Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах
Скачать 10.22 Mb.
|
"А - Эллис?" Та же неразбериха: блеск, дар обворожать и что-то отталкивающее; та же неразборчивость в средствах в соединении с героизмом подчас; разумеется: Эллис - не Бакунин; но что-то от личности Бакунина теплилось в нем. Сюртук, поразивший меня в первой встрече, - портной плюс игра в дэнди... по Шарлю Бодлеру; игра длилась недолго; скоро "дэнди" предстал в своем подлинном облике: десятилетие таскался сюртук, пропыленный и выцветший, в обормотках, но - с тонкою талией; десятилетие на голове давился тот же выцветший котелок, надвинутый набок, в сочетании с дьявольской черной бородкой, с приподнятым воротником перетертого пальтеца, с кончиком трости, торчавшим при ухе (засунута тросточка ручкой в карман), с фосфорическим блистанием узких, сдвинутых глаз; котелок издали придавал Кобылинскому вид парижанина. Подойдя к нему, прохожий бы мог подумать: "парижанин" - приступит с рукою: "На ночлег благородному!.." Кобылинский же, выгнув голову, закрутив нервно усик и шею втянув в воротник, несся мимо танцующим шагом; и поражал дергами дрожащего плечика: дергалось, точно прилипая к уху. О котелке: экспроприаторы-максималисты в 1906 году спали на нем: водился и с ними; трясясь от волнения, тогда меня спрашивал: надо ли им открыть дверь, чтоб очистили помещение богача-лоботряса, которого мать состояла при нем в няньках; разумеется, - на революционные цели: - "Понимаешь, - ночую в квартире его!" Я выражал фигуру недоуменья. - "Иги-иги!" - передергивал он плечом, заливаясь икающим хохотом: - "Знаю сам, что - безумие!" Жест Равашоля83, а все - кончалось историей: - "Третьего - нет: или - бомба, или - власяница; или - анархизм, или - католицизм", - развивал он мне, как новый свой лозунг (в тысячный раз): меж миром мечты и действительности нет места; это было в... кабинете Игоря Кистяковского, в 1907 году; икающий, трепаный Эллис, трясущий манжетой (пара резиновых старых манжет промывалась с вечера и надевалась с утра - пять битых лет) над башкой белокурого Кистяковского, Игоря, глупо выпучивающего свои голубые глаза из тяжелого кресла, обитого крепкою, носорожьею кожею; зрелище единственное в своем роде: хищный хапила, впоследствии прихвостень Скоропадского, тупым голосом соглашался, но поневоле (Эллис мог кого угодно на что угодно принудить: словесно, конечно); "анархист" - загребал миллионы; а Лев - не обедал: неделями! Парадокс судьбы устраивал встречи; мадам Кистяков-ская с Муромцевой появлялись у нас; Эллис был моден в те дни: в декадентских салонах; трепаный вид придавал его "номеру" стиль; дамы, осыпанные бриллиантами, слушали Эллиса; Кистяковский, пройдоха, ему не перечил; и соглашался: на бомбы!?! Попробуй-ка быть несогласным: Эллис мгновенно устроит скандал! Коли зовешь на дом дикого, то и терпи, не перечь и выслушивай, как тебе взрывают вселенную. И Игорь терпел: наскоки на себя невымытой лысинки; мылся же лишь кончик носа: Лев Кобылинский боялся холодной воды, протирая губкою кончик изящного носика, пока Нилендер, студент-филолог, не взял на себя роль питателя и омывателя; у Эллиса было не семь, - семью семь - нянек: "Дитя" продолжало откалывать штуки; шел гул: - "Правда, - Эллис остриг космы В. И. Иванову?" - "Правда ли, что, поступивши в шантан, он нарушил контракт и ушел в монастырь?" Факт, но... почтенный, известный профессор, позднее кадэ, раз, явившися в "Дон", где жил Эллис, найдя его спящим и сев на кровать, разбудил; и - конфузясь, краснея, стал спрашивать: - "Вы понимаете, Левушка, - я не верю, но... но, - он запнулся, - настолько упорные слухи, что я... пришел; но не думайте, чтобы я верил". - "В чем дело?" - "У вас, говорят, так сказать, удлинилась... кость копчиковая: говоря в просторечии, - появился хвостик... Скажите: ведь - вздор? Ну, конечно же, вздор!., ха-ха-ха!" Говорили: "Музей обокрал!" Описание этого невероятнейшего поклепа, взведенного на Кобылинского, - содержание не этого тома воспоминании 84; скажу лишь: участвовали в возведении напраслины: министр Кассо, "Голос Москвы", тучковский орган85 и... "Русские ведомости". Прокурор отказался от обвинения: за отсутствием дела; третейский же суд под председательством