2, 3, 4 санкт-петербург 2004
Скачать 7.19 Mb.
|
ОСР-Б: Педагогические исследования: опыт самокритики . . . ДИДАКТИКА …На мой взгляд, различные парадигмы или методологические подходы, далеко не всегда антагонистические, дополняют друг друга. В зависимости от наших целей в поиске знания мы можем составить более полное видение проблемы, если попытаемся исследовать ее, идя различными методологическими путями. Традиционная «грамматика» научного поиска исчерпала себя, однако, к счастью, мы не выплеснули ребенка вместе с водой. Сегодня педагогическим исследованиям необходим больший ЭПИСТЕМОЛОГИ-ЧЕСКИЙ ЭКЛЕКТИЗМ (В.П.). Новые перспективы открыты сторонникам более интегративного и качественного – или, если угодно, более этнографического – подхода в педагогических исследованиях, в частности такими пионерами исследований в области художественного воспитания как Э.Эйзнер (1985)… Т.Хюсен20 ОСР-Б: К полемике о природе педагогических наук ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЕ СПОРЫ В этот период XIX века, когда педагогика царствовала безраздельно в данной отрасли знания, она означала, во-первых, историко-философское осмысление конечных целей образования и, во-вторых, практическое знание об искусстве обучения. Первое ее назначение было поставлено под сомнение с появлением наук о человеке и обществе в начале XX века, когда Эмиль Дюрнгейм (1934) предложил зарождающейся социологической науке заняться изучением социальных функций системы образования, в частности передачи из поколения в поколение совокупности верований, ценностей и установок как нормативных знаний в объеме учебной программы. В то же время применение методов экспериментальной психологии для измерения интеллектуальных способностей (Binet) открыло возможности для измерения приобретенных знаний и становления экспериментальной педагогической психологии и дидактики, противостоящей искусству обучения. Продуктом этой эволюции стали «науки об образовании»; однако как таковые они утвердились только в конце 60-х годов, когда в Квебеке появились факультеты наук об образовании (наподобие педагогических факультетов в университетах США) и были введены университетские дипломы (бакалавра, магистра, доктора). Эти институционные нововведения породили эпистемологические дискуссии, в которых донаучная педагогика противопоставлялась комплексу наук о человеке и обществе со свойственным им многодисциплинарным подходом к проблемам образования. Не анализируя здесь различия между междисциплинарным, многодисциплинарным и трансдисциплинарным подходами (ОЕСD, 1978), следует отметить, что в дискуссиях о природе «наук об образовании» выявились две основные позиции. Во-первых, их интегрирующим признаком является предметная область – «образовательное поле»; общественные и гуманитарные науки, изучающие системы, содержание, методы и процессы образования (в самом широком смысле слова) и использующие собственные концепции и методологии, вносят свой вклад в развитие знаний. Во-вторых, «науки об образовании» стремятся утвердиться как своеобразная «мультиреферентная» дисциплина, выстраивающая теоретическую систему с учетом специфической природы образования (AECSE, 1984). Эта дисциплина разрабатывает собственную терминологию, производную от «активных» исследований в их различных формах: исследование-участие, исследование-вмешатель-ство, этнологическое или этнометодологическое исследование, интер-активное наблюдение и т.п. (Hugon and Seibel, 1988). В экстремальном варианте данная концепция рассматривается как единственная, имеющая право на существование; она претендует на «клинический» подход, подобно медицине и психоанализу, и a priori отрицает валидность экспериментального научного подхода. Это теоретическое направление широко и многообразно представлено во франко-, испано- и португалоязычных странах. Можно провести параллель между ним и критическим отношением к науке франкфуртской школы в германоязычных странах (Habermas, 1981). Согласно его постулатам, три формы использования знаний в обществе, различаемые Хабермасом (метод, практика и эмансипирующий критицизм), могут быть применены к педагогическим наукам. В англоязычных странах дискуссия сосредоточена скорее на обоснованности качественных методов (иначе называемых натуралистическими, этнологическими и просветительскими); здесь в концепции исследований в области образования преобладает экспериментальный подход, заимствованный из естественных наук и часто называемый гипотетико-дедуктивным, исходя из сформулированного К.Поппером принципа фальсификации (Popper, 1972). По мнению большинства авторов, теории образования, способной с помощью строгих экспериментальных процедур выработать поддающиеся проверке научные утверждения, не существует (или пока не существует). Однако считается, что исследования в области образования позволяют постепенно создать фрагментарные знания, имеющие кумулятивный характер (de jandsheere, 1982). Эта концепция получила развитие в начале 70-х годов, в частности благодаря поддержке ряда ученых (Cronbach, 1974; Campbelle, 1974) качественных методов, соединенных с обследованиями в школах. С того времени все больше исследователей стремятся найти выход из неизбежного конфликта или противоречия между этими двумя парадигмами… Принципиальный конфликт между двумя подходами может постепенно смениться признанием их взаимодополняемости. Такая эклектическая позиция позволит вести дискуссию о природе педагогических наук в духе большого сотрудничества, способствующего появлению достоверных научных аргументов (В.П.)