Алла Шаховская «Я прошла Освенцим»
Скачать 1.32 Mb.
|
Глава III. Советские будниТетя Соня! Берта ехала в Москву к тете Соне — пламенной, мужественной коммунистке, младшей дочери в семье Сокольских. Она была не похожа на остальных сестер: сильная, целеустремленная, бесстрашная. О ней и ее судьбе среди сестер ходили легенды. А сейчас она к тому же была единственным человеком, оставшимся в живых, — из всей семьи, из разрушенного мира моей мамы. Там, в доме тети Сони, мечтала она найти покой, отдохнуть, укрыться от ужасов окружающего мира. Наконец она добралась до Арбата, нашла нужный ей дом и постучала в квартиру, где в одной из комнат огромной коммуналки и жила тетя Соня с двумя дочерьми, двадцатилетней Галей и десятилетней Ирочкой. Ира впоследствии вспоминала: «Война вошла в наш дом с первых же дней. Папа в сорок шесть лет вступил в народное ополчение и погиб в окружении под Смоленском. Мы с мамой и сестрой были эвакуированы в Чебоксары. Несмотря на невзгоды эвакуации, я не представляла всех ужасов войны. Появление в моей жизни двоюродной сестры Берточки сыграло основную роль в осознании этой страшной трагедии. К моменту ее приезда в Москву мне было десять лет. Тогда мы (мама, сестра и я) еще не знали, живы ли наши родные в Белостоке (правда, мама еще в 1943 году, после возвращения из эвакуации, пыталась узнать об их судьбе). С фотографий на нас смотрели молодые лица и среди них красивая светлоглазая девушка со скромной прической и милой улыбкой — наша Берточка. Когда я открыла дверь, передо мной стояла болезненно рыхлая женщина с отекшими ногами, с белым застывшим лицом и полным отсутствием мимики. Это было не лицо — это была маска. Берта была не похожа ни на одного из окружавших нас людей. Улыбаться она не умела, а когда пыталась смеяться, то из ее горла вырывался звук, похожий на лай. Берта осталась жить с нами. По-русски она говорила с сильным польским акцентом, как-то особенно мягко произнося букву “л”. Постепенно по мере общения с нами она менялась. Она как будто оттаивала. И вот она стала рассказывать о том кошмаре, который ей пришлось пережить в фашистских лагерях. Если бы только рассказы, от которых шевелились волосы, — был еще номер, вытатуированный на левой руке ниже локтя, который ей долго-долго приходилось скрывать. Впоследствии она попыталась его уничтожить. В мастерской ей выжгли кожу в том месте, где был номер. Боль была страшная. Теперь вместо синих цифр номер проступал рубцами. Именно от Берты мы узнали о том, о чем догадывались: все наши родственники погибли — кто в гетто, кто в концлагерях. Из большой семьи нас осталось всего четверо. Это уже была та война, о которой я ничего не знала. Берта долго путала русские слова и выражения, иногда получалось забавно. Так, однажды вечером она нам рассказала, как на улице что-то испугало ее, и она упала: “Сегодня я шла по улице, у меня сделался вздрыг, и я выложилась на мостовую”. К тому времени она уже научилась смеяться и смеялась вместе с нами». Легендарная тетя Соня, о героизме и мужестве которой ходили легенды в семье Сокольских в Белостоке, оказалась уставшей, испуганной маленькой пожилой женщиной. Почти все ее соратники, с которыми она приехала из Белостока и жила на Арбате в доме так называемого «польского правительства», были посажены. Однажды тетя Соня взяла Берту на Красную площадь — на Первомайскую демонстрацию. Там мама впервые увидела Сталина. «Тетя Соня! — с восторгом прокричала она. — Там, смотрите, это же товарищ Сталин!» — «Тише девочка, тише, — ты не знаешь, какое перед тобой чудовище, ты, к сожалению, еще многого не знаешь и не понимаешь». Мама устроилась на работу экономистом планового отдела одного из строительных управлений Москвы, так как еще в Польше окончила коммерческий лицей. Экономистом она работала и в дальнейшем. Сокольские жили в относительно большой комнате. Старшая дочь Сони, Галя, которая к тому времени вышла замуж, жила с мужем за занавеской в одном конце комнаты, Ирочка с тетей Соней ютились за другой занавеской, Берта — за третьей. Берта понимала, что надо уходить из этой квартиры, надо строить собственную жизнь, да и Миша, муж Гали, молодой судент-физик, отнесся к ней подозрительно: «Откуда мы знаем, что ты делала в плену на вражеской территории?» Жить одна, в отдельной комнате Берта