Межвузовский сборник научных статей иц «Наука» 2013
Скачать 4.24 Mb.
|
В.В. Сдобников Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А. Добролюбова ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПЕРЕВОДА Перевод как вид человеческой деятельности подвергается изучению в течение столетий. Широкое распространение перевода в ХХ веке привело к появлению новой науки – теории перевода, а точнее, лингвистической теории перевода, основанной на представлении о переводе-процессе как своего рода столкновении двух языков. Лингвистическая теория перевода решает разные задачи, перечислять которые мы здесь не будем, и обладает значительной эвристичностью. К числу этих задач относится и задача описания процесса перевода, о необходимости которого писал В.Н.Комиссаров[Комиссаров 1990:35]. На сегодняшний день это, пожалуй, единственная задача лингвистической теории перевода, которая так же далека от окончательного решения, как и полвека назад, на заре становления теории перевода. Что же препятствует ее разрешению? Прежде всего, это ненаблюдаемость переводческого процесса, происходящего в сознании переводчика. Мозг переводчика, как и любого человека, подобен «черному ящику», официально именуемому бортовым самописцем, который фиксирует все параметры полета самолета. Но есть и существенное отличие: если записи бортового самописца можно потом расшифровать, то увидеть, что происходит или происходило в мозгу переводчика нет никакой возможности. И даже если мы попытаемся снять верхнюю часть черепной коробки переводчика во время осуществления им перевода, то вряд ли мы поймем, какие именно умственные действия осуществлял переводчик в процессе перевода. На этом, собственно, можно было бы и закончить наши рассуждения о психолингвистических аспектах перевода. Итак, все, что может быть подвергнуто непосредственному наблюдению и анализу, это лишь тексты оригинала и перевода, то есть нечто «на входе» и «на выходе». Считается, что сопоставление перевода с оригиналом остается единственным более или менее надежным методом изучения процесса перевода, и именно на основе этого сопоставления делаются выводы – гипотетические предположения – о тех процессах, которые проходили в сознании переводчика во время осуществления перевода. Вполне очевидно, что исследование процесса перевода только с позиций чистой лингвистики не способно привести нас к познанию сущности перевода, ибо при таком подходе все опять же сведется к установлению сходств и расхождений двух языковых систем и описанию операций, осуществляемых переводчиком. А может, якобыосуществляемых переводчиком? Действительно ли переводчик, сталкиваясь с отсутствием в переводящем языке (ПЯ) соответствия синтаксической структуре исходного языка (ИЯ) или с расхождениями в семантическом объеме понятия в разных языках, осознанно использует те трансформации, описанию которых посвящен огромный объем переводоведческой литературы? Говорит ли он себе: «А не воспользоваться ли мне трансформацией перестановки? А не использовать ли трансформацию генерализации?» Вряд ли. Сами переводчики-практики лишь весело или скептически улыбаются, когда им говоришь о таком варианте развития событий. Значит, при всей строгости имеющихся классификаций переводческих трансформаций и приемов перевода они не раскрывают реальных особенностей переводческого действия. Следует вспомнить о том, что перевод – это, прежде всего, деятельность, причем речевая деятельность. А значит, исследование процесса перевода должно осуществляться с использованием данных общей психологии и психолингвистики[Сдобников 2010]. По сути, в основе обычного процесса речепорождения и в основе перевода как речемыслительной деятельности лежат одни и те же механизмы, хотя они и могут реализовываться по-разному. Если это действительно так, то следует вспомнить, каким образом происходит порождение речи в обычных условиях, не связанных с созданием перевода. А.А.Леонтьев выделяет следующие этапы порождения высказывания:
Итак, в начале движения лежит система мотивов. На этом этапе осуществляется первичная ориентировка в проблемной ситуации. На следующем этапе речевого акта на основе мотивации и первичной ориентировки возникает речевая (коммуникативная) интенция. На этом же этапе, когда четко выделилась коммуникативная задача, происходит вторичная ориентировка в условиях этой задачи. Третий этап речевого действия – этап внутренней программы. На этом этапе происходит опосредование речевой интенции личностными смыслами, закрепленными в тех или иных субъективных кодовых единицах. На этом этапе говорящий принимает решение о характере высказывания. Четвертый этап – реализация внутренней программы. Это этап двухступенчатый: сначала происходит переход от смыслов, закрепленных в субъективном коде, к значениям «внешних слов» реального языка (семантическая реализация), а затем – «превращение грамматики мысли в грамматику слов» (по А.А.