1.2. Инфорсмент прав собственности
Приватизации в России был посвящен целый ряд исследований. Здесь же хотелось бы выделить лишь некоторые моменты, имеющие самое непосредственное отношение к формированию прав частной собственности, поскольку эти процессы зависят от конкретных особенностей предшествующего исторического развития.
Практика постсоциалистической перестройки хозяйственных отношений (равно как и практика дерегулирования и "разгосударствления" имущества в развитых странах) свидетельствуют, что сколько-нибудь эффективные процедуры приватизации все же требуют значительного времени на их подготовку и реализацию. В большинстве стран с переходной экономикой процессы приватизации, как правило, сильно отставали от намеченных программ.
Между тем в России на протяжении 1993—1994 гг. в силу ряда социально-политических причин процесс разгосударствления предприятий стал стремительно ускоряться. По темпам и общим масштабам российская приватизация в этот период явно опережала аналогичные процессы в других постсоциалистических экономиках Центральной и Юго-Восточной Европы.
В ходе развернувшейся в России и некоторых других постсоциалистических странах политической борьбы вокруг проблем приватизации не малую роль играли идеологические соображения, причем по ряду причин особенно популярными оказались идеи передачи предприятий в собственность "трудового коллектива". Учитывая такие мотивы некоторые авторы высказывались в пользу указанного варианта: хотя переход собственности к "трудовому коллективу" не обеспечивает условий для радикальной перестройки, он позволяет представить владельцам больший доступ к информации и больше стимулов для эффективного ведения хозяйства, чем господствовавшая до этого времени государственная собственность.
В условиях централизованной плановой экономики доминирующую роль играла единая государственная собственность. В подобных условиях отношения между предприятиями (фирмами) и государством, выступавшим в роли верховного собственника, чаще всего регулировались административным путем. Обычные отношения служебного подчинения существенно модифицировались уже совсем неправовой практикой стимулов и наказаний, осуществлявшихся "по партийной линии".
Правовая база, обеспечивающая развитие рыночных отношений, оформлялась (и вплоть до настоящего времени продолжает оформляться) со значительными запаздываниями. Многие важнейшие документы, регулирующие права частного собственника, возможности продажи и покупки некоторых важнейших активов и процедуры банкротства, и сейчас остаются весьма несовершенными или вовсе отсутствуют. И все же особенно существенным представляется следующее обстоятельство: даже тогда, когда сколько-нибудь важные законы или подзаконные нормативные документы приняты, они далеко не всегда находят адекватное отражение в реальной жизни.
В литературе права собственности обычно рассматриваются в рамках развитой правовой инфраструктуры, в том числе сложившейся системы контрактных прав и их инфорсмента. В подобных теоретических моделях права собственности определяются как права на остаточный контроль и присвоение остаточного дохода. Однако на начальных этапах перехода к частному владению в условиях массовой ("обвальной") приватизации подобное определение вещных прав собственности могло иметь смысл лишь при наличии ряда условий и, прежде всего, при отлаженной системе инфорсмента контрактных и прочих "обязательственных" прав. Между тем отсутствие необходимых экономических и социально-политических условий определяло неэффективность инфорсмента прав собственности. Достаточно сослаться на основной метод приватизации — передачу собственности "трудовым коллективам", когда издержки, связанные с делегированием полномочий, достигали фантастических масштабов.
Проблемы публично-правового инфорсмента имущественных прав еще более осложняются непрозрачностью отношений собственности и повсеместным распространением теневых хозяйственных операций. Реальные владельцы, предпочитающие во многих случаях оставаться в тени, реализуют отношения контроля через многочисленные дочерние (нередко оффшорные) компании, которые формально не связаны с владельцем-бенефициаром. В некоторых случаях (в качестве одного из наиболее известных примеров можно сослаться на борьбу за контроль над Красноярским алюминиевым заводом) закрытость информации о реальной структуре акционерной собственности определялась просто невозможностью легального признания источников денежных средств у покупателей, а также методов проведения соответствующих сделок.
На протяжении 90-х гг. инвесторы неоднократно сталкивались не только с хаотичными, а нередко — и противоречивыми законодательными нормами, но и с прямым нарушением законов и общепринятой практики, когда, скажем, "внешние" (по отношению к окопавшимся номенклатурным властным и корпоративным элитам) владельцы крупного пакета акций (или их представители) не только не могли реализовать свои права на участие в принятии стратегических решений, но и просто не допускались на собрание акционеров. Периодическая печать изобилует фактами грубого нарушения даже того несовершенного законодательства, которое существовало, и ссылками на разнообразные злоупотребления, в том числе массовое расхищение собственности, предпринимавшееся высшим руководством приватизированных фирм.