Муромцева, Лопатина и Тесленко вынес резолюцию, что кражи - не было; была халатность; публика, инспирированная желтой прессой, гудела: "Вор, вор, вор, вор, вор!" Она спутала Эллиса с вырезывателем в музее ценных гравюр (воровство такое имело место; при чем Кобылинский?); а Влас Дорошевич из "Русского слова" в то время, когда несчастного Кобылинского смешивали с грязью, вдруг выступил с фельетоном, призывающим к снисхождению: к "вору", к действительному!86 О Кобылинском - ни звука; защитить неповинного не хотели газеты. В пору первых наших свиданий он жил у матери, Варвары Петровны, - такой же пламенной, худенькой, бледненькой, как и сын; минимум ухода пока еще был в те года: впечатление элегантности сквозь протеры одежд - жест особенного, неуловимого уменья заставить не видеть, в чем он беззаботно расхаживал; представлял кинематограф; умел из платка сделать парус, а из карачек - подпрыгивающую в волнах шхуну; надевши рогожу, он мог бы заставить нас верить, что это есть плащ; вращаясь позднее в салонах обтертым, потрепанным, выглядел он элегантнее фатов, бросая свои обормотки как вызов франтихам, сходящим с ума от него; он умел быть красивым, скрутивши бородку (совсем эспаньолка), поставивши усик торчком; и застег сюртучка, и цветок полувялый, проночевавший в петлице, и поза скучающего дэнди-дьявола, бледность и блеск из разрезов глазных и круги под глазами, - все делало преинтересным его в миг преданья огню и мечу тех салонов, куда зазывали его пышнотелые сорокалетние дамы: себя предавать огню и мечу; Христофоро-ва, Рахманинова, Тамбурер, Муромцева, Кистяковская - слушали; и - угощали дюшесами; а мужья, хмурясь, крякая, с кислой миной любезничали: с анархистом московским. Первая встреча с ним у профессора Стороженки, которого дочь, ее подруга да несколько в дом вхожих студентов составили осенью 1901 года кружок: для самообразования; весьма неудачно меня пригласили участвовать; и - Кобылинского; мы оба, жаждущие просвещать (я - Верленом и Ибсеном, а Кобылинский - не помню чем), тотчас забрали на первых порах в свои руки кружок;87 предложил я прочесть реферат; сам почтенный профессор Н. И. Стороженко был вытеснен: - "Папа, ты будешь мешать!" - ему дочь. - "Хорошо, хорошо", - соглашался профессор, а нас, по обычаю, назвал "кургашками": так он детей называл (мне же шел тогда двадцать второй год, Кобылинскому - двадцать четвертый). Но скоро профессор тревогу забил: развели декадентство; и он, равновесия ради, подкинул нам книгу Макса Нордау:88 отреферировать; но под давлением нашим кружок резолюцию вынес: "Не книга, - а дрянь". К нам не вхожий профессор задумался тут; и послал молодого еще Мельгунова; завел тот прескучное что-то; и кажется, что-то докладывал о сектантах; состав кружка не возбуждал интереса; мы с Кобылинским исчезли (профессор, наверное, радовался). Нас кружок этот сблизил; мы сразу в нем точно стакнулись; не будучи лично знакомы, поддерживали: я - его; он - меня; всего несколько разговоров в углу Сторожен-ковой комнаты, несколько притеснений в углу Кобылинским меня (с "понимаете? а-а-а? что-что-что?"), - и уже Кобылинский однажды явился ко мне: звать пройтись; жил он рядом, в одном из Ростовских, вблизи от Плющихи. Двор - скат на Москву-реку, с лавочкой, где мы сидели весной 1902 года. С тех пор послеобеденная прогулка с заходом к нему - обиход моих дней; и отсюда: знакомство с братом Льва, с Сергеем, философом; тот в лоск нас укладывал метафизикой Лотце; брат Лев - ему: "Дрянь". И тут братцы, - блондин и брюнет, - одинаково бледные, одинаково тощие, одинаково исступленные, оскалясь иронией, едкой и злой, норовили вцепиться друг в друга; я знал: коли сцепятся, - будет комок; и ни слов, ни рук, ни ног уже более не различишь ты; одни восклицания: визги Сергея и гамма от баса до дишкантового тремоло Льва, с появлением Варвары Петровны, их матери; не отольешь, опрокинув ушаты воды; эти сцены я знал; и бежал от них с ужасом. Жили ж они... в одной комнате! Часто весьма братец Лев попадал в час обеда к нам в дом; начиналось за супом еще его очередное пререкание с моим отцом, очень живо клевавшим на мощный фонтан афоризмов, свергающий то, что отец почитал; например: философию Лейбница; тут же не лысый, румяный