Леонтьеву), то есть грамматическая реализация. На этом же этапе осуществляется также процесс акустико-артикуляционной и моторной реализации программы. Заключительный этап – звуковое осуществление высказывания. Результатом осуществления этих процессов является высказывание, или текст. Но ведь именно с текстом имеет дело переводчик, на текст направлены переводческие усилия (к сожалению, в представлении многих только на текст и направлены). И первый этап переводческого процесса – это этап восприятия текста оригинала. Это аксиома. И это правда. Или почти правда (пояснения будут даны ниже). Тогда что же происходит на этапе восприятия текста оригинала переводчиком? Мы считаем, то на этапе восприятия исходного текста (высказывания) переводчик, по сути, проходит те же этапы, что и автор ИТ, только в обратном порядке: от анализа результатов реализации внутренней программы – к пониманию речевой интенции автора и далее – его мотива. Собственно, в постижении мотива и речевой интенции автора ИТ и состоит суть переводческого анализа текста. Именно на это должно быть направлено восприятие переводчиком исходного текста, которое должно иметь исключительно активный характер. К этому процессу как нельзя более применимы слова С.Л.Рубинштейна: «Воспринимая, человек не только видит, но и смотрит, не только слышит, но и слушает, а иногда он не только смотрит, но и рассматривает или всматривается, не только слушает, но и прислушивается…»[Рубинштейн 2008:226]. Итак, в распоряжении переводчика есть текст (устный или письменный), который подвергается анализу. Если следовать нашей логике, то анализ результатов акустической или графической реализации текста его автором, семантики и грамматики высказывания должен привести нас к пониманию коммуникативной интенции автора текста и далее – к пониманию его мотива. При этом может возникнуть определенное сомнение в правильности понимания переводчиком коммуникативной интенции автора на основе анализа текста. На самом деле подобная правильность обеспечивается определенным соответствием использованных автором языковых средств его коммуникативной интенции. Здесь уместно вспомнить утверждение А.А.Леонтьева: «…говорящий должен уметь не только объективно выразить в словах свои мысли и чувства, но и сделать это единственно целесообразным способом или во всяком случае выбрать из различных доступных ему возможностей речевого их выражения наиболее близкую к оптимуму»[Леонтьев 1997:278]. Однако сложность заключается и в том, что опосредование речевой интенции осуществляется личностными смыслами, закрепленными в тех или иных субъективных кодовых единицах. Казалось бы, прорваться к коммуникативной интенции через призму, если угодно, пелену, «марево» личностных смыслов невозможно. Однако следует учесть и замечание А.А.Леонтьева о том, что субъективные кодовые единицы являются результатом интериоризации объективных внешних действий[Леонтьев 1997:137]. Вот именно эта объективность внешней действительности, частью которой или, по крайней мере, наблюдателем которой переводчик является, и дает ему ключ к постижению коммуникативной интенции автора сообщения. И все же здесь не все так просто. Анализ текста как таковой – это условие необходимое, но отнюдь не достаточное для понимания коммуникативной интенции автора и его мотива. Все дело в том, что мотив автора как отражение его потребностей появился в определенной коммуникативной ситуации, в ситуации предметной деятельности автора текста. Из чего следует, что для постижения мотива и коммуникативной интенции автора переводчик должен принять во внимание и особенности той коммуникативной ситуации, в которой создавался текст оригинала. То есть он должен выйти за пределы анализа текста и проанализировать ситуацию, в которой текст создавался,включая все ее возможные элементы: автора оригинала, его аудиторию, потенциальных получателей перевода и, конечно же, сам текст оригинала, ибо последующая деятельность переводчика будет представлять собой именно деятельность над текстом. В терминах переводоведения эта процедура называется переводческим анализом (текста). В терминах психолингвистикиэто первичная ориентация, или ориентировка, в проблемной ситуации. Однако если мы ведем разговор о первичной ориентировке переводчика в проблемной ситуации, то значит, мы находимся уже на первом этапе процесса речепорождения. Это действительно так. Итак, какие же события происходят на втором этапе переводческого процесса (который выделяют в процессе перевода переводоведы), то есть на этапе порождения текста перевода? 1-й этап. Осознавая необходимость и неизбежность создания текста на переводящем языке (ПЯ), переводчик осуществляет переводческий анализ текста/ситуации, то есть происходит первичная ориентировка в ситуации, и постигает мотив автора оригинала. И в этом заключается суть и цель первого этапа порождения перевода. Здесь мы видим своего рода наложение этапа восприятия текста/ситуации (первичная ориентировка в терминах психолингвистики) и этапа создания перевода и можем говорить освоего рода неотделимости двух этапов. На наш взгляд, в рамках переводческого процесса возможно наложение процессов первичной ориентации в ситуации и возникновения коммуникативной интенции переводчика, результатом чего становится осознание переводчиком собственной коммуникативной задачи. Заметим при этом, что одновременно переводчик осознает, анализирует и в дальнейшем учитывает характер коммуникативной задачи автора оригинала. По сути, реализация коммуникативной задачи автора есть суть коммуникативной задачи переводчика, и именно в этом, собственно, и заключается посредническая функция перевода как вида деятельности. 