не могла. Как только она оказывалась одна, комната мгновенно наполнялась тенями убитых — братьев, сестры, мамы, школьных подруг, картинами гетто, лагерей, выстрелами, криками... Берта мечтала создать свою собственную семью — и вот однажды она встретила Шаховского. ОтецМой отец, Гершел Лейбович Пинкусович, родился предположительно в 1901 году в городе Минске. Предположительно — потому что, по словам моей матери, он сознательно уменьшил свой возраст, чтобы не попасть на фронт в годы Первой мировой войны. Мой дед бросил мою бабку с двумя маленькими детьми и уехал с молодой любовницей в Америку. Отец же в возрасте двенадцати лет с матерью и братом переехал в Одессу. Его мать торговала на Привозе, чтобы как-то заработать себе на жизнь, а отец стал уважаемым членом местной подростковой банды. Институт он заканчивал в Минске, там же стал преподавать в школе русский язык и литературу и женился на одной из своих учениц. Женщин он любил, не пропускал ни одной, и жена за разгул выгнала его из дому. Как он попал в Москву, когда написал сценарий фильма «Зори Парижа», и как познакомился с известным киносценаристом Григорием Рошалем, мама мне не рассказывала. Фильм был снят в 1936 году и с тех пор долгое время в Советском Союзе его показывали по телевизору в день Парижской коммуны. Чтобы сомнительная фамилия не раздражала зрителей, Гершел Лейбович Пинкусович стал Григорием Леонтьевичем Шаховским — взяв фамилию первого русского драматурга князя Шаховского: скромность не была отличительной чертой моего отца. Впоследствии с моей фамилией было связано много курьезов. Как-то меня хотели познакомить с настоящей княгиней Шаховской, которая, пережив все ужасы советской власти, тихо доживала свой век в Крыму. «Давайте пожалеем старушку, — сказала я, — если ее не добила советская власть, то точно добьет мое появление». На мою свадьбу друзья сочинили частушку: У княгини Шаховской Нос такой и муж такой. Вот они, напасти При советской власти! Написав сценарий к фильму «Гаврош», который вышел в 1937 году, отец пошел в гору. Перед войной он занял пост секретаря «Мосфильма». В 1941 году «Мосфильм» в полном составе был отправлен в эвакуацию в Алма-Ату. Там авантюризм моего отца сыграл с ним злую шутку: он начал спекулировать солью, попался, его судили и отправили на фронт. Насколько я знаю, воевать ему не пришлось. Организовав концертную бригаду, в которую вошла восходящая тогда звезда актриса Вера Марецкая, снимавшаяся в фильме отца «Зори Парижа», он стал разъезжать по фронту с концертами. Затем решил написать сценарий фильма о генерале Н. Ватутине. Писать было трудно — у генерала не было пристрастия ни к женщинам, ни к алкоголю, но игра стоила свеч, так как отец стал своим человеком среди советских генералов. У него потом долго хранились именные часы, которые ему подарил генерал Л. Свобода. Вернувшись в Москву после войны, он стал работать со сценаристом Е. Габриловичем, который принял сценарий отца о генерале Н. Ватутине, пообещав позже (в то время был переизбыток фильмов на военную тему) сделать по нему фильм. С Габриловичем отец разругался, так как не хотел делать за него черную работу, становиться при нем «литературным негром», как он объяснял маме. В те же годы он написал сценарий фильма «Студенты». Фильм сняли, но после просмотра его И. Сталиным запретили к прокату как слишком вольнодумный. Звездная карьера моего отца подошла к концу. Берта вышла замуж за Шаховского (она всегда называла его Шаховским) не от хорошей жизни. Приехав в конце 1946 года в Москву и немного оправившись от перенесенных страданий, она мечтала выйти замуж и создать собственную семью. Одна из этих попыток окончательно похоронила ее мечту жить с любимым человеком: она влюбилась в какого-то парня, они решили пожениться, — но узнав о ее судьбе, о ее пребывании в немецких концлагерях, онтак испугался, что даже о решении отказаться от свадьбы сообщил маме через свою сестру. Шаховской не боялся ничего. Он был старше мамы на двадцать лет и к тому времени развелся с третьей женой. Берта рассказала ему о своей судьбе, он отнесся к ее рассказу спокойно — мамино прошлое его нисколько не испугало. В 1948 году они поженились. И началось их совместное путешествие по просторам Советского Союза — отец занялся документальным кино. В Средней