Фауст человек стремления
Скачать 3.04 Mb.
|
Лекция третья 22/V — 1915 г.(Настроение Пятидесятницы) I сцена 2-ой части Фауста. Претворение вины в высшее познание. Посвящение Фауста духами Земли В настоящем году едва ли возможно читать в этот день, в день Пятидесятницы, обычную праздничную лекцию. Припомним, чем характеризуется момент этого праздника в христианском документе, в Новом Завете. Мы найдём, что особо значительной характеристикой праздника Пятидесятницы является излияние Духа на тех, кого называют апостолами. И последствием излияния Духа было, как мы видим из второй главы Деяний Святых Апостолов, что люди, разные по языку, собравшиеся вместе в День Пятидесятницы, через десять дней после так называемого Вознесения, воспринимают то, что им должно быть возвещено как нечто, звучащее понятно каждому из них, хотя каждый ясно подчёркивает, что владеет только своим родным языком. Таким образом, излияние Духа в День Праздника Пятидесятницы есть Излияние Духа Любви, единодушия, согласия в тех, что по всей Земле говорят на самых разных языках. Или, чтобы лучше передать текст Деяний, это можно было бы выразить еще так: в провозвестии Пятидесятницы дано нечто, звучащее для человеческой души так, что каждый может это понять, хотя он знает только свой родной язык. Но каждый почти ощутит как противоречие тому, что окружает нас в этом году в день этого Праздника, если будет дана только одна интерпретация того, что можно понимать под провозвестием Пятидесятницы. Ибо нам достаточно только вспомнить, что через XIX веков после Дня Пятидесятницы мир пришел к тому, чтобы следовать этому провозвестию таким образом, что этот праздник видит 34 различно говорящие народности в войне друг с другом, как бы в полном противоречии с тем, что составляет смысл Праздника Пятидесятницы. Может, этот язык фактов хотя бы в некоторых вольёт познание, что провозвестие Пятидесятницы ещё недостаточно глубоко и сильно проникло и разлилось по всем странам Земли, что оно ещё недостаточно охватило души и сердца людей, и что оно должно будет в новой форме говорить к человеческим душам, более значительно и убедительно, чем говорилось до сих пор, чтобы в будущем оно могло быть понято так, как оно воистину должно быть понято. И пусть в этом году в основу нашего праздничного рассмотрения будет положена некоторая общая точка зрения, которая может с известной стороны принести нам: новое провозвестие Пятидесятницы, которое мы понимаем, как Духовное Знание. Ибо, как возвещение Пятидесятницы, обращенное к человечеству, должны мы рассматривать содержание проводимых здесь лекций, как провозвестие Пятидесятницы должны мы понимать Духовное Знание. Возьмём еще раз то, что мы знаем о Мистерии Голгофы и поставим это перед своей душой. В чём заключается сущность Мистерии Голгофы? Существенным в Мистерии Голгофы является то, что Существо, которое, как мы знаем, принадлежит к Космическим Сферам, спустилось в земные судьбы, прошло через земное страдание в физическом человеческом Теле. Сущность Христа обитала 3 года в теле Иисуса из Назарета. Благодаря тому, что Сущность Христа пережила в теле Иисуса из Назарета, эта Сущность Христа со времени Мистерии Голгофы соединилась с тем, что мы можем назвать духом Земли, аурой Земли. Так что всё развитие Земли в целом делится для нас на эпоху до Мистерии Голгофы, когда то, что есть дух Христа, может быть открыто известным образом только тому, кто путём инициации поднимется над сферой Земли, чтобы воспринимать не то, что лежит внутри этой сферы, но то, в чём Земля теперь не участвует, что назначено ей только в далёком будущем, — и на эпоху после Мистерии Голгофы. Со времени Мистерии Голгофы, как мы знаем, человеку не нужно своим духовно-душевным существом убегать от земли, но он может оставаться в пределах земной сферы и здесь воспринимать все те импульсы, которые содержит в Себе Сущность Христа. Мы должны помнить, что в ряде столетий, вплоть до нашего времени, часть человечества восприняла в себя сознание того, что Импульс Христа соединился с Землёй. Что-то коренным образом изменилось в общем сознании людей, тех, которые почувствовали, ощутили до некоторой степени Импульс Христа — что-то изменилось в сознании этих людей. В души вошла вера, что Христос пребывает с человеком, что человеческая душа может соединиться с Христом, что в пределах земного бытия