2-й этап. Следующий компонент переводческого процесса – вторичная ориентировка в условиях коммуникативной задачи. На наш взгляд, вторичная ориентировка включает как более подробный (по сравнению с предыдущим этапом), а лучше сказать, дробный, дискретный анализ текста оригинала, так и более подробный учет особенностей потенциальных получателей перевода. И текст, и особенности получателей перевода можно рассматривать как условия реализации коммуникативной задачи. Причем на этом этапе текст оригинала рассматривается не только в общем, как текст, выражающий определенный смысл, то есть не только интерпретируется, но и рассматривается дискретно на уровне отдельных составляющих. Он, по сути, раскладывается переводчиком на отдельные предложения, каждое из которых в дальнейшем выступает в качестве конкретного компонента ситуации. 3-й этап. Следующий этап знаменует собой формирование внутренней программы речевого действия. Если следовать положениям теории речевой деятельности, относящимся к спонтанномуречепроизводству, то на этом этапе происходит опосредование речевой интенции личностными смыслами, закрепленными в тех или иных субъективных кодовых единицах. На этом этапе возникает общая схема того содержания, которое в дальнейшем должно быть воплощено в высказывании, во внутренней речи. Но в том то и дело, что внутренняя программа речевого действия в сознании переводчика не формируется спонтанно, как результат опосредования речевой интенции кодом личностных смыслов. Она возникает не под влиянием коммуникативной интенции самого переводчика, не в результате его «смутного желания» (Л.С.Выготский) и она вовсе не туманна и диффузна (А.Р.Лурия). В отличие от внутренней программы речевого действия, возникающей в условиях одноязычного, спонтанного общения, она более конкретна, определенна, поскольку является результатом целенаправленного анализа содержания высказывания на исходном языке. И в этом заключается еще одно отличие перевода как особого вида речевой деятельности от обычных видов речевой деятельности. Если в обычных условиях высказывание возникает как ответ на внешнее воздействие, в переводе высказывание на переводящем языке порождается как иная форма существования первоначального высказывания, только на ином языке. Именно поэтому внутренняя программа речевого действия, создающаяся в сознании переводчика в форме внутренней речи, отличается большей конкретностью. Как и в обычных условиях, воспринятая переводчиком мысль существует на этом этапе в виде субъективного кода смыслов. При этом нам весьма импонирует мысль о том, что общая схема содержания может быть представлена в виде системы образов, представляющих воспринятую ситуацию. «…Мы имеем дело с образами как результатами анализа ситуации и с ориентировочной деятельностью, опирающейся на эти образы»[Лурия 2006:148]. Конкретность внутренней программы речевого действия в процессе перевода заключается в наличии в ней конкретной системы конкретных образов, представляющих ситуацию, описанную в оригинале. 4-й этап. Реализация внутренней программы, включающая семантическую реализацию (переход от смыслов, закрепленных в субъективном коде, к значениям «внешних» слов реального языка) и грамматическую реализацию. С точки зрения теории перевода именно на этом этапе собственно и начинается создание текста на переводящем языке. Но и здесь есть свои особенности, определяемые спецификой перевода как особого вида речевой деятельности. Специфичность перевода, по нашему мнению, проявляется трояко. Во-первых, перевод всегда ориентирован на оригинал, то есть должен быть эквивалентен оригиналу, а эквивалентность означает максимально возможную лингвистическую близость перевода к оригиналу. Во-вторых, перевод ориентирован на нормы и узус переводящего языка, то есть для него обязательно их соблюдение даже в том случае, если они расходятся с нормами и узусом исходного языка. В-третьих, переводчик должен учитывать особенности принимающей культуры, особенности восприятия потенциальных получателей перевода. Таким образом, переводчик постоянно находится в плену определенных ограничений, которые отсутствуют в одноязычной коммуникации. С одной стороны, он стремится придерживаться текста оригинала в языковом (то есть семантическом и грамматическом) отношении. Сам факт существования текста оригинала создает некую особенность процесса перевода как вида речевой деятельности: переводчику приходится вновь и вновь возвращаться к оригиналу, уточняя его смысл и коммуникативную интенцию автора и определяя, насколько отступление от текста оригинала необходимо и допустимо. С другой стороны, переводчику приходится учитывать требования переводящего языка и особенности культуры ИЯ, принимая решение о необходимости преобразований в форме выражения мысли и опять же возвращаясь к тексту оригинала для установления допустимости таких преобразований. Таким образом, реализация внутренней программы предполагает постоянный «перебор» вариантов выражения мысли, что полностью соответствует представлению о многовариантности перевода. 