Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах
Скачать 10.22 Mb.
|
в главке "Старый Арбат"], но отнюдь не талантами, - мягкими манерами, благообразием, чином ведения церковных служб и приятным, бархатным тембром церковных возгласов; "декоративный батюшка" стяжал популярность;71 и барыни шушукали: "либеральный" батюшка, "образованный" батюшка, "умница" батюшка; в чем либерализм - никто не знал; в чем образованность - никто не знал; никто не слыхал от него умного слова; но он умел приятно прищуриться, с мягкою мешковатостью потоптаться, уклоняясь от всяких высказываний; считалось: молчание таит ум; академический крестик вещал: образован-де; прищур глаз считался либерализмом; прихожанки были в восторге: тенор "батюшки" так приятно несся из алтаря, борода с серебром так театрально поднималась горе; шелковая ряса ласково шелестела; благообразие оценили и свыше, премировав золотою митрой; апофеоз "батюшки" - перевод его в Успенский собор: тешить очи царицы в редких ее наездах в Москву; протоиерей Марков мне доказал одно: и у церкви есть свои сладкие тенора, подобные Фигнерам. Заслуга его: он народил детей, которых либеральная "матушка" к недоумению "батюшки" воспитывала радикалами; один, со склонностью к марксизму, впоследствии стал известным собирателем былин; он скоро умер; 72 а другой, Коля, - рос безбожником. У "матушки" и у дочек собиралась радикально настроенная молодежь ("батюшки" не было видно на этих собраниях); с легкой руки Струве и Туган-Барановского во многих московских квартирах вдруг зачитали рефераты о Марксе, о социализме, об экономике; "модный" профессор Озеров, патрон Кобылинского, казался даже сочувствующим учению Маркса; он освящал эту моду тогдашней Москвы; экономист, ученик Озерова, Лев Кобылинский, с яростью, характеризовавшей все его увлечения, бросался из гостиной в гостиную: с чтением рефератов; и, когда в квартире у Марковых молодежь составила кружок для изучения "Капитала", Кобылинский здесь вынырнул руководителем кружка: он считал марксистом себя, будучи за тридевять земель от Маркса; он считал эрудицию, знание литературы о Марксе и опыт своего чтения "Капитала" за самый настоящий марксизм; теперь вижу, что он марксистом и не был; но нам казался марксистом. Должен отметить - во-первых: Кобылинский был образован, имел дар слова и дар актера: играть ту или иную роль; и верить при этом, что роль - убеждение; во-вторых: в характеристике Кобылинского я отправляюсь не от сегодняшнего моего отношения к нему, а от юношеских впечатлений; и мне все твердили: "марксист"; и я до 1905 года, эпохи, когда стал читать Маркса, все еще верил в миф о былом "марксизме" Льва Кобылинского; уже с 1903 года он себя называл не иначе как символистом, прибавляя: "Я - бывший марксист"; и вот эта традиция считать его "бывшим марксистом" среди "аргонавтов" в рисуемую мною эпоху (1903 - 1905 годы) - да не смущает: это значит лишь то, что мы его когда-то считали таким; источник этого недоразумения: он среди нас один знал социологическую литературу (если б этого не было, Озеров не оставил бы при университете его); кроме того, в вихре идейных метаморфоз - экономист-пессимист-бодлерист-брюсовец-дантист [От Данте] оккультист-штейнерист-като-лик73 - оставалось одно неизменным в нем: актер, мим, нечто вроде Чарли Чаплина до Чарли Чаплина; вы, вероятно, видели мима, который, отвернувшись от вас, переменив парик, бороду, попеременно возглашает: "Дарвин, Гладстон, Бисмарк, Гете, Наполеон!" И при каждом повороте вы вскрикиваете: "Вылитый Гладстон, вылитый Наполеон!" Так и Лев Кобылинский: в каждом идейном повороте имел он дар выглядеть "вылитым"; он казался мне и "вылитым" символистом, и "вылитым" монахом; неудивительно, что в эпоху первой с ним встречи казался и "вылитым" марксистом и казался "вылитым" бывшим марксистом в эпоху увлечения Бодлером, в эпоху увлечения Брюсовым. Он исступленно верил в то, чем казался себе; лишь итог знакомства выявил его до конца: он никогда не был тем, чем казался себе и нам; был он лишь мимом; его талант интерферировал искрами гениальности; это выявилось поздней: сперва же он потрясал импровизацией своих кризисов, взлетов, падений; потом потрясал блестящими импровизациями рефератов; поражал эрудицией с налету, поражал даром агитировать