Фауст человек стремления
Скачать 3.04 Mb.
|
Лекция седьмая 15 августа 1915 г. Мистическое познание и духовное откровение природы. Восприятие духов Мы попытались дать в связи с "Фаустом" Гёте эвритмические постановки на Пасху, Троицу и в Праздник Успения Богородицы. В известном отношении для нас было прямой потребностью закончить эти постановки именно к Празднику Успения. Вы припомните, что в связи с прежними постановками из "Фауста" Гёте, я пытался показать, что характер пути духовного развития Гёте может быть для нас поучительным, так как он преобразующе показывает нам, как именно великая личность, гений — только медленно и постепенно проникает он в отношении какой-либо воли до той точки зрения, которая может его удовлетворить. Сколькие считают себя добрыми христианами и думают, что они понимают христианство. Но мы должны были бы сказать, что когда Гёте писал первые сцены своего "Фауста", то он имел, если и не анти-христианское, то всё-таки можно сказать — а-христианское мироощущение. Просмотрите только то, что сохранилось как (простите, что я беру это безвкусное выражение, но оно стало общепринятым) так называемый "Первофауст", опубликованный затем под несколько лучшим заголовком "Фауст, фрагмент". Из этого мы можем видеть, что Гёте должен был достигнуть известного возраста, прежде чем мог, высказывая сокровеннейшие импульсы своей души, внести в эти значительные вещи христианский элемент. Бесконечное углубление миропознания и мироощущения было необходимо этой душе. И когда в 1790 году появился фрагмент Фауста, в нём не было ещё той сцены, которую Гёте мог написать только в гораздо более зрелом возрасте, — той сцены, где Фауст был удержан от шага, который он готов был совершить — от самоубийства — звоном пасхальных колоколов. Только в зрелом возрасте Гёте почувствовал необходимость ввести этот христианский элемент в первую часть своего "Фауста". Многое, многое должен пережить, испытать такой гений, пока он по-своему, сообразно своей природе, почувствует себя зрелым для того, что другой чувствует в себе так скоро созревшим. И мы видим, что Гёте действительно держался этого, так как только гораздо позднее присоединил к своему, начатому в юности Фаусту, христианский элемент. Характерно, что для Гёте в некотором отношении необходим был подъём, чтобы в своих ощущениях и во внутренней работе над своим чувством мира, пробиться сквозь ту мировую область, из которой были вырваны, так сказать, импульсы христианства. И только после этого он мог по-новому, удовлетворявшим его теперь образом, также и как художник, приблизиться к христианству. Вчера я уже указал, с каким знанием всех обстоятельств и сути дела, если мы употребим это педантичное выражение, проведено у Гёте всё построение этой последней сцены. Но мы проникнем ещё глубже, если из духовных рассмотрений уясним себе следующее. Представим себе: в пустынной местности, среди скал, пропастей, лесов и всего прочего, что может особенно вызвать мистическое настроение, выступает хор, (мы можем представить себе) хор монахов, который в своём сознании отражает то, что здесь происходит. Мы слышали, почему появляется этот хор: потому что Гёте нужно было сознание этих анахоретов как посредствующий элемент, чтобы создать реальную почву для событий, сопровождающих восхождение души Фауста в духовные миры. Что же теперь происходит? Хор прежде всего указывает нам на то, что происходит. Мы можем сказать: этот хор ощущает в движении то, что прежде было в покое. Мир Духов Формы начинает переходить в мир Духов Движения. Становясь подвижным, одухотворяется то, что выступает перед нами в стихиях природы, всё приходит в движение! "Темен шумящий лес, Сумрачен скал навес; Тесно стволы растут, Корни меж скал ползут; С гор за ручьем ручей Брызжет волной своей..." Почему так? Да потому, что нам должно быть показано, как от земных чувств, от физического плана душа Фауста поднимается в Духовные миры. Вырванной из физического плана, — а физический план это также и природа, — вырванной из природы должна быть эта душа. Но мы знаем, что природа пронизана элементарным миром, что как только мы переходим от застывшего природного бытия к элементарному бытию, всё тотчас же приходит в движение. Мы не можем представить себе, что в нас могло бы быть вызвано чудесное представление о восхождении души Фауста в духовные миры, если бы мы не могли живо поставить перед своим душевным взором эту картину оживания всей природы и высвобождения из природного бытия, возносящейся ввысь души Фауста. И мы должны однажды сказать: наряду со