5-й этап. Последний этап порождения высказывания применительно к переводу означает либо звуковое (для устного перевода), либо графическое (для письменного перевода) осуществление перевода. 6-й этап. Есть еще один этап, который входит в структуру профессиональной переводческой деятельности, а именно этап сопоставления результата речевой деятельности с ее целью (коммуникативной интенцией). По сути, речь идет о сопоставлении получившегося результата с его образом, возникшем на этапе появления речевой интенции. В теории перевода этот этап называется редактированием. При этом мы имеем в виду редактирование, которое осуществляется самим переводчиком, а не сторонним лицом (редактором, коллегой, заказчиком и т.д.). В обычной, непереводческой речевой деятельности данная фаза имеет сугубо психологический характер. По нашему мнению, в речевой деятельности переводчика сопоставление, оставаясь, как всякий элемент речевого действия, психологическим явлением, приобретает несколько интеллектуализированный характер, то есть осуществляется не столько интуитивно, сколько в значительной степени осознанно. Можно сказать, что на этом этапе (а может быть, и раньше) происходит идентификация переводчика с получателем перевода. Образно говоря, переводчик начинает смотреть на текст перевода (свой текст!) глазами реципиента, оценивает его с точки зрения его эффективности как инструмента воздействия, пытается «прикинуть на себя» тот эффект, который текст перевода способен произвести. Подобная операция имеет, несомненно, интеллектуальный характер; она возможна лишь при наличии у переводчика соответствующего умения, и выработка этого умения есть одна из задач профессиональной подготовки переводчика. Таким образом, можно сделать некоторые выводы относительно особенностей осуществления перевода с точки зрения психолингвистики и отличий этого процесса от обычного процесса речепорождения. Во-первых, процесс переводав общем следует представлять как перевыражение смысла, мысли средствами другого языка, или как процесс «реализация внутренней программы автора → ориентировочная деятельность переводчика → внутренняя программа переводчика → реализация внутренней программы переводчика». Во-вторых, ориентировочная деятельность переводчика, направленная на уяснение особенностей текста оригинала, а также ситуации, в которой создавался оригинал, и ситуации, в которой создается перевод, отличается от ориентации в обычных условиях речепорождения тем, что она охватывает и этап восприятия текста/ситуации (собственно первичное и вторичное ориентирование), и этап порождения текста на ПЯ. Это, по сути, общая среда, в которой осуществляется умственная деятельность переводчика, оболочка для всех ментальных процессов, происходящих в сознании переводчика, и одновременно – одна из важнейших целей этих процессов. Находясь на этапе вторичного ориентирования в проблемной ситуации, на этапе семантической и грамматической реализации текста, на этапе акустического или графического осуществления высказывания и на этапе редактирования, переводчик постоянно вносит коррективы в свое представление о специфике коммуникативной интенции автора и его мотива и по мере возможности учитывает эти коррективы в процессе создания текста и его последующего редактирования. В-третьих. Из предыдущего утверждения, как и из нашего обращения к положениям психолингвистики, следует, что переводческий анализ текста, если использовать термин переводоведения, отнюдь не предшествует собственно созданию текста перевода, а сопровождает этот процесс на всех его этапах. Он начинается до создания текста перевода, продолжается в процессе создания перевода и завершается только после создания перевода. Таким образом, наиболее распространенный в теории перевода термин «предпереводческий анализ текста» вовсе не имеет права на существование, поскольку не отражает специфики реальной деятельности переводчика по созданию речевого продукта. В-четвертых, мы убедились, что ориентирование переводчика в проблемной ситуации не сводится к анализу текста оригинала, а включает постижение особенностей первичной и вторичной коммуникативных ситуаций. Для переводчика нет одного единственного раздражителя, представленного в виде текста на ИЯ (такое представление о переводе возможно только в рамках текстоцентрического направления в переводоведении, когда перевод рассматривается как преобразование текста на ИЯ в текст на ПЯ). Истинные раздражители, на которые реагирует переводчик, многочисленны и включают не только текст как таковой, но и осознанные переводчиком интенции коммуникантов, ожидания получателей перевода, а также инициатора перевода, все составляющие ситуации, в которой осуществляется перевод. Что нам дает обращение