Азии он писал о жизни чабанов — и мама ездила на верблюдах и ела мясо с бараньей кости, которую в знак дружбы с известным кинематографистом пускали по кругу чабаны, сидя у костра. Затем их занесло в Молдавию, где отец писал о строительстве Дубоссарской ГЭС. Там, какрассказывала мама, он умудрился провороваться, и им пришлось срочно уехать. Оставаться на одном месте отец не мог. Вещами он тоже не обрастал. Единственный чемодан с одеждой, который возила с собой мама, он на каком-то полустанке выбросил в колодец, объяснив, что настоящую творческую личность вещи только обременяют. Тогда же на какой-то станции он продал и часы генерала Свободы. В 1956 году после долгих мытарств отец заключил с Ялтинской киностудией договор на сценарий фильма о великом русском живописце И. Айвазовском и ничтожестве — английском художнике У. Тернере (утонченным вкусом отец не отличался никогда). Но склонность к авантюрам опять подвела его: он получил деньги за сценарий, продав его одновременно Ялтинской и Одесской киностудиям. Выяснилось это быстро, из Ялтинской киностудии его выгнали, а на Одесской по его сценарию был поставлен телевизионный фильм. После моего рождения отец задержался в Ялте ненадолго. Подцепив очередную любовницу, красавицу-армянку Аллу (на тридцать пять лет младше него), и пообещав сделать ее соавтором своего будущего сценария, отец уехал в неизвестном направлении. Однажды, когда мне было восемь лет, дверь нашей общей квартиры открылась и в коридор вошел высокий мужчина средних лет в длинном сером плаще. «Вы кто?» — спросила я. «Я твой папа, девочка». Сердце мое остановилось. У меня есть папа! Этот большой, красивый и сильный мужчина — мой папа! Он вытащит нас из этой жизни, он защитит нас от злых соседей, мы больше не будем так одиноки! У меня есть отец! Я задыхалась от счастья. Я не знала, как угодить своему папе. Я видела мамины глаза — они были веселые. На следующее утро я пошла в школу. Скорее бы закончились уроки, дома меня ждет папа! Я бежала домой, задыхаясь, влетела в комнату — папы там не было. «Мама, где папа?» — «Он ушел, — спокойно ответила она, — он ушел и никогда больше не вернется. Он пришел попросить у меня три рубля, я ему не дала, и он ушел». Больше я никогда отца не видела. Иногда к нам приходили из ОБХС, искали его: он морочил головы каким-то женщинам, забирал у них документы и — почему-то — трудовые книжки. В Ташкенте писали о человеке по фамилии Шаховской, который представлялся киносценаристом, снимал номер и исчезал, не заплатив. Илья Шатуновский, известный в 50–60-е годы фельетонист, написал о нем в газете «Правда» фельетон под заголовком «Новый Остап Бендер». В 1968 году мама получила письмо от некой Беллы, последней спутницы моего отца, где та сообщала, что его «ограбили и убили бандиты в Майкопе, и от него остались макинтош и куча рукописей». 31 декабря, когда мне было двенадцать лет, мы получили ключи от новой отдельной однокомнатной квартиры! Мама работала в Ялте экономистом в плановом отделе строительного управления — и это управление, наконец, предоставило ей квартиру. Мы захватили с собой в этот вечер лишь пару чемоданов, шампанское и раскладушку. Усевшись на чемоданы и включив радио, мы под бой кремлевских курантов подняли бокалы с шампанским. Да здравствует новая отдельная квартира! Да здравствует новая жизнь! Так мы встретили новый 1969 год. Эта встреча Нового года была одной из самых счастливых в моей жизни. Прощай, общая квартира! Прощайте, соседи-антисемиты! Мы начинаем новую жизнь! Видимо, это и было мое прощание с детством. Школьные мои годы ничем примечательны не были. Мама с трудом устроила меня в английскую спецшколу, единственную в Ялте, — она очень хорошо понимала, как важно владеть хотя бы одним иностранным языком. Она пыталась учить меня польскому или французскому, которыми она хорошо владела, но не удалось: я категорически отказывалась. Ялтинская школа №12 с преподаванием ряда предметов на английском языке была единственной в своем роде не только на Крымском полуострове, но и, думаю, во всем Советском Союзе. Форма у нас была как у английских школьников — юбки, брюки и пиджаки цвета морской волны, рубашки на каждый день зеленоватые, а парадные — белые, правда, с обязательным красным галстуком. Форму нам шили на заказ в местной швейной