… …Что касается образования, то особая эпистемологическая трудность заключается в преимущественно нормативном характере образовательных процессов как на уровне индивида при обучении / учении, так и на макроуровне политики. Поэтому многие исследователи считают необходимым учитывать участников этих нормативных действий, их субъективные реакции, представления и цели. Вот почему при отсутствии общей теории образования (Berger and Brunswic, 1981) растущую поддержку и все более широкое распространение получают методы системного анализа (В.П.) применительно к социальным решениям. В целях анализа и наблюдений становится возможно разграничивать следующие моменты: идентификация различных участников педагогических процессов; учет их целей, возможностей и недостатков, взаимозависимости и стратегий; осуществление их выбора; методические наблюдения за результатами. Исходя из нормативности образования, можно обосновать прагматический эклектизм, признающий сосуществование разнородных научных подходов и процедур (В.П.)… М.Дебовэ21 Подобное толкование рационального применения эклектизма в области компаративистики за рубежом мы находим в работах отечественных исследователей: ОСР-Б: Сравнительные исследования в высшем образовании за рубежом . . . ПОДХОДЫ, ТЕОРИИ, МЕТОДЫ …Есть ряд подходов, подчеркивающих значение элемента контекстуальности. С этими подходами ассоциируются важные исследования в области образования в промышленно-развитых странах, проведенные Э.Кингом в 70-х гг., которые можно определить как «эклектические и прагматические» (В.П.)… Н.М. Амбросимова22 На этом закончим демонстрацию примеров позитивного понимания-толкования и эффективного применения современного эклектизма в международной образовательной компаративистике и перейдем к отечественным реалиям. В этом контексте приведу лишь два примера: формирование и развитие в отечественной методологии философии метода философской компаративистики, с одной стороны, и весьма оригинального метода эклектики – кентавристики, с другой стороны: ОСР-Б: Компаративистская, т.е. сравнительная, философия раскрывает не только ограниченность западного или восточного типа философствования или их региональную и культурно-историческую замкнутость, но и показывает, что этот процесс никогда таковым не был. Никогда философия Запада или Востока не питалась только своими соками: она всегда использовала и иную философскую культуру. Конечно, стало ясно, что философия Востока в XX веке использует экзистенциально-феномено-логические, аналитико-технологические, герменевтико-психотерапевтические методы врачевания общественных недуг и осознания ситуаций, «кризисных» точек сообщества и его проблем, человека, культуры. Философия, к тому же, стала выполнять методологическую, теоретико-инструментальную роль служанки философского доверия к старым изжившим себя мифологемам и утопиям, требует иной организации научного и философского знания, которая оперирует не смыслонесущими единицами, а о т н о ш е н и я м и, п у ч к а м и р а з л и ч и й (В.П.)… …Философская компаративистика, выделяя типы мышления и типы менталитета, типы философии, типы рациональностей и иррациональностей мистики и религиозной философии и т.п. использует аналогии и параллели, диалог и полилог. Выявляется и тот факт, что философская самобытность оказывается неотъемлемым свойством философской культуры, проявляющейся в диалогичном понимании другого. Процесс взаимодействия философских культур, когда дается голос другому, максимально расширяет культурное пространство и извлекает присущие им специфические смыслы (В.П.). Нарастание числа связей делает философскую культуру стойкой и способной к усвоению инноваций. Философская культура – это и осознание философских целей, когда потоки определений (что есть философия?) заменяются объективной необходимостью основательного историко-философского, методологического сравнения и взаимопроникновения, рефлексий специфических процессов. Механизм взаимодействия философских культур рассматривается как диалектически противоречивый процесс перехода одного образа мира в другой через диалог и сотрудничество. Макро - и микрокомпаративистика на содержательном и фор-мальном уровнях используют текстуальный, функциональный, ценностный или комплексный подход. Характер сравнений (описательный, диалогический, проблемно-теоретический и др.) зависит от метода (сопоставительно-типологического, сравнительно-историчес-кого, парадигматического, по аналогии, синтетического и пр.)… Ю.А. Сандулов23 ОСР-Б: Проблемы созидания новой информационной среды РГГУ В 1990 г. в Российском государственном гуманитарном университете была выдвинута и в течение последующих трех лет подробно обсуждена концепция университета нового типа, в которой важную роль играет идея о целостности научного знания (В.П.). История развития человеческой цивилизации постоянно подтверждает целостность, системность знания, включающего не только научные факты, теории, гипотезы, но и закрепленные исторической практикой мировоззренческие принципы, нормы морали и этики, культурные традиции, устанавливающие формы взаимодействия человеческих сообществ между собой и с природой. При такой трактовке системы знания становится очевидным, что целостность выступает не как механическое объединение, как сумма накопленных сведений и традиций, а как постоянное взаимовлияние, взаимопроникновение, взаиморегулирование отдельных компонентов, роль которых в разные исторические периоды по объективным и субъективным причинам меняется, а механизмы их г а р м о н и ч н о г о сосуществования еще скрыты от нашего понимания (В.П.). Тем не менее все более отчетливо проявляются, все более часто обнаруживаются определенные принципы, обеспечивающие целостность системы знания. Один из них можно было бы назвать принципом совмещения несовместимого. Он, как это часто бывает в истории, постоянно обнаруживается в разных областях исследований и получает разные названия, а затем и расширительно трактуется, и применяется для объяснения многих явлений. Например, обнаруженные между функциями левого и правого полушарий человеческого мозга различия, при которых левое полушарие отвечает за рационализм, логику, речь, а правое – за целостное образование восприятие мира, побуждают находить аналогичную дихотомию и в самом человеческом обществе, объясняя многие факты в терминах правополушарности и левополушарности. В известной мере эта же дихотомия проявляется в категориях и логического, и исторического, лежащих в основе любого научного знания. Другой пример, также хорошо известный, – это совмещение свойств дискретности и непрерывности в теории элементарных частиц и сформулированные в квантовой механике принципы неопределенности и дополнительности. Именно развитие физики вскрыло невозможность разрыва между точными науками и философией, разрыва, быть может, слишком поверхностно связываемого с именем И.Ньютона. Примеров совмещения несовместимого оказалось так много, что для их изучения Д.Данин недавно предложил термин «кентавристика», используя мифическое существо кентавра – как символ сочетания несочетаемого. «Конструктивистким» проявлением совмещения несовместимого можно считать формирование новых наиболее значимых научных направлений именно на границы различных наук. Здесь достаточно указать хотя бы на химическую физику или инженерную генетику. Отметим, что имеется важный механизм реализации принципа совмещения, который можно было бы назвать принципом сообщающихся сосудов. Этот механизм обеспечивает передачу и распространение знаний из одной науки в другую. Помимо системы образования, эту функцию выполняют системы информационных коммуникаций… …Возникшая благодаря синтезу фундаментальных достижений математики и технических достижений в области электроники и средств связи, опирающихся на формальные алгоритмические системы, информатика становится тем связующим звеном, которое позволяет эффективно соединять естественные и гуманитарные науки, предоставляя принципиально новые возможности для анализа текстовой информации…Не останавливаясь на роли текста в развитии культуры, следует подчеркнуть, что для гуманитарных наук текст и документ являются основным источником научного знания. Поэтому его достоверность во многом зависит от полноты и всесторонности доступного для анализа корпуса текстов. В помещенной в настоящем сборнике статье М.В. Арапова, Д.М. Арапова «Гипертекст как явление культуры и как технология» раскрываются новые возможности установления связей между различными текстами, которые открываются благодаря информационным технологиям… Ю.Н. Афанасьев, М.Ш. Цаленко24 ОСР-Б: Поэтическое, кентаврическое… Кажется, я об этом знал, но чего-то не хватало, чтобы осознать. Потребовалось всего одно слово – «кентавр», и все стало на свои места. Его произнес Даниил Семенович Данин – слово ключевое и на редкость плодотворное. Я хочу в этой статье поговорить о поэзии, но начну издалека. С того, что мы воспринимаем мир кентаврически – с точки зрения одновременно и уникальной, и всеобщей. Уникальное, сугубо личное, говорят, гнездится в правом полушарии мозга, где своя чувственная и образная логика. А отвлеченное, обобщенное внеличное – в левом, где, так сказать, логика в чистом виде. Это двойное зрение еще не имеет точного названия. Очевидно лишь, что сей кентавр составляется из внутренней точки (воистину точки) зрения и внешней сферы (если можно так выразиться) зрения. Взгляд изнутри – это значит: я в центре мира, он всегда со мной, это моя конкретная непреложная истина. Извне – это познание объективного мира, опыт, взгляд на себя со стороны, вернее – с многих сторон, чем больше их, тем лучше. Это помещение себя в контекст окружающего и оценка окружающего как такового, без себя. В правом полушарии главный в мире – я, в левом – мир. Моя личность и есть кентавр, рожденный скрещением этих двух несоизмеримостей. В точных науках не ищут себя (в математических, физических или химических формулах), в гуманитарных – как раз себя и ищут, обогащая свою особенность общим сходством. Каждое «я» действительно неповторимо, но находится во вполне тривиальном организме. Литература – тоже кентавр уникального и характерного. Что такое парадокс? Смысловой кентавренок. Как и другой озорник – анекдот. Он, кроме (после) смеха, достоин весьма серьезного внимания. Он – самый короткий, компактный способ передачи существенной политической, бытовой и всякой иной информации. Сошлюсь хотя бы на один из дурацких анекдотов: На розовом небе плыла стая зеленых крокодилов. Плыла день. Плыла другой, пока один из крокодилов не воскликнул: «Братцы, что же это такое? Мы плывем уже третьи сутки, а все понедельник!» Каждый волен трактовать метафору как угодно – в ней заложена модель, которая именно в силу своей абсурдности находит вполне конкретный отклик. Так, один мой знакомый (дело было в брежневские годы) сразу «понял», что этот анекдот – про застой. Очень был доволен, долго смеялся и все повторял: сколько лет, а все понедельник! Другой увидел в анекдоте смешной образ эйнштейновского парадокса времени: при околосветовых скоростях время замедляется вплоть до полной остановки. Во уж действительно: летишь, летишь, а все понедельник! Девочка же просто хохотала, радуясь нелепости: стая зеленых крокодилов в розовом небе! И т.д. и т.