к положениям психолингвистики? Во-первых, это представление о переводе как о деятельности, осуществляемой не по правилам и алгоритмам, раз и навсегда предписанным лингвистикой перевода и прописанным в многочисленных учебниках и пособиях, а по законам речепорождения, имеющим объективный и универсальный характер. Во-вторых, это учет особенностей коммуникативной ситуации, в которой создается перевод, что обеспечивает повышение общего качества перевода. В-третьих, это возможность не только описать разные стратегии перевода, используемые в неодинаковых коммуникативных ситуациях, но и обосновать их выбор и механизм их реализации на основе представления о возможных результатах ориентирования переводчика в проблемной ситуации. В-четвертых, это возможность построить процесс профессиональной подготовки переводчиков наиболее оптимальным способом, обеспечивающим лучший результат. Вместе с тем в области психолингвистики перевода имеются проблемы, которые, может быть, и были обозначены, но к решению которых, как нам кажется, еще никто не приступал. К числу наиболее интересных из них относятся:
Представляется, что обращение к положениям психолингвистики позволит пролить свет на самый таинственный процесс, осуществляемый представителями одной из древнейших профессий. Список использованной литературы
Е.С. Юртаева Саратовский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского КОМПЛЕКСНЫЕ ПЕРЕВОДЧЕСКИЕ ТРАНСФОРМАЦИИ КАК СРЕДСТВО СОХРАНЕНИЯ СТИЛИСТИЧЕСКОЙ ОРИГИНАЛЬНОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА ПРИ ПЕРЕВОДЕ С АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА НА РУССКИЙ (НА МАТЕРИАЛЕ ПЕРЕВОДОВ РОМАНА Р.БАХА «ИЛЛЮЗИИ») В связи со все более очевидным ускорением глобализационных процессов и повышением потребности в межцивилизационном обмене лингвокультурными феноменами, воплощенными в культурно значимых художественных произведениях, именно изучение перевода художественных текстов представляется едва ли не наиболее значимым в современной транслатологии.Образность, присущая литературным произведениям, создается писателем самыми разнообразными языковыми средствами, и для этого он пользуется всем богатством языка, а потому переводчик должен особенно тщательно взвешивать все детали, из которых складывается художественное впечатление, чтобы в переводе не лишить произведение его яркости, красочности и индивидуальных особенностей стиля автора. Современная лингвистика, находясь в тесной связи с переводоведением, широко использует для теоретических представлений о переводе, и о художественном в том числе, концепцию аналогии или подобия. При этом представление о художественном переводе как о подобии исходного текста на основе культурологических суперфреймов позволяет моделировать процесс и результаты художественного перевода в категориях когнитивного гомоморфизма и изоморфизма [Казакова 2002:7]. Анализ переводов литературных произведений показывает, что в связи с указанной задачей для них типичны отклонения от максимально возможной смысловой точности с целью обеспечить художественность перевода [Галеева 1999:28-29]. Но даже само по себе оригинальное художественное произведение возникает путем отражения и субъективного преобразования объективной действительности; в результате творческого процесса перевода образуется идейно-эстетическое содержание, осуществленное в языковом материале, причем оба эти элемента, разумеется, составляют диалектическое единство, поэтому необходимо учитывать, что перевод не может быть равен оригиналу, но должен быть равен ему по воздействию на читателя. Таким образом, в процессе перевода художественного текста переводчику следует воспроизводить не только и не столько составляющие этот текст языковые единицы, сколько их отдельные и совокупные художественные функции, которые могут быть заключены в отдельном стилистическом оттенке слова, значении синтаксической конструкции или коннотативном значении слова Для адекватного решения поставленных переводческих задач необходимо понимание смысла, т. е. системы образов художественного текста в единстве со способами выражения [Брандес 1988: 98]. При этом одним из базовых компонентов художественного текста как объекта художественного перевода являются образные концепты, системы суждений и представлений о существенных и частных признаках и свойствах определенных объектов. В процессе художественного перевода, в отличие от обычного акта художественной коммуникации, образный концепт подвергается, по меньшей мере, двум процедурам развертывания: концептуальному анализу и эмотивной оценке [Федоров 1983:160-169]. Концептуальный анализ в процессе освоения художественного образа представляет собой выделение наиболее существенных субъектно-предикатных свойств исходного образного концепта и способов их выражения. Именно концептуальный анализ предопределяет необходимые для создания грамотного русского текста трансформации как лексического, так и синтаксического характера. Однако не всё в переводе поддается логическому исчислению. Эмоциональная оценка заключается в определении эмотивной основы исходного