пореза скальпелем, которым вскрывал труп

(легчайшее заражение, вышедшее нарывами); мускулы были упруги; ловкости хоть

отбавляй; в беге никто не мог обогнать; в прыганьи тоже; я укреплялся

верховою ездой, купаньем и солнечным прожаром; и правил тройкой вместо

кучера.

Угрюмый в гимназии, в университете я - весел, строю шаржи с

Владимировым, со студентом Ивановым, сею пожарной кишкою, бившей гротесками;

когда мы с грохотом выбрасывались на крышу из окон лаборатории, начиналось

лазанье по карнизу и по перилам: со стаканом чаю на голове (мой номер).

Я появлялся в обществе, где музицировали и пели; меня выбирали

распорядителем на концертах; между писанием и теоретизированием я находил

время распространять билеты, благодарить Никиша и Ван-Зандт;22 были

слабости: к хорошо сшитой одежде; но стиль "белоподкладочника" был

ненавистен; раз кто-то сказал:

- "Белый ходит с Кантом".

Разумелся философ: Иммануил Кант; было понято: - "белый кант"

студенческого сюртука, которым шиковали дурного тона студенческие франты;

каламбур характерен для мозгов мещан: в этих мозгах превращалось хождение

Белого с Кантом (книгою Канта) в "белый кант" сюртука; однажды меня пустили

без одежд, но в маске по собственной вилле, которой не было, - кончики

языков модернистических дамочек и роговые очки кавалеров: от желтой прессы.

- "Как, вы есть Белый! - воскликнул глупый присяжный поверенный,

встретив меня за обедом у И. К. 2 . - Вы так скромны!"

Он думал: моя программа-минимум - битье зеркал.

И я решительно разочаровал Дягилева, познакомясь с ним осенью 1902

года; Дягилев жаловался на меня Мережковскому:

- "Я познакомился с Белым... Я думал, что он запроповедует что-нибудь,

а он - ничего!"

Дягилеву хотелось видеть меня юродивым; его оскорбил мой вид студента,

любящего поговорить о... Менделееве; внутренняя жизнь - одна; вид - другое;

вид был выдержанный; недаром профессора проспали нарождение декадента; он

сидел в месте сердца, пока рука студента подавала приличные "рефератики",

вызывавшие приличные надежды в приличном обществе.

КРУЖОК ВЛАДИМИРОВЫХ
Прорвавши кордон из профессоров, к нам являются новые люди; и эти люди

ходят - ко мне.

Я переживаю приятное знание, что ко мне, к Петровскому, к Владимирову

прислушиваются; квартира Владимировых - эмбрион салона; чайный стол М. С.

Соловьева - эмбрион академии, в которой родители моего друга Сережи и я с

другом, различаясь в возрасте, - заседающий центр, где, себя ища, начинаем

законодательствовать; непонимающие не фыркают, как студент Воронков (ныне

профессор) во время моих занятий: по остеологии.

- "Когда говорит Бугаев, - не понимаю: точно китайский!"

Отныне "язык" мой принят в кучке, добровольно пришедшей к нам из других

обществ, где выражаются понятно, но скучно.

До 1901 года мой разговор с друзьями - разговор с глазу на глаз;

происходит он - в университетском коридоре, под открытым небом: в Кремле, на

Арбате, в Новодевичьем монастыре или на лавочке Пречистенского бульвара; я -

перипатетик24, развиваю походя свою философию жизни; поднимая руку над

кремлевской стеной, я клянусь Ибсеном и Ницше, что от быта не останется

камня на камне.

Раз я свергаю с перил моста в желтые воды Москвы-реки только что

вышедшую "Книгу раздумий" со стихами Брюсова, Курсинского, Бальмонта и

Модеста Дурнова25. Как был сконфужен года через полтора, когда выслушал от

Брюсова:

- "За что вы гневаетесь на "Книгу раздумий", Борис Николаевич?"

- "Я?"

И Брюсов с улыбкой докладывает:

- "Вы же ее свергли в воду с Каменного моста?" Соловьевы передали
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   84

Похожие:

Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconАндрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах

Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconАндрей Белый Между двух революций Воспоминания в 3-х книгах

Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconНачало века
Воспоминания охватывают период с 1901 по 1905 г. В них нарисованы портреты видных литераторов и художников, рассказано о зарождении...
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconПрограмма история России. XX начало XXI века. 9 класс (68 ч)
Рабочая программа составлена на основе Примерной программы по истории для 5-9 классов (М.: Просвещение, 2010) и адаптирована к учебнику:...
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconПрограмма история России. XX начало XXI века. 9 класс (68 ч)
Рабочая программа составлена на основе Примерной программы по истории для 5-9 классов (М.: Просвещение, 2010) и адаптирована к учебнику:...
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconДипломный проект социальная ответственность как фактор повышения эффективности компании
Охватывают три отрезка 70-е, 90-е годы прошлого века и начало 21 века (рис. 1)
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconПетрова Ю. А. История Отечества XX начало XXI века.: Учебник для...
Данная программа на основе программы курсов «История Отечества. XX – начало XXI века. Программа курса и тематическое планирование...
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconИсаева Оксана Николаевна 2012 г учебник: История России, XX начало...
Учебник: История России, XX – начало XXI века, А. А. Данилов, Л. Г. Косулина., М. Ю. Брандт
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconРеферата: конец XIX начало XX века
Благотворительность безвозмездная деятельность, направленная на общественную пользу. И тема моей работы: Развитие Благотворительности...
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconДанилов А. А., Косулина Л. Г., Брандт М. Ю. История России. XX начало XXI века. 9 класс
А. А. Данилова, Л. Г. Косулиной 6-9 классы. – М.: Просвещение, 2011. и адаптирована к учебнику: Данилов А. А., Косулина Л. Г., Брандт...
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconМихляева Людмила Ивановна Учебник: А. А. Данилов «История России,...
Учебник: А. А. Данилов «История России, XX – начало XX i века: 9 кл., М.: просвещение, 2005»
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Это воспоминания, воспоминания и кое-какие размышления об Эвальде Ильенкове, о времени и немного о себе
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconРеферат написан на основании собственного опыта, а также по материалам...
Микропроцессорный комплект Z80: Справочное пособие. В 7-ми книгах. Кн "Центральный процессор Z80cpu". Минск, укик "центр" 1991 г
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconУрока Тема урока Планируемые результаты освоения
Песни о Степане Разине. 20-е годы XVII века начало XVIII века. Солдатские песни XVIII –xix веков
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconРабочая программа по учебному предмету «История России XX -начало XXI века» «Всеобщая история»
Программа курса «История России 20-21 века» для учащихся 9 класса разработана на основе и соответствует требованиям
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах iconИстория России с древнейших времен до конца XX века в 3-х книгах
Омский институт водного транспорта (филиал) фбоу впо «Новосибирская государственная академия водного транспорта»


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск