Muttersprache und geistesbildung
Скачать 2.7 Mb.
|
 , и прочих самых обычных греческих цветовых слов, попадает в очень сложное положение, выходом из которого как правило считалось мнение, что все эти слова следует понимать как glänzend (сверкающий, блестящий). Наблюдения такого рода привели затем к известной дискуссии о цветах, которая велась на протяжении семидесятых и восьмидесятых годов прошлого столетия и в ходе которой одни считали, что на примере таких несовпадений можно проследить развитие восприятия цвета; а другие серьезно отстаивали ту точку зрения, что греки были совершенными дальтониками, и в доказательства этого публиковались подробные исследования и труды (ср., к примеру, построенную на богатом фактическом материале книгу W. Schultz [102] с перечнем старых источников). Все подобные выводы, конечно же, поспешны; мы можем на основе имеющихся фактов прийти лишь к тому заключению, что греческая система цветовых слов отличалась от привычной нам системы, что греческий язык очень сильно отличался от нашего в понятийном отношении. В чем конкретно состояли эти отличия, вряд ли возможно здесь изложить; представляется, что греческий язык находился на промежуточной ступени между предметно связанными и абстрактными цветовыми словами, Существуют три возможности обозначения выражений цвета: предметные обозначения (например, rosenfarbig – цвета розы), путем обозначений, привязанных к определенным предметам (например, blond белокурый - применительно только к волосам) я, наконец, абстрактные цветовые слова (гот - красный и пр.). Первые обозначения часто не связаны с определенным цветовым тоном; так, существуют розы весьма различного цвета; этим можно объяснить "многозначность" греческого  . Что касается ограниченных определенными предметами цветовых слов, то применительно к мертвому языку сложно определить точнее сферу их значимости. Немецкое blond касается только волос, приводимое иногда выражение blondes Bier ("белокурое пиво") мне не известно; semmelblond (дословно "белокурый как булка") не означает, что можно называть Semmeln (булки) белокурыми, а имеет ввиду лишь определенный оттенок белокурых волос (ср. нем. falb - буланый). Насколько такой тип цветовых слов был распространен в греческом языке, сказать нелегко. Давно указывается на то, что более абстрактное цветовое слово, общее для всех индоевропейских языков, *roudho-, в греческом слове  у Гомера ограничено цветом вина, нектара и меди, точно так же как соответствующее древнеиндийское слово rudhira использовалось лишь для обозначения цвета крови, планеты Марс и шафрана. Подобное состояние следует оценивать как промежуточную ступень между предметно связанным н абстрактным использованием; его можно обнаружить во многих языках земли; например, у арабских племен, в языке которых слово для самого густого черного цвета (azlam) используется только для самцов страуса, непроглядной ночи и глубокой дыры (J.J.Heß [53, с. 80]; см. там же другие примеры). если пойти еще дальше, то можно обнаружить необычайное богатство обозначений отдельных цветовых тонов; к примеру, у того негритянского племени, о котором сообщается, что оно владеет 500-800 цветовыми словами для самых разных оттенков коричневого цвета. В коричневой пустыне, в которой оно живет, замечается каждый мельчайший оттенок, он понятийно отделяется от других, так что кажущийся нам однотонно коричневым окружающий мир должен представляться носителям того языка все же чрезвычайно разнообразным.