Учебник ия как жертва системы. О том, что «Во тьме учебник не создать, Но в это можно слепо верить»

Мне кажется, что серьёзный публичный разговор об учебниках для школы начался со статьи Ирины Стрелковой в ЛГ «Учебник литературы как общенациональная катастрофа» (июнь 2001 г.). Я помню своё первое впечатление от статьи – и радость, и шок. Радость, потому что наконец-то открыто и честно сказано об опасности, грозящей будущим поколениям оттого, что программы по предмету № 1 отданы на откуп Соросу, Всемирному банку и иже с ними, а шок – оттого, что впервые узнал о требованиях Всемирного банка. Да ещё, пожалуй, стыдно было за то, что мы позволяем с собой так унижающе разговаривать, что, оказывается, по словам министра, преобразования в образовании были спонтанными, т.е. совершенно неожиданными, неподготовленными. В результате
«от России требовалось не улучшение преподавания литературы и фундаментальных наук, а модернизация образования: обучение «экономике, праву, основам политической системы, менеджменту, социологии и т.п.» Приоритет «коммуникативности: информатика, иностранные языки, межкультурное взаимопонимание».

Значит, у русской школы в перспективе девальвация гуманитарного образования и фундаментальных наук.
Такая же ситуация, если ещё не похлеще сложилась с учебниками по истории. Вспомните статью «Министерство вляпалось в историю», которую я уже цитировал (см. выше). Общественность часто обсуждала и этот предмет, так что знакома с его проблемами.

Но только очень узкий круг работников сферы иноязычного образования знает, насколько… (теряюсь какое наречие употребить) восхитительно ужасно творимое здесь…

Вкусив однажды этого хлеба и, получив предложение написать учебник, я вынужден был впрячься в эту телегу, волоча её много лет по разбитым дорогам «учебникописания», проваливаясь в ямы непрофессионализма, спотыкаясь о колдобины, уготованные «экспертами», отмываясь от грязи недоброжелателей-рецензентов, «чёрных», разумеется, поджидающих авторов как гаишники водителей, прячась в кустах в зашарпанной «Ладе»…

С тех пор не только ничего не изменилось, но многое усугубилось, ухудшилось, добавились неведомые ранее осложнения, связанные с «прелестями» экологии нашей теперешней базарно-рыночной, купле-продажной жизни. Показ всего тернистого пути авторов занял бы слишком много времени у читателя. И вообще это – для другой книги. Здесь важно обрисовать общую картину, общие проблемы. А то, каково в этой обстановке авторам, читателю станет ясно по прочтении раздела. Кроме того, он написан не для того, чтобы «поплакаться в жилетку». Задача моя в другом – показать, что мы теряем в плане образования, не меняя существующего положения.

Хотя начну я всё же с личных впечатлений от столкновения с чиновным людом, точнее с теми «коллегами», которые исполняли роль чиновников от образования, заседая в экспертных советах и получив реальную власть над авторами.

Я лишь однажды ощутил это на себе. С меня хватило. Больше я на заседания секций ФЭС не ездил. Чтобы ощутить всю полноту авторского бесправия и униженности, надо там побывать. Попытаюсь отдельными штрихами обрисовать картину заседения-обсуждения.

В советское время, как известно, на заводах существовал ОТК – отдел технического контроля, работники которого проверяли качество выпускаемой продукции. Но отдельные мастера имели своё личное клеймо, которое и ставили на изготовленных ими деталях. Это клеймо приравнивалось к контролю ОТК и считалось свидетельством высшего уровня качества продукции.

Так вот, я полагаю, что после всего сделанного в методике я имею право на личное клеймо²⁶. Разумеется, это не означает претензий на абсолютную непогрешимость в решении всех вопросов методики. Но если, допустим, обсуждается моя концепция коммуникативного иноязычного образования «Развитие индивидуальности в диалоге культур», на основе которой написаны и изданы 90 учебников разных языков, и рецензенты не приемлют её, то это не обязательно означает, что концепция ущербна, научно необоснованна и не достойна быть опубликованной, ибо она (как выразились рецензенты) «привела бы к размыванию единых стандартов общего образования».