в любой роли ("марксиста", "бодлериста", сотрудника "Весов" и т. д.); и лишь поздней открылось в нем подлинное амплуа: передразнивать интонации, ужимки, жесты, смешные стороны; своими показами карикатур на Андреева, Брюсова, Иванова, профессора химии Каблукова, профессора Хвостова он укладывал в лоск и стариков и молодежь; в этом и заключалась суть его: заражать показом жеста; он был бы великим артистом, а стал - плохим переводчиком, бездарным поэтом и посредственным публицистом и экс-ом (экс-символист, экс-марксист и т. д.); "бывший человек" для всех течений, в которых он хотел играть видную роль, он проспал свою роль: открыть новую эру мимического искусства. В эпоху начала знакомства со мной он признавался, что порывает с деятельностью "марксиста"-пропагандиста; скоро он бросил и свою диссертацию, порвал с Озеровым, университетом и перенес арену действий в среду художников и поэтов; но и там он любил назиднуть нас, профанов, своим якобы особенным знанием марксистской методологии; впоследствии, разъясняя мне Маркса, он уверял, что разъясняет его "по-марксистски"; с 1905 года он снабдил меня списками книг, комментировал главу "Капитала" о прибавочной ценности, потрясая рукою: "Кто правильно понял эту главу, тот овладел мыслью Маркса". Разумеется, мне, очень наивному в проблемах марксистской идеологии, вполне импонировал он во время этих "лекций"; во всех действиях его уже выявился до конца хаотический анархизм, объективный, непереносный (он дезорганизовал все, к чему ни прикасалась его "организаторская" рука), однако я еще верил: поступки одно, а сознание - другое; и внимал с увлечением его лекциям о Лассале, Прудоне, Рикардо и теории Мальтуса; я полагал, что все это преподается им в терминах эпохи увлечения Марксом, особенно когда он выступал перед нами с цифрами в руках; мне невдомек было, что выступал мим, в минуты игры начинавший серьезно верить в свои роли; раз, позднее уже, воспламенясь (это было в эпоху, когда он вообразил себя оккультистом), он с такой потрясающей яркостью изобразил мне жизнь мифической Атлантиды, что меня взяла оторопь. Эти "мимические" таланты открылись позднее; сперва он явился пред нами в роли трагика-теоретика, "экс"-ученика, простирающего свои руки к поэзии; нам было невдомек, что и эта роль - "роль". И, вероятно, роль (искренняя) - объяснение его нам несоответствия между фанатиком и надломленным скептиком; он был фанатичен во всех видимых проявлениях; но после воспламенения показывался в нем и скептический хвостик по отношению к предмету культа; иногда я его заставал не верящим ни во что; а через пять минут уже наступал приступ фанатизма; он казнил, сжигал или возводил в перл создания: с необузданным догматизмом. Сам же он проповедовал нам теорию собственного раздвоя, напоминавшую учение о двойной истине;74 но базировал ее на поэзии соответствия Бодлера: в центре сознания - культ мечты, непереносимой в действительность, которая - падаль-де; она - труп мечты75. Помню припев, сопровождавший меня в эпоху, когда я всерьез увлекался социологическими проблемами: - "Социология для создания, живущего песней, - тюрьма; это - бред; но он проведен с железной логикой; "безумец" не должен иметь никаких касаний к марксизму: пост, видения из экстаза иль гашиша, - все равно; только в видениях - жизнь; "и - никаких", - взлетал надо мной его палец, а красные губы, точно кусаясь и брызжа слюной, прилипали к уху; и, вдруг вспомнив былого "марксиста", он теребит свою черненькую бородку с видом солидного приват-доцента: - "Но если уж касаться социальной проблемы, то, - и дьявольский хохот, - извините пожалуйста: нет - не по Бердяеву, не по Булгакову, жалкие путаники! Марксистская логика - железная логика; и нам с тобой надо бежать от нее; остальное - бирюльки!" Логику ж он в те годы отрицал до конца; и, вопреки лозунгу "бежать", тут же начинал углублять во мне мои "марксистские" интересы подкидом то "Эрфуртской программы" Каутского, то "Нищеты философии" Маркса76. Одно время он меня убедил в том, что в то время, когда в одном полушарии мозга его стоит бюст Карла Маркса, в другом вспыхивает видение Данте с мистической розой. Многое он мне в жизни напутал; напутал всем нам; в 1913 году я с ним разорвал77. Первая весть о нем - весть об