Со всеми этими возможностями нам приходится считаться, если мы желаем понять системы цветовых слов, которыми располагают разные языки. Здесь мы обнаруживаем множество стадий, которые могут проходить языки в процессе понятийной переработки мира цветов, и языки различаются в зависимости от конкретной стадии по своему понятийному устройству этой области. И опять же: носители различных языков приобретают в соответствии с состоянием их родного языка совершенно различное отношение к явлениям цвета и считают его столь естественным, что они готовы рассматривать носителей другого языка, в котором иначе устроена эта область, попросту физически невосприимчивыми к цветам. Понятийные различия между языками, которые мы можем наблюдать в конкретных сферах жизни, пополняются еще и путем вычленения важных признаков, которые строят словарь в конкретных языках по-разному. Приведем один такой признак, резко отличающий французский язык от немецкого. Если рассмотреть систему форм французского глагола etre в историческом аспекте, то сталкиваешься с тем странным фактом, что эта система складывается из форм двух латинских глаголов: лат. esse (с его перфектной основой в fui и т.д.) и лат. stаre (ils sont = sunt, ils furent = fuerunt, но ete = statum). Мы не находим также на самом деле в новофранцузском языке слова для stehen (стоять), между тем как для француза в большинстве случаев достаточно для этого etre (elle еtait а la fenкtre = sie stand am Fenster, она стояла у окна). И лишь изредка, когда надо подчеркнуть стояние навытяжку, используется кtre debout. Как во французском языке отсутствует особый глагол для stehen, так и для liegen (лежать) чаще всего достаточно простого fare, и лишь "лежание для сна" можно поточнее обозвачигь fare couche. Очень похоже обстоит дело с knien (стоять на коленях), hocken (сидеть на корточках) и пр. Общее состоит в том, что француз не использует для наших понятий, указывающих на положение тела, особых выражений; чаще всего используется кtre, которое можно скорее всего сопоставить с вашим sich befinden (находиться). То, что мы наблюдаем ва этом примере, обнаруживается вновь бесчисленное количество раз: мы можем считать прямо-таки сквозным правилом то, что французский язык избегает особых выражений во всех случаях, где достаточно общего выражения, в то время как немецкий использует такие выражения с известным предпочтением (ср. Fr.Strohmeyer [116, с. 186 и далее]). Приведем еще несколько примеров: каузативной парой для упомянутого кtre является mettre; не только для наших setzen (сажать), stellen (ставить), legen (класть) мы обнаруживаем во французском языке одно и то же mettre, но и во многих других случаях: mettre son chapeau (aufsetzen -натянуть шапку), mettre ses bottes (anziehen - надеть), mettre du bois dans la poкle (stecken - вставить), mettre un tableau plus bas (hangen - вешать) и т.д. Все эти случаи применения mettre можно свести к одному основному случаку.человече-ской деятельностью вызывается изменение положения предмета; и в этом состоит понятие mettre, для которого в немецком языке нет простого соответствия, а используются специальные выражения типа stecken, setzen, hangen и пр. Противоположным mettre является глагол oter, который мы в конкретном случае передаем как ausziehen, abnehmen, ablegen (снять) и т.д. - Эта черта французского языка ярко выражена в глаголах движения: aller означает, как известно, всё: gehen (идти), fahren (ехать), reiten (скакать), fliegen (лететь), segeln (плыть под парусом), steigen (подниматься), sinken (опускаться) и т. д.; entreneintreten (входить), einfahren (въезжать), hineinfliegen (залетать), einsteigen (заходить), hineinspringen (запрыгивать) и пр.; то же самое касается sortir, arriver, suivre, traverser, descendre и многих других. Таким образом, можно привести сколько угодно примеров того, как во французском словаре существует одно выражение, которое, без сомнения, связано с единым понятийным видением феномена, в то время как в немецком присутствует многократно расчлененный способ видения, который навязывает различение конкретному говорящему. Не меньше различаются языки по их системам связи слов. Достаточно вспомнить те трудности, с которыми сталкивается немец, пока он не приобретет "чутья" при использовании предлогов других языков, имперфекта и исторического перфекта во французском языке, активного залога и медиопассива в греческом, глаголов совершенного и несовершенного видов в славянских языках и т.