п. Поэтическая метафора тоже из семейства кентавров. Читатель может сам поупражняться в их обнаружении (не путать с образом-сравнением), ориентируясь хотя бы на Мандельштама: «Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…». Поэт словно намекает на то, что есть нежность «легче воздуха», пушинка, нечто эфемерное, уносимое ветром, а есть нежность выстраданная, выпестованная, как тот полет-усилие, что «тяжелее воздуха». Вот вам и приметы кентавра «тяжесть-нежность»… …Но поэтический кентавр не исчерпывается текстом, он выходит за его рамки. Интересно проследить, как звучание стиха, его музыкальность и ритм влияют на сам смысл. А влияют столь же несомненно, как одежда на фотомодель и на каждого из нас. Поэтому неудивительно, что при переводе на другой язык тот или иной поэтический образ вдруг теряет свою привлекательность, хотя передан точно. Например, стихи Пушкина, лишенные русской фактуры, неповторимости звучания, выглядят порою обедненно. Простите за утрированный пример, но это все равно что «Я помню чудное мгновенье» передать «по смыслу», как «Я вспоминаю прелестную минуточку». Или вместо «Восстань, пророк, и виждь и внемли» – нечто вроде «Встань, предсказатель, смотри и слушай…» (Не хватает еще – «прогнозист»!…)… …Есть творения, значимые только в «присутствии» творца. Что такое «Черный квадрат» Малевича без самого художника? Просто квадрат, увы. Напротив, частушка, анекдот, песня прекрасно обходятся без автора… …Метафора-кентавр мощным ударом пробивает стены застывших догм. Как мучительно бьется разум в тисках схемы «правда-неправда», «прелесть-иллюзия», «вера-обман»! А кентавр указывает выход… …Даниил Данин увидел «кентавра» и в Богочеловеке, в Иисусе Христе. Можно добавить: христианская Библия, Ветхий и Новый Заветы – тоже кентавр. В духе консервативной революции Новый не отменяет Старый (дескать, «до основания, а затем…»), а внелогично (сверхлогично?) соединяет. Старый тезис гласит «око за око, зуб за зуб», а новый присовокупляет – «если тебя ударят по левой щеке, подставь правую». Одномерный человек растерян: в голове не укладывается, так нельзя. Или – или… В том-то и дело, что не «или – или», а два полюса, два способа борьбы со злом: от справедливого наказания до идеала добра. Одно не отменяет другого, недаром Иисус как бы надстраивает к первой истине еще один этаж: «сказано…а Я говорю вам». Живой человек, не выструганный догмой, вынужден каждый раз заново решать труднейшую задачу: в каком случае ответить добром на зло, а в каком – воспротивиться злу. Идеал добра не дает стать мстительным, а вынужденный отпор не становится отрицанием добра. Государство говорит «убей» (на войне), а вера – «не убий» – сей узел невозможно развязать или разрубить раз и навсегда: развяжешь или разрубишь в одном месте – завяжется в другом. Но опасно, когда он перестанет быть трагичным. Тогда вместо кентавра появляется либо убийца, либо блаженный. Когда два полюса слишком разведены в разные стороны – кентавр подвергается усекновению. Вот, например, две крайности в истории русского христианства. В «Повести временных лет» философ весьма своеобразно излагает князю Владимиру учение Христа: напирает на чудеса и совершенно обходит Нагорную проповедь. Незачем, дескать, смущать правителя идеей непротивления злу насилием. Спустя тысячу лет Лев Толстой поступает наоборот: излагая своими словами христианское учение, он выдвигает на первый план Нагорную проповедь, а все чудеса старательно вычеркивает. Выход прост: обращайтесь к первоисточнику, вечно живущему Кентавру. Кстати, Лев Николаевич пытался разделаться и с кентавром Поэзии. Дескать, взрослому человеку так же нелепо сочинять стишки, как землепашцу приплясывать за плугом… Поразительное недоразумение! Землепашцу после работы хочется и поплясать, и попеть. Хоть труд и «создал» человека, но труд – далеко не весь человек! Человек – кентавр кентавров, он и то, и другое, и третье… Кентавристика – естественный и насущный способ познания, соответствующий творческому методу Создателя. Киллил Ковальджи25 В данном направлении развития и трансформации современного эклектизма в начале 90-х годов произошло еще весьма важное событие. Весьма важное, но… не до конца состоявшееся, не получившее должного «закрепления». А именно. Сообщество отечественных игроведов учредило и начало выпуск своего собственного профессионального журнала – методологического игротехнического альманаха «Кентавр». В этом журнале, с первых его номеров, была развернута дискуссия по самым фундаментальным проблемным вопросам методологии, таким, скажем, как вопрос о соотнесении-разграничении «сфер деятельности» СМА-методологии и СМА-философии, с одной стороны, проблемной темы «Мыследеятельность и сознание», в рамках которой обсуждается вопрос «имплантации сознания в мыследеятельности», – с другой. Для демонстрации сути этого направления, здесь и сейчас приведу краткое извлечение из материалов этого журнала о ходе Третьего всесоюзного съезда методологов (1991): ОСР-Б: Третий съезд в трех аспектах «Это была провокация в отношении сообщества методологов. Мы поставили предельный вопрос на границе методологической работы и посмотрели, кто как будет выкручиваться. И было очень поучительно… Хватит трепаться о сознании. Надо отрезать эту лазейку для лентяев и проходимцев. Надо имплантировать сознание в мыследеятельности… Съезд удовлетворил меня. Я получил богатый материал по теме, которая казалась мне абсолютно безнадежной. Этот съезд был лучшим из трех – в частности потому, что многие бузотеры исчезли». Г.