Разве не может это означать, что рецензенты просто не поняли её: ведь концепция – методическая, а рецензенты – два филолога, один кандидат исторических наук, одна преподаватель Гёте-института.

Один из филологов – председатель секции. Представляете себе физика председателем секции по химии?! А у нас это – увы! – норма. Всё это следствие двух укоренившихся традиционных взглядов:

а) филология – наука серьёзная, а методика… сами понимаете – прикладная лингвистика… И вообще наука ли?..

б) филолог, лингвист – профессия, а «методист» - нет.

Нет такой профессии. Есть должность такая. Например, в ИУУ. Или нагрузка такая на кафедре языка: «В этом году, Марья Ивановна, ваша очередь читать методику». Вот и назначают. Кого угодно!

А методист, между прочим, - профессия, и очень сложная, тем более – конструктор учебника. Тоже отдельная профессия и ещё более сложная.

Можно быть блестящим филологом, великолепно владеть языком, знать методику, быть хорошим учителем, но этого мало, чтобы писать учебники, а значит и быть настоящим экспертом в их оценке.

Кроме того: разве неприятие чужой методической концепции не может исходить просто из того, что в противном случае пришлось бы (пусть косвенно) признать несовершенство своих взглядов? Смена идеологии (жизненной, политической, научной, - любой) – всегда трудный интеллектуально-волевой, нравственный процесс. «Как это, как это я не права?! – пела когда-то незабвенная К. Шульженко в одном из своих песенных шедевров («Три вальса»)… А если серьёзно, то: «Всякое новое есть поневоле осквернение старого» (Ф. Энгельс). А члены экспертных комиссий считают основной своей функцией – «соблюдение единых государственных требований к качеству и содержанию УМК». А тут появляется нечто, «оскверняющее «государственные требования» (которых, кстати, в природе не существует). Но если чиновник назначен блюсти государственные требования, а их нет, значит «государственным» становятся его, чиновника, требования. И тогда он искренне возмущён: почему это автор не хочет выполнять эти требования? Гениально описал подобные казусы А.Вознесенский в своём стихотворении «Муравей».

Он приплыл со мной с того берега,

Заблудившись в лодке моей.

Не берут его в муравейники:

С того берега муравей.

Чёрный он, и яички беленькие,

Даже, может быть, побелей…

Только он муравей с того берега,

С того берега муравей.

С того берега он, наверное

Как католикам старовер,

Где иголки таскать повелено

Остриями не вниз, а вверх.

……….

Отсюда – атмосфера абсолютной глухоты ко всяким аргументам. По моим наблюдениям доказывать что-либо бесполезно. Причины две:

1. 
   Эксперты либо не понимают, что такое дискуссия (думая, что это как в анекдоте «обмен мнениями с начальником»: вошёл к нему в кабинет со своим мнением, вышел – с мнением начальника), либо не умеют вести дискуссию, не владеют логикой спора. Кáк дискуссия может происходить, если малейшее несогласие автора вызывает возмущение его поведением? Эксперты привыкли к игре в одни ворота: они голы забивают, забитые им – не засчитываются.
   
2. 
   Эксперты не понимают разницы между концептуальной позицией автора (концептуальностью учебника) и некой суммой методических взглядов. Здесь не место объяснять эту принципиальную, сущностную разницу.
   

Приведу лишь один пример. Отправляя один из учебников на доработку, «эксперт» (кстати, филолог, доктор наук) обосновывает это «большим количеством недочётов методического характера».

Спрашивается: недочётов с каких позиций – целостной концепции, на которой основан учебник, или с точки зрения взглядов рецензента, их несовпадения с тем, что предложено в учебнике?

А.С. Пушкин писал, что художника надо судить по законам, им же самим созданным. Применительно к нам это означает следующее:

1. если реализация методических положений в учебнике неточно, неполно или совсем не отражает сути его концепции, противоречит ей, то автор учебника обязан принять это замечание, «учесть этот недочёт»;

2. если же эксперт высказывает своё мнение (даже очень интересное в принципе) без учёта концепции, без соотнесения с её принципиальными положениями, то автор вправе пренебречь этим мнением.

Так должно быть в приличных организациях. Пока же «система прохождения учебника сквозь строй» (вспомним Л.Н. Толстого) такова, что учебник оказывается жертвой этой системы: удары шпицрутенами не проходят даром. Шрамы не только не украшают лицо учебника, но и часто искажают его, а то и уродуют. После многочисленных правок учебник часто не может уже похвастаться «лица необщим выраженьем». Его уже «причесали». Примеров тому немало.
Считая проблему экспертной оценки, рецензирования вообще в науке проблемой особой важности, я (по другому, не менее одиозному случаю) решился на обращение к президенту РАО, поскольку именно за его спиной, простите, подписью, прячутся наши смелые и умелые анонимы. Вот моё обращение.
Глубокоуважаемый Николай Дмитриевич!
Я позволил себе обратиться к Вам вовсе не для того, чтобы пожаловаться, просить защиты или изменить решение РАО. Забота моя и моих коллег в другом: общественная значимость той проблемы, которую необходимо обсудить. Речь идёт о принципах рецензирования учебников. Тем более, когда речь идёт не об обычной рецензии, а об экспертной оценке, которая является высшим уровнем деятельности рецензирования. Надеюсь, Вы согласитесь с тем, что научный уровень экспертной оценки должен соответствовать уровню той организации, от имени которой эта оценка выносится. Заключение, полученное нашим коллективом – увы! – иного сорта. Оно продолжает печальный опыт ФЭС и не способствует поддержанию реноме Академии, а наносит ему моральный ущерб. Кроме того, как всякий несправедливый приговор суда наносит вред правосудию, так и «смертный приговор» учебнику, представляющему собой новое слово в иноязычном образовании, вовсе не безобиден, ибо затрагивает интересы не столько группы авторов (кстати, и они заслуживают бóльшего уважения со стороны анонимного эксперта), сколько всего иноязычного образования.

Объективный профессионально грамотный читатель, знакомясь с заключением, сразу увидит ограниченность эксперта исповедуемой им «методической религией», очень невысокий уровень его компетентности и заданность в оценках.

В прилагаемом подробном деловом ответе авторов эксперту содержится достаточная аргументация ошибочности и неправильности его суждений. Здесь же я отмечу лишь те исходные позиции, которые нарушают принципы рецензирования как таковые.

1. Учебник для 2 класса, как и вся серия УМК, создан на основе определённой Концепции коммуникативного иноязычного образования. В этом случае эксперт обязан оценивать учебник с позиций непротиворечивости его технологии теоретическим положениям концепции, а не с позиций несоответствия технологии, заложенной в учебник, традиционным методическим представлениям, опыту или вкусу эксперта.

Рецензент, как это видно из Заключения, не принимает данной Концепции (это его право) и не понимает её (это его беда). Но в таком случае профессионал, если он хочет соблюсти принцип объективности, должен отказаться от рецензирования.

2. В окончательных выводах Заключения содержатся положения, о которых не было речи в тексте Заключения. Обычно такое встречается в тех случаях, когда рецензенту во что бы то ни стало нужна аргументация для серьёзного вывода, а таковой нет.

3. В тексте Заключения содержатся утверждения или факты, приписываемые авторам. На подобных недопустимых утверждениях строятся обвинительные рассуждения эксперта. Что это: ангажированность, небрежность или отсутствие ответственности?

4. За неимением серьёзных аргументов эксперт выхватывает какую-либо «деталь», показавшуюся ему неудачной, и пытается придать ей значимость и «статус грубой методической ошибки» за счёт не имеющих отношения к делу пассажей и выспренности стиля. Иными словами, эксперт за деревьями не видит леса.

5. Эксперт часто выдвигает обвинение авторам, которое само по себе могло быть действительно серьёзным (например, обвинение в том, что в учебнике мало упражнений), но в данном случае абсолютно несправедливо и безосновательно, ибо на экспертную оценку подаётся лишь Учебник, в то время как УМК представляет собой систему, куда входят кроме книги для учащихся ещё и «Рабочая тетрадь», и «Книга для учителя», содержащие часть комплексов упражнений. Предположить, что эксперт этого не знает, невозможно. Правомерно ли тогда это обвинение? Очевидно, научная объективность не является для эксперта определяющим фактором. Тогда что же?