д. А это означает, что он поначалу не ощущает эти способы видения, что он не привык обращать внимания на те различия, которые присутствуют в данных языках, но не учитываются в той же степени в его родном языке. Подобное тем более обнаруживается в таких более тонких особенностях языка, где даже научное исследование лишь с большим трудом может выявить особенности видения феномена. Итак, мы усматриваем (с точки зрения языковых возможностей) суть различий между языками в том, что различен содержательный строй этих языков. Разная внешняя форма языка, воспринимаемая на слух, сопровождается разной внутренней формой языка, проявляющейся в соответствующих различиях, в мышлении и в поступках. После вышесказанного уже не нужно подробно разъяснять это чрезвычайно важное понятие внутренней формы языка. Мы понимаем под внутренней формой языка совокупность содержаний этого языка, то есть все, что из структурированного познания заложено в понятийном строе словаря и содержании синтаксических форм языка. Это дает, пожалуй, представление о том, что имел ввиду В. фон Гумбольдт, отчеканив около ста лет назад термин "внутренняя форма языка"; сама проблема была поставлена значительно раньше. Здесь мы соприкасаемся с существенной стороной языка. В ней представлен определенный способ видения мира и его явлений, и так можно сказать, что язык скрывает в своей внутренней форме определенное миропонимание (У/еНаиКшипй), Всякий человек, врастающий в какой-либо язык, вынужден усваивать его способ понимания мира явлений и духа, и так все члены языкового сообщества перерабатывают переживаемое ими сообразно с внутренней формой их родного языка и мыслят и действуют соответственно. Следует заметить, что проблема внутренней формы языка имеет весьма спорный характер. Сам Гумбольдт не испытывал тяги к четким формулировкам, поэтому в последующие десятилетия в это понятие вкладывалось довольно разное толкование. В период приблизительно с 1880 по 1920 год эти вопросы в значительной мере отошли на второй план, хотя такие исследователи, как Вундт 11321, Финк (25 |, Марти [731 продолжали теоретическое изучение этого вопроса. В последние годы именно эти проблемы были вновь подхвачены, и кажется, что языковедение отныне будет уделять им больше внимания. Современное состояние этой проблематики дано у W.Porzig 185}, E.Caasirer 113, с.251 и далее ], O.Funke [32, содержит взгляды в духе Марти], а также в моей статье [ 126 ]. Если рассматривать то, что язык передает своим носителям определенный способ мйровидения (Weltauffassung), как самую выдающуюся возможность, которой располагает язык, то, делая простые выводы из этого, мы можем получить более точное определение сущности языка, чем то, которое мы привлекали в свое время (язык=средство выражения, сообщения, общения и пр.). Я полагаю, что мы лучше всего постигнем язык как культурное достояние и его роль в жизни сообщества и конкретного человека, если рассмотрим его как форму общественного познания (gesellschaftliche Erkenntnisform). Ведь все языковое служит познанию, а именно таким образом, который следует назвать интеллектуальным по своей сути, поскольку решающую возможность языка - уловить конкретное, переработать, связать с другим - все же нужно рассматривать как интеллектуальную. Это проявляется также в значении языка для интеллектуальной деятельности: последняя осуществляется исключительно в языковых формах. В той степени, в какой можно выявить в языке и в говорении эмоциональное, можно сказать, что оно отступает на второй план перед интеллектуальным. Если бы язык служил в первую очередь выражению чувств, то он никогда не приобрел бы такой вид, какой присущ всем языкам земли. А там, где в языковом выражении преобладают эмоции, там это происходит окольными путями, минуя интеллект, и во многом благодаря использованию особенностей звучания внешней формы языка, которые обладают лишь второстепенным значением для собственно возможностей языка, не говоря уже о том, что из всех ипостасей языка сюда относится лишь говорение. Чистому выражению эмоций намного более пристали другие формы. Могут возразить: язык есть инструмент интеллекта, с помощью которого тот поднимается над инстинктами, чисто эмоциональными моментами. Само собой разумеется, что таким образом эмоциональное проявляет себя всякий раз, что языковые средства могут служить выражению чувств, однако это не затрагивает собственно возможностей языка, в особенности языкового организма и языка как культурного достояния, как мы их теперь понимаем (ср. новую работу Е. Winkler [131а, с. 1 и далее 1). Помимо этого, языковое познание по своей сути является общественным (gesellschaftlich). Я уже указывал на то, что ни один человек не обладает своим личным языком, что каждый участвует во владении одним родным языком. Поэтому мы должны считать и язык как культурное достояние действенной ипостасью языка. Из общего участия во владении этим культурным достоянием члены одного языкового сообщества постепенно приходят к однородному познанию при помощи однородных форм, а тем самым - к согласию в мышлении, которое наиболее явно проявляется в возможности взаимопонимания. С этой точки зрения становится еще раз очевидно, что индивидуалистская позиция в языковедении принципиально неверна. Естественно, мы должны знать языковые условия бытия конкретного человека, говорение, языковой организм; но понятными они становятся лишь с позиции языка как культурного достояния, а не наоборот. И еще в одном отношении общественный характер имеет решающее значение в языке: лишь культурное достояние способно преодолевать гигантские временные пространства, которые оставили позади все наши языки и в которых они только и приобрели те качества, обусловливающие ныне их возможности. Именно это обстоятельство имеет такую важность, что нам придется еще раз остановиться на нем. ЯЗЫК И НАРОД Мы вопрошали о том, каковы возможности языка для языкового сообщества, которое носит его в себе, и нашли суть в том, что он сообразно со своей внутренней формой передает всем своим носителям общее мировидение, которое во многом отличается от мировидения других языков. Теперь возникает вопрос: как же оказывается в языке эта картина мира (Weltbild)? Каким условиям она обязана своим возникновением и своим строем? Эти вопросы оказываются при ближайшем рассмотрении частью более общего вопроса об исторической взаимосвязи языка и народа. То, что мы только что определили как возможность языка для совокупности его сиюмоментных носителей, оказывается при историческом рве-смотрении результатом тесного взаимодействия языка и народа. Таким образом, теперь нам следует привлечь к анализу факты истории языка. В то время как до сих пор мы имели ввиду преимущественно отдельного человека, врастающего в свой родной язык, или совокупность говорящих, которые и ныне связаны одним языком, теперь мы видим бесконечные поколения, вступающие как носители одного языка в связь яруг с другом. И в то время как до сих пор на переднем плане стояло то принципиальное влияние, которое ныне существующий язык оказывает на ныне живущих людей, сейчас большее внимание будет привлекать то, как люди в течение столетий созидали и строили свой язык. Если вопрос о происхождении языковой картины мира направляет наш взгляд на историю конкретного языка, то прежде всего нам бросается в глаза факт развития языка. Примечательно, как поздно ожила по-настоящему идея развития языка; еще на исходе восемнадцатого столетия принято было считать средневерхненемецкий испорченной формой немецкого языка, причем в качестве непреходящего образца мнился как раз - таки немецкий восемнадцатого века. С тех пор как Я.