Фауст человек стремления
Скачать 3.04 Mb.
|
Лекция одиннадцатая 20 августа 1916 г. (После эвритмическо-драматической постановки: посвященья и двух прологов) Историческое значение "Фауста" Вчера, и в других лекциях, я уже не раз говорил о том, что гётевский Мефистофель есть, в сущности, противоречивая фигура. В ней соединяются, можно сказать, пёстро перемешанные черты мефистофельского, то есть ариманического, и люциферического характера. Гете, так можно было бы сказать, пожалуй, не умел еще разделить эти характерные черты. Когда, с одной стороны, художественное произведение ставится так высоко, — в чём вы сами могли убедиться, — как я это сделал вчера с "Фаустом", то, право, можно позволить себе, с другой стороны, сделать эти фактические замечания. Во всяком случае знаменательно, как мало в общем — хотя в отдельных случаях это и делалось, — но как мало в общем отмечались противоречия, содержащиеся в этом произведении. Это показывает, как часто теперь вещи воспринимаются без достаточного внутреннего участия, без проникновения в глубину и сущность предмета. Ибо иначе тотчас же вскрылись бы, например, внутренние противоречия в фигуре Мефистофеля. Возьмём прежде всего, если не совсем прямое, то всё же очень сильное противоречие, которое можно было бы сразу уже услышать в словах Мефистофеля в сцене, которая только что прошла перед нами: "Я вижу лишь одни мученья человека. Смешной божок земли, всегда, во всех веках Чудак такой же он, как был в начале века! Ему немножко лучше бы жилось, Когда б ему владеть не довелось Тем отблеском Божественного света, Что разумом зовет он: свойство это Он на одно лишь смог употребить, — Чтоб из скотов скотиной быть!" Что можно почувствовать, слыша из уст Мефистофеля такое порицание человеку! Никто, разумеется, не подумает приписать Мефистофелю особенно глубокие, бескорыстные цели. На это он никак не способен, что видно уже из этой первой сцены "Пролога на небесах". Но чего, собственно, хочет Мефистофель? Он хочет, не правда ли, овладеть Фаустом, хочет иметь его в своей власти. И для этой цели он должен был бы приветствовать всё, что даёт ему возможность приблизиться к Фаусту и схватить Фауста. Схватить, в данном случае, значит захватить, а не постигнуть — слово это берётся не в абстрактном понятийном смысле. "Можешь его схватить" — то есть можешь его захватить. Ради этого Мефистофель готов всё сделать. И ему может быть только на руку, чтобы у Фауста были все те свойства, которые привели бы его в лапы Мефистофеля! Откроем теперь дальше то место, где Фауст и Мефистофель находятся в кабинете Фауста, и Фауст говорит о своём отношении к уму и познанию. Затем Фауст уходит. Мефистофель остаётся один. Можно думать, что теперь он будет искренен с собой самим. Он говорит: "Лишь презирай свой ум, Да знанья светлый луч, — Все высшее, чем человек могуч; Пусть с чародейскою забавой Тебя освоит дух лукавый — Тогда ты мой без дальних слов!" Следовательно, ему может быть только по вкусу, чтобы человек пользовался умом и знанием не в правильном смысле, а употребил бы их так, чтобы стать хуже всякого зверя. Он же, не правда ли, говорит Господу именно следующее: "Когда б ему владеть не довелось тем отблеском божественного света, что разумом зовёт он: свойство это он на одно лишь смог употребить, чтоб из скотов скотиной быть!" Я повторяю — это не прямое противоречие, но для ощущения это сильное противоречие. В указанной сцене, где Мефистофель стоит перед Фаустом в его кабинете, ясно видно, что он говорит совершенно открыто как Ариман-Мефистофель. Но в словах, которые мы слышали сегодня: "Что разумом зовёт он: свойство это Он на одно лишь смог употребить, Чтоб из скотов скотиной быть". звучит уже люциферическая нота. Люциферу не может быть на руку, когда Фауст слишком уж использует ум для проявления животных страстей. Ариману, напротив, было бы только желательно если бы Фауст поступал согласно тому, что порицает в человеке Мефистофель. Во всяком случае, мы имеем здесь не полупротиворечие, а уж на три четверти противоречие! Но что делать тогда со следующим местом? "Господь: Пока живет он на груди земной, Тебе на то не будет запрещенья: Блуждает человек, пока в нём есть стремленья". Мефистофель: "Благодарю: не надо мёртвых мне! От трупов я держуся в стороне. Нет, дайте