Выше отмечалась особая роль независимости надзорных и судебных органов; последние должны служить высшей инстанцией в осуществлении контроля за соблюдением законов, защищающих права собственности. Однако поддерживавшийся правящей элитой (прежде всего региональными и местными властями) союз окопавшихся на приватизированных предприятиях "номенклатурных директоров" с сохранившимся с прежних времен судейским персоналом оказывался весьма эффективным барьером на пути инфорсмента прав собственности.
И все же переход к рыночным отношениям постепенно открывал новые возможности продвижения в направлении более эффективных структур собственности и корпоративного контроля. Действие конкурентных механизмов требует, как отмечалось выше, чтобы объектом купли-продажи были реальные или финансовые активы, но никак не сами правила, соблюдаемые в "рыночной игре". Оптимальная система инфорсмента предполагает, что сами решения судебных инстанций, защищающие права собственника или контрактные права, никоим образом не могут покупаться и продаваться.
Нетрудно показать, что в реальной жизни вряд ли можно рассчитывать на строгое соблюдение подобных условий. Известно, например, что и при полном отсутствии каких-либо элементов рентоориентированного поведения представителей "третьей власти", предприниматель, прибегающий к дорогостоящим услугам более квалифицированных и/или более влиятельных юристов, при прочих равных условиях имеет больше шансов выиграть судебный процесс. В переходной экономике к этому, безусловно, следует добавить наличие отлаженной системы поборов и взяток, часто оказывающих существенное влияние на решения органов правопорядка.
В соответствии с рейтингами, которые исчислены на основе опроса предпринимателей разных стран, проведенного Мировым банком в 2000 г., индекс некоррумпированности судебно-правовой системы оказался наиболее высоким в странах со "скандинавским" типом законодательства (медианное значение 4,65); в странах с англосаксонским типом законодательства он составил 3,82, а в странах с германским типом - 3,92. Страны с переходной экономикой (постсоциалистических государствах) занимали самое низкое место в рейтинге, индекс некоррумпированности (медианное значение) был равен 2,8.
Таким образом, именно в переходной экономике может складываться несколько парадоксальная ситуация, когда в судебной сфере взятки, выступающие в роли побочных платежей, в некоторых случаях могут способствовать реализации прав собственности. Однако в условиях несовершенного законодательства и судебного произвола подобные платежи могут склонять и к решениям, предполагающим нарушение этих прав. Наряду с этим нельзя не видеть серьезных опасностей, неизбежно возникающих в условиях коррумпированности большого числа судебных работников.
Другим проявлением недостаточной защиты прав собственности оказывается повсеместное распространение всевозможных поборов, осуществляемых официальными лицами и криминальными группировками; при этом речь идет не о существующих налогах - хороши они или плохи, - а о неустановленных законом поборах, взимаемых в частном порядке. Подобные дополнительные (вдобавок к многочисленным налогам) повинности также могут свидетельствовать о несовершенном инфорсменте прав собственности: частные лица (будь то государственные чиновники или участники мафиозных группировок) по существу располагают беспрепятственным доступом к капиталу и доходам - доступом, который должен был бы принадлежать лишь их владельцам, и это неизбежно меняет условия складывающегося рыночного равновесия.
Используя, например, модель С. Джонсона, Д. Кауфмана, А. Шлайфера (см. Johnson, Kaufman, Shleifer, 1998), можно выделить, по крайней мере, два разделяющих равновесия. В одном из них высокий уровень изъятий ("легальные" налоги плюс неофициальные поборы) побуждает большое число предпринимателей к уводу своих капиталов из сферы их прежнего применения; в другом - при сравнительно небольших изъятиях тем же фирмам выгоднее продолжать и, возможно, даже расширять свой бизнес.
Для собственников крупнейших компаний, находящихся у всех "на виду", проблема выбора несколько модифицируется: реальный капитал предприятия невозможно "увести" полностью, но можно увести из сферы официального контроля, например, в "оффшоры", большую часть текущих денежных потоков, а в ряде случаев — и немалую часть активов. Подобная политика, в свою очередь, наносит прямой ущерб другим совладельцам компании, а также её кредиторам.