всем нездоровым, что так часто развивается в мистически-оккультных течениях, мы имеем во всем, что связано с оккультизмом Гёте, нечто абсолютно здоровое, стоящее на твердой почве действительности. Поэтому Гёте не мог поставить перед нами духовный мир иначе, как связав его с тем, что в образе природы окружает человека на физическом плане, и, показав, как природа одухотворяется для восприятия здоровых чувств. И никогда Гёте не дал бы согласия на оккультизм, который не стоял бы в тесной связи с любовью к познанию и проницанием в тайны природы. Мы можем бесконечно многое сделать для оздоровления нашего Духовно-Научного Воззрения, если постараемся обозревать тайны природы. В наше время это трудно сделать оттого, что теперь так неразумно подходят к природе, как мы показали вчера на примере разбора "Пророчеств Бакхиды" и на других явлениях духовного порядка, выступающих перед нашим душевным взором. Что же здесь происходит? То же самое, что с мнимо чрезвычайно глубоким объяснением восьми строчек Гёте, но которое будто бы должно означать всевозможные глубокие вещи, между тем, как оно говорит о туфлях и сигарах. То же самое происходит со многим, что теперь говорится о природе. Поэтому в наше время так трудно, исходя из науки, установить к природе то отношение, какое было у Гёте. Но мы всё же должны неустанно стремиться к тому, чтобы развивать наш оккультизм совершенно здоровым. И для этого в настоящее время нет лучшей исходной точки как то направление, которое именно Гёте придал оккультизму. Мы видим, как в сознании хора и эха, передающим именно безличный характер природы, вскрывается духовность природы. И мы можем надеяться, что то же сознание, которое в состоянии так глубоко проницать природу, воспримет в своём созерцании также и восходящую ввысь душу. Но как развивается созерцание этого духовного мира, куда действительно восходит душа? Вчера я упомянул об этом: это прекрасно показано в трех ступенях, где к сознанию хора, выражавшему общее восприятие того факта, что в глубинах природы кроется духовная сущность, — присоединяется сознание Pater extaticus, Pater profundus, Pater seraphicus. Три последовательно восходящие ступени человеческого душевного развития. Как мистическое развитие поднимается от углубления в себя и от себя к прозрению более высокой духовности природы, чем та, которую может прозревать хор, это показано нам при переходе от Pater extaticus`а к Pater profundus и затем при переходе от Pater profundus к Pater seraphicus; как душа, правильно развиваясь, может созерцать откровение духовного мира в своих глубинах. Указание на это Гёте получил очень рано в своей юности, когда узнал о характере сношений Сведенборга с духовным миром. Мы знаем, что не можем слишком высоко ценить этих сношений, но для Гёте это было весьма сильным побуждением. Как известно, Сведенборг рассказывает, что общался с духовными существами таким образом, что последние близко касались его головы, овладевали его органами чувств, и проникая сквозь его глаза, уши, могли совсем по-другому передавать виденное и слышанное, чем человеческая душа. Таким образом, Сведенборг переживает духовный мир через посредство этих ангельских существ, которые входят в органы его чувств. Это произвело на Гёте сильнейшее впечатление — это проникание духов в человеческий организм. И ему стало совершенно понятно, как такой человек общается с духовным миром. Гёте вообще были понятны все эти вещи. То, чего мы не могли ещё здесь представить — впоследствии мы можем это сделать, когда будет готово наше здание — это показать, как Pater extaticus парит, поднимаясь и спускаясь над землёй. 25-го мая 1787 года Гёте пишет о Филиппе Нэри: "в течение его жизни в нём развились высшие дары религиозного энтузиазма: дар слёз экстаза и, наконец, даже дар поднятия и парения над землёй, который из всех почитается наивысшим". Я хотел бы особенно отметить это, потому что должен сказать вам, что всё это Гёте писал совсем не бессознательно и не из одной только чистой фантазии, но что он был хорошо осведомлён в этих вещах, что он знал их, знал глубоко. Таким образом, он показывает Pater extaticus парящим вверх и вниз не просто потому, что это пришло ему в голову. И мы должны помнить, что Гёте был человеком, который так высказывался о Филиппе Нэри. Это бесконечно eглубляет наше чувство. Гораздо важнее всех остроумных объяснений будет, если мы перенесёмся в душу Гёте и увидим, как глубоко он был связан своей душой с этим восхождением человека на пути этого мистического познания. Pater extaticus показывает