душа может пережить нечто, живо пронизанное Импульсом Христа. Но понимание того, чем Импульс Христа является в общем бытии Земли в развитии человечества, это понимание должно войти в человеческие души благодаря Духовной Науке. И для этого необходимо, чтобы люди познали, как именно Импульс Христа действует в человеческой душе, удерживая в ней, так сказать, в равновесии, два других импульса. Это и покажет наша статуя, которую мы хотим поставить в восточной стороне нашего нового здания. Мы поставим там Представителя Человечества, Представителя Человека, поскольку человек может пережить в себе глубочайшее, пережить то, что переживает человек, когда воспримет в свою душу Импульс Христа как Живой Импульс. Эту главную фигуру, если хотите, можно назвать Христом, но её можно назвать также представителем углублённого человека вообще. И этого Духа, который говорит через посредство человеческого тела, нужно видеть в связи с двумя другими духовными существами — с Люцифером и Ариманом. Стоящий посередине Представитель Человечества должен выражать отношение к Люциферу и Ариману. В этой фигуре всё должно быть характеристично. Когда она будет поставлена, вы увидите, что жест поднятой левой руки и жест правой, опущенной, являются особенно значительными. Этот жест рук может быть понят только, когда мы видим, что со скалы, к вершине которой протянута левая рука Представителя Человечества, низвергается Люцифер, потому что он сломал себе крылья. Но нельзя думать, что слом этих крыльев происходит от силы, которая изливается из руки Представителя Человечества, нельзя думать, что эта сила как бы излучается на Люцифера и ломает ему крылья. Это было бы неверное понимание. И мы надеемся, что путём пластического изображения нам удастся не допустить этого неверного понимания. Но дело не в том, что из пронизанного Христом человека излучается то, что ломает крылья Люциферу, а дело в том, что сам Люцифер, когда ощущает близость Христа, переживает в себе нечто, ведущее к слому крыльев. Оттого, что Люцифер не может вынести Силы Христа, ломает он себе крылья. Этот процесс порождается не борьбой Христа, направленной против Люцифера, но это процесс, происходящий во внутреннем существе самого Люцифера — то, что Люцифер должен пережить в себе. И ни на минуту не должно быть сомнения, что для Христа было бы возможно питать чувство злобы и вражды к Люциферу. Христос наполняет мир только (позитивным) и не ведет борьбы ни с какой силой мира. Но сама себя должна победить та сила, которая приближается к нему, как люциферическая сила. Поэтому не должна производить агрессивного впечатления поднятая левая рука и вся левая половина облика с этим особенным жестом, но это как бы указание, что в мировом целом Христос имеет какое-то отношение к Люциферу. Но это не борьба. Борьба возникает только в душе самого Люцифера. Он сам ломает себе крылья, они сломаны не Христом. И то же самое с Ариманом, который судорожно сжался в скалистой пещере внизу с правой стороны, под пронизанным Христом человеком, где земля выпирает вверх, но не может окрепнуть и ослабевает оттого, что вблизи находится Сила Христа. И опять-таки Сила Христа, Которая течет и струится вниз по руке, в кисть, не должна выражать вражды к Ариману. Ариман сам ослабевает в себе, и оттого, что происходит в его душе, он сам опутывает себя, как цепями, золотом, скрыто лежащим в земных жилах, — он сам делает себе цепи из земного золота, и сам сковывает себя. Он скован не Христом, он сам сковывает себя, когда чувствует близость Христа. Представьте себе маятник. Маятник взлетает в одну сторону, потом, в силу своей тяжести, падает до нижней точки и снова подымается с другой стороны ровно настолько, что достигает той точки, которую мы обозначаем как точку равновесия. Эта точка была бы мертвой точкой, точкой покоя, если бы маятник не раскачивался в другую сторону. В маятнике есть жизнь оттого, что он качается в обе стороны. И посредине имеет точку покоя. Так можем мы представить себе земное развитие со времени Мистерии Голгофы: взмах маятника в одну сторону — люциферическую, взмах маятника в другую сторону — ариманическую, и точка равновесия посредине — Христос. Но это еще должно стать фактом познания для людей, что может уясниться вам на одном значительном историческом явлении. Мы все восхищаемся картиной Микельанджело "Страшный суд". Вы