Начало формы
Конец формы
Николай Владимирович Томан.
Неизвестная земля
Клиническая смерть профессора Холмского
Операция "БЕЗУМИЕ"
НЕИЗВЕСТНАЯ ЗЕМЛЯ
1
- Уж очень все мрачно, Алеша, - со вздохом произносит Василий
Васильевич Русин, дочитав последнюю страницу научно-фантастической
повести сына, опубликованной в журнале "Мир приключений".
- Но в рукописи тебе это не казалось?
- В рукописи это не звучало так страшно... Ведь не что-нибудь -
целая планета превращается у тебя в космическую пыль. И не просто
планета, а обитаемая, населенная разумными существами... Право же, это
ужасно!
Он не смотрит в лицо сына - знает, какое оно, ждет его
возражений. Алексей молчит - обиделся, значит... Надо бы утешить,
подбодрить его чем-то, а он снова:
- Сам не пойму, откуда у меня теперь это чувство страха... Может
быть, иллюстрации так повлияли? Художник не поскупился на мрачные
тона... Ты, однако, не сердись на меня, Алеша. На обсуждении тебе,
наверно, еще и не то скажут. Я ведь и раньше тебе говорил, что в
повести твоей много спорного...
- А что у меня спорного? - произносит, наконец, Алексей. -
Существование Фаэтона? А есть разве какое-нибудь иное объяснение
происхождению пояса астероидов между орбитами Марса и Юпитера?
Академик Шмидт считал его, правда, "недоделанной планетой", но почему
же тогда астероиды имеют осколочную форму? У него нет на это ответа. А
осколочная форма явное свидетельство взрывного их происхождения.
Все это известно и Василию Васильевичу. Существование планеты меж
орбитами Марса и Юпитера допускают ведь академики Заварицкий и
Фесенков. Не возражает против этого и такой известный астроном, как
Воронцов-Вельяминов, да и другие ученые. Может быть, они и правы, но
что же тогда погубило эту планету? Почему она развалилась?..
Этот вопрос Василий Васильевич задает сыну вслух.
- А знаешь, почему? - отвечает Алексей. - Да по той причине, что
все имели в виду мертвую, необитаемую планету. С нею действительно
ничего не могло случиться...
- А с обитаемой? Населенной разумными существами?
- Могло случиться именно то, что описано в моей повести.
Василий Васильевич молчит, хотя доводы сына его не убеждают. Но
спорить ему не хочется.
- А я знаю, почему повесть моя не понравилась тебе сегодня, -
задумчиво, будто рассуждая вслух, произносит вдруг Алексей. - У тебя,
наверно, какие-то неприятности на работе...
- У меня лично - никаких.
- Не обязательно у тебя лично. Но случилось ведь что-то?
- Да, пожалуй... - помолчав, соглашается Василий Васильевич.
- Что же?
Василий Васильевич отвечает не сразу. Задумчиво ходит по комнате,
вздыхает.
- Если это секрет... - прерывает его молчание Алексей.
- Нет, нет, никакого секрета! Просто не знаю, как тебе все это
объяснить... А случилось вот что: у одного нашего профессора пропал
портфель с научными материалами...
- А ты-то тут при чем?
- Да разве в том только дело, при чем я тут или ни при чем?
Просто я знаю, сколько труда было вложено в его работу. Он ведь не
один день провел в моей библиотеке. Приходилось даже уступать ему
иногда свой кабинет, и он сидел в нем до поздней ночи, заваленный
книгами, написанными чуть ли не на всех европейских языках.
- Что же он - полиглот?
- Знает английский, французский и немецкий, а с их помощью
нетрудно разобраться и в остальных. Его интересует ведь главным
образом математический аппарат, а он универсален. Не случайно один из
наших физиков назвал язык математики "божественной латынью современной
теоретической физики". Кстати, это он же назвал книгу Уилера
"Гравитация, нейтрино и вселенная" почти религиозным гимном нейтрино.
- А профессор, потерявший портфель с научными материалами,
работает, значит, в области этого таинственного нейтрино?
- Ты угадал. Он не сомневается, что природа создала нейтрино с
какими-то очень глубокими, но пока не очень ясными для нас целями.
- Но ведь исследования этого профессора не секретные, наверно,
раз он работал в твоем кабинете?
- Официально его работы называются: "Нейтринным аспектом слабых
взаимодействий" и "Возможным макроскопическим проявлением слабых
взаимодействий".
- Насколько я себе представляю, это пока сугубо теоретические
работы. Чего же вы переполошились тогда?
Василий Васильевич снова вздыхает.
- Дело, видишь ли, в том, что портфель свой он не потерял, а
скорее всего его украли... Во всяком случае, я лично в этом почти
уверен.
- А профессор?
- Напротив, всячески старается меня уверить, что портфель
потерян.
- А по-моему, ты все это просто выдумываешь, - после довольно
продолжительного молчания заключает Алексей.
Василий Васильевич, не сказав ему на это ни слова, уходит в свой
кабинет. Лишь перед ужином снова заходит к сыну.
- Когда будет обсуждение твоей повести? - спрашивает он Алексея.
- Завтра.
- И ты уверен?..
- Ни в чем я теперь не уверен. А вселил в меня эту неуверенность
ты. Наверно, и в самом деле банальна придуманная мною катастрофа
Фаэтона... Но отчего же еще может погибнуть целая планета, жизнь на
которой достигла высокого совершенства?
Василий Васильевич, не отвечая, садится рядом с ним на диван.
- Что же ты молчишь, папа? Ты ведь зашел ко мне не затем только,
чтобы спросить, когда будет обсуждение моей повести? Тебе это и без
того было известно...
- Я вспомнил слова Леонида Александровича, произнесенные им
сегодня. Они, пожалуй, могут тебе пригодиться.
- А кто такой этот Леонид Александрович? Тот самый профессор?..
- Да, тот самый. И знаешь, что он сказал? Он сказал, что в наше
время, как никогда, велика ответственность за научный эксперимент. По
его мнению, не только ни одна термоядерная бомба любой
эквивалентности, но и никакая атомная война не может наделать стольких
бед, как чрезмерное любопытство ученых... Над этим стоит подумать и
вам, научным фантастам.
- Ты думаешь, что Фаэтон мог погибнуть в результате какого-нибудь
глобального научного эксперимента? По-твоему, там ученые были
настолько безрассудны?..
- Нет, зачем же!
- Ну, а в чем же тогда может быть причина катастрофы?
- Эксперимент мог быть поставлен одновременно двумя или
несколькими странами. Странами с различным общественным строем,
враждующими между собой, скрывающими друг от друга свои
эксперименты... Ты понимаешь мою мысль?
Алексей уже не может спокойно сидеть на диване, он возбужденно
ходит по комнате. А Василий Васильевич продолжает:
- Ты вообще подумай над глобальным характером современных научных
экспериментов. Помнишь, еще в 1958 году в связи с отработкой
аппаратуры для создания искусственных комет нашими учеными было
создано облако из паров натрия на высоте нескольких сот километров?
Его видимые размеры заполняли расстояние между крайними звездами
Большой Медведицы, и наблюдалось оно с территории в несколько
миллионов квадратных километров. Разве подобный эксперимент не носит
глобального характера? Да ты не слушаешь меня, Алеша?
- Прости, папа, я задумался... Ты подсказал мне очень интересную
идею. Боюсь только, как бы не пришлось из-за нее переписывать наново
всю мою повесть.
- А ты послушай сначала, что тебе скажут на обсуждении.
- Да, придется...
|