нам, как душа во внутреннем переживании, подобно Мейстеру Экхарту, или Иоанну Талеру, или Сузо, воспринимает силу божественного воздействия и достигает того, что вместе с Мейстером Экхартом может сказать себе: "Не я, но бог во мне волит, и мыслит, и чувствует". Когда же душа поднимается выше, то элементарный мир становится ей откровением духовного в природе, как мы видим это у Pater profundus, внутреннее существо которого распространяется над всеобъемлющим бытием природы. Дальше, пройдя через это, душа поднимается к непосредственному общению с духовным миром, как мы видим это у Pater seraphicus, который имеет в своём сознании восприятие таких духов, как блаженные младенцы, рожденные в полночь, которые духовно живут и действуют во всем, что развивается между обителями монахов и анахоретов. Так, совсем живо выступает перед нами, что Гёте ведёт душу Фауста вверх в духовный мир, но что для этого ему нужен духовный ландшафт. Мы можем угадывать, как природа сначала приходит в движение, как из природы поднимается элементарная жизнь (жизнь стихий), как затем природные существа переходят в сознание, которое становится все более и более высоким, охватывает душой бытие таких духовных существ, как блаженные младенцы, как потом это могут быть души кающихся грешниц и также душа самого Фауста. Все содержится в духовном ландшафте. И всё это в непрерывном нарастании вплоть до самого конца, где Мистический хор(Chorus Mysticus) высказывает мировую тайну, и где мы видим, что наш духовный взор возносится в духовный мир. Мы также совершаем подъём от стояния в природе на твёрдой почве физического плана к духовным мирам, в которые принята душа Фауста. При жизни Гёте была опубликована только первая часть, как мы её теперь имеем; затем сцена в прелестной местности, Фауст, спящий на цветущем лугу, затем отдельные места первого акта второй части( при дворе императора), среди них переход к классической Вальпургиевой ночи, но самой её нет, и затем сцена с Еленой. Ещё со времени Гёте многие думали о том, как можно было бы закончить "Фауста". Если проследить эти мысли (некоторые из них были напечатаны), то мы найдём, что люди понимали, что душа Фауста должна быть спасена, должна подняться в духовный мир. Но все представления об этом имели в себе — иначе нельзя сказать — что-то, в высшей степени неопределённое. Гёте однажды сказал Эккерману*, что он должен обратиться к помощи христианских образов, чтобы выйти из неопределённости и представить духовную действительность, к которой он стремится. И в самой глубокой старости выступает перед нами в Гёте это удивительное изменение. Подумайте только, что уже после того, как он написал нечто, совсем языческое, дохристианское — связь Фауста с Еленой, потом еще четвертый акт второй части, который, правда, не является противным христианству, то есть только после того, как Фауст ещё раз углубился в области, где христианские импульсы не действуют непосредственно. После того как он пробился через это, в самой глубокой старости, желая поставить перед нами загадку "Фауста" в наивысшем свете, после всего культа язычества он принуждён был ввести в "Фауста" христианство. До восьмидесяти лет должен был дожить Гёте, чтобы иметь возможность сказать себе, что он может употребить христианские представления так, чтобы они стали знакомы для выражения пути, который должна пройти душа Фауста. Гёте действительно прошёл те пути, которые мы обозначаем в Духовной Науке как пути ко всё большему и большему пониманию Импульса Христа. Гёте положил начало тому, что может сделать в будущем Духовная Наука: связать с пониманием живой действительности то, что струится в нашей душе благодаря Импульсу Христа. И Гёте показал это с огромной глубиной, но притом так, что это всегда остаётся наглядным, всегда остается закономерным. Вот перед нами картина природы. Выступающий хор монахов, означая собой прежде всего духовное, видит как из природы восходят стихии, и к стихиям присоединяются душевно-духовные существа, все это возникает из природы. Гёте ощущал это уже как специфически христианское созерцание, ибо в христианстве дело не в том, чтобы твердить христианские догматы. Христианство есть особый род ощущения, отношения к миру. И это ощущение, это отношение к миру удивительным образом проявляется в том, как это показано у Гёте. В последних сценах это ощущение действует и живет в наивысшем христианском смысле. И христианский характер "Фауста", несмотря на его фрагментарность и незаконченность иных частей — особенно выступает перед нами благодаря художественному