6. Заданность в написании Заключения видна также в том, что оно содержит явные противоречия: в «положительной» (вернее, констатирующей) части содержатся положения, которые опровергаются замечаниями во второй части. Такое возможно только в том случае, когда просто неудобно, неприлично не сказать несколько добрых слов: эксперт и сказал их формально, не заметив зачем, что сам же их и перечеркнул.

7. В довершение всего отмечу весьма показательный, на мой взгляд, факт: в Заключении содержится более 20 (!) орфографических, пунктуационных и стилистических ошибок, не считая словечек методического жаргона (их список представлен в Приложении). О чём свидетельствует этот факт? Небрежность, неграмотность или отсутствие культуры профессионального письма, в частности, умения писать рецензии?

По своему опыту общения с анонимными рецензентами знаю, что подобный уровень их отзывов прямопропорционален уровню их безнаказанности.

И здесь я подхожу к самому главному, что составляет смысл моего обращения к Вам, господин Президент.

Мои коллеги и я полагаем, что подобных инцидентов (а они происходят постоянно) можно легко избежать, если соблюсти два очень простых, честных и демократичных условия:

1. выработать критерии оценки учебно-методических комплексов по иностранным языкам. Наш коллектив мог бы внести в это дело и свой вклад, поскольку имеет огромный опыт написания и издания учебников разных языков. Данные критерии необходимо обсудить на специальном совещании и опубликовать в печати;

2. в спорных случаях выяснять разногласия в открытом паритетном диалоге «рецензенты – авторы» при участии учителей, проводивших опытное обучение, и ведущих специалистов.

В качестве эксперимента мои коллеги (коллектив авторов данного пособия и я, как научный руководитель авторского коллектива, предлагаем провести встречу с экспертом, что несомненно покажет разумность нашего предложения. Я уверен, что все авторские коллективы и учителя с готовностью примут это предложение, поскольку оно направлено на благо нашего общего Дела.


Надеюсь, читатель понимает, что разумные предложения, которые идут снизу вверх, имеют мало шансов быть услышанными… Так случилось и на сей раз. Вот если бы кто-то сверху предложил подумать… Но разве им до этого? Оказывается, наверху тоже думают, как сделать лучше.

Приведу кое-какие суждения на этот счёт бывшего министра. Он высказал их в специальном интервью под заглавием

КАК ЗАСЛУЖИТЬ ГРИФ «ДОПУЩЕНО»

Интереснее было бы читателю узнать, «как получить гриф «допущено», или как иногда получают гриф, что, как вы понимаете, не совсем одно и то же. Но об этом потом. А пока…