образного концепта. При этом все сложно переплетающиеся в процессе переводческого анализа и непосредственно перевода оценочные действия переводчика можно поделить на следующие виды оценок: - общая оценка исходного текста с точки зрения его места в литературном процессе, важности для исходной культуры, места в культурной традиции и т. д.; - частная оценка исходного текста с точки зрения переводчика как читателя (мера содержательности, эмоциональной привлекательности, личные предпочтения и т. п.);-- личная оценка исходного текста с точки зрения переводчика как соавтора переводимого произведения (мера сложности, важность и своевременность введения данного текста в контекст переводящей культуры, соответствие установкам и возможностям переводчика и т. п.) [Бреус 2002:19-25]. В полной мере проследить все вышеозначенные особенности художественного перевода на наш взгляд возможно на примере творчества Ричарда Баха, оказавшего в свое время огромное влияние на умы и сердца целого поколения, а в нашей стране его «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» стала едва ли не знаменем непокорности системе. В чем же заключается стилистическая индивидуальность эстетики образов мира, выстроенного Р. Бахом? Мировоззрение автора «Иллюзий» не является совершенно оригинальным, но всё же, в сочетании с уникальным образным строем, оно делает его произведения книгами писателя с узнаваемым, неповторимым художественным мышлением. Истоки мировоззрения Баха достаточно эклектичны: это видоизменённые элементы христианства (концепция мессии, переосмысленное в пантеистическом ключе представление об Абсолюте,концептуализируемом как Любовь); буддизма (учение о реинкарнации); ницшеанства (философия желания, субъективизация морали); американского трансцендентализма (аллюзии на произведения Р. У. Эмерсона и его концепцию трансцендентализма в «Иллюзиях», доктрина «верности себе»); представления современной квантовой физики (идея множественности миров); позитивное мышление и философия притяжения (человек сам выбирает любые события своей жизни, зная или не зная об этом); постструктуралистская философия (в том числе, неоницшеанская концепция желания); нью-эйдж; хиппизм и гуманистическая психология. Более поздние произведения Р. Баха, среди которых роман «Иллюзии», являющийся предметом нашего особого внимания в рамках данной статьи, и «Гипноз для Марии», расширяют рамки философской системы писателя и осмысляют заново мир – от мелких деталей до представлений о бытии в целом, о пространстве и времени – как результат гипноза, конструирующего в человеческом сознании мыслеформы действительности, которая на самом деле является не более, чем управляемым «фантомом» [http://www.topos.ru/article/ontologicheskie-progulki/tvorchestvo-i-filosofiya-richarda-bakha-3]. Рассмотренная «многослойность» произведений Р. Баха создает своеобразный эффект: каждый читатель воспринимает лишь ту часть содержания текста, к пониманию которой он готов. Именно это, несмотря на неоницшеанские выпады против традиционной (кантовско-христианской) морали («Иллюзии», «Бегство от безопасности»), резкую критику толпы и категорий «здравого смысла» и отрицание религии (как системы авторитетов и как заведомо ущербный социальный институт), позволило писателю приобрести массовую популярность и занять значимое место в причудливом ландшафте современной литературы. В процессе художественного перевода необходимо учитывать, что для литературы как для искусства, материалом которого служит язык, характерна особая, часто непосредственно тесная связь между художественным образом и языковой категорией, на основе которой он строится. При формальной непередаваемости отдельного языкового элемента подлинника может быть воспроизведена его эстетическая функция в системе целого и на основе этого целого.Ярко выраженное воплощение этой сентенции, являющейся одним из краеугольных камней процесса художественного перевода и теории перевода в целом, можно обнаружить в различных переводах романа Ричарда Баха «Иллюзии» (RichardBach, “Illusions.TheAdventuresof a ReluctantMessiah”), выполненных И. Ю. Куберским («Иллюзии, или приключения Мессии поневоле»), М. П. Шишкиным («Иллюзии, или приключения Мессии, который Мессией быть не хотел») и М. В. Науменко («Иллюзии, или приключения вынужденного Мессии»).Рассмотрим, как каждый из переводчиков пытается стилистически реализовать авторскую концепцию. Одним из ключевых понятий в образной системе повести Р. Баха является некая Книга как средоточие вселенской мудрости. Этот образ представляет собой глубокую развернутую метафору: весь мир – раскрытая для каждого на своей странице книга, читая которую с должным вниманием, человек найдет ответы на все свои вопросы. Вот почему особую художественную нагрузку несут в этом произведении описания природы. When I came conscious again it was just sunrise, rose light and gold shadows(Richard Bach)[Bach 1998:61]. Когда я проснулся, только-только начинало светать, небо было озарено розовым светом, кругом лежали золотые тени(М.