П. Щедровицкий, 03.02.91. (почти цитата) Аспект первый Ты победил, галилеянин… «Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев, Симона, называемого Петром, и Андрея…И говорит им: идите за мною, и Я сделаю вас ловцами человеков». Матф. 4.18 – 19 «Когда же они обедали, Иисус говорит Петру: Симон Ионин! любишь ли ты меня больше, нежели они? Петр говорит ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю тебя. Иисус говорит ему: паси агн моих» Иоан, 21.15. «Он есть камень, пренебреженный вами зиждущими, но сделавшийся главою угла, и нет ни в ком ином спасения… Деян. 4.11. На заре игротехнической юности мне довелось испытать незабываемое переживание: мятеж на игре. Это случилось в 1984, на И-24… …Это был первый бунт в истории игр. Третий всесоюзный съезд методологов оживил во мне эти воспоминания, продемонстрировав первый мятеж в истории съездов. Против каких тенденций в методологической жизни состоялся этот мятеж и чем он окончился – это и будет темой корреспонденции; о ходе дискуссии я буду говорить в той мере, в которой это необходимо для прослеживания перипетий борьбы; пересказывать содержание докладов я не стану (некоторые из них опубликованы в нашей подборке ниже). Экспозиция Если ты попадаешь в зимний Киев третий раз, то нет нужды отдавать дань туристскому синдрому; и Лавра, и София, и Андреевский спуск давно осмотрены на пронизывающем ветру. Но, конечно, не из-за этого зал дома политического просвещения, где проходил Съезд, был полон все три дня (первый и второй съезды такого исправного присутствия не знали). Главная причина в другом: третий съезд проходил в условиях оформленного расхождения между существующими группами методологов и игротехников; на первом и втором съездах процесс (очередного) размежевания только начинался и шел полным ходом. Интерес к работам «чужих» направлений был, но был неустойчивым – эта неустойчивость и заставляла пустеть и снова наполняться зал. А на третий съезд люди ехали или не ехали – сознательно. Столь серьезное и деловое отношение к заседаниям определила и тема: «Мыследеятельность и сознание». Тема, с одной стороны, крайне сложная («запредельная и закультурная» – Г.П. Щедровицкий), а с другой стороны – периферийная для ММК; в ней – с точки зрения подхода – все, казалось бы, давно решено. Поэтому-то и дискуссий по теме не было (в отличие от прошлого съезда, посвященного исследованиям схемы мыследеятельности), да и возможность расколоться по этому основанию тоже отсутствовала. Первое же обстоятельство для большинства участников превратило эту тему фактически в учебную. Тем самым съезд стал конференцией – если не учебными курсами… Но тогда по поводу чего случился мятеж? Участники раскололись несмотря на то, что съездовские дискуссии были исключительно содержательными (хотя произошла сдвижка от темы «сознание» к теме «онтология и онтологическая работа»), и несмотря на то, что на съезде в явной форме не обсуждались проблемы дальнейших шагов, стратегий и тенденций в методологии и игротехнике. По-видимому, размежевание провоцирует сама съездовская форма: размежевание по тому, как различные «дочерние группы» ММК подходят к методологическим разработкам и к решению встающих перед ними проблем – ставятся ли они самой жизнью или задаются в качестве сложной задачки для демонстрации возможностей тех принципов, которые провозглашают в каждой из групп. Итак, в Киев съехались представители двух оформившихся направлений. Первые называют себя реалистами («вынуждены быть ими, участвуя в играх» – М.Ю. Садовенко), числя своих конкурентов идеалистами; вторые считают себя методологами, величая первых игроделами. Как показало физическое разделение коллектива во время разгара мятежа, первых на съезде было около 60% от зарегистрировавшихся 215 участников – их объединяет методологическая ориентация на Г.П. Щедровицкого. Это – участники киевского семинара, организовавшие этот съезд (и очень неплохо!), методологи и игротехники…Вторых представляли слушатели Школы Культурной Политики (ШКП) во главе с П.Г. Щедровицким и методологи, ориентирующиеся на эту группу. Кроме того, на съезд прибыли участники харьковских семинаров; своих участников и сотрудников привез Н.Г. Алексеев; приехали ленинградские философы, выступившие с интересными докладами в прошлом году (и столь же интересно выступившие сейчас)… Автор этих строк на съезд прибыл в качестве корреспондента «Кентавра». 1 февраля. Переворот зреет Во вступительном слове А.П. Зинченко съезд был определен как паноптикум: чередой, как на параде, должны пройти перед слушателями достижения разных групп и отдельных методологов в разработке объявленной темы. Но, как уже наверное понял читатель, эта надежда не оправдалась: вызов приняло чрезвычайно малое число методологов. Характеризует ли это работоспособность сообщества или периферийность темы – не знаю. Работа съезда началась с доклада Н.Г. Алексеева, который честно исполнил свой долг. Его «заметки» (о соотношении мыследеятельности и сознания), где он рационализировал обнаруженный для себя смысл этой темы (если говорить кратко, то смысл состоял в следующем: оформление различения МД и сознания сможет ввести ММК в современную философскую культуру), могли бы стать отправной точкой для разворачивания «мозгового штурма» этой темы. Могли бы, если бы вторым докладом Г.П. Щедровицкий фактически не закрыл ее. Он же стер зародыши осмысленности происходящего, которые породил первый доклад. Цель этого съезда, заявил Г.П., закрыть дискуссию о сознании (где она открылась? Проходила? Хотел бы я видеть человека, осмелившегося на такую дискуссию с Георгием Петровичем?). Нам достаточно описания мыследеятельности. Отныне уже не нужно вытаскивать мыследеятельность из структуры сознания, которое есть помойка (или унитаз?). Мысль не рождается в сознании, мысль есть прилепа к сознанию, мысль рождается между людьми. Даже это концептуальное выступление не вызвало почти никакой реакции у зала – что уж говорить о последующих докладах этого дня… То ли зал еще не оправился от отрезвляющих слов Г.