- В советские времена по каждому предмету был обязательный учебник, а теперь целая куча, причём разных издательств. Сколько пособий по каждому предмету, на ваш взгляд, необходимо? - Когда-то люди, которых называли новаторами и которых знала вся страна, пробивали свои прогрессивные учебники, боролись за увеличение их числа. Потом всем позволили быть новаторами, разрешили много учебников. Но при этом мы качнулись в другую крайность. Когда учебников много, за их качеством труднее уследить. Поэтому вопрос об оптимуме справедлив. Думаю, возвращаться к старой системе неправильно. Но и выпускать по десять книг по одному предмету – смысла не имеет. Правительство Российской Федерации признало целесообразным иметь три учебника по каждому предмету. По закону об образовании 1992 года любой человек в стране может написать учебник и издать его, а школа – его закупить. По инициативе Министерства образования принята поправка в закон, согласно которой в школу будут допускаться только учебники с министерским грифом «Допущено» или «Рекомендовано». Таким образом, мы берём на себя ответственность за их качество. - Как отбирают учебники? Намеренно ли министерство эту процедуру сделать более строгой? - В течение минувшего года мы проводили разработку и обсуждение с общественностью новых положений и правил предоставления учебникам грифа «Допущено» или «Рекомендовано». Создан Федеральный экспертный совет во главе с министром образования и президентом Российской академии образования, который будет это все решать. В составе совета, в комиссиях, анализирующих рукописи, нет авторов действующих учебников, дабы не было лоббирования. Рукописи направляются на закрытое тайное рецензирование. Заключение пишут несколько человек. Предметная комиссия (по физике, химии, биологии и т.п.) рассматривает учебник, затем он обсуждается на заседании Федерального экспертного совета. В совете около двадцати предметных секций. В Федеральном совете, принимающем окончательное решение, около тридцати не связанных с конкретным предметом представителей разных профессий. Даже если предметная комиссия учебник не допустит, совет обязательно проанализирует причины. - Когда и как будет проводиться психологическая экспертиза изданий? - В этой области мы делаем только первые шаги. В настоящее время разрабатываются критерии психолого-педагогической оценки учебных изданий, формируются экспертные группы. Любой учебник рассматривают с разных точек зрения. С точки зрения содержания – соответствует ли он стандарту. С точки зрения методики - воспринимается ли эта методика детьми, или не годится. - Автомобили и мебель, прежде чем они попадут на рынок, долго «мучают» на испытательных стендах. Проводится ли апробация учебников до того, как они получат министерский гриф? - Разумеется. В обязательном порядке. Первая категория грифа, который ставится на учебнике, - «Допущено». Это означает, что он соответствует стандартам, его содержание и методика допустимы для ребёнка. но будет ли он эффективно работать? Чтобы понять это, нужно время. Поэтому гриф «Рекомендовано» ставится только после апробации. Три года «допущенный» учебник работает в школах. А потом мы запрашиваем мнение о нём педагогов в регионах. И если тысячи школ подтвердят, что учебник действительно хорош, он имеет право повторно пройти процедуру экспертизы на Федеральном совете и претендовать на гриф «Рекомендовано». В школу попадут только три учебника по каждому предмету с таким грифом. Но не навсегда. Появится новый, лучше других – рекомендуем его, а с одного из прежних трёх гриф снимем.