мне здорового вполне: Таких я мертвецам всегда предпочитаю — И, точно с мышью кот, с их совестью играю". Если сравнить эти слова со сценой в конце второй части, которую мы надеемся также когда-нибудь поставить (где Мефистофель стремится овладеть душой Фауста, когда рядом лежит его труп), если сравнить эти два места — то как вообще можно в этом разобраться? Ведь чорту нужны именно души, а здесь он говорит как раз противоположное. И таких противоречий много. Я привёл только два примера. В конце концов эти противоречия проистекают от смешения люциферических и ариманических черт в характере Мефистофеля. Здесь у нас может возникнуть вопрос: каким образом вышло, что Гёте обратил всё своё внимание на Аримана-Мефистофеля, постоянно ставя его рядом с Фаустом и, так сказать, отодвигая на второй план Люцифера? Такой вопрос, естественно, может возникнуть! Он сделал это под влиянием импульсов своей эпохи, которые побудили его ошибочно поставить рядом с Фаустом именно Мефистофеля, и возложить на одного всё то, что должно было быть распределено на двоих. Итак, в самой эпохе лежали причины, почему Мефистофелю было уделено больше внимания, чем Люциферу. Обрабатывая легенду о Фаусте, Гёте идёт до того момента в прошлом, где средневековье сталкивается с новым временем. И он воспринял в себя те импульсы, которые возникли в результате этого столкновения средневековья с новым временем. Если мы возьмем произведения несколько более ранней эпохи, произведения, которые следуют более ранним импульсам, то мы найдём противоположное смешение. Об этом мы тоже когда-нибудь поговорим. Но сегодня я хочу только указать на это. В "Потерянном рае" Мильтона вы найдёте противоположную ошибку. Там все, что дòлжно было бы приписать Ариману-Мефистофелю, возлагается на Люцифера, хотя это сделано не в такой явной форме, как в Фаусте. Ошибка, которую делало главным образом средневековье — направлять внимание больше в сторону Люцифера. Ошибка, которую делает новое время — направлять внимание больше в сторону Аримана. Мы живем теперь в такое время, когда правильное отношение между обоими мировыми силами Мефистофеля и Люцифера должно быть всё больше и больше понято людьми. Отсюда наша группа, наша скульптурная группа, которая должна стоять здесь в нашем здании и которая должна образно показать люциферическое и ариманическое — Мефистофеля и Люцифера — в их правильном отношении друг к другу. Если вы хотите понять в чём здесь собственно дело, то вы должны принять во внимание то, что современному человеку кажется совершенно парадоксальным, но что когда-нибудь будет понято глубоко, если только люди не отбросят Духовного Знания от земной жизни. В новейшее время мы живем под действием совершенно особенных импульсов, и мы должны жить под их действием. Так должно быть. Но только эти импульсы необходимо познать, нельзя их не знать, нельзя относительно них заблуждаться. Я часто указывал, как в начале новейшего времени должно было выступить коперниковское мировоззрение, как оно было правомерно, глубоко правомерно. Мы подходим, правда, с несколько другими чувствами к этому мировоззрению, чем внешний мир. Ибо, если взять те чувства, которые питает к коперниковскому мировоззрению внешний мир, то мы едва ли найдём что-нибудь другое, кроме общепринятого мнения: ну да, средневековье и древность были глупы, а мы стали умными; поэтому они думали, что солнце движется и конструировали всякие циклы и эпициклы — птоломеевское мировоззрение, — верили в это и на взгляд определяли движение небесных тел. Относительно средневековья, особенно позднего средневековья, это до некоторой степени верно, потому что тогда уже произошла путаница в понимании птолемеевой системы. Но первоначальное птолемеевское мировоззрение не было таким, оно было частью изначального, древнейшего откровения, оно вошло в души людей путём превращения древнейших Мистерий, а совсем не посредством внешнего созерцания, и таким образом было основано на откровении. В новейшее время связь с этим откровением порвалась и был поставлен вопрос: как нужно рассматривать небо, чтобы познать его и его движения? Коперник прошёл сначала вычисление, попытался дать простое вычисление движений небесных тел, чтобы потом доказать, что места, полученные путем вычисления, совпадают