величию и огромной цельности всей концепции, постигнуть которую можно лишь постепенно, шаг за шагом. Итак, перед вами предстаёт мирная картина природы. Бытие на физическом плане, которое мы видим в подлинно христианском смысле переходящим в элементарное и в чисто духовное бытие. Сюда вводится Фауст после того, как он прошел через связь с Еленой и с духовным миром античности. В античности мы также стоим перед духовными существами. Елена поднимается из подземного мира. Фауст встречается с ними. Елену окружает хор из двенадцати обликов. Когда Елена возвращается снова в подземный мир, хор остается, этот хор в конце третьего акта показан нам как не созревшие вполне до человечности, как элементарные существа. И как исчезает этот хор в конце третьего акта, второй части Фауста? Это весьма знаменательно! Здесь также мы имеем дело с элементарными существами. И после того, как исчезает Елена, исчезает также хор этих элементарных существ. Он разделяется на четыре части. Как же исчезает первая часть этого хора? Три лица, составляющие её, сами описывают, как они исчезают — они исчезают, уходя в природу. Когда Гёте изображает это языческое, он показывает элементарные существа, стоящие как хор 12-ти обликов вокруг Елены — теперь они исчезают, они уходят в природу. Почувствуйте, как первая часть хора уходит в природу: "В сотнях листьев, в сотнях веток мы забьемся, затрепещем, Из корней младые соки привлечем мы — и по веткам Разнесем их. То листами, то цветами украшаем Мы кудрявые верхушки и готовим урожай". Это значит: существа, составляющие хор, становятся деревьями, становятся природой. Когда они могут снова явиться перед нами, то под действием христианских импульсов они появляются, как: "Лес наплывает волной..." Языческие элементарные духи исчезают, входя в природу, и выступают опять из неё, когда Импульс Христа соединился с Землей. Как знаменательно исчезает этот хор, связанный с Еленой, и потом, мы видим это в последней сцене — снова выступает из природы, когда существа, явившиеся, как блаженные младенцы, восприняли Импульс Христа. И возьмите еще другую часть хора: "Мы вселимся в эти скалы, будем тихо отражаться В водном зеркале,— и волны будут двигать образ наш. Звук раздастся — птиц ли пенье, камыша ли тихий шепот..." Поистине, это те же самые скалы, в которые вскользнули, исчезая, элементарные существа, и из которых выступают потом существа духовного мира, после того, как они восприняли Импульс Христа. Вы видите, какие глубокие ощущения вложены в это художественное произведение, как в нем кроются связи, отличающиеся от тех, что наблюдают обычно. И в этих именно связях все дело. Это сознавал Гёте. Что он сознавал это, видно из одного совершенно определенного указания, которое он решил дать, когда еще не вполне был готов третий акт второй части "Фауста". Он довел его тогда приблизительно до исчезновения Елены и до "возвращения в природу" элементарных существ хора, как раз до этой сцены, приблизительно до того, что я вам сейчас прочел. Тогда он решил, — что и сделал в конце третьего акта, — явить Мефистофеля в Форкиаде, и Мефистофель должен был выговорить, чего собственно хотел Гёте в своем "Фаусте". Третий акт кончается ремаркой Гёте: "Форкиада, став великаном на авансцене, сходит с контуров, снимает маску и покрывало и является Мефистофелем, чтобы, насколько нужно, объяснить пьесу в эпилоге". Гёте поручил это сделать Мефистофелю, и зависит это от композиционных причин, так как Мефистофель есть, в сущности, тот, кто приводит в исполнение третий акт. Третий акт включен в "Фауста" как классико-романтическая фантасмагория. Мефистофель есть, так сказать, тот, кто при помощи своего рода спиритической, лабораторной магии вводит третий акт. Он должен сказать, чего собственно хочет Гёте, когда продолжает своего "Фауста". В то время, как Гёте знает уже, что должен включить в "Фауста" Импульс Христа, он хочет сказать устами Мефистофеля, что несомненно, всегда были эпохи, которые знали — что в основе чувственного бытия лежит бытие духовное. Мы можем вернуться к мистике древней Индии, древнего Египта, там знали и показывали, что в основе природного бытия есть бытие духовное. Но нам не подобает теперь — хотел сказать Гёте, — постигать это духовное так, как постигали его в этих древних мистериях. По сравнению со всеми древними мистиками (мистами) и со всей древней мудростью, Импульс Христа внёс в мир нечто совершенно Новое. Старое Уже не может служить нам! Это хотел сказать Гёте. И что он хотел сказать, это не есть просто моё утверждение, так как