изувере-фанатике, готовом декапитировать всех: во славу Маркса! Эту весть принес Сережа Соловьев, прибежавший от Марковых; Кобылинский привел его в дикий восторг: "Знаешь, Боря, фанатик; а... увлекается Ницше; как-то странно подмигивает, лезет красной губою в лицо и хватает за локоть: "Надо стать сумасшедшими: и - нни-ка-ких!" Скоро в Художественном театре Сережа толкает меня: - "Смотри: вот... вот..." - "Что такое?" - "Вот Кобылинский". Смотрю: между публикой мелькает белое, как гипсовая маска, лицо студента, обрамленное черной, как вороново крыло, бородкой; он прижал подбородок к высокому синему воротнику, ныряя в сюртуки белою лысинкой; вдруг мимолетом стрельнули в нас неестественным блеском зеленые его фосфорические глаза: из узких разрезов; а красные губы застыли рассклабленно как-то; вот он с нервными тиками (плечо дергалось), точно в танце, легчайше юркнул мимо нас, сопровождая даму, с которой я потом познакомился (мадам Тамбурер); поразил контраст сюртука с выражением лица, едва ли приличным для обстановки, в которой мелькнуло оно: сюртук - некогда великолепный: надставленные широкие плечи и узкая талия; покрой изысканен; Кобылинский выглядел бы в нем настоящим франтом, если бы не явная поношенность сюртука (видно, таскал бессменно четыре года); в таких сюртуках щеголяли пошлые фаты; лицо - не соответствовало сюртуку; лицо - истерика, если не сумасшедшего: мертвенная белизна, кровавость губ, фосфорический блеск глаз; такое лицо могло бы принадлежать Савонароле, Равашолю или же... провокатору, если не самому "великому инквизитору". "Светскость" - сюртук на вешалке! А что касается "провокатора", то, конечно, фантазии мои разыгрались; не провокатор, а, так сказать, самоспровоцированный, ибо сознание этого чудака никогда не ведало, что разыгрывалось за порогом его до момента, когда в сознание это врывалось что-то ему постороннее; и тогда - трах-тара-рах: сознание "символиста", разрываясь, как бомба, осколками, рушилось ему под ноги. "Провокатор", сидевший в Эллисе [Литературный псевдоним Кобылинского] "марксисте", устраивал провал Эллису-"марксисту" в пользу Эллиса-"символиста", чтобы через несколько лет провалить и последнего; провоцировал же он и нас - отраженно: скандалы с собственною персоной происходили в нем часто не в уединении, а где-нибудь в шумном обществе; и тогда он ранил нас своими собственными осколками, ранил больно, до желания его побить, до вспышки ярости к нему; но его выручала его же беспомощность; натворив бед себе и другим, он раз пятнадцать погиб бы в настоящем, а не переносном смысле, если бы многочисленные друзья не бросались со всех ног выручать этого беспомощного, безответственного в такие минуты, больного ребенка; так в решительный миг кулаки, над ним занесенные, разжимались; им же оскорбленные люди его же и утешали. - "Ничего, Лева, - успокойся!" Он казнился и плакался. Устраивал скандал за скандалом; очередной скандал кончался истерикой; истерика принимала такие формы, что мы говорили: - "Тут ему и конец!" Но "труп" Кобылинского восставал к новой жизненной фазе: из пепла "марксиста" вылетел "феникс" символизма, когда вообразилось ему на моих воскресниках, что пять-шесть дерзких юношей могут разнести символизм по всем российским захолустьям; в конце концов мы с ним расходились даже в понимании символизма; но он тотчас же в кружке "аргонавтов" присвоил себе самочинно роль "агитатора", который в агитацию глубоко не верил; он нам ее, так сказать, "всучил", до сюрприза, до неприятности, навязав на шею глубоко чуждых, явившихся из другого мира ни более ни менее как четырех братьев Астровых: мирового судью, думца, профессора и Владимира Астрова , да с женами, да с матерями жен; он заставил нас с год влачить на себе тяжкое инородное тело, пока не выявилась кадетская, и только, сущность четырех братьев, ни аза не понимавших в Бодлере и Брюсове, но из смирения перед Кобылинским протвердивших: - "Брюсов, Бодлер - Бодлер, Брюсов!" П. И. Астрова более всего влек священник Григорий Петров; Н. И. Астрова интересовали отчеты городской думы; остальные два брата даже не мымкнули в нашей среде; а между тем: мы полтора года протяготились друг другом; даже сообща издали никчемный сборник: "Свободная совесть" [В 1904 г.79]. Это одно из насилий, учиненных