профессор-старик с бледно-мертвенным, гологоловым студентом, отбросив салфетки, забывши о супе, ладони в колени к себе, локти - фертом, носами в носы, выгнув спины, прицеливались друг в друга; едко прыскали зеленоватые глазки "дента; и гневно сверкали очковые отблески, из-за которых моргавшие глазки отца плутовато оценивали ситуацию спора; вдруг палец студента летел к потолку; перочинный же ножик профессора, всегда являвшийся из жилета в миг спора (его он подкидывал в воздух и ловко ловил), - перочинный же ножик язвительно тыкался Льву Кобылинскому в нос тупым кончиком; и оба вскакивали, устремлялись друг к другу; и мама салфеткой в стол, я салфеткою в стол: - "Николай Васильевич!" - "Папа же!.. Лева!" - "Позвольте!" - "Ты, Боря, оставь меня", - Лев выбарахтывается. Схватяся руками, друг друга держа, теребя и подталкивая, обрывали друг друга; и слышался рявк угрожающий: - "Нет-с, как можете вы эдак... Лейбниц! Да Лейбниц громада-с! Он полон, сказать рационально, - возвышенной мудрости". - "Мир наилучший?.. И стало быть, - наилучшая зубная боль? Городовой наилучший?" - "Позвольте-с, - вы бросьте-ка пошлости эти и, да-с, да-с, кондачки эти-с, - знаете, бросьте: городовой ни при чем-с!" - "Нет, - при чем!" - "Ни при чем-с!" - "Папа! Лева!" - "Лев Львович!" Отец уже пятит усы, ощетинившись ими, как морж; Лев, держа его за руки, дьяволическим хохотом, а не словами - раззадоривает-; и уже сплошной гавк отца, как удары тарана, разрезаемые острым визгом, как саблей дамасскою, Льва; друг друга не слушали: себя слушали; и в два голоса, вертясь в углу вкруг друг друга, друг другу кричали, болтаясь локтями: один - за светлейшее, знаете, будущее человека; другой, что мир - падаль. И долго ходили и фыркали, вдруг расцепясь и выкрикивая свои обращенья - ко мне почему-то: - "Ты, Боренька, помни: страданья - лишь переход, так сказать, к высшим формам гармонии..." - отец. - "Помни, что в желтом доме находят убежище лучшие",- Эллис. За сладким мирились; а после отец, зацепляясь карманом своей разлетайки за двери и бацая шагом, - к себе, в кабинет, отдыхать; Кобылинский же - мне, плюясь в ухо и дергаясь плечиком: - "Я, сказать правду, я... Николая Васильевича понимаю: кричит о гармонии он из надрыва, чтоб перекричать это вот", - и рукою в окошко: и там, за окошком, внизу вывеска - "Выгодчиков" - колбаса, мясо красное89. - "Николай Васильевич безумец!" "Безумец" же есть комплимент. Со своей стороны мой отец, отдохнув, за вечерним чаем, раскладывая пасьянс, - неожиданно: - "Боренька, да-с, - перекладывается с карты карта (на карту), - ну, что говорить: Кобылинский - талантливый юноша! Из всех товарищей твоих он-с наиболее, так сказать..." Не досказав, что есть "так сказать", - освирепевши всем видом (всегда свирепел выражением лица, когда речь свою прятал в усы), перекладывал карты. И - мать: - "Ну, еще бы!" Кобылинский, отец воспылали друг к другу - ведь вот - откровенною нежностью; и даже позднее немного столкнулись, союз заключив против... Брюсова: против влияния Брюсова на меня; Кобылинский на том основании, что все эти Бальмонты, Верлены и Брюсовы - жалкие мошки; и, стало быть, - надо давить их, а не разводить, потому что они заслоняют Бодлера; отец же имел основания бояться влияния Брюсова, видя, что я хаживал на журфиксы к последнему: бедный старик еще думал, что я увлекусь напоследок коли не химией ("Ведь у Зелинского, у Николая Дмитриевича, в корне взять, заработал"), то хоть... географией, хотя последняя - что за наука-с? Еще не знал он: уже выходила первая моя книга, "Симфония"; будущее мое решено... Вот и думал он: в союзе с блестящим студентом отводить от Брюсова; Кобылинский отцу твердил: Брюсов пишет белиберду; и отец, позабывши о том, как вырявкивал он строчки Брюсова, таял от этого; и соглашался, чтобы не перечить, на веру Бодлера принять; Кобылинский читал ему "Падаль" [Стихотворение Бодлера] в плохом переводе своем;90 в нем Бодлера и не было; слушал отец; и, улыбку в усы затаив, соглашался: - "Тут, знаете ли, - мысль: ну, и, так сказать, там..." Что "так сказать" - неизвестно, но думаю, "так сказать" означало: - "Хотя-с..." - "у Бальмонта же, - переменял разговор он, - не мысль, мой голубчик..." - "Ерунда", - предавал Кобылинский меня. А отец, заручившись сочувствием, преподносил нам полюбившегося ему поэта Мелынина [Псевдоним "П. Я."]