с действительным положением небесных тел. Так, путем вычисления, он изобрёл свою коперниковскую систему, установил три основные положения о движении небесных тел относительно нашей Земли. Но из этих трёх положений одно было опущено, и благодаря этому возникло современное спутанное "коперниканское" воззрение, которое не было мировоззрением самого Коперника. Третье положение казалось неудобным — и его опустили! Поэтому, кто знакомится с коперниковским мировоззрением только по принятым теперь книгам, тот никогда не знает взглядов Коперника. Но так должно было быть. Сначала Коперник должен был выдвинуть во многих отношениях правильное учение с тремя основными положениями, потому должно было появиться наше учение, основанное на двух положениях Коперника: и только когда всё это будет понято духовнонаучно, будет получено то, что нужно. За Коперником пришли те, которые не путём вычислений, а более внешним путём хотели проникнуть в движения небесных тел и их законы. Появился телескоп. Небесное пространство стали исследовать так, как исследуют вещи на земле. И таким образом возникла современная астрономия, астрофизика, наука, которая устанавливает законы на основе наблюдения. Другими словами: небо хотят объяснить при помощи наблюдения. И что может быть естественнее? Нужно быть — так думает современный человек — совсем сумасшедшим, чтобы хотеть чего-нибудь другого, чем изучение неба при помощи наблюдения. Это ведь само собой понятно. И всё же это неверно, всё же это одно из великих заблуждений. Это совсем изменится в будущем. И хотя ещё больше, чем в настоящее время, будут вопрошать небо, будут стремиться познать то, что как движение живёт и действует в небесных телах, будут подробно читать и изучать небо, но тогда будут знать одно, чего теперь ещё не знают, что кажется совершенно парадоксальным современному человеку, когда ему говорят об этом, а именно: о небе не узнают ничего, когда наблюдают небо. Самый ошибочный метод познания неба и его движения, это — наблюдать небо так, как это делают ныне. Не правда ли, я говорю что-то совершенно бессмысленное? Но к таким бессмыслицам нужно относиться иначе, чем относился к ним Христиан фон Эренфельс, о котором я упоминал несколько дней назад. Будут наблюдать небо, наблюдать всё более и более тщательно, и заставят его высказать свои тайны. Но что раскроют будущим временам эти тайны? Они раскроют то, что происходит здесь, на земле. Они раскроют именно это. И хотя изучать будут небо, но из того, что узнают о небе, объяснят: как развиваются растения на Земле, как на Земле возникают животные, всё то, что образуется, живет и действует на Земле. Все это получит объяснение благодаря тому, что откроет нам небо. Никому не придёт в голову спрашивать тогда небо о том, что происходит на небе, но у неба будут спрашивать объяснения фактов земли. Вновь открываемые, значительные законы неба будут применяться для раскрытия тайн земного бытия. Старая астрология, которая в настоящее время мало известна в своём первоначальном значении и которая по большей части выродилась в дилетантизм и даже в шарлатанство, опять оживёт совсем в новой форме. В движениях звёзд и в законах небесного пространства будут искать не только судьбы людей, но по законам небесных тел будут объяснять законы земных явлений. Причины кристаллизации соли и т.п. не станут известны, прежде чем всё, имеющее на земле форму, не будет объяснено из различных положений небесных тел. И тайна жизни животных, растений, человека, как тайна жизни, не будет раскрыта, прежде чем все живое не будет понято из движений небесных тел, действие которых и есть явление жизни. Земля объясняется небом. Разумеется, эти знания будущего примут несколько другой характер, чем то, что называют знанием теперь. Будут изучать законы положений и движений небесных тел. Но затем медитативно отдадутся воздействию произведённых исследований, чтобы вступить, так сказать, в общение с существами, которые живут в звездах. Этим существам предоставят сказать себе все, что необходимо будет знать для жизни на земле. Это — перспективы будущего. Вы, конечно, знаете, что подобно тому, как Коперник, Галилей, Кеплер — в душе которых шли однако всё ещё более древние воззрения, стремились путём наблюдения найти законы небесных движений, и