Львом Кобылинским над всеми нами; насилий не перечислишь; сочинит, бывало, себе перл создания и тотчас примется: насильничать... из любви; ты - "перловый", не смей же тускнеть; сияй, сияй, сияй - во что бы ни стало! Хочешь есть, - скандал: бриллианты не оскверняются пищей; хочешь жениться, - не смей: "бриллиантовые" люди не женятся: они несут в сердце культ - "розы". Оттого все увлечения Кобылинского тем или другим человеком обрывались внезапно проклятиями по его же адресу; и желанием отмстить за предательство "мечты"; проклинавшийся уже два года Брюсов в 24 часа взлетел на недосягаемый пьедестал. С 1911 года Эллис исчез из России 80 так же алогично, как алогично он некогда, по его словам, "воскрес" в социализме; с 1916 года даже слухи о нем не достигают меня;81 он, кажется, еще жив, что - означает: ежегодно умирает в одном аспекте, чтобы воскреснуть в другом. Высокоодаренный мим, сжигающий все дары, в нем живущие, преждевременным воспламенением, вечно бездарный от этого и прозоленный собою, влекущий к дикостям невероятным словесным блеском, внушал он ряду людей нежную жалость к себе; производил штуки, которые для всякого другого кончились бы плачевно; но выручали: то Астровы, то Брюсов, то Штейнер, то какая-то дама из Голландии, то Нилендер, то я, то Сеня Рубанович, то Метнер; выручал рой дам; выручали лица, не имеющие никакого касания ко Льву Кобылинскому. Позднее, знакомясь с воспоминаниями о Бакунине82, я все не мог понять, почему иные черты в нем мне так знакомы; и вдруг осенило: |
Похожие:
 | Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах | | Андрей Белый Между двух революций Воспоминания в 3-х книгах |
| Начало века Воспоминания охватывают период с 1901 по 1905 г. В них нарисованы портреты видных литераторов и художников, рассказано о зарождении... | | Программа история России. XX начало XXI века. 9 класс (68 ч) Рабочая программа составлена на основе Примерной программы по истории для 5-9 классов (М.: Просвещение, 2010) и адаптирована к учебнику:... |
| Программа история России. XX начало XXI века. 9 класс (68 ч) Рабочая программа составлена на основе Примерной программы по истории для 5-9 классов (М.: Просвещение, 2010) и адаптирована к учебнику:... | | Дипломный проект социальная ответственность как фактор повышения эффективности компании Охватывают три отрезка 70-е, 90-е годы прошлого века и начало 21 века (рис. 1) |
| Петрова Ю. А. История Отечества XX начало XXI века.: Учебник для... Данная программа на основе программы курсов «История Отечества. XX – начало XXI века. Программа курса и тематическое планирование... | | Исаева Оксана Николаевна 2012 г учебник: История России, XX начало... Учебник: История России, XX – начало XXI века, А. А. Данилов, Л. Г. Косулина., М. Ю. Брандт |
| Реферата: конец XIX начало XX века Благотворительность безвозмездная деятельность, направленная на общественную пользу. И тема моей работы: Развитие Благотворительности... |  | Данилов А. А., Косулина Л. Г., Брандт М. Ю. История России. XX начало XXI века. 9 класс А. А. Данилова, Л. Г. Косулиной 6-9 классы. – М.: Просвещение, 2011. и адаптирована к учебнику: Данилов А. А., Косулина Л. Г., Брандт... |
| Михляева Людмила Ивановна Учебник: А. А. Данилов «История России,... Учебник: А. А. Данилов «История России, XX – начало XX i века: 9 кл., М.: просвещение, 2005» | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Это воспоминания, воспоминания и кое-какие размышления об Эвальде Ильенкове, о времени и немного о себе |
| Реферат написан на основании собственного опыта, а также по материалам... Микропроцессорный комплект Z80: Справочное пособие. В 7-ми книгах. Кн "Центральный процессор Z80cpu". Минск, укик "центр" 1991 г | | Урока Тема урока Планируемые результаты освоения Песни о Степане Разине. 20-е годы XVII века начало XVIII века. Солдатские песни XVIII –xix веков |
| Рабочая программа по учебному предмету «История России XX -начало XXI века» «Всеобщая история» Программа курса «История России 20-21 века» для учащихся 9 класса разработана на основе и соответствует требованиям | | История России с древнейших времен до конца XX века в 3-х книгах Омский институт водного транспорта (филиал) фбоу впо «Новосибирская государственная академия водного транспорта» |