это место сохранилось. Его нет теперь в "Фаусте", но оно сохранилось, написанное Гёте и даже снабжённое поправками, внесёнными писцом по указаниям Гёте. Там, в конце третьего акта, сказано, что он требует для своего Фауста новый христианский Импульс, что он не хочет никакой древней мудрости, а нечто совершенно новое в смысле Импульса Христа. Ибо, выступая перед публикой, Мефистофель должен был произнести здесь следующие слова: "Довольно, вы видите его" (подразумевается Евфорион). Разве хуже он того, что дают на британской сцене, где малое дитя мало-помалу вырастает в героя. Здесь ещё того почище. Едва зачатый, он уже родился. Он прыгает, танцует и говорит красивые слова. Если многие порицают это, то другие думают, что этого так прямо и грубо понимать нельзя, за этим что-то есть. И чуют уже мистерии, пожалуй даже мистификации, что-то индийское или египетское, и кто всё это хорошенько сварит, перемешает в кашу, этимологически перевернёт и так и эдак, тот настоящий человек. Гёте уже как бы предчувствует те исследования, которые потом появились и смешали всё в этимологическую кашу, но он ничего не хочет знать обо всём этом и говорит дальше: "Мы тоже это говорим и наш смысл в том, чтобы быть верным учеником новой символики". Это высказывает Гёте: быть верным учеником — не египетской, не индусской, а — новой символики! И тогда он пришёл, не тем путем, что вносил только там или здесь что-нибудь христианское, но тем, что охватил в потоке своего творчества все силы и способности проявления души, — тогда, наконец, пришел он к тому, что мог ввести в своего "Фауста" Импульс Христа. И, как мы видим, он делает это. В нарастающей постепенности трех Pater мы видим, что он знает путь мистики и мы видим, с другой стороны, как удивительно он разделяет на две группы единый вначале хор Ангелов на хор младших Ангелов и на хор более совершенных Ангелов. И когда мы читаем, что говорят младшие Ангелы и что говорят более совершенные, то мы опять-таки находим нечто поразительное. Возьмите сначала, что говорят младшие Ангелы: "Эти розы, дар небесный Грешниц кающихся хора," (нужно вспомнить предшествующую сцену) "Были помощью чудесной И победу дали скоро: Драгоценный дух спасли мы! Бесы скрылись, как пришли мы, Злые прочь от роз бежали, — Адской злобой не палимы, Скорбь любви лишь ощущали! Даже старый предводитель, Сатанинских сил властитель, Острой мукой был проникнут. Радуйтесь: успех достигнут!" Но Ангелы уже выступали в прежних сценах. Теперь выступают младшие Ангелы. Нельзя сказать, как глубоко затрагивает, когда отдаёшься воздействию величайшей закономерности такого представления. "Младшие Ангелы" — почему? Это значит — они моложе, они ещё не имеют такой большой связи с земным миром. В дохристианскую эпоху Ангелы вообще суть те существа, которые закрывают своё лицо перед воплощением (вочеловечением) на земле, которые в дохристианскую эпоху не вмешиваются в то, что происходит там на Земле, внизу. Они остаются совсем высоко в духовных сферах. Подумайте только, как выразительны эти младшие Ангелы, которые ещё не соединились с христианской сферой, но пребывают в вышине, которые ещё не спустились вниз. Припомните, как охарактеризованы Элоимы при сотворении мира. После того, как нам день за днём было показано творение, в конце говорится: "И они увидели, что это было хорошо (или было прекрасно) — (трудно перевести то слово, которое здесь поставлено). Это значит, что Элоимы — это те духовные Существа, которые сначала создают вещи, а потом смотрят, что это было хорошо! Всё дело в этом. Это суть другого рода Существа, те, которые на старой Луне достигли своего совершенства, и теперь духовно переходят в земное бытие: сначала творят, а потом созерцают и воспринимают, что творение удалось. Младшие Ангелы должны иметь восприятие, как у этих духовных Существ — сначала сказать, что они сделали. Они сознают теперь, что рассыпали розы из рук кающихся грешниц, что причинили муку самому старому властителю сатанинских сил. Так закономерно пишет Гёте, потому что знает, что существа, которые не пришли в соприкосновение с христианским миром, только потом узнают красоту, добро того, что было сделано. "Эти розы, дар небесный грешниц кающихся хора, были помощью чудесной...". Что победа была одержана, это следуем потом. Вы видите, что я не выдумываю. "Тучка вокруг скалы Вьётся, летая, Духов под кровом мглы, Скрыта в ней стая. Тучка светлеет, взор Отроков видит хор Светлых, блаженных, Скорби он чужд земной, Реет их светлый рой В сферах священных, призван к весне иной, В мире