знаете её по снимкам с оригинала, который находится в Сикстинской капелле. Мы видим там с огромным мастерством данное изображение торжествующего Христа, который одних повергает вниз к духам зла, а других, добрых — направляет вверх на небо. И, когда мы смотрим на лик этого Христа, то видим в нём выражение мирового Гнева. Но если мы восприняли Духовную Науку, если мы соединили со своей душой и сердцем воё, что могли до тех пор воспринять из Духовной Науки, то несмотря на все своё восхищение перед творением Микельанджело, мы скажем теперь — это не Христос, ибо Христос не судит! Люди сами судят себя, подобно тому, как Люцифер и Ариман переживают в себе свои собственные процессы, а не то, что было бы вызвано борьбой с ними Христа. Когда Микельанджело создавал своего Христа, не пришло ещё время познать Христа с совершенной полнотой и отчётливостью. В людях царила ещё, я хотел бы сказать, неясность, в самом Христе видели что-то из того, что, как теперь мы знаем, должно быть отнесено к Люциферу и Ариману. И мы можем понять, что в Христе Микельанджело люди находили что-то от Люцифера и Аримана, потому что в изображении Микельанджело он ещё не свободен от того, от чего совершенно свободен Христос. Поставим же перед своей душой, продумаем до конца, что это значит, что из воззрения, в котором вырос Микельанджело, не мог возникнуть образ Христа, отвечающий истинному пониманию Мистерии Голгофы, так как тогда не было еще ясно то, что мы должны знать: отношение между Христом, Люцифером и Ариманом. В наших кругах не раз отмечалось, что было бы неправильным ощущением, если бы указывая на Люцифера, мы сказали: я хочу его избежать, — или, указывая на Аримана, сказали: я хочу его избежать. Это означало бы только заключить договор со слабостью, это означало бы посоветовать маятнику оставаться в равновесии, не раскачиваться налево и направо, но оставаться все время в покое. Мы не можем убежать от мировых сил, которые мы обозначаем, как Люцифер и Ариман: мы должны только найти к ним правильное отношение. И это правильное отношение мы находим, когда верно понимаем Импульс Христа, когда видим в Существе Христа руководителя, который может поставить нас в правильное отношение к люциферическим и ариманическим силам, которые являются все же необходимыми силами Мира. Рассмотрим всё то, что вносит Люцифер в человеческую жизнь. Он вносит всё, что связано с ощущениями, со страстями, с жизнью чувств и склонностей. Сухой, трезвой, абстрактной была бы жизнь, если бы её не проникали живые ощущения, живые чувства. Посмотрим на историческое развитие: как бесконечно много в истории вызвано страстью, благородной страстью, как её часто вполне справедливо называют, как много вызвано чувствами и ощущениями. Мы вообще не можем испытывать никаких чувств, никаких ощущений без того, чтобы не вступить в область Люцифера, и дело только в том, чтобы мы никогда не вступали в эту сферу без Водительства Христа. С другой стороны, мы видим, как, особенно, в новейшее время, стало необходимым все больше и больше понимать мир, развивать науку, овладевать внешними законами природы. Властитель того, что является внешней наукой, того, что живет во внешних силах природы, — есть Ариман. И мы должны были бы оставаться невежественными и тупыми, если бы захотели избежать ариманического элемента. Дело не в том, чтобы бежать, но опять-таки в том, чтобы под водительством Импульса Христа вступить в ту область, где владеет миром Ариман. И, следовательно, не искать лишь по лени точку покоя, но сопереживать живое движение мирового маятника, переживать его так, чтобы ни одного шага не делать без водительства Импульса Христа. Познание Христа возможно только тогда, когда человеческой душе станет ясно отношение Импульса Христа к люциферическим и ариманическим силам. Поэтому сообщения о люциферической и ариманической стороне мира относится к тому, что должно было взять на себя наше Духовно-Научное Движение, осознавшее, что Оно должно стоять на почве Импульса Христа. И поэтому во внехристианском теософическом учении вы не можете ничего найти о люциферическом и ариманическом элементах, так как этот элемент (люциферический элемент) должен был выступить именно в этот момент, когда Духовно-Научному Движению предстояло серьёзно соединить себя с Импульсом Христа. Я полагаю, что для человеческой души чрезвычайно важно