Несовершенный инфорсмент прав собственности воздвигает немало препятствий на пути эффективного управления. Высокий уровень не только существующих налогов, но и особенно неофициально взимаемых поборов при дисперсной ("атомистической") структуре собственности и наличии большого числа акционеров, фигурирующих в качестве совладельцев, может приводить к тому, что для реальных хозяев компании оптимальной окажется стратегия "доения" корпорации.
Перечислим самые распространенные способы вывода средств:
• поставка товара "своим" фирмам, в том числе на экспорт, по заниженным ценам;
• покупка товаров у "своих" фирм по завышенным ценам;
• неравноценная мена, когда средством расчета является товар или ценная бумага, рыночная цена которых ниже номинала;
• поставка товара без последующего расчета, в результате чего возникает дебиторская задолженность, списываемая через три года на убытки как безнадежная к востребованию.
В предельном случае это неизбежно ведет к "рациональной атрофии" фирмы: руководство последней утрачивает стимулы к восприятию технических инноваций и ускоренному росту, поскольку любое повышение рентабельности будет оперативно использовано как повод для увеличения всевозможных изъятий.
Особую роль в неэффективной реализации элементарных прав частной собственности играла и продолжает играть политизация существующей системы утверждения и поддержания прав собственности. Напомним, что один из главных аргументов в пользу ускоренной массовой приватизации сводился к тому, что переход к частной собственности позволит резко сузить сферу политического контроля, а также злоупотреблений, связанных со всевозможными формами расхищения государственного имущества. Так, оценивая роль массовой приватизации в постсоциалистической экономике, А. Шлайфер в докладе на конференции, организованной Мировым банком, утверждал: при всех оговорках, почти полный контроль, осуществляемый теперь (после приватизации) менеджерами, лучше, чем существовавший ранее политический контроль.
Подобное противопоставление представляется достаточно условным, особенно применительно к российской экономике: действия руководителей фирм трудно признать независимыми как от федерального правительства, так и от местных органов власти, постепенно расширяющих свое владение акциями и свое участие в делах местных фирм. Конечно, приватизация смогла подорвать условия централизованного планирования, и нынешняя вовлеченность властей в дела отдельных компаний (равно как и глубокая заинтересованность предпринимателей в поддержке властей и в налаживании политических связей) сильно отличаются от жестко организованной партийно-государственной иерархии прежних лет. И все же наличие особенно широких возможностей — законных и "полузаконных" — для политического вмешательства в осуществление функций хозяйственного руководства, в принятие (судебных) решений, регулирующих отношения собственности, в том числе решений о смещении или назначении руководителей компании, может считаться одной из наиболее характерных черт сегодняшней системы имущественных прав в России. Доступ к распоряжению правами корпоративного контроля еще долго, по-видимому, будет оставаться высоко политизированным не только в переносном, но и в буквальном смысле слова.
Недостаточно четко определенным оказывался и сам круг тех прав частной собственности, которые предполагает реализовать инвестор. Между тем в ситуациях, когда имущественные права очерчены недостаточно строго, всегда сохраняется возможность того, что некоторые участники станут использовать все нестыковки и "зазоры" в структуре хозяйственно-правовых отношений для извлечения личных выгод.
Так, анализ теоретических моделей корпорации с распыленным владением акциями может свидетельствовать о том, что подобная структура контроля обеспечивает сравнительно более широкие возможности для извлечения лишь некоторыми совладельцами, располагающими реальной "силой" в рамках компании (чаще всего высшими менеджерами), частных выгод в форме рентных доходов. Особенно благоприятные условия для реализации частных выгод складывались в ситуациях, когда приватизировавшиеся компании переходили в собственность "трудового коллектива". В этих случаях чаще всего практически отсутствовали мониторинг и какой-либо контроль со стороны преобладающей массы работников, числившихся совладельцами корпорации. Более того, поскольку сплошь и рядом нереализованными оказываются и формально существующие контрактные права, которые принимают на себя участники хозяйственных операций, невозможно утверждать, что частная собственность в подобных условиях может реализоваться в форме остаточных прав владельцев.
Таким образом, складывающаяся в переходной экономике система инфорсмента предполагает не только слабую защиту позиций миноритарных акционеров, но и явно недостаточное правовое подкрепление прав стороннего (внешнего) собственника, владеющего крупным пакетом акций. До настоящего времени сохраняются многочисленные полулегальные и/или плохо контролируемые "извне" возможности направления потока чистых доходов по "отводному" каналу и прямого расхищения ("экспроприации") имущества компании.