мастерской. В старших классах нас разделили на три группы по уровню изучения английского языка — тоже согласно английской школьной системе. Первая группа изучала язык по усложненной программе, вторая — по стандартной программе английских школ, а третья, самая слабая, занималась по облегченной программе. Я училась в первой группе. Моя классная учительница Эльза Васильевна в классном журнале в графе «национальность» записала меня полькой. Сама она, будучи наполовину гречанкой, маленькой девочкой была депортирована из Ялты вместе с родителями24. Потом ее семье разрешили вернуться — отец ее был украинец. В национальном вопросе Эльза проявляла редкую чуткость. Впрочем, это не мешало ей ругать меня перед всем классом за то, что я неправильно произношу некоторые русские слова: «Дети, послушайте, как она говорит», — я произносила слова на польский манер, с ударением на предпоследнем слоге. Класс дружно смеялся. Однажды к нам в класс пришел новый мальчик. Нам было тогда уже двенадцать-тринадцать лет. Мальчик пришел к нам учиться на один месяц: летом он был в «Артеке», который располагался недалеко от Ялты, в Гурзуфе, у подножья горы Аю-Даг, и по каким-то причинам родители оставили его на сентябрь в Ялте. Звали мальчика Саша Коган, он был из Москвы. Мы замечали одну странность: когда учительница вызывала его для ответа и произносила вслух фамилию Коган, Саша отвечал не сразу, приходилось окликать его несколько раз. «А, да, да», — рассеянно отзывался он. В классе его не любили: у него было два крупных недостатка — он был москвич, и он был еврей. Практически каждый день после школы наши классные бандиты, братья Куцы, собирали компанию: «Эй, ребята, айда жида бить!» Доставалось этому Саше ужасно, мы его втайне жалели, но помочь не могли. Он был чужак. Через некоторое время после его отъезда в пионерскую организацию школы пришло письмо. «Уважаемые члены пионерской организации. К вам обращается Александр Ковалев, который учился у вас в школе №12 в 6-м классе “Б” под фамилией Коган. Я русский, но много слышал об антисемитизме и решил проверить на собственном опыте, что это значит. Поэтому я назвался евреем и взял фамилию Коган. Я прошу разобраться с тем, что происходит у вас в школе, так как поведение, с которым я столкнулся, несовместимо со званием советского пионера». Скандал был страшный. Директор школы провела с нами воспитательную работу. Братья Куцы сокрушались: «Вот незадача, а мы думали, что жида бьем». Английский язык я не любила, да и вообще общение с окружающими вызывало у меня большие трудности. Мир был опасен, я относилась к людям настороженно. Иногда, когда я смеялась, мама вдруг раздраженно говорила: «Ну что ты смеешься, разве не понятно, что интеллигентный человек, зная, сколько горя вокруг, не должен смеяться». Ее любимым музыкальным произведением была ария Канио из оперы «Паяцы»: Смейся, Паяц, и всех ты потешай! Ты под шуткой должен скрыть рыданья и слезы, А под гримасой смешной муки ада. Ах! Смейся, Паяц, Над разбитой любовью, Смейся, Паяц, ты над горем своим! Я очень хотела быть интеллигентным человеком, поэтому на своих школьных фотографиях я всегда запечатлена с унылым, страдающим лицом — лицом интеллигентного человека. В своих интересах и увлечениях, кроме бесчисленных книг (а читала я с четырех лет), я хотела погрузиться в мир, в котором не присутствовал и не мог присутствовать человек. Так я стала изучать флору и фауну Юрского периода, понимая, что духа человеческого тогда не было. Но любовь к природе, которую привила мне моя няня, бабушка Мария Трифоновна, все-таки сказалась на моих увлечениях. Я стала изучать растения, допуская, что и в этой области можно обойтись без присутствия людей. С английским языком я примирилась неожиданно для себя. В старшем классе мы несколько раз встречались с приезжающими в Ялту туристами из Америки. В нашем классе учились дети ялтинской элиты, в том числе дочь директора «Интуриста» Марина Шакурова. Нас сажали по два человека в туристический автобус с американцами и отправляли осматривать достопримечательности Большой Ялты. Болтали мы с ними, о чем придется. Американцы были веселыми, доброжелательными и непосредственными. Я обнаружила, что общаясь на чужом языке, ты проникаешься незнакомым миром, а свой собственный можно оставить глубоко