Высказывания министра столь «интересны», что просто не знаешь, как к ним отнестись. Ну вот, например, о новаторах. Очевидно, министр имел в виду целую плеяду действительно новаторов – подвижников, развивавших в советские времена концепцию педагогики сотрудничества. Но почему они – «люди, которых называли новаторами»? И Ш.А. Амонашвили, и В.Ф. Шаталов, и многие другие были новаторами, беззаветно и бескорыстно стремясь обновить образование. Они хорошо понимали то, что так едко высмеяли А. и Б. Стругацкие: «Нельзя ожидать сколько-нибудь серьёзного изменения массового человека, пока господствуют формы воспитания и образования, выработанные ещё троглодитами. Новый человек может быть сформирован только новой педагогикой». И никогда они не «пробивали свои учебники»: их учебные материалы шли нарасхват, тысячи людей ездили к ним за тысячи километров, только чтобы увидеть чудо-уроки, только чтобы на любых условиях заполучить их учебные материалы. Издательство «Просвещение» издало все их книги, центральное телевидение в прайм-тайм (!) транслировало их встречи с учителями и родителями. А потом… Потом, оказывается, «всем позволили быть новаторами». Вот ведь какая беда в стране! «Позволили», «разрешили», в общем, распустили народ. И – пошла писать губерния: учебники пошли косяком, а «за их качеством нельзя уследить». Ну, во-первых, новаторов-педагогов только народ, общество ценило, а министерство никогда их не любило: они всегда мешали, ибо не вписывались в систему, мутили воду, баламутили людей, главное, нарушали святая святых любого чиновника – параграф. Уж если в их поминальниках что записано, то буквы не изменишь, не то что духа. А во-вторых, за качеством учебников действительно уследить нелегко, но не потому, что их много, а потому что не знают, за чем следить, т.е. каково оно должно быть это качество. Ни один профессионал не может сказать, что ему знаком хоть какой-то перечень требований, которым должен отвечать учебник. Это же чистой воды вкусовщина, похлеще, чем конкурс красоты! А как вам нравится узаконенное (!) право любого человека писать учебник? С точки зрения политической всё правильно. А с профессиональной? Это напоминает тезис о «любой кухарке, которая может управлять государством». Может быть мы потому так и живём, что нами управляют «кухарки»? Сейчас вот и в образовании заварили такую кашу, что ни приведи Господи! - расхлёбывать придётся потомкам… Нет уж! Учебники должны создавать профессионалы. И оценивать – тоже. А о какой профессиональной оценке можно говорить, если в составе экспертов… нет экспертов, т.е. авторов учебников? А в федеральном совете, который принимает окончательное (а оно ведь может быть и спорным) решение, сидели тридцать специалистов по… другим предметам. Представляю, как «профессионально» математики, физики, биологи и др. судили об учебнике по ИЯ? И как они могут проанализировать причины, по которым предметная комиссия учебник не допустила? Слава Богу, что подобный чиновный идиотизм сейчас отменён, вернее заменён… другим. Помните реплику тов. Бывалова из кинофильма «Волга-Волга»: «Заберите у них старый брак и выдайте им новый». Новая система оценки поднята на небывалую высоту. Чиновную, конечно. При министерстве создан специальный Федеральный совет по учебникам. Издательство подаёт рукопись учебника в две высокие и уважаемые инстанции: в РАН и в РАО. В Российской академии наук нет своего института, занимающегося ИЯ, поэтому им предписано давать заключение о содержательной стороне учебника и его научной достоверности. В Российской академии образования есть отдел специалистов по ИЯ, среди которых многие - ведущие авторы действующих учебников. Они оценивают методическую состоятельность учебника. Заметьте, что, обещая разработать ещё и основы психологической экспертизы, министр считает возможным оценивать методику по критерию - воспринимается ли эта методика детьми. А для грифа «Рекомендовано» необходимо, чтобы «тысячи (?!) школ подтвердили, что учебник действительно хорош». И что в результате? Много вопросов: - Можно ли называть совет федеральным, если в его составе только москвичи? - Правомерно ли разрывать оценку содержания учебника, его научного уровня и его методической обоснованности? - Можно ли адекватно оценить уровень работы авторов, если на рецензию принимают лишь учебник (книгу для учащихся), в то время как он является лишь компонентом учебно-методического комплекса, куда входят ещё и книга для учителя, и книга для чтения, и рабочая тетрадь (для самостоятельной работы), и фонозаписи? Все эти компоненты представляют собой систему, в которой всё связано и взаимодополняет друг друга. Не оценивают же машину только по дизайну, цвету кузова и прочности металла, из которого он сделан… - Почему рецензенты являются «чёрными»? Если их анализ, скажу мягко, не ангажирован, почему бы этим «Гюльчатаям не открыть своё личико» и не попытаться ответить за то, что ими написано? Спор можно и следует вести открыто, в присутствии уважаемых экспертов. Правда, тогда во многих случаях будет стыдно смотреть авторам в глаза. Зато в другой раз никому неповадно будет использовать анонимность как прикрытие отсутствия совести или профессионализма. Я оставляю в стороне тот факт, что в стране, которую коррупция проела насквозь, не может остаться безгрешной и область «допущения» и «рекомендации» учебников. Это было бы чудом. Но чудес, как известно, не бывает, если не считать таковыми, что откровенно слабые учебники получают и блестящие рецензии и, следовательно, гриф «допущено». Так что, как получить нужный гриф министр, видимо, знает только в собственном воображении. А кто знает, как это бывает в жизни, тот не скажет…

Но ведь всех этих чудес можно избежать. Я не знаю, как победить коррупцию вообще, но как избавиться от возможности купить хорошую фальшивую рецензию, я знаю. И неважно, продают её из корысти или по знакомству. Средство очень простое – гласность.

И организовать его применение – проще простого: нужно изменить систему оценки учебно-методических комплексов. Для этого:

1. необходимо выработать на основе достоверных научных данных, а их сейчас вполне достаточно в методике, перечень требований, которым должен отвечать УМК по ИЯ. Эти требования должны быть серьёзно (и не раз!) обсуждены профессионалами, а не чиновниками, в открытой дискуссии и опубликованы для общественного обсуждения. Затем в окончательном виде эти требования принимаются и утверждаются как официальный документ на уровне министерства;

2. состав таких требований может быть различен - основные (обязательные) и дополнительные (факультативные), общие требования и по отдельным аспектам, требования к УМК в целом и к каждому компоненту в отдельности и т.п. Возможна оценка различных качеств в баллах;