как затем это было продолжено их последователями в новейшее время, — так Дарвин, Ламарк, Геккель стремились найти законы жизни на Земле. Здесь опять-таки кажется самым естественным познать землю через изучение самой Земли. Для этого совершают кругосветные путешествия, подобно Дарвину, микроскопируют подобно Геккелю, рационализируют подобно Ламарку и пытаются найти законы, которыми управляется жизнь на Земле. И опять-таки рискуешь сойти за сумасшедшего, если не признаешь, что все это само собой разумеется. Но будущее не скажет, что это само собой разумеется! Если мы проследим прекрасный и прямой путь развития биологии от Дарвина и Геккеля и затем перейдем к ученикам Геккеля, то найдем, что он привел к установлению известных законов эмбриональной жизни. Особенно важное значение имеет основной биогенетический закон: в эмбриональной жизни человек проходит стадии развития отдельных животных форм. Вы знаете, что я неоднократно указывал на этот основной закон биогенетики. Чтобы найти его, производили ряд таких наблюдений, с помощью которых надеялись подойти также к познанию существа жизни в живых организмах. Но, можно сказать: наше время направляется в сторону снятия этих воззрений, хотя этого не замечают в широких кругах. Коперниковская астрономия вызывает уже сильные сомнения у наиболее проницательных специалистов. И ученик Геккеля, Оскар Гартвиг, опубликовал в своих последних работах вещи, которое могут поставить под вопрос все, что было выдвинуто теорией Дарвина-Геккеля. Но все это происходило только в среде специалистов и резко отличается от того, что даётся в популярных лекциях и книгах. Люди должны прийти в Духовному Знанию для того, чтобы могло правильно развиваться то, что подготовляется в глубине нашего времени. Здесь я опять должен сказать то, что прозвучит парадоксально. Через наблюдение того, что происходит на Земле, мы совсем ничего не узнаем о Земле; это узнают когда-нибудь, когда в звездах прочтут о том, что происходит на Земле. Напротив, то, что происходит вовне в небесном пространстве, узнают, например, через изучение эмбриологии и т.д. Здесь опять можно поступить подобно тому, что я сказал об изучении небесных движений: можно вступить в общение с элементарными существами, которые упорядочивают это движение в пределах земного свершения. И подобно тому, как будут вопрошать небо, чтобы объяснить Землю, так будут вопрошать Землю, чтобы объяснить небо. Как сказано, теперь это звучит парадоксально, но зто придёт, и правильное воззрение водворится на Земле. Астрономы будут методами своей науки обосновывать биологию, а биологи методами своей науки будут обосновывать астрономию. И биология, правильно обоснованная методами астрологии, станет спиритуальной наукой, и астрология, обоснованная методами истинной эмбриологии, станет спиритуальным познанием неба. Если вы продумаете это, то скажете себе: человечество проходит не прямую линию развития, но движется, так сказать, волнообразно, по волнистой линии — то вверх, то вниз. И для того, чтобы могло быть правильно подготовлено предстоящее в будущем истинное спиритуальное воззрение, должно было выступить заблуждение, которое состоит в том, что новейшее время хочет объяснить небо через изучение неба, землю через изучение земли. Под этим впечатлением жили люди. Но Гёте жил не вполне под этим впечатлением; предваряя дарвинизм, он дал не вполне дарвинизм, а дарвинизм гораздо более одухотворенный. Он направил взгляд не на одну только внешнюю последовательность явлений, но на перворастение и первоживотное. Я часто приводил известный разговор Гёте с Шиллером после того, как они рассматривали у ботаника Батча собрание растений, и Шиллер нашёл неудовлетворительным этот метод чисто внешнего сопоставления. Тогда Гёте несколькими штрихами нарисовал так называемое перворастение. Этот рисунок не сохранился — я попытался в своём введении к морфологическим трудам Гёте, в Киршнеровском издании, написанном мною ещё в 80-х годах, воспроизвести это Гётевское перворастение. Вы можете его там найти. Но Шиллер сказал: это не реальность, это идея. Гёте ответил: тогда, значит, я вижу свои идеи глазами. Ему было ясно, что это есть опыт, созерцание, не что-то придуманное, построенное рационалистически. И когда мы ознакомимся с Гёте — ознакомимся