ином. Душу спасённую, Вновь принесённую, Для постепенного Роста блаженного К ним мы примкнём." Блаженные младенцы давно здесь, и они связаны с появлением этих Ангелов, но Ангелы замечают их только, когда всё в целом уже выступает на сцене. Гёте вполне сознавал, что они несут не то, что в душе Фауста связано с Землёй. Это должны нести те, которые стали несколько старше, совершеннее, которые спустились вместе с Мистерией Голгофы и пришли в соприкосновение с земным: "Он от земли рождён, Несть его больно, Будь из асбеста он, — Чист не довольно. Тесно сроднилась там С духом стихия: Ангел не снял бы сам Цепи земные." "Этот остаток нам трудно нести земной". — Это говорят более совершенные, а не младшие Ангелы. И поясняют, что благодаря Мистерии Голгофы, они достигли уже созерцания того, перед чем закрывают лицо другие Ангелы: того, как духовная сила соединяется с элементами, которые примешаны к природе земной жизни. Производит сильнейшее впечатление, когда видишь, с каким пониманием и знанием сущности дела пишет Гёте, как он умеет правильно охарактеризовать подробности духовного мира. Когда сравнишь это с тем беспорядочным, невыразительным, бледным, что дали другие, которые также пытались изобразить мир духов, то это напоминает порой человека, которой хотел бы описать живую природу и оказал бы: "ах, я ходил по лесам и лугам и видел на лугах такие замечательные синие розы, и такие замечательные цветы цикория и такие прекрасные красные и желтые фиалки и тому подобное, — чего никогда не бывает. Кто знает духовный мир, тот ощущает многие описания невероятно неумелыми, потому что ничто не согласуется. У Гёте всё согласуется! Это существенно, видеть не выдуманную интерпретацию, а видеть, как душа коренится в духовном мире в тот момент, когда намеревается из своих собственных сил обрисовать такое событие, как восхождение Фауста в духовный мир. И при этом всё дано в высшей степени художественно, художественная композиция области духовного. Я уже однажды пробовал вам показать, что помимо всего остального, чем является Евангелие от Иоанна, в самом его настроении есть что-то, что делает его в то же время одним из величайших художественных произведений. (Припомните Кассельский цикл). И поистине в "Фаусте" мы находим везде это стремление достигнуть художественного совершенства в изображении духовных событий. Но так, чтобы художественное, оставаясь художественным, было вместе с тем и духовно правильным. Это существенно. Ибо необходимо, чтобы мир всё более и более понимал, что подлинно духовно узнанное и испытанное окажется правильным также тогда, когда оно вносится во внешний мир. Духовно надуманное выглядит в мире, как карточный дом. Но то, что вынесено из духовного познания, может устоять в мире. И к этому стремились мы во всей архитектуре нашего здания[ * т. е. первый "Гётеанум", в Дорнахе], чтобы оно было действительно порождением духа. Поэтому не может смущать, когда появляются люди, которые говорят, что им не нравится то или другое в нашем здании. Это не должно смущать, когда немного знаешь жизнь, и знаешь, что эти люди принадлежат несомненно к числу тех толкователей Гёте, о которых упоминалось выше. Они могут говорить что угодно о нашем здании и о нашем образе мыслей — это не может никак импонировать. Но то, что рождается из духовного, может существовать именно потому, что оно есть одновременно и дух и искусство. И сегодня я хотел бы указать здесь хотя бы ещё на одно. Перед нами выступают три кающихся грешницы вместе с четвертой, которая прежде именовалась Гретхен. Да, художник, истинный, настоящий художник — никогда не сделает этого так, что скажет: теперь я хочу вывести трёх кающихся грешниц. Где же взять этих трех кающихся грешниц? Конечно, в жизни есть всякие люди. Есть и такие — они действительно есть — которые берут словарь рифм и сочиняют по этому словарю, им в алфавите всегда можно найти рифмующееся слово и получить вторую строчку и т.