почувствовать, что Духовная Наука имеет задачу внести действительно что-то новое в человеческое сознание, настолько новое, что мы можем измерить его на таких великих творениях человечества, как Христос Микельанджело в его "Страшном суде". И то, что может открыться нам благодаря Духовной Науке, должно стать для нас в истинном смысле провозвестием Пятидесятницы. Мы видели в пасхальные дни, как один из великих гениев новейшего времени, Гёте, стремился привести Фауста в связь с Импульсом Христа. И мы видели, как в молодости он не мог еще этого сделать так, как это стало возможным только в зрелые годы, и тогда духовная жизнь встаёт перед нами как борьба, как непрерывная борьба! Она предстаёт перед нами, как то, что поистине должно сделать нас в высшей степени скромными, когда мы видим, как наиболее избранные умы человечества стремились получить представление и ощущение того, что означает Импульс Христа. И нас охватывает чувство, насколько скромны должны мы быть в своей человеческом стремлении к познанию Импульса Христа. Для Гёте было важно, — мы это видели, — поставить рядом со своим представителем человечества, Фаустом, то, что, как люциферический и ариманический элемент действует в окружении человека. И мы видели, как Гёте слил в одно люциферический и ариманический элементы, так что их нелегко различить в фигуре Мефистофеля, оттого, что ясное познание было ещё невозможно для Гёте. В сущности, Гёте в течение всей своей жизни чувствовал в себе неутихающее стремление уяснить отношение человека к Люциферу и Ариману. Когда в конце XVIII века Шиллер настаивал на продолжении "Фауста", и Гёте, будучи уже зрелым человеком, пересмотрел произведение своей юности, то назвал эти разновременные записи конгломератом — получеловеком, полузверем — таким он воспринял своего "Фауста". И, указывая на трудность его продолжения, назвал его "варварской композицией". Таким образом, мы имеем отзыв самого Гёте, который мог судить о своём "Фаусте", конечно, лучше тех, кто не суть Гёте; и то, что я хотел показать в пасхальной лекции и что может быть понято неверно, возвращает нас в конце к суждению самого Гёте! Конечно, очень умные люди видят в Фаусте совершенное художественное произведение, видят в "Фаусте" нечто непревзойденное, но это не было мнением Гёте и не может быть также и нашим мнением. И хотя мы видим в "Фаусте" подъём к наивысшему, но мы должны дать себе ясный отчёт, что внутренняя композиция "Фауста" страдает от неясности фигуры Мефистофеля, в которой крайне неорганично смешаны черты Люцифера и Аримана. Гёте сам смутно чувствовал, что должны быть двое, так как в одних сценах Люцифер выступает именно как Люцифер, в других же, как Ариман-Мефистофель. Но одно было вполне ясно для Гёте: в человеке происходит что-то, что он делает под влиянием Люцифера-Мефистофеля. Возьмём конец первой части "Фауста" Гёте. Чем она кончается? Фауст взял на себя самый тяжкий грех, какой только можно себе представить, на его совести человеческая жизнь, он обманул человека, тяжкий грех — обманул самого себя и другого человека! Кончается словами: "Сюда ко мне!". В тот самый момент, когда как бы с неба звучит замирающий голос: "Генрих, Генрих!" Так кончается первая часть. Мефистофель владеет Фаустом. Это бесспорно. И возьмем начало второй части. Это начало рисует нам прекрасную местность. Фауст на цветущем лугу лежит утомлённый, беспокойный, ищущий сна. Появляются духи. И из их слов мы получаем впечатление, что имеем дело с определённым моментом природы, с совершенно определённым моментом природы: нам достаточно только выйти из дому, и мы увидим эту природу, природу праздника Пятидесятницы, как бы настроение Праздника Пятидесятницы. Это настроение Пятидесятницы оказывает своё воздействие на Фауста и затем он продолжает свой дальнейший жизненный путь. По поводу этого места в "Фаусте", один учёный высказал замечание, в котором всё же что-то есть, хотя оно звучит филистерски и педантично. Этот учёный сказал: "Если ты взял на себя тяжкую вину, как Фауст по отношению к Гретхен, то отправься в прекрасную местность на цветущие луга, сделай, например, прогулку в горы, и тогда душа твоя станет здоровой, способной к дальнейшему действию". Можно сказать, что взятое реалистично-ариманически, это замечание имеет что-то за себя, ибо для всех, имеющих современное материалистическое мировоззрение, в