внутри себя. Но вдруг одна из женщин спросила меня, кто я по национальности. Вопрос застал меня врасплох, я растерялась и, набравшись храбрости, покраснев до неприличия, выпалила: «Еврейка». Приготовившись к обороне, вжав голову в плечи, я с тревогой наблюдала за реакцией американки. Она посмотрела на меня с доброжелательным любопытством: «Еврейская девочка, как интересно!» И стала задавать вопросы. Помня, что история мамы — тайна, что любой намек на проблемы запрещен, я пыталась нарисовать ей стандартную картину жизни беззаботной советской школьницы. Больше с туристами я не ездила, тем более что на следующий день должна была приехать группа американских евреев. «Они могут задавать лишние вопросы, и вы должны тщательно думать над своими ответами», — предупредили нас учителя. Но к английскому языку я прониклась уважением. Тайной мечтой моей жизни была Москва. Я мечтала уехать учиться в Москву, я мечтала о свободной студенческой жизни в большом городе. К тому же в Москве жила тетя Галя с ее веселой семьей, ее друзья, а главное, мой троюродный брат Саша. В Москву! В Москву! Но была еще одна причина, в которой я стеснялась признаться даже себе. Я стала уставать от мамы, от уныния, которое царило у нас в доме, от призраков моей погибшей семьи, от маминых воспоминаний. Меня это стало давить и даже пугать. Берта умоляла меня остаться в Крыму, учиться в Симферополе. Между нами случались душераздирающие сцены, с криками и слезами, но я твердо стояла на своем. Я знала, что расстаемся мы ненадолго, и в глубине души говорила себе: «Мама, я никогда не брошу тебя, но сейчас мне так нужно пожить собственной жизнью!» После окончания школы я поступила в Московскую сельскохозяйственную академию им. Тимирязева на отделение защиты растений. Об этом сообщили даже в новостях по ялтинскому радио. В 1974 году я покинула Ялту. |
Похожие:
 | Программа развития моу «Шаховская сош №1» На 2008-2013 г г. п. Шаховская Полное наименование образовательного учреждения в соответствии с Уставом Муниципальное общеобразовательное учреждение «Шаховская... | | Объективный свидетель века З. А. Шаховская А. И. Балабан, аспирант, Санкт-Петербургский государственный университет (Россия) |
 | Расписание внеурочной деятельности учащихся муниципального бюджетного... | | Память о Холокосте путь к толерантности Холокост по истории концлагеря «Освенцим», как одним из примеров бесчеловечной политики нацистов |
| Презентация в городской библиотеке «Охрана природы» Бавлинского района прошла акция «Урок чистоты». Данная акция приурочена к Году экологической культуры и охраны окружающей среды в... | | О проведении всемирного Советской армией концентрационного лагеря Освенцим, по решению Организации Объединенных Наций отмечается как всемирный День Памяти... |
| Просекова Алла Николаевна, 222-536-910 | | Проверил учитель истории югансон н. В Дахау, Заксенхаузен, Бухенвальд, Майданек вот далеко не полный список лагерей смерти. Однако среди прочих, пожалуй, один из наиболее... |
| Мбоу «шаховская средняя общеобразовательная школа» Рассмотрено Утверждаю... «Совершенствование учебно-воспитательного процесса на основе внедрения новых технологий, учёта индивидуальных запросов учащихся с... | | Классный час в 8-11 классах по теме «Холокост. Геноцид народа» Оборудование: компьютер, проектор, презентация, видеофрагменты (начало войны, в немецких концлагерях, партизаны, документальный фильм... |
| Докладчики Алла Невшупа, представитель Международного Бюро Федерального министерства образования и научных исследований | | Учебно-методический комплекс Автор программы: Радевкина Алла Валентиновна, старший преподаватель кафедры Дино мгпу |
| Маткивская Алла Игнатьевна моу «сош №76» Поэтому считаю целесообразным введение в педагогическую практику интегрированных творческих проектов | | Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение Республика Бурятия, Курумканский район, село Алла, улица Ленина 43, тел./факс 83014995243 |
| В июне 2014 года в г. Кемерово прошла антинаркотическая акция «Мир... В июне 2014 года в г. Кемерово прошла антинаркотическая акция «Мир без наркотиков» | | Петрова Алла Викторовна 2012 год пояснительная записка рабочая программа Муниципальное образовательное учреждение «Абакановская средняя общеобразовательная школа» |