П. Шишкин) [http://lib.ru/RBACH/illuzii.txt]. Когда я снова очнулся, был как раз восход солнца, розовый свет и золотые тени(И. Ю. Куберский) [http://kubersky.spb.ru/Text/messija.rtf.zip]. Когда я опять открыл глаза, уже занималась заря. Розовый свет и золотые тени(М.В. Науменко) [http://www.mike-zoo.kiev.ua/books/Illusions.zip]. Предикативная конструкция itwasjustsunrise подвергнута различным трансформациям в различных переводах. Так, М. В. Науменко, так же как и М. П. Шишкин, применяют причинно-следственную модуляцию уже занималась заря / только-только начинало светать с соответствующей контекстуальной заменой just - только-только, в то время как И. Ю. Куберский использует перестановку на синтаксическом уровне, обусловленную стилистическими нормами, с сопутствующим расширением just - как раз. М.П. Шишкин предлагает добавления на лексическом и грамматическом уровне при замене глубинного, свернутого, имплицитного односоставного назывного предложения на поверхностную структуру двусоставного сложносочиненного с асиндетической связью roselightandgoldshadows - небо было озарено розовым светом, кругом лежали золотые тени. М. В. Науменко решает ту же переводческую проблему при помощи членения одного сложного предложения на два сложных. Кроме того, конструкция cameconsciousagain подвергнута целостному переосмыслению проснулся опять / открыл глаза. С другой стороны, в силу сложности разграничения приемов смыслового развития и целостного переосмысления можно считать, что в данном случае применена причинно-следственная модуляция. Подходя к центральной теме рассматриваемого произведения – отсутствию объективно существующей реальности, – автор сравнивает жизнь с фильмом, утверждая, что все это лишь иллюзия, игра, условия которой мы сами когда-то приняли. Более того, мы сами когда-то установили правила, по которым сейчас играем в великую игру под названием жизнь. На самом же деле человек – существо с божественной природой вне времени и пространства. На какое-то время мы можем увлечься сюжетом, погрузиться в него и поверить в реальность того, что является всего лишь игрой света и тени на экране, но однажды к нам вновь вернется осознание, что все это – лишь ограничивающая нас иллюзия, возможности же наши безграничны. Для передачи столь сложной для восприятия обывателем установки автор пользуется целым рядом выразительных средств, что должно найти свое отражение и в переводе. We are game-playing, fun-having creatures, we are the otter of the universe. We cannot die, we cannot hurt ourselves any more than illusions on the screen can be hurt (Richard Bach) [Bach 1998:74]. Мы - задорные и озорные существа, веселые дети Вселенной. Мы не можем умереть, и нам, как и иллюзиям на экране, ничто не может повредить (М. П. Шишкин) [http://lib.ru/RBACH/illuzii.txt]. Мы существа, которые играют в свои игры и развлекаются. Мы аромат Вселенной. Мы никогда не умираем, и наша боль ничуть не сильней той, что у экранных иллюзий (И.Ю. Куберский) [http://kubersky.spb.ru/Text/messija.rtf.zip]. Мы – играющие, забавляющиеся дети Вселенной. Мы можем умереть или причинить себе боль не больше, чем это могут сделать иллюзии на экране (М.В. Науменко) [http://www.mike-zoo.kiev.ua/books/Illusions.zip]. Во всех рассматриваемых интерпретациях имеет место антонимический перевод предложения we can not hurt ourselves any more than illusionson the screen can be hurt, сопровождающийся заменой членов предложения у М. П. Шишкина, добавлением на лексическом и заменой частей речи на грамматическом уровнях у И. Ю. Куберского. Кроме того, мы находим у М. П. Шишкина контекстуальные замены на лексическом уровне с развитием смысла game-playing, fun-having - задорные и озорные. И. Ю. Куберский использует для перевода тех же переводческих единиц замену на синтаксическом уровне простого предложения сложноподчиненным с определительным придаточным при соответствующей замене частей речи (прилагательное - глагол) которые играют в свои игры и развлекаются. Англо-русский словарь В.К. Мюллера приводит такой перевод существительного «otter»: 1. 1) зоол. выдра (Lutra); 2) мех выдры; 2. рыболовная снасть; 3. мор. параван; 4. в грам. знач. глагола – охотиться на выдр. Ни один из предложенных авторитетным источником переводов не позволяет адекватно перевести выражение the otter of the universe, следовательно, существительное otter может либо иметь контекстуальное значение в идиостиле автора, либо приобрело в процессе языковой эволюции дополнительное значение, не зафиксированное в словаре. Рассмотрим оба варианта. Пресноводные выдры водятся на всей территории США, так что мы можем предположить, что еще в детстве автор интериоризировал в свою понятийную парадигму вид резвящихся на воле зверьков как часть нетронутой природы. А ведь именно природа, как мы помним, в соответствии с концепцией книги является одновременно отражением внутреннего состояния героя (видоизменение окружающего пространства, когда герой усилием воли освобождается от иллюзий) и своеобразной книгой, которая всегда открыта на нужной странице. Таким образом, мы можем прийти к выводу, что здесь существительное «otter» является контекстуальным носителем таких понятий, как «безусловная радость» и «свобода». В этом случае наиболее близок к адекватному переводу the otter of the universe - веселые дети Вселенной М.