достаточно интимно, — будут ли то его художественные стремления в связи с научными, или, наоборот, его научные стремления в связи с художественными — к этому я и стремился в своей интерпретации Гёте, — то мы увидим, что в его идеи постоянно врывается этот принцип новейшего времени. Поэтому так трудно ещё теперь понять цветовую теорию Гёте, ибо Гёте хочет, собственно, астрономического объяснения тайны красок. И если вы с полным вниманием прочтёте морфологию Гёте, то увидите, что в ней проступают известные вещи, которые исходят уже из первых начатков астрономии. Это особенно чувствуется в статьях, где он говорит о спиральной тенденции растений. Сегодня я хочу только указать на это, подробное рассмотрение завело бы нас слишком далеко. Поставим теперь вопрос: отчего же происходит, что это новейшее время, которое мы считаем с момента столкновения средних веков с новой эпохой, с появления учений Коперника, Галилея, Кеплера и далее Дарвина, Геккеля, Ламарка — отчего происходит, что это новейшее время стремится объяснить небо, изучая небо, Землю — изучая Землю, вместо того, чтобы объяснять Землю, исходя из неба, небо — исходя из Земли? Как же это происходит? Это происходит благодаря двойному соблазну — благодаря тому, что как Люцифер, так и Ариман соблазняют людей. В средние века, когда вещи подготовлялись, когда намечалось стремление в сторону коперниканства, дарвинизма, действовало больше люциферическое влияние, больше люциферические импульсы; с появлением коперниканства выступил ариманический соблазн. Ариман производит то изменение в человеке, о котором я говорил. Ибо в конце концов современная наука стоит всецело под ариманическим влиянием. И Гёте правильно чувствовал, когда чувствовал вблизи современного человека именно Аримана, Мефистофеля. Для него было менее важно отношение к человеку Люцифера, чем Аримана. На последнее он должен был обратить всё своё внимание. Ибо Фауст с самого начала представлен как человек нового времени. Различные теологические заблуждения средневековья исходили от Люцифера. Но Фауст сразу же выступает как человек, который откладывает Библию в сторону и хочет быть врачом, светским ученым, другими словами — он хочет объяснять Землю, исходя из Земли, небо — исходя из неба, а не так, как это было у старых теологов уходящего средневековья, которые стремились еще объяснить чудеса Земли при помощи откровений теологии, то есть силами, исходящими от неба. Но затем рядом с человеком стал Ариман. Те, которые чувствовали, но не прониклись необходимостью этого, а были только охвачены страхом перед чёртом, резко осудили Фауста, который лишь следовал необходимому импульсу новой эпохи. Так сложилась поэма XVI века, которая направляет Фауста в адское пекло за то, что он подпал Ариману. Те, что стояли еще атавистически под влиянием средневековья, придали эту форму поэме о Фаусте. Гёте не стоял уже под этим влиянием. Поэтому он не мог сжечь своего Фауста в адском огне. Но у него возник великий вопрос: что мне, собственно, делать? Подойдём к этому вполне конкретно. Что же, в сущности, делают, когда объясняют Землю, исходя из Земли? Покажем это на одном примере, который, будучи взят из обычной науки, будет для нас более близким. Возьмём какой-нибудь миф, сказанье или поэму, и представим себе комментатора или интерпретатора того отрицательного типа, о котором — вы помните! — я не раз говорил. Предположим, что такой комментатор-интерпретатор выступит перед нами и объяснит поэму, исходя из поэмы — он ищет законы поэмы в поэме или мифе. Он может быть очень остроумным. Без сомненья, есть очень остроумные истолкователи мифов, сказаний, поэм. Но все они ошибаются, ибо никакой миф или поэму нельзя объяснить, если подходить к ним рассудочно. Ах, чего только не писали комментаторы, чтобы объяснить Гашека! И чего только не писали, чтобы объяснить "Фауста"! К основе мифа, к основе поэтического произведения можно подойти только, если направить взгляд туда, откуда они происходят — на небо. Это опять-таки указывает на перспективы будущего. Но здесь это лежит ближе, чем в науке. Мифы создаются, некоторым образом, как иллюстрации великих связей в небесной Вселенной, они служат как бы отражением. И когда имеют прозрение в великие, господствующие в Космосе Законы, то не придут