П., то ли предложенный историко-философский и просто философский характер прозвучавших докладов энтузиазма у присутствовавших не вызвал. Уверенно себя чувствовали только слушатели ШКП, идеалисты от методологии. Но ведь они и приехали для того, чтобы «выйти в свет». 2 февраля, до обеда. Переворот настоятельно необходим В действие съезда включился Г.П. Щедровицкий. Введя три рамки обсуждения темы (рамка установления отношений между методологией и философией и соответственно между двумя предельными онтологиями – мыследеятельности и сознания; исследовательская рамка дифференциации представлений об интеллектуальных функциях и увеличения мощности теории мыследеятельности; рамка формирования многоэтажной логической рефлексии, обеспечивающей не натуралистическую трактовку темы), Г.П. сделал несколько шагов к третьей рамке. Он, со свойственным ему блеском, проанализировал логику (точнее, три логики) «введения» сознания внутрь деятельностных схем и «правильное» употребление таких привычных значков как «позиция» и «табло сознания» (мы публикуем выдержки из этого доклада)… 2 февраля, после обеда. Переворот начался Как обычно бывает в часы жарких обсуждений, на докладчиков, которые с известной регулярностью сменялись на трибуне, фактически никто внимания не обращал. Диалог вели двое: Георгий Петрович и Петр Георгиевич. Его содержание прихотливо вилось вокруг темы «онтология и онтологическая работа», а вот назначение серии жестких тезисов, выстраиваемых Г.П., состояло в том, чтобы дезавуировать и учеников ШКП, и ее основателя и руководителя. Зал слышал и то, что история ММК в ШКП фальсифицируется, и что пришла пора платить по векселям… И наконец зал услышал вот что: «Нам следует начать с нуля – с анализа ситуации. Мы должны – ведь это стандартная игровая ситуация! – выйти на эту тему. А для этого нужна рефлексия ситуации»… 2 февраля, вечер. Повстанческий штаб Александр Прокофьевич [Зинченко] (почти цитата): «Во вчерашней дискуссии слушатели ШКП фамильярничали с великими, относились к происходящему без рефлексии, демонстрировали свою эрудицию. И я был просто возмущен. Петр уже давно заявил, что его группа – это группа прорыва, и было ясно, что сегодня он будет делать прорыв. Но Петр занимался камуфляжем; его сообщение лишь выглядело, как красивый методологический доклад, и отвечал на вопросы он в пространстве камуфляжа. А многоэтажная логическая рефлексия ассоциируется у меня только с многоэтажным матом. За обедом мы с Г.П. решили, что надо начать дискуссию: обсудить рамки, вскрыть камуфляж и вернуться к докладам, в которых первичным является рефлексивное и конструктивное отношение к теме. Ведь уже было понятно, что все доклады слушателей ШКП провалятся, и в этом режиме обсуждать тему невозможно. И я объявляю рефлексивный переворот. Мы должны обсудить возможные направления работ (ведь уже накопились смыслы, за счет которых можно продвинуть тему) и завтра выступить с докладами». И рефлексия началась. Однако она практически не касалась темы «сознание» – рефлектирующие реалисты обсуждали работу «с онтологиями» и «в онтологиях». Материалом стал уже доклад Петра и его ответвления, развернувшиеся в дискуссии… …Пост фактум Высказывая свое мнение об итогах съезда и о том, как изменилась ситуация с прошлого года, В.Марача заявил, что в сообществе восстановился приоритет мышления, произошло отделение от игроделов, возродилась ориентация на содержательную работу. К сожалению, согласиться с ним не могу. (Если только не считать эти слова констатацией того, что данный – именно этот – рефлексивный переворот провалился). Во-первых, реалисты-игроделы взглядов и ориентаций своих не изменили, а если и изменили, то все равно работать «содержательно» так, как методологи-идеалисты, не смогут (хотя бы потому, что имеют другое представление о «содержательности»). Во-вторых, приоритет мышления и у идеалистов, и у реалистов существует, на мой взгляд, пока только в идеологии или имитации – на деле же и тех, и других тащит водоворот игр, совещаний, ситанализов и прочих дел. В-третьих, для того, чтобы восстановить этот приоритет, на съезде затевается вполне обычная игровая интрига. Словом, боюсь, что съезд продемонстрировал в первую очередь разлад между словом, делом и идеологией (В.П.) – чуть ли не внутри всех работающих направлений. Но, наверное, это ни для кого не новость. Г. Копылов26 Аспект второй Три сознания Итак, что, собственно, задает для меня рамки и ориентиры при обсуждении этой темы? Первый момент – вопрос об отношениях между методологией и философией. СМД-методология, проводя работу практического характера в форме игр и демонстрируя этот способ самоопределения, который выращен внутри ММК, вынуждена обращаться к традиционным формам философского самосознания и из себя порождать СМД-философию. С другой стороны, методология вынуждена соотноситься с другими направлениями и школами, в большей части носящими философский характер. И тогда нужно обсуждать те предельные онтологические картины, на которые ориентируются эти две формации самоопределения и выработки целостного отношения к миру. И в той же мере, в какой мы сегодня можем статистически соотнести философские школы и направления с ориентацией на предельную онтологию сознания, – вопрос о взаимоотношении методологии и философии может принимать форму вопроса о взаимоотношении двух предельных онтологий: онтологии мыследеятельности и онтологии сознания. И