3. совет по учебникам назначает не менее трёх рецензентов. Авторы имеют право по этическим или другим соображениям отвести кандидатуру того или иного эксперта (как это принято в юриспруденции). Рецензенты и авторы свободно общаются в процессе работы и имеют право находить приемлемые для обеих сторон (прежде всего, разумеется, для достоверности оценки) решения;

4. организуется открытая дискуссия с участием всех заинтересованных лиц (включая учителей, учеников и родителей), в процессе которой эксперты с одной стороны, а авторы с другой должны доказать соответствие или несоответствие качеств УМК всем необходимым требованиям;

5. принимается решение о присвоении грифа. При этом члены Совета должны учесть уровень аргументации обеих сторон. Возможно включение (разовое) в Совет для голосования группы «присяжных заседателей» - 7-9 человек из присутствовавших в зале (по принципу случайных чисел).

Я не претендую на абсолютную обязательность всего предложенного. Но убеждён, что в принципе всё наносное (а для авторов и несносное, если говорить честно) отпадёт само собой.


ИНОСТРАННЫЙ УЧЕБНИК В РОССИИ: чудеса продолжаются
А вот с иностранными учебниками у нас обходятся совсем иначе. Я бы сказал нежно и бережно. Как говорят: бей своих, чтоб чужие боялись. Но чужие не только не боятся, а чувствуют себя вполне вольготно, как дома. В России вообще хорошо быть иностранным: машиной, одеждой, косметикой или… учебником.

И поскольку речь у нас об учебниках, то вспомним, например, Millenium (ласково: Milli). Обласкан он был не только именем, но и отношением к нему. Не припомню, чтобы это творение испытывало какие-либо трудности ни при прохождении у экспертов, ни при грифовании. А уж рекламу Milli получила покруче, чем средство от перхоти или от морщин.

Так вот, появляется учебник, претендующий занять ведущее место в нашем иноязычном образовании. Авторами его… не знаю, как сказать… значатся наши, российские учителя. Почему «значатся», а не являются? Попытаюсь объяснить.

Вот назначен у нас новый тренер сборной по футболу – Гус Хидинг. И представьте, что перед первым же ответственным отборочным матчем он объявляет состав команды, в котором ни одно имя неизвестно ни одному футбольному специалисту, не говоря уже о болельщиках. Что подумают в стране? В Федерации футбола? Разрешат ему выпускать такую команду? Ответ очевиден. Такое в принципе невозможно.

Но вот выпускают в свет учебник, где в качестве авторов значится полтора десятка людей. Никто из моих коллег, работающих в нашей сфере много лет, не смог вспомнить хотя бы одну из фамилий. Допускаю, что это хорошие учителя и уважаемые люди. Но как им удалось создать учебник?! Наитие? Приобретение профессиональных умений – многолетний и многотрудный процесс. Да, с ними конечно проводили семинары. Да, их возили в Англию. Но так просто авторами не становятся. Я знаю это из собственного опыта, когда мы вместе с моими коллегами, которые потом составили костяк кафедр учебников по английскому, немецкому, французскому и русскому языкам, пятнадцать лет (!) шли по ученическому (мученическому) авторскому пути. вернее, к той стадии, когда уже можно было позволить себе (профессионально и морально) приступить к созданию учебников.

Очевидно, Гарри Поттер помог Британскому Совету совершить чудо. Но чуда, как мы знаем, не было. Было то, о чём я уже писал выше. Но вот появляется новое «Чудо», точнее, чудище. Я имею в виду «Spotlight».

Ну, да Бог с ним, со Spotlightом: одним бездарным учебником больше, одним меньше.

Есть вещи посерьёзнее.

ЦАРСТВО КРИВЫХ ЗЕРКАЛ
Так бы я назвал то, что имеет место во многих зарубежных учебниках. Во многих номерах издававшегося нами ранее журнала «Коммуникативная методика» мы обращались к проблеме использования зарубежных учебников, поскольку их роль в российском иноязычном образовании очень противоречива, мягко говоря. Позволю себе предложить вниманию читателя сокращённые варианты двух публикаций. Первая называется