сущности, непереносимо отдаться воздействию второй части "Фауста" после первой, где был показан тот тяжкий грех, какой взял на себя Фауст. Но, к сожалению, величайшее произведение человечества, а таков "Фауст", несмотря на свою варварскую композицию и конгломератность, берется не достаточно буквально. Так как, если бы его брали буквально, то должны были бы знать истинное значение слов "Сюда ко мне!". Мефистофель овладевает Фаустом, и находящийся в его власти Фауст лежит теперь на прекрасном лугу, беспокойный, ищущий сна. В начале второй части мы не смеем мыслить Фауста свободным от адских сил. Но Гёте настойчиво стремился к подлинному духовному знанию. Гёте был близок к его другу, музыканту Цельтеру. Это знаменательное место. Гете пишет там: "Представьте только себе, что с каждым дыханием всё наше существо пронизывает эфирный поток жизни, так, что радость мы воспринимаем только умеренно, и страданья едва-едва". Поистине, с каждым дыханием наше внутреннее существо пронизывает эфирный поток жизни, но это значит ни что иное, как то, что Гёте очень хорошо знал об эфирном теле, которое имеет человек. Конечно, в его время он высказывал это лишь в дружеском кругу. Так относился Гёте к человеческому существу в целом, так, взирая на это человеческое существо, говорил себе: это человеческое существо может стать греховным оттого, что в нем живет нечто, находящееся под мефистофельским влиянием, нечто, охваченное Мефистофелем. Но, как видит Гёте человека, принадлежащего к этой сфере, так же он видит его с другой стороны, он понимает, что в человеческой натуре живет нечто, никогда не могущее подпасть ариманически-люциферическому влиянию, нечто, что может быть предохранено от этого влияния. И с тем, что может быть предохранено от ариманически-люциферического влияния, мы имеем дело в "Фаусте", в начале второй части. Фауст, который мог стать виновником, Фауст, который позволил Мефистофелю увлечь себя в самые банальные, тривиальные области жизни, Фауст, который соблазнил затем Гретхен, — этот Фауст мог согрешить. На языке нашей Духовной Науки мы сказали бы: этот Фауст должен ждать следующей инкарнации. Но в человеческой натуре есть нечто, представляющее собой его высшее "Я", нечто, остающееся связанным с духовными силами мира. Оттого, духовные силы мира выступают навстречу этому вечному в Фаусте. Фауста, которого мы видим в начале второй части, мы не должны представлять себе реалистически постаревшим на столько-то лет, но поистине, перед нами здесь прежде всего лишь представитель высшего "Я" Фауста. Он имеет ещё тот же облик. Но этот облик есть выразитель того, что не могло стать в Фаусте грешным, что вступает теперь в отношение со слугами духа земли. Стремление Гёте с ранних лет направлялось на то, чтобы понять, как обстоит дело с греховностью человека, со злом в мире, и как, вместе с тем, надо всем царит нечто, приносящее искупление злу и греху в мире. И после того, как Гёте должен был, так сказать, представить одну натуру Фауста Мефистофелю — "Сюда ко мне!"... он решился подойти к другой натуре Фауста. И вам должно быть совершенно ясно: теперь, в начале второй части, говорит не тот Фауст, которого мы знали в первой части, но теперь говорит другая, вторая натура, которая только внешне ещё носит облик Фауста, и которая может пережить то, что, как духовное, пронизывает мир. Но с этим духовным должно встретиться то, что не имеет никакого отношения к внешнему физическому телу Фауста. Ибо физическое тело, пока мы остаемся в той же инкарнации, несомненно продолжает нести в себе все знаки греха, вины, которую мы совершили. Правильно связать себя с тем, что есть высшее "Я", может в нас только то, что совершенно освобождает себя от физического тела. И Фауст должен пройти через то изменение, которое мы можем назвать — претворение вины в высшее познание. То, что он несет в себе как вину, он пронесёт с собой до следующей инкарнации. В этой земной жизни он несёт вину как источник открывающегося ему высшего познания, более точного познания жизни. И тогда, несмотря на то, что Фауст несёт на своей душе тяжкую вину, открывается возможность, чтобы его высшее "Я" было приведено в связь с тем, что, как духовное, живет, действует и творит в мире. Высшее "Я" Фауста приходит в соприкосновение с одним из духов ауры земли. Гёте как бы хотел показать: то, что есть высшее