наконец, третий поворот этого же сюжета. Это – экспансионистская установка методологии и методологического мышления, выражающаяся не только в ее социальной и социокультурной позиции, но и в некоторых техниках. Например – в технике синтеза знаний и конфигурирования. СМД-методология все время отбрасывает момент соотнесения и связывания различных квазиобъектов, распредмечивает имеющиеся предметные представления, кладет их в единое оперативное эпистемическое поле – и пытается от этих частных предметизаций перейти к некоторому синтезу. И вот в этой работе движение, предшествующее созданию схемы мыследеятельности, во многом может рассматриваться как работа синтеза. И в той мере, в какой мыследеятельность не содержит сознания, может ставиться задача на еще один шаг синтеза, на втягивание предметных представлений о сознании в более сложную схему – схему мыследеятельности с сознанием. Вторая рамка – это рамка разработки программ исследования мыследеятельности. Эта установка направлена на увеличение различительной дифференцирующей способности методологического деятельностного умозрения. Здесь речь может идти о формировании каких-то редуцированных схем и моделей, построенных на базе и на основе схемы мыследеятельности. Речь может идти о более тонкой дифференциации мыследеятельностных функций, введении таких образований, как «мыслительная рефлексия» или «рефлексивное мышление»; введении в оборот представлений о восприятии, памяти, созерцании, внимании. При такого рода развертывании мы сталкиваемся с большой дефицитностью представлений и понятий, наработанных в теории деятельности, и в этом смысле установка на обсуждение взаимодействия мыследеятельности и сознания камуфлирует вопрос о более дробном представлении интеллектуальности, мира мыследеятельности. Во всяком случае, для меня вопрос о сознании в течение этого года был тесно связан с обсуждением этих неклассических функций. И, наконец, третий момент, уже более сложный. Вообще, если находиться в некоторой предварительной позиции – перед входом в тему, – то сама ее формулировка удивляет своей наивностью, неким натурализмом. Ну, действительно: «мыследеятельность и сознание», – так, как будто бы сопоставляем и соотнесем две вещи. Отсюда возникает – во всяком случае у меня – вопрос: не является ли такая наивно-натуралистическая постановка вопроса неким сигналом, указывающим на необходимость усиленной дополнительной логической и методологической рефлекии? Ну, действительно: если мы переводим весь вопрос об отношении между схемой мыследеятельности, трактуемой как изображение мыследеятельности, – то есть, в этом плане, в чисто натурной установке, – и сознанием, взятым через плоскость предметных представлений из философии, трактуемых точно так же, натурно, – то проблемы нет. Схема мыследеятельности была сделана специально для того, чтобы не обсуждать эту тему, вывести ее за рамки рассмотрения. И теперь мы пытаемся соотнести эти два предмета, полученных в специальных техниках, в изолирующих и разотождествляющих абстракциях. Но, с другой стороны, мы можем предположить, что эта тема сигнализирует нам о необходимости распредмечивания самих представлений о мыследеятельности – с одной стороны, и самих представлений о сознании – с другой. И в этом случае весь центр тяжести нашего обсуждения автоматически смещается в плоскость логики. Здесь есть один нюанс, который связан с очень мощной критической составляющей СМД-методологии. Вообще критика составляет какую-то важнейшую часть методологического самоопределения. И если мы берем немецкий классический идеализм, то он, конечно же, переносит центр тяжести с анализа мира на анализ способов нашего мышления о нем. Это потом начинает производиться вторичное орамление и вторичная онтологизация – когда представления о мышлении и деятельности начинают выдаваться за самостоятельную онтологию. Но первоначально мы находимся на некоторой границе, когда мы переходим в план гносеологии, эпистемологии и отказываемся от метафизической ориентации в целом. Но при этом критическая философия, обращающая наше внимание на способы мышления и деятельности, которые мы практикуем, не может избавиться от латентной функции объективации. Потому что для того, чтобы нечто критиковать, надо положить то, что критикуется. И это создает особую действительность квазиобъектов (или предметов) критического отношения, которые путешествуют совместно с отказом от метафизики и совместно с описанием, анализом практикуемых способов мышления и деятельности, выражающихся в тех или иных оргмыслительных схемах. Значит, если мы забываем о наличии этого третьего слоя, – этих квазиобъектов или предметов критики, предметов, порожденных внутри критической установки, – то мы можем двигаться в банальном разделении и противопоставлении методологической и онтологической, или, точнее, логической и онтологической ориентации. А вот этот третий момент – предметную пронизанность размышления и контрабанду соответствующих предметных представлений – мы как бы оставляем в стороне и не замечаем. Но если с этой точки зрения вернуться к теме съезда, то складывается, во всяком случае у меня, такое впечатление, что эта тема имеет несомненный плюс, а именно: она требует высокоэтажной логической рефлексии. Поскольку в противном случае мы окажемся в плену настолько дурацких представлений и сопоставлений, что самим станет обидно. Вот, собственно, я буду говорить об этом третьем моменте. Ко второму я пока не готов, это требует отдельного обсуждения и введения понятия об исследовании; а что касается первого, то, наверное, здесь нужно специально обсуждать вопрос о соотношении философии как формы самосознания и той ситуации – организационной, социальной – в которой мы живем. Это тоже какой-то совсем другой вопрос… …Я организовал весь доклад в направлении построения понятий. При этом я пользуюсь методом понятийно-фокусной схематизации, которая является частным случаем работы со многими рамками. Я сохраняю рамки как рамки – а параллельно начинаю «сжимать» середину, постоянно строю модель. То есть до модели осталось там – один ход. Ее – можно строить, можно и не строить, Можно расфокусировать обратно. То есть момент формирования ядерной конструкции в поле происходит параллельно с сохранением рамок. П.