п. Я сам видел таких людей! Но так не поступает истинный поэт, поэт-художник. Он не берёт произвольно трёх кающихся грешниц, но, что особенно ярко выступает у Гёте, вносит в это опять-таки удивительное нарастание, даёт удивительную внутреннюю композицию, которая является вместе с тем фактически верной и правильной. Что должны показать нам три кающихся грешницы — сначала Мария Магдалина, потом самаритянка, и, наконец, Мария Египетская? Я уже упоминал об этом. Они должны показать, что в женской природе есть вечное, "вечная неподвижная звезда любви", которая, хочет сказать нам Гёте, не может быть омрачена, если даже в женской душе соединится с грехом, — любовь, та любовь, которую принёс Христос, — и хотя в жизни они далеко не были образцовыми людьми, но их душа была устроена так, что они могли постигнуть любовь. Если мы правильно представим себе это всё, то мы должны сказать: да, то, что как Импульс Христа распространяется в мире, охватывает сначала ближайшее, потом несколько более отдаленное, потом самое отдалённое. И это был бы прекрасный образ: импульс Любви Христа разливается, как волна, охватывает также виновных, изливает Свое Сиянье на них, описывая все более широкие круги. Таким образом любовью Христа охватывается ближайшее окружение: Мария Магдалина, еврейка, непосредственно происходящая из страны, которая в еврействе была тесно связана с Христом Иисусом. Потом Он, Христос, выходит за эти пределы, из области иудейства, но еще в ближайшую местность, к самарянам, которые не общаются как народ с иудеями — второй круг. И затем он приходит к третьему кругу. Как вы знаете, то, что считалось особенно чуждым и далёким христианству, представляли себе, как Египет — Мария Египетская. Она выходит из того, что лежит ещё дальше, в языческом мире, что охватывает, как бы издалека, точно невидимой рукой отодвинутое за грех от прикосновения к Кресту и только искупающее вину сорокалетним раскаяньем — вы видите, как далеко расходятся волны любви! Мы действительно видим их, эти волны, как они расширяются, и начинаем как бы несколько понимать то, что постепенно выкристаллизовалось в представлении Гёте, и что он обозначил в конце как "вечно-женственное", в понимании которого должен быть удалён всякий след чего бы то ни было низменного. И этому расширению любви точно соответствует, я хотел бы сказать, ритм, звучание и весь характер слов, которые Гёте вложил в уста кающихся грешниц. Постарайтесь хотя бы один раз почувствовать это удивительное нарастание, которое дано в ритмическом построении речи, в особых оттенках чувств, ощущений и образов: "Ради слез любви, что, каясь, Я к ногам Христа Святым Проливала, не смущаясь Фарисеев смехом злым; Ради чаши, струй душистых Из себя излившей много, Ради прядей шелковистых, Отиравших ноги бога, —" (мы чувствуем, как бы журчание струй вблизи...) "Ради кладезя, где стадо Авраам своё поил, И ведра, чьих струй прохладой Спас уста Свои студил, Ради той струи священной, Что, оттуда истекая, Протекла по всей Вселенной, Чистотой своей сверкая..." Представьте себе, как это ширится! Всем своим представлением, мы, собственно, в непосредственной близости к личности Христа. И потом еще целые миры открываются в образах природы. И затем, когда мы переходим к Марии Египетской: "О, молю пещерой тою, Где Христос был погребен, Где рукой меня святою Отстранил от входа Он..." Непосредственно затрагивается невидимое духовное. Еще одно нарастание. Но совсем не нужно заранее рассудком устанавливать действительное существование этих трёх кругов. Их нужно чувствовать в то время, как произносятся слова. Это особенно важно, но припомним следующее. В многолетних рассмотрениях мы установили, что нашему земному развитию предшествовало развитие Сатурна, потом Солнца, потом Луны, и теперь мы находимся в развитии Земли. Человек известным образом участвовал во всём том, что происходило во всех этих стадиях развития. Что же является существенным в этих стадиях развития? Существенно то, что они были и прошли, и началась земная эпоха. Но до этой земной эпохи человек прошёл через эпоху Сатурна, Солнца, Луны и несёт в своём внутреннем существе последствия этих эпох. Если мы расследуем современного человека средствами Духовного Знания, то найдём, что его физическое тело, первый зачаток которого возник на Сатурне, продолжало затем развиваться на Солнце, на Луне, вплоть до Земли, где оно не так давно связало себя с космическими силами, чтобы воспринять в себя нечто новое. Последствия того, что физическое тело человека, именно как физическое тело, прошло во время этих трёх стадий — и здесь мы касаемся края глубочайшей Мистерии — ясно выразилось на Солнце в строении внутренних женских органов. Внутреннее существо женской организации, как физический телескоп, так и всего того, что в связи с физическим телом проявляется так же, как душа, несёт на себе в сильнейшей степени след воздействия Сатурна, Солнца и Луны. В Библии не напрасно говорится, что Элоимы взяли прах, то есть то, что присоединилось лишь на Земле (под "прахом" разумеемся земной элемент) — взяли прах для того, чтобы создать Адама, мужчину. Из Космоса к тому макрокосмическому, что женщина