в человеке, никак не могло быть захвачено Мефистофелем, мы сказали бы Люцифером-Ариманом, оно должно было остаться неприкосновенным, оно должно было иметь возможность вступить в другие сферы. И Гёте был глубоко убежден, что это высшее "Я" в Фаусте входит в общение с тем, что как духовная сущность содержится в элементарном мире. Мы увидим впоследствии, как это опять-таки связано с тем, что говорилось в пасхальных лекциях. Теперь же посмотрим, как связаны духовные существа, стоящие под водительством духа воздуха — ибо таким является Ариэль — существа, которых в целом мы можем назвать воздушными духами, как они связаны с внешними явлениями природы, и как открывается этот духовный мир тому "Я", которое своей сверхземной природой не подвержено влиянию Люцифера и Аримана: "В дни, когда весна сияет, Дождь цветов на землю льет, Поле в зелень одевает, Смертным радости несет,—" то есть, когда природа цветёт и раскрывается в весенние дни Пятидесятницы, тогда из неё выступают элементарные духи. Во внешне-материальном они малы, но они велики как духи, ибо они возвышены над тем, что в человеческом сердце может подпасть добру и злу. "Малых, эльфов дух великий всем спешит смягчить печаль: Свят ли он, иль грешник дикий,— несчастливца эльфам жаль" Это предоставлено следующей инкарнации и не касается этих духов. Духи имеют дело с его высшим "Я", которое остается незатронутым тем, что разыгралось в Карме или инкарнации. Но эти духи могут действовать только в своём собственном элементе, в котором человек пребывает своим духовно-душевным существом, когда он покинул свои внешние телесные оболочки. И теперь Гёте поясняет, что должны совершить эльфы своей духовной силой: "Вы, что над головой его слетелись в рой свободный, Исполните долг эльфов благородный: Смирите в нём свирепый пыл борьбы, Смягчите боль жестокую упрёка, Изгладьте память ужасов судьбы". Ничего этого нельзя сделать для того Фауста, который захвачен Ариманом-Люцифером. Этот призыв означает: извлеките высшее "Я" Фауста, поставьте его чистым. И тогда только дано то, что происходит как инициация Фауста, который находится вне своего тела. "В безмолвии ночном четыре срока". От шести часов вечера до шести часов утра эльфы исполняют свой долг, когда от засыпания до пробуждения они приводят душу в связь с тем, что духовно проникает и наполняет земное бытие. "Не медлите ж! Слетясь со всех сторон," Не пропустите четыре срока, которые душа проходит от засыпания до пробуждения. "Его склоните нежно к изголовью, Росою Леты окропив с любовью,— Усталые расправит члены сон, И день он встретит, бодр и укреплен". Когда воспримет то, что дарует действующий в мире дух, когда этот дух войдёт в то, что сохранилось в существе Фауста, как высшее "Я": "Скорее же прекрасный эльфов долг свершите, К святому свету вновь его верните". То, что происходит внешне между засыпанием и пробуждением, суть подлинные реальные события, однородные с инициацией. И мы видим, далее, что совершается в каждые три часа, от 6 до 9, от 9 до 12, от 12 до 3 и от 3 до 6 часов. Мы имеем здесь прежде всего отрезок времени от б до 9 часов: "Теплый воздух безмятежен, Тихо в зелени полян, Сладок запах, и безбрежен Лёгкий вечера туман. Нашепчите ж мир ночлега, Детским отдыхом маня, И очам усталым нега Пусть затворит двери дня!" Душа ушла, отделилась от тела. Второй отрезок времени: "Ночь восходит, рассыпая Сотни звезд по небесам, Рой светил горит мерцая, Блещет здесь, сияет там. Спят озер зеркальных воды, Чисто небо, ночь ясна, И над тихим сном природы Пышно царствует Луна". Воспринимается гармония сфер, мудрость сфер, исходящих от великих светил, от малых искр. Так же и тайны Луны, всё то, что мы воспринимаем в Духовной Науке из Тайн Вселенной, все это погружается в высшее "Я" Фауста. Третий отрезок сна: "Протекли часы забвенья, Грусть и радость устраня, Близко время исцеленья, Верь же вновь сиянью дня! По долине меж холмами Тихо в зелени дерев, К жатве лёгкими волнами Нива зыблет свой посев". Внутренняя связь с жизнью природы, об этом мы также уже говорили, о том, как человеческая душа, поднимаясь из тела, соединяется, сливается с волнующейся действенной тканью внешнего бытия. Но одновременно это означает также и становление в душе Фауста: "К жатве лёгкими волнами нива (душа Фауста) зыблет свой посев". Теперь уже можно предчувствовать появление Солнца: "Слабы цепи усыпленья, — Сбрось же, сбрось оковы сна!". Очень важные слова, большой поэт не говорит фраз! Что это значит: прочь отбрось же чашу сна? Для того, кто спит обыкновенным сном, сон не является чашей, сон есть чаша для того, для кого время от засыпания до пробуждения становится восприятием мировых тайн. "Меж медлительной толпою Будь творцом отважных дел — Может всё, кто чист душою, Восприимчив, быстр и смел". И тогда невероятный шум, возвещающий о приближении Солнца, напоминает нам то, что Гете сказал уже об этом звучании Солнца в самом начале, в прологе на небе: "Звуча в гармонии Вселенной И в хоре сфер гремя, как гром, Златое Солнце неизменно Течёт предписанным путём. И крепнет сила упованья При виде творческой руки: Творец! Как в первый день созданья Твои Творенья велики!" Когда встаёт Солнце, когда свет разливается на физическом плане, то душа, если она находится вне тела, слышит это приближение, как музыку сфер, как особый элемент в музыке сфер. Духи естественно слышат это. Человек не слышит этого, потому что он принуждён слышать через посредство физического тела. Но оно включено в физический план, и когда солнце изливает свой свет над физическим планом, то наступает время, когда человек может бодрствовать. Но духи должны тогда отступить. То, что Ариэль, дух воздуха, говорит теперь своим слугам, указывает на приближение музыки сфер. Сам он отступает в свой элемент, он должен скрыться. И он учит эльфов, как они должны поступить, они должны исчезнуть с физического плана. Потому что, если Солнце, которое должно касаться их только как звучащее Солнце, коснётся их своим светом, то они тотчас же оглохнут от этого. Они оглохнут от света, в то время, как звучащее солнце, в звуках которого они сами ткут, они вполне переносят: "Чу! Шумят, бушуют Оры! Шум их слышат духов хоры; Новый день увидит взоры! Чу! Скрипят ворота неба! Чу! Гремят колёса Феба! Сколько шуму вносит свет! Трубный звук гудит и мчится, Слепнут очи, слух дивится, Лишь для смертных шума нет! Поскорей к цветам спешите, Глубже, глубже в них нырните. Скройтесь в листья, в щели скал, Чтоб вас свет не оглушал". И эльфы исчезают. Фауст возвращается в своё тело. Но виновный Фауст остается теперь несознаваемым, он не стоит перед нами, он ушёл глубоко в подсознание Фауста и хранится там до следующей инкарнации. Фауст, который только что пережил соединение со всем духовным Космосом, должен уяснить себе, как относится пережитое им в четырех отрезках сна к тому, как он теперь воспринимает мир. Он живет теперь, как высшее "Я" в своём теле. Если бы человек, проводя ночь во сне, но, не пережив всего того, что пережил Фауст, — если бы такой человек, проснувшись, сказал: "Земля, ты была также и в эту ночь неизменной", — то он был бы глуп, ибо ни один человек и не ждёт ничего другого, как того, что Земля остается и в эту ночь неизменной. Но, если бы было пережито то, что пережил Фауст, как инициацию от духов Земли, то такой человек может действительно подумать, что и вся Земля изменилась, и, если он стал как бы новым человеком, или, лучше, если б в нём был пробужден новый человек, то он имеет основание сказать: "Земля, ты была неизменной так же и в эту ночь, несмотря на то, что я пережил, но тогда весь мир кажется новым, потому что он дается действительно новому человеку: "Опять ты, жизнь, живой струею льешься, Приветствуешь вновь утро золотое! Земля, ты вечно дивной остаёшься: И в эту ночь ты в сладостном покое Дышала, мне готовя наслажденье, Внушала мне желанье неземное И к жизни высшей бодрое стремление". (Так же и теперь, когда дух освободился от того, что должно остаться до следующей инкарнации!) "Проснулся мир — и в рощах воспевает хор стоголосый жизни пробуждение. Туман долины флером одевает. Но озаряет небо предо мною Их глубину: вот ветка выступает, Не скрытая таинственною мглою. За цветом цвет является, ликуя, И блещет лист трепещущей росою. О, чудный вид! Здесь, как в раю, сижу я!" Это видит человек, когда он, я не скажу — прошёл через инициацию, — но когда в нём — "живёт" инициация. И он чувствует побуждение видеть мир по-новому. Тех слов, которые он теперь говорит, он не сказал бы, если бы в нём оставался только тот человек, который стал виновным, который в этой инкарнации жил под действием вины. "А там, вверху зажглися гор вершины, Зарделись, час весёлый торжествуя. Вы