Гримм способствовал окончательной победе исторического рассмотрения языка, повсеместно начались, пожалуй, кое-какие изменения. Но мне кажется, что это принципиальное открытие развития языка далеко еще не понято во всей его масштабности. И здесь полученные нами до того результаты могут оказаться плодотворными. Говоря о развитии и истории языка, в первую очередь имеют ввиду р а з в и т и е звуков. Это развитие, конечно же, более всего бросается в глаза. Если взять какой-либо средневерхненемецкий или древневерхненемецкий текст и найти в нем, скажем, выражение mit gerг scal man geba infahan (mit dem Speer soll der Krieger Gabe annehmen, русск. "на копье должен воин принимать дары"), то не будет сомнения я том, что с тех пор произошла эволюция звуков, даже если учесть, что нельзя из способа написания напрямую делать выводы о звучании слов. Нетрудно заметить и другие изменения в языке; мы видим, как в ходе исторического развития исчезают старые обозначения (например, встречающиеся в начале песни о Хильде-брандте hiltia - "Kampf (бой, борьба), ferah -"Seele" (душа), "Geist" (дух), so - "wenig" (мало) и пр.), и возникают новые (каждое десятилетие и каждый год рождают новые слова). Так же изменяется образование форм, так же подвержены изменениям другие синтаксические явления. Именно такие изменения и имеют ввиду, говоря о развитии языка. Но являются ли эти изменения в звуковых формах единственными и самыми важными? Они могут никак не затрагивать возможности языка. Но как состоит дело с тем, что мы сочли самым важным по своим возможностям в языке? Не подвержены ли и языковые содержания изменениям? |
Похожие:
 | Тема урока: Wo und wie wohnen hier die Menschen? Где и как живут люди? У.: Guten Tag, liebe Freunde und Gäste. Ich freue mich euch zu begrüßen. Motiviert euch zur erfolgreichen Arbeit. Unser heutiges... |  | Неrr Dorn kommt und grüßt: "Guten Tag!" Der Unterricht beginnt. Wer fehlt heute? Неrr Dorn kommt und grüßt: "Guten Tag!" Der Unterricht beginnt. Wer fehlt heute? Heute sind аllе da, wie immer. Wir kommen sehr gern... |
| Тема урока: „Die bekannten deutschen und österreichischen Dichter und Schriftsteller“ Цели урока Тема урока: „Die bekannten deutschen und österreichischen Dichter und Schriftsteller“ | | Указатели новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии О доскональности изучения свидетельствует, например, реферат Лейбница в издававшемся им журнале «Monatlicher Auszug aus allerhand... |
| Конспект к уроку. Тема урока: Die deutsche Sprache. Bedeutung und... У.: Guten Tag, liebe Freunde und Gäste. Ich freue mich euch zu begrüßen. Motiviert euch zur erfolgreichen Arbeit. Unser heutiges... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... С 26 Informations- und Geoinformationssysteme und ihre Verwendung [Текст]: метод разработки по немецкому языку для студентов специальностей... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... П.: Guten Tag! Ich freue mich: niemand hat sich zur Stunde verspätet. Auf wie viel Uhr hast du den Wecker gestellt? Und du? Wann... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Конкурс проходит под девизом : „Wer keine Fremdsprache spricht, kennt seine Muttersprache nicht“ (J. W. Goethe) |
| Und verein „ehemaligen russisсhen mauthausen-häftlinge“ Fonds „erinnerung... Ф «поб» 17 ноября2002 г в письмах №№162 и163. Решение руководства ф «поб» о выделении средств для поддержки проекта с предложением... | | Конкурс: «Мой открытый урок в 5 классе» Тема : «Was wissen Sie über... ... |
| Тема урока : „Wohnen und Wohlfühlen“ Воспитание и развитие качеств личности, отвечающих требованиям информационного общества | | Презентация лингвострановедческого проекта. Задачи урока Тема: "Die Umweltprobleme im Vergleich in Deutschland und in Russland. Проблемы окружающей среды" |
| Развитие и критика учения о волеизъявлении Отрывок из книги: Manigk Alfred. Willenserklarung und Willensgeschaft. Berlin, 1907. S. 27 ff. Примеч перев | | Урок по теме: «Massenmedien Pro und Contra» Расширить кругозор и дать представление учащимся о видах и задачах сми в Германии, об их положительных и отрицательных сторонах |
| Урок развития умений диалогической речи по теме «Im Geschäft» Тема учебного занятия: «Obst und Gemüse. Im Geschäft» («Фрукты и овощи. В магазине») | | Конспект урока Тема: "Was wir schon wissen und können " Совершенствование ранее приобретённых обучающимися коммуникативных умений и навыков в лексике и грамматике по теме «Что нового в... |