Щедровицкий27 Аспект третий Встреча методолога и самосознания (Интеллектуальная ситуация как длящийся кризис подхода) Интродукция Существует ли методология? Если «да», мне больше нечего сказать – но как раз именно в этом месте меня гложет декартовское сомнение, в котором и заключен исходный смысл всей работы. Может быть, методолог – и именно методолог! – вправе в ответ на этот вопрос повторить знаменитое: Ego cogito, ergo sum (я мыслю, следовательно, существую). Мышление тождественно существованию – ибо только оно полагает любое существование. Но существует ли методологическое мышление? Чтобы ответить на этот вопрос, в соответствии с предыдущим, мышление должно сообщить себе существование, помыслив себя, иначе говоря, осуществив рефлексию (Приложение, рис. 1). Как лаконично заметил Гумбольдт, сущность мышления есть рефлексия. С другой стороны, Декарт, написавший «Рассуждение о методе», был еще автором «Метафизических размышлений», а в метафизике существующим всегда считалось нечто вечное, непреходящее – тогда как живая рефлексия существует лишь актуально. Какая же это сущность? Но и здесь методолог может ответить: кроме актуального, рефлексия имеет еще и другое существование – в виде логики рефлексии (сх. 2). Но парадокс все равно остается: если уж метафизическая сущность помыслена, всякая рефлексия должна прекратиться: мы достигли prima philosophia (первой философии), предела мыслимого совершенства всякой философии, того, более чего уже нельзя помыслить – объекта. Методология же идет иным путем, нежели метафизика. Метафизика непосредственно мыслит сущность мира как свою «последнюю реальность» объект. Философская рефлексия, кроме актуального существования, существует в понятиях, поэтому формой мыслимости такого объекта является категориальное (т.е. предельное – ибо категория есть предельная форма мыслимости) понятие. Но философская рефлексия опосредуется через науку и педагогику. Методология же хочет быть непосредственно практичной – а потому мыслит не сущность мира, а сущность мышления… …Итак, если методология существует, то она должна быть способна в каждой локальной ситуации восстановить логику рефлексии по отношению к живому самосознанию. Но именно в этом я сомневаюсь… |
Похожие:
 | Новые поступления 2 Сельское хозяйство 2 Общие вопросы сельского хозяйства 2 Агрофизический научно-исследовательский институт (Санкт-Петербург). Материалы координационного совещания Агрофизического института,... | | Специальная /коррекционная/ общеобразовательная школа (VII вида)... Субъект Российской Федерации Санкт-Петербург, в лице Комитета по Образованию Санкт-Петербурга. Место нахождения Учредитель -1: 190000,... |
| Экскурсионные туры в карелию Санкт- петербург приозерск – ладожское озеро валаам – сортавала – парк «рускеала» олонец александро-свирский монастырь старая ладога... | | Dhl открывает новое сервисное отделение в Санкт-Петербурге Санкт-Петербург, 20 марта 2008 г Санкт-Петербург, 20 марта 2008 г. Компания dhl, мировой лидер в области экспресс-доставки и логистики, расширяет свое присутствие... |
| Методическое пособие для врачей Санкт-Петербург 2007 В. Г. Беспалов, д м н., старший научный сотрудник, руководитель группы химиопрофилактики рака фгу "нии онкологии им. Н. Н. Петрова... | | Методические указания Направление «Экономика» Санкт-Петербург 2004... Ш14 Подготовка и защита магистерской диссертации /Методические указания. – Спб.: Издательство, 2004. – 41 С |
| Государственное и муниципальное управление Москва · Санкт-Петербург · Нижний Новгород ■ Воронеж Ростов-на-Дону · Екатеринбург · Самара · Новосибирск Киев · Харьков · Минск... | | Санкт-Петербург, 2004 Выходные данные: Дипломный проект. Требования... Учебное пособие для студентов, обучающихся по специальности 073500 Управление инновациями |
| Реферата «г. Санкт-Петербург, как символ новой культуры, великое... Актуальность темы. Санкт-Петербург один из основных смысловых образов русской культуры. Это город-программа, город-концепция, имеющий... | | Чуянова е. В. Уровень свободнорадикального окисления в ферментативной... |
| Патентам и товарным знакам (19) Санкт-Петербург, ул. Политехническая, 29, Санкт-Петербургский гту (цпи), С. В. Козыреву | | Реальное и виртуальноЕ в медиапространстве современности Санкт-Петербургский Гуманитарный университет профсоюзов, г. Санкт-Петербург, Россия |
| За 2011 год Санкт-Петербург 2011г Показатели административных правонарушений по районам Санкт-Петербурга в 2010 году 47 | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Адрес: 191187, Санкт-Петербург, ул. Гагаринская, 3, Европейский Университет в Санкт-Петербурге |
| Роберт Дилтс Коучинг с помощью нлп санкт-Петербург «прайм-еврознак»... Этнопсихология: Учебник для вузов / Т. Г. Стефаненко. — 4-е изд., испр и доп. — М.: Аспект Пресс, 2009.— 368 с | | Гбоу школа №619 Калининский район Санкт-Петербург Министерства образования и науки Российской Федерации, Комитета по образованию Санкт-Петербурга и школьным Положением «Об информационном... |