к рассудочному комментированию поэтических произведений — ибо, если вскрыть то, что извлекают из мифа и поэмы эти рассудочные истолкователи, то что тогда собственно выступает? Да, мы можем всегда иметь перед собой определённый образ, когда имеем дело с такого рода современными интерпретациями: выступает нечто подобное тому, кто появлялся здесь в своём образе летучей мыши, действительно нечто, напоминающее летучую мышь, в противоположность живой Жизни, которая господствует в мифе и поэме. Тогда мы действительно знакомимся также с Ариманом-Мефистофелем. То, что я привёл вам как один пример, можно было бы распространить на всю область науки, причем я не порицаю этой науки. Я хочу именно вам показать необходимость того, что так должно быть. Ариман должен был возобладать на известное время, иначе характер и образ деятельности людей, отличающий средневековье, стал бы тем, что позволяло бы людям слишком легко застыть. Люди очень любят полный покой, поэтому мир даёт им чёрта, который влияет на них, прельщает и должен поступать именно как чёрт, который возбуждает, прельщает и соблазняет. Это необходимо — необходимо это вторжение Аримана. И совершенно бессмысленно, если, услыхав что-то об Аримане и Люцифере, спрашивают: "Не ариманическое ли это влияние? Не люциферическое ли это влияние? Их надо остерегаться". Какую роль играет Ариман — это понимал Гёте. Но почему же Ариман должен был играть эту роль в новейшее время? Почему вообще Ариман-Мефистофель должен был войти в сферу человека? Не правда ли, мы знаем, что эволюция протекает так, что мы имеем так называемую Лемурийскую эпоху, атлантическую эпоху, нашу послеатлантическую эпоху. Мы знаем, что в лемурийскую эпоху "Я" человека, то есть его сознание, было еще мало активным, мало деятельным, ибо оно начинает быть деятельным только здесь.  Но только мало-помалу человек уясняет себе то, что живет и действует в нем как импульс "Я". Мало-помалу уясняют себе люди, по мере того, как в их душе действует "Я", — свое отношение к Люциферу и Ариману, лишь мало-помалу уясняют они себе это. Если мы направим взгляд на то, что должно стать принципом будущей эпохи, то это наметится лишь схематично, как бы в намеке: указывая на Землю, чтобы открыть тайны неба, указывая на небо, чтобы открыть тайны Земли. Если сделать обратное, сделать так, как делает ваше время, то мы не найдем тайн Земли, но из Земли вместо небесных законов, вместо тайн Неба, которые должны были бы раскрыться, выступит ариманическое, которое приближается к людям, которое пытается подойти к человеку. Это должно быть отстранено, потому что люди не должны рассудочно искать в Земле то, что дает познать Землю, но должны искать то, что она открывает о Небе. Из мирового пространства входит к нам Люцифер, он должен отойти в сторону. Если бы он подошел к человеку, то в небесном пространстве стали бы искать то, чего в нём найти нельзя: тайн самого неба. Это отношение надо будет понять. Однако должна была быть дана возможность увидеть, как близко к человеку приблизился Люцифер. Эта возможность была дана людям в символе, который гораздо больше, чем символ, — в символе, который вводит глубоко в тайны духовного мира. Если бы мы хотели охарактеризовать значение Люцифера для человека в целом, этого нельзя было бы сделать интимнее (тоньше), чем представив дело таким образом, что к силам женщины приступает Люцифер, и через посредство специфических женских сил действует в мире, и тогда, благодаря женщине, подпавшей Люциферу, вводится в соблазн мужчина. Этот символ должен был предстать пред человечеством, и должен был стоять перед ним в начале четвёртой послеатлантической эпохи, когда люди должны были прежде всего постигнуть отношение Люцифера к человеку, почувствовать, ощутить это отношение, довести его до своего сознания. Ничто не могло в такой степени довести до сознания отношение Люцифера к человеку, как штудирование начала Библии, из которого узнавали, как змея приступает к женщине, овладевает силами женщины и, таким образом, происходит искушение, соблазн мира. Этот символ был особенно действенен для четвёртого послеатлантического периода, хотя он существовал уже раньше. Тайна Люцифера заключена в этом символе. Пятый послеатлантический период должен был привести человека к созданию