прежде всех узрели, исполины, Тот свет, который нам теперь сияет!" Но вот холмы и тихие долины Весёлый луч повсюду озаряет И ниже всё светлеют очертанья. Вот Солнца диск! Увы, он ослепляет! Я отвернусь, не вынести сиянья!.." Высшее "Я" не может теперь сделать того, что могло чувственное — видеть солнце. Но Фауст узнал все же столько, что солнце становится для него чем-то существенно другим. И тогда в нём пробуждается нечто, относящееся к человеческому познанию: "Не так ли в нас высокие стремленья Лелеют часто гордые желанья И раскрывают двери исполненья". Какие же двери исполненья! Только те, которые открылись ему сначала во время сна. И даже обычный мир является ему теперь как вырвавшееся из вечных глубин огненное море: "Но сразу мы в испуге отступаем, Огнём объяты и полны смущенья: Мы светоч жизни лишь зажечь желаем, А нас объемлет огненное море! Любовь тут? Гнев ли?" Это мы знаем из прежнего, но то, что мы переживаем теперь, больше, чем любовь и ненависть. "Любовь тут? Гнев ли? Душно; мы страдаем; Нам любо, больно в огненном просторе; Но ищем мы земли — и пред собою Завесу снова опускаем в горе." Теперь он совсем не может смотреть на Солнце, он смотрит на водопад, в котором отражается Солнце и который являет ему все краски радуги. Он отворачивается от Солнца. Он становится созерцателем — мира, о котором можно сказать: "Все преходящее — есть лишь подобие". "К тебе я, Солнце, обращусь спиною;" Прежде он смотрел на самое Солнце, теперь он повертывается к водопаду. "На водопад сверкающий, могучий Теперь смотрю я с радостью живою,— Стремится он, дробящийся, гремучий, На тысячи потоков разливаясь, Бросая к небу брызги светлой тучей! И между брызг так дивно, изгибаясь, Блистает ясной радуга дугою..." (радуга, которая в семи красках отражает то, что является единством в Солнце). |
Похожие:
 | Пояснительная записка Современное значение анималистики. Проблема «природа и человек» Результат нерационального, потребительского природопользования все чаще сказывается на физическом здоровье людей. Именно поэтому... | | Методические рекомендации и планы семинарских занятий раскрывают... «человек – природа (Космос)», «человек – общество», «человек государство», «человек – человек». И очень важно подчеркнуть, что жизненное... |
 | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... В I ступени-16 человек, во II ступени-17 человек, в III ступени- 14 человек. Итого по школе: 16 человек | | Faust. Der Tragödie erster Teil1 Фауст. Первая часть трагедии Господь). Die himmlischen Heerscharen (небесные воинства; das Heer — войско, воинство + die Schar — отряд, множество) |
| Воспитание толерантности ... | | Метод проекта на уроке литературы Трагедия И. В. Гете «Фауст» «компетентности». Освоение учащимися современных технологий, практическая направленность получаемых знаний, умение ставить цель,... |
| Требования к знаниям и умениям Для обсуждения: «Фауст» («Пролог на небесах», сцены из 1 части по выбору). Смысл жизни, назначение человека — центральная проблема... | | Тема урока Тип урока ... |
| Литература эпохи Просвещения. Связь с другими искусствами: «Фауст» Учителем определено количество часов по разделам программы. В соответствии с государственным стандартом по литературе отведены 2... | | Общая характеристика работы актуальность исследования Не менее актуальной является проблема, касающаяся стремления женщин-предпринимателей сотрудничать друг с другом |
| Русский народ в поэме Н. В. Гоголя Великий писатель-реалист Гоголь отразил прогрессивные стремления русского общества, настроения и чаяния своего народа | | Сценарий гала концерта и церемонии награждения лауреатов областного... Предполагаемое количество участников 600 человек (500 человек (делегации всех муниципальных образований Тверской области) и 100 человек... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Обобщение знаний о синтаксисе; формирование стремления обучающихся к ведению здорового образа жизни | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Воспитание стремления преодолевать трудности. Желание познавать новое, умение работать в паре, в группе |
| Комплексный план оздоровления обучающихся средней школы №31 на 2011 2012 учебный год Цель: формирование стремления к здоровому образу жизни, как одного из главных жизненных ценностей | | Тема. "Урок толерантности". Цели ... |