приносит с Сатурна, Солнца и Луны, присоединяется мужское. Глубокая Тайна лежит на том, что на Земле противостоит друг другу, как мужское и женское. Разумеется, сказанное относится только к тому, что в человеческом организме выражает собой мужское и женское. И эта Мистерия связана со всем миром Земли, связана с деятельностями, которые свойственны женщине только как женщине во время земного развития, связаны с тем, что во внутреннее было перенесено макрокосмическое развитие Сатурна, Солнца, Луны и воспринято в микрокосме женщины, между тем как макрокосм непосредственно протекшего земного развития воспринимается в микрокосме мужчины. Совершенно различные женское и мужское — вместе — несут в себе целый Космос! И если я неоднократно говорил здесь, что человек вообще несет в себе весь макрокосм, то мужская и женская организации несут его по-разному. В Гёте выступает космическая мысль, когда он приводит грешниц в соприкосновение с Mater Gloriosa, ибо что означает для него Mater Gloriosa? Она та, Которая в наивысшей чистоте перенесла в земное развитие извечно пребывавшие следствия развития Сатурна, Солнца, Луны, сохранила их неприкосновенно, незатронутыми ничем земным и соединилась с vакрокосмом в то время, как могла приготовить земле Явление Христа. Макрокосмическое, вечное в женственном возводит вверх. Что возводит? Как можно еще сказать, чтобы ответить на этот вопрос? Мы могли бы повторить слова Мистического Хора! Это разумел Гёте — он только не хотел употребить общепринятого выражения: "Лишь символ всё бренное, Что в мире сменяется; Стремленье смиренное Лишь здесь исполняется; Чему нет названия, Что вне описания, — Как сущность конечная Лишь здесь происходит, И женственность вечная Сюда нас возводит". Что свершилось, что разыгралось здесь перед нами — к этому привлечен в то же время целый духовный мир. Глубоко христианской нотой заканчивается жизненное творение Гёте. К этим афористическим замечаниям — такими они должны были быть — мы присоединим ещё следующее в восьмой лекции. |
Похожие:
 | Пояснительная записка Современное значение анималистики. Проблема «природа и человек» Результат нерационального, потребительского природопользования все чаще сказывается на физическом здоровье людей. Именно поэтому... | | Методические рекомендации и планы семинарских занятий раскрывают... «человек – природа (Космос)», «человек – общество», «человек государство», «человек – человек». И очень важно подчеркнуть, что жизненное... |
 | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... В I ступени-16 человек, во II ступени-17 человек, в III ступени- 14 человек. Итого по школе: 16 человек | | Faust. Der Tragödie erster Teil1 Фауст. Первая часть трагедии Господь). Die himmlischen Heerscharen (небесные воинства; das Heer — войско, воинство + die Schar — отряд, множество) |
| Воспитание толерантности ... | | Метод проекта на уроке литературы Трагедия И. В. Гете «Фауст» «компетентности». Освоение учащимися современных технологий, практическая направленность получаемых знаний, умение ставить цель,... |
| Требования к знаниям и умениям Для обсуждения: «Фауст» («Пролог на небесах», сцены из 1 части по выбору). Смысл жизни, назначение человека — центральная проблема... | | Тема урока Тип урока ... |
| Литература эпохи Просвещения. Связь с другими искусствами: «Фауст» Учителем определено количество часов по разделам программы. В соответствии с государственным стандартом по литературе отведены 2... | | Общая характеристика работы актуальность исследования Не менее актуальной является проблема, касающаяся стремления женщин-предпринимателей сотрудничать друг с другом |
| Русский народ в поэме Н. В. Гоголя Великий писатель-реалист Гоголь отразил прогрессивные стремления русского общества, настроения и чаяния своего народа | | Сценарий гала концерта и церемонии награждения лауреатов областного... Предполагаемое количество участников 600 человек (500 человек (делегации всех муниципальных образований Тверской области) и 100 человек... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Обобщение знаний о синтаксисе; формирование стремления обучающихся к ведению здорового образа жизни | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Воспитание стремления преодолевать трудности. Желание познавать новое, умение работать в паре, в группе |
| Комплексный план оздоровления обучающихся средней школы №31 на 2011 2012 учебный год Цель: формирование стремления к здоровому образу жизни, как одного из главных жизненных ценностей | | Тема. "Урок толерантности". Цели ... |