ариманически-мефистофельской тайны. Здесь должен был выступить другой символ. Как во главе религиозного памятника, обнимающего духовный мир, стоит символ люциферического соблазнителя женщины, и мужчина вовлекается также в соблазн путём ухищрений, проводимых Люцифером с помощью женщины, так в пятом послеатлантическом периоде должен был возникнуть противоположный образ. Ариман, который приступает к мужчине, соблазняет сначала мужчину, и с помощью мужчины — женщину. Если это и не показано так грандиозно в начале "Фауста", все же захватывающая сила трагедии Гретхен основана во многом на том, что подобно тому, как Адам был введен в соблазн Люцифером косвенно через посредство Евы, точно так же Гретхен косвенно соблазнена Ариманом-Мефистофелем через посредство Фауста. Внутренняя необходимость вещей привела к тому, чтобы противопоставить светскую книгу книге теологической; соблазнённого и соблазнительницу, соблазнённую и соблазнителя; Люцифера и Аримана — отношение Люцифера к женщине, с одной стороны, Аримана к мужчине — с другой. Это глубоко значительная духовная связь. И оттого действительно из внутреннего духовного импульса возникла эта светская книга о Фаусте в противоположность теологической книге. И новейшее время призвано к тому, чтобы найти пути между Ариманом и Люцифером. Ибо все те силы, через которые Люцифер действует в мире, хотя и не равны, но подобны силам, с помощью которых Люциферу удалось соблазнить женщину. Все те силы, через которые Ариман действует в мире, подобны силам, с помощью которых Ариман соблазняет мужчину. И если мы совершенно правильно относим в лемурийской эпохе люциферическое искушение, показанное в Библии, то Аримана мы должны искать в Библии в другом месте, которое стало уже неясным, потому что ариманическая тайна не раскрыта еще в Библии так ясно, как люциферическая тайна. И если люциферическую тайну мы относим к лемурийской эпохе, то ариманическую — как я на это неоднократно указывал — мы должны отнести к атлантической эпохе. Библия даёт здесь только намек, не такой ясный, распространяющий блеск образ, как искушение в раю. В Библии сказано только, что благодаря импульсам, которые вошли в бытие Земли, сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены (Бытие). Это только указание на то, что вступает как ариманический импульс на Землю. Итак, "Фауст" Гёте имеет известное историческое значение. И это историческое значение заключается в том, что я пытался обрисовать вам сегодня. И действительно, когда пробуешь сказать о том, чем хочет и должно стать Духовное Знание для человечества, то приходится высказывать много парадоксального, много такого, что кажется часто курьезным. Но дело в том, что люди когда-нибудь станут такими, что их наука снова вспомнит об изначальном откровении и земную жизнь объяснит из Тайн Неба. Тогда человечество найдет правильное отношение к Ариману и Люциферу, и в людях будет жить некоторым образом то, что должно быть показано здесь в нашей центральной группе, в которой Представитель Человечества будет стоять с правильным жестом между Ариманом и Люцифером. Все глубже и глубже должно быть воспринято то, что заложено в "Фаусте" Гёте. Но для этого необходимо свободное от преклонения перед авторитетом восприятие. Те, кто хотят прийти к познанию только так, что, желая выразить свое внутреннее душевное настроение, они, как сказала одна дама, член нашего Общества — "все время ходят с вытянутым до самого живота лицом", не достигнут своей цели. Её замечание было правильным: она хотела указать на людей, которые совершенно лишены способности проявлять юмор в отношении к миру. Когда люди лишены чувства юмора, то это может привести к довольно плохим последствиям. Кто хочет подходить к явлениям мира только сентиментально, тем, конечно, будет приятнее всего на каждой строчке такого произведения искусства, как "Фауст" Гёте, "вытягивать лицо до самого живота". Но кто хочет понять "Фауста", должны воспринять его свободно от всякого авторитета. И тогда им надо будет пройти через противоречия в "Фаусте". Но как раз работа над примирением противоречий даст возможность понимания. Такая сцена, как "Пролог на небесах" — совсем не детская игрушка. И кто слишком уж боится известной иронии и известной доли юмора в отношении к миру, тот очень