П. Шишкина. С другой стороны, нам известно, что из секрета некоторых видов выдр получают дорогой натуральный парфюмерный компонент – мускус. Мускус, будучи дорогим компонентом, присутствовал лишь в эксклюзивных духах, ассоциируясь, таким образом, одновременно с чем-то натуральным, роскошным, и отчасти, с властью, которой обладает богач, позволивший себе подобный парфюм. Возможно, автор использует рассматриваемое существительное именно с данным оттеночным значением, по ассоциации с «ароматом цветка» - как чем-то тонким, изысканным, едва уловимым, роскошь в подлинном ее понимании. В этом случае близок к передаче авторского замысла именно И.Ю. Куберский: Мы аромат Вселенной. В то время как рассматриваемое выражение подверглось целостному переосмыслению в переводе М. П. Шишкина, в переводе М. В. Науменко происходит опущение данной конструкции вкупе с некоторыми опущениями и добавлениями на лексическом и грамматическом уровнях (cannot, или), что безусловно, не лучшим образом сказывается на переводе, поскольку одна из красок в палитре автора блекнет. Следует отметить, что в каждом из переводов сохранена анафора как синтаксическое средство со стилистической функцией усиления выразительности (повторение в начале предложений we - мы), а в переводческой интерпретации И. Ю. Куберского в тех же целях происходит членение сложносочиненного предложения с асиндетической связью на два простых. Подводя итоги исследования, необходимо отметить, что авторская концепция реализуется переводчиками при помощи различных переводческих решений, однако проведенный анализ помогает в полной мере раскрыть роль комплексных переводческих трансформаций в переводах романа Р.Баха «Иллюзии». Список использованной литературы
Список источников текстовых примеров
|
Похожие:
 | Современное образование: научные подходы, опыт, проблемы, перспективы сборник научных статей Сборник научных статей по итогам IX всероссийской научно-практической конференции с международным участием «Артемовские чтения» (16-17... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Проблема преемственности в обучении иностранным языкам в контексте непрерывного образования. Часть Межвузовский сборник научных статей... |
| Педагогика искусства вопросы истории, теории и методики удк 7 (072. 8 + 082) ббк 85я43 п 24 П 24 Педагогика искусства: вопросы истории, теории и методики : Межвузовский сборник научных трудов. Вып Саратов: Издательский центр... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Музыка и молодежь: теоретические и практические аспекты: сборник научных статей. Саратов: ООО «Издательский Центр «Наука», 2011.... |
| Сборник статей Дидактика художественного текста: Сборник статей / Под ред. А. В. Татаринова. Краснодар: Кубанский государственный университет, 2007.... | | Сборник научных статей Печатается по решению редакционно-издательского совета Мурманского государственного педагогического университета |
| Сборник научных статей Печатается по решению редакционно-издательского совета Мурманского государственного педагогического университета | | Сборник научных статей Печатается по решению редакционно-издательского совета Мурманского государственного педагогического университета |
| План научных мероприятий кгпу им. В. П. Астафьева на 2013-2014 учебный... Межвузовский научный семинар для аспирантов и молодых ученых «Системно-синергетический подход к лингвистическим исследованиям» | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Н 35 Национальные приоритеты современного российского образования: проблемы и перспективы: Сборник научных статей и докладов VII... |
| Информация о научных результатах, полученных в сфере научных направлений,... Редакция журнала просит авторов при подготовке статей к публикации руководствоваться изложенными ниже правилами и образцом оформления... | | Новые идеи в философии // Межвузовский сборник научных трудов. Пермь,1998,... Рабочая программа предназначена для изучения биологии в 6 классе средней общеобразовательной школы по учебнику: В. П. Викторов, А.... |
| Е-mail; название статьи; номер квитанции почтового перевода или платежного... Иванов, И. И. Перспективные технологии безопасного обслуживания и ремонта подвижного состава / И. И. Иванов, А. А. Петров // Приоритетные... |  | «уфимский государственный колледж радиоэлектроники» проблемы качества образования сборник статей Сборник статей преподавателей Уфимского государственного колледжа радиоэлектроники №7 Под ред к т н зам директора по учебно-методической... |
| Компетентностный подход как концептуальная основа современного образования Сборник научных статей по материалам международной научно-практической конференции (февраль 2010 г.) | | Урок по изобразительному искусству «Выражение намерений через украшения»... Семенихина Т. И. – «Развитие музыкальных способностей детей дошкольного возраста». Сборник статей ирот. Москва 2008 г |