. - "Вот у Мелынина!" И он зачитывал: Но с поднятым челом и с возгласом "Свобода"...91 - "Прекрасно-с: не Брюсов!" "Подлец" Кобылинский, поддакивая, считал: стихи Мельшина - не конкуренция Шарлю Бодлеру. Тут - я: - "Лев, это ж подлог!" Он на подлог был готов: для Бодлера! В апреле 1902 года вышла первая моя книга "Симфония"; "Боря" Бугаев испуганно прятался под псевдонимом; книга в кругу знакомых имела успех скандала; Кобылинскому ее не подкидывал я; но он прибежал говорить о ней: - "Книга написана погибшей душой; писал - безумец; и никаких!" - взлетал палец; и дергалась лысинка; быстро увлек он гулять, в черном старом пальто, но казавшемся легким, изящным, в надвинутом черном, проломленном вбок котелке, передергивая кончиком трости, торчавшим при ухе (ручка палки была засунута рукою в карман), он бежал, меня сталкивая на мостовую: - "Ужасная, Боря, - надломленность в книге; особенно там, где сказано: "Все кончено для севшего на пол" - ги-ги-и-и-и", - и тут сел неожиданно он на карачки перед тумбою, изображая философа, изображенного мною, - к недоумению проходящих и к радости дворовых мальчишек; сидел он и склабился; встал, надвинув на лоб котелок; и пустился, держа под пролеткой меня: - "Цивилизация - храпы мещан: все спят, открыв рты; визионеры, революционеры - погибнут! Ги-ги-ги-и-и! Потому что погибнут все лучшие!" |
Похожие:
 | Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах | | Андрей Белый Между двух революций Воспоминания в 3-х книгах |
| Начало века Воспоминания охватывают период с 1901 по 1905 г. В них нарисованы портреты видных литераторов и художников, рассказано о зарождении... | | Программа история России. XX начало XXI века. 9 класс (68 ч) Рабочая программа составлена на основе Примерной программы по истории для 5-9 классов (М.: Просвещение, 2010) и адаптирована к учебнику:... |
| Программа история России. XX начало XXI века. 9 класс (68 ч) Рабочая программа составлена на основе Примерной программы по истории для 5-9 классов (М.: Просвещение, 2010) и адаптирована к учебнику:... | | Дипломный проект социальная ответственность как фактор повышения эффективности компании Охватывают три отрезка 70-е, 90-е годы прошлого века и начало 21 века (рис. 1) |
| Петрова Ю. А. История Отечества XX начало XXI века.: Учебник для... Данная программа на основе программы курсов «История Отечества. XX – начало XXI века. Программа курса и тематическое планирование... | | Исаева Оксана Николаевна 2012 г учебник: История России, XX начало... Учебник: История России, XX – начало XXI века, А. А. Данилов, Л. Г. Косулина., М. Ю. Брандт |
| Реферата: конец XIX начало XX века Благотворительность безвозмездная деятельность, направленная на общественную пользу. И тема моей работы: Развитие Благотворительности... |  | Данилов А. А., Косулина Л. Г., Брандт М. Ю. История России. XX начало XXI века. 9 класс А. А. Данилова, Л. Г. Косулиной 6-9 классы. – М.: Просвещение, 2011. и адаптирована к учебнику: Данилов А. А., Косулина Л. Г., Брандт... |
| Михляева Людмила Ивановна Учебник: А. А. Данилов «История России,... Учебник: А. А. Данилов «История России, XX – начало XX i века: 9 кл., М.: просвещение, 2005» | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Это воспоминания, воспоминания и кое-какие размышления об Эвальде Ильенкове, о времени и немного о себе |
| Реферат написан на основании собственного опыта, а также по материалам... Микропроцессорный комплект Z80: Справочное пособие. В 7-ми книгах. Кн "Центральный процессор Z80cpu". Минск, укик "центр" 1991 г | | Урока Тема урока Планируемые результаты освоения Песни о Степане Разине. 20-е годы XVII века начало XVIII века. Солдатские песни XVIII –xix веков |
| Рабочая программа по учебному предмету «История России XX -начало XXI века» «Всеобщая история» Программа курса «История России 20-21 века» для учащихся 9 класса разработана на основе и соответствует требованиям | | История России с древнейших времен до конца XX века в 3-х книгах Омский институт водного транспорта (филиал) фбоу впо «Новосибирская государственная академия водного транспорта» |