До сих пор в нашем изложении допускалась возможность вывода средств за пределы корпорации, но предполагалась более или менее стабильная структура корпоративного контроля. Теперь следует отказаться и от этой предпосылки. Несовершенная система инфорсмента имущественных прав оставляет также возможности для передела собственности и контроля с помощью различных манипуляций и, прежде всего, с помощью размывания доли нежелательных акционеров. В тех случаях, когда последние пытаются противостоять подобному переделу, их могут отстранять от принятия решений, а в некоторых случаях, как отмечалось выше, просто не допускать на общее собрание акционеров, на котором принимается соответствующее решение. Бывший председатель Федеральной комиссии по ценным бумагам Д. Васильев саркастически замечает, что "новая эмиссия уже становится синонимом нарушения прав акционера" (Васильев, 2001).
В российских условиях "нормальная парадигма корпоративного управления — точная настройка сдержек и противовесов в регулировании собственных интересов и оппортунистического поведения — настолько радикально меняет свое содержание, что к ней оказывается просто неприложимой теория корпоративных финансов. Трудно даже представить какие-либо ограничения для инсайдеров, если вся господствующая политическая система оказывается неспособной или не желающей противостоять им.
В условиях всевозможных злоупотреблений, частичной или полной экспроприации доходов и имущества банков и промышленных компаний функционирование рынков обнаруживает результаты, явно не свидетельствующие о победах (выживании) тех собственников, которые сумели наладить наиболее эффективные хозяйственные операции. Наибольшие темпы накопления могут обнаруживать (и в действительности часто обнаруживают) компании, лучше всего приспособленные к уводу активов и экспроприации обрекаемых на банкротство финансовых учреждений. Причем фирмы, демонстрирующие наибольшую эффективность, могут оказаться вполне вероятными претендентами на роль "дойных коров". В России наибольшую известность получил вывод капитала за рубеж на счета других (оффшорных) фирм, осуществляемый компаниями-экспортерами, тогда как, например, в чешской экономике чаще выделяют так называемый туннельный эффект, предполагающий сговор между высшими менеджерами компании и приватизационными инвестиционными фондами.
В переходной экономике (как и во многих развивающихся странах) в качестве высших менеджеров-руководителей компании могут выступать и достаточно часто выступают владельцы контролирующего пакета акций.
Нетрудно заметить, что страны, обеспечивающие лучшую законодательную защиту инвестора, чаще всего стремятся организовать и более совершенный инфорсмент прав собственности. К тому же последствия недостаточной защиты имущественных прав вследствие несовершенного законодательства или недостаточно четкого инфорсмента указанных прав во многом совпадают (просто возможности, позволяющие привести в действие права собственности, и другие характеристики реальной практики правоприменения трудней поддаются "непосредственному" наблюдению). Рассмотрим несколько подробней направление исследований, открытое LLSV 1997.
В качестве отправной теоретической конструкции можно использовать опубликованную в последующие годы теоретическую схему Шлайфера-Уолфензона. Вслед за известным исследованием Г. Беккера они рассматривают стратегию руководителя фирмы, который может "вывести" за пределы корпорации часть её доходов и/или присвоить себе крупные частные выгоды. В качестве "меры защиты" используется, в частности, экзогенно задаваемая вероятность, с которой действия данного менеджера могут быть раскрыты (в случае выявления посягательств на законные права присвоения, виновник, по предположению, должен компенсировать все убытки и выплатить соответствующий штраф судебным властям).
Изучая факторы, влияющие на оптимальную (с точки зрения руководителя фирмы, который может прибегнуть к злоупотреблениям) стратегию, авторы приходят к следующим выводам: при заданном уровне концентрации акционерного контроля в странах с лучшей защитой прав собственности, разумеется, при прочих равных условиях, более высокими окажутся выплачиваемые дивиденды, большим окажется и q-коэффициент Тобина. Оба вывода согласуются с результатами эмпирических исследований.
Изучая особенности поведения руководства фирмы в подобных условиях, можно показать также, что чем слабее защита собственника, тем выше при прочих равных условиях должна оказаться концентрация акционерного контроля. Точнее, в странах, обеспечивающих лучшую защиту инвестора, доля "уводимых" средств должна обнаруживать меньшую зависимость от степени концентрации собственности и акционерного контроля. К тому же в странах с хорошей защитой инвестора сравнительно более выгодной оказывается стратегия, связанная с увеличением рыночной стоимости фирмы и продажей дополнительной партии акций. Указанные соотношения удалось выявить и в ходе некоторых эмпирических исследований.
|