легко может попасть в руки величайшего юмориста, собрата того, кто выступает перед нами, как Мефистофель у Гёте. Я хотел бы дать побуждение к более глубокому восприятию этих вещей, которые занимают совершенно исключительное место в духовном развитии человечества. Ибо это есть вместе с тем путь к тайнам по ту сторону Порога, где всё иное, чем по эту сторону его, так что надо заранее знать, что многое будет звучать парадоксально, когда мы говорим из сознания фактов, относящихся непосредственно к духовному миру. Наше время не хочет много знать об этом. Ибо современные умы убеждены в том, что они великолепно прошли вперёд и достигли многого. Но я хотел бы знать, как они пройдут через то, что предстоит нам в ближайшее время, с этими великолепными достижениями, которые, в сущности, являются лишь консистенциями того, во что верили в течение столетий. Ибо правильное развитие в будущем будет зависеть именно от того, насколько найдет себе понимание то, что во многих звучит теперь так парадоксально. И пусть перед лицом мира будет безумием говорить о том, что Земля должна быть объяснена через познание Неба, Небо через познание Земли, но кто видит все то, что определяет судьбы людей, открываясь из духовного мира, тот знает: то, что людям кажется столь безумным и парадоксальным, есть именно мудрость перед лицом духовного и перед лицом мира. Это хотелось бы сказать со всей скромностью и подлинным смирением, которыми охвачено сердце и которые живут в нём, — сказать без всякого высокомерия и гордости, но с известной силой; и эту силу иные могут, пожалуй, воспринять как высокомерие. Но такое восприятие было бы ариманическим смешением, не умеющим в данном случае отличить смирения от высокомерия. Об этом поговорим в другой раз. |
Похожие:
 | Пояснительная записка Современное значение анималистики. Проблема «природа и человек» Результат нерационального, потребительского природопользования все чаще сказывается на физическом здоровье людей. Именно поэтому... | | Методические рекомендации и планы семинарских занятий раскрывают... «человек – природа (Космос)», «человек – общество», «человек государство», «человек – человек». И очень важно подчеркнуть, что жизненное... |
 | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... В I ступени-16 человек, во II ступени-17 человек, в III ступени- 14 человек. Итого по школе: 16 человек | | Faust. Der Tragödie erster Teil1 Фауст. Первая часть трагедии Господь). Die himmlischen Heerscharen (небесные воинства; das Heer — войско, воинство + die Schar — отряд, множество) |
| Воспитание толерантности ... | | Метод проекта на уроке литературы Трагедия И. В. Гете «Фауст» «компетентности». Освоение учащимися современных технологий, практическая направленность получаемых знаний, умение ставить цель,... |
| Требования к знаниям и умениям Для обсуждения: «Фауст» («Пролог на небесах», сцены из 1 части по выбору). Смысл жизни, назначение человека — центральная проблема... | | Тема урока Тип урока ... |
| Литература эпохи Просвещения. Связь с другими искусствами: «Фауст» Учителем определено количество часов по разделам программы. В соответствии с государственным стандартом по литературе отведены 2... | | Общая характеристика работы актуальность исследования Не менее актуальной является проблема, касающаяся стремления женщин-предпринимателей сотрудничать друг с другом |
| Русский народ в поэме Н. В. Гоголя Великий писатель-реалист Гоголь отразил прогрессивные стремления русского общества, настроения и чаяния своего народа | | Сценарий гала концерта и церемонии награждения лауреатов областного... Предполагаемое количество участников 600 человек (500 человек (делегации всех муниципальных образований Тверской области) и 100 человек... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Обобщение знаний о синтаксисе; формирование стремления обучающихся к ведению здорового образа жизни | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Воспитание стремления преодолевать трудности. Желание познавать новое, умение работать в паре, в группе |
| Комплексный план оздоровления обучающихся средней школы №31 на 2011 2012 учебный год Цель: формирование стремления к здоровому образу жизни, как одного из главных жизненных ценностей | | Тема. "Урок толерантности". Цели ... |
