Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 4.08 Mb.
|
Внутреннее восстановление России Положение пореформенной России оказалось к началу 2000-х гг., что называется, аховым. Первичный захват в частные руки собственности, ресурсов, выгодных в мирохозяйственном отношении производств, вообще большей части национального богатства, их нахрапистая приватизация, были в целом успешно проведены к концу 1990-х гг., но произошло это ценой создания в стране (именно так: создания!) смуты, анархии, хаоса, а также поощрения произвола, насилия, животного страха, равным образом стимулирования тотального разрушения и саморазрушения государственной, гражданской, национальной, гуманитарной, общежитейской, социальной культуры, что означало перевод страны в режим инфернализированного бытия-небытия, погружения ее в настоящий земной ад. Разумеется, добрые люди (простецы!) всему этому сопротивлялись, как могли, выполняя свой долг перед Родиной, государством, нацией, перед культурой, цивилизацией, моралью, перед собой, близкими, семьей и человеком вообще. Они не восстали, не взбунтовались, а предпочли стоически пережить страшное, злое и вредное лихолетье, оставаясь человеками, гражданами, сторонниками законности и порядка. Им было трудно; кто-то из них приспособился к новому житию, а кто-то нет; кто-то выдюжил, а кто-то сломался, даже ушел из жизни; немало нашлось и тех, кто, не став жлобом-лжецом-преступником, предпочел покинуть взбесившуюся Россию, ища лучшей доли за границей. Потери страны были огромны, а главное, чего не было и не могло вообще быть ни в одной войне, даже гражданской, было потеряно то, что обычно называется нормой, порядком, сознательностью, гражданственностью, культурой, цивилизацией. Было и вдруг — не стало! По мановению чудесной палочки… с верха, из центра, из Москвы, из Кремля. Страна, естественно, оказалась на краю погибельной бездны, что не прошло мимо внимания присвоительных реформаторов, вовсе не желавших потерять в бездне все с таким гнусным, злым и безобразным рвением только что обретенное — собственность, богатство, возможность сытно, красиво и долго жить, влившись в давно уже преуспевший в кабальной эксплуатации населения планеты высший род человеческий — всех мировых властей и возможностей надежно-де предержащих, как раз тех, против кого когда-то выступила вроде бы мировая пролетарская революция и явно уже товарищ Сталин со своим СССР и кто, установив союз с развращенной советской верхушкой, одержал верх над СССР и соцсистемой, установил опеку над постсоветским режимом, вполне и компрадорским, и поспособствовал ельцинскому реформированию оторопевшей страны, отданной попросту на неоднодесятилетнее разграбление. Да, новая самозваная господствующая элита, понимая, что может навсегда упустить объект своего господства и источник своего… о-очень!.. даже жирного благополучия, вступила-таки на путь стабилизации нового строя, его укрепления и оттачивания, для чего избавилась от «нехорошего» первого президента с его «плохой» командой и внедрила «приличного» принцепса с более или менее «удовлетворительной» командой. Начался пореформенный период бытия России — период отката от «жуткостей» 1990-х, срочного исправления попущенной ельцинизмом тотальной кривизны, ослабления общего социо-хозяйственного кризиса, снятия угрозы распада страны и возможности большой междоусобицы, отхода от замаячившей прямо перед носом погибельной бездны. Это было так, но это еще не означало прихода макиавеллизма, точнее, означало лишь некоторое первичное авансирование макиавеллизма, который, немного помедлив — до середины первого двухтысячелетнего десятилетия, не преминул в конце концов реально объявиться в издерганной стране. 2005-й г. — год явного обретения Россией, или утверждения в России, макиавеллиева алгоритма внутриполитической жизни. Почему? А как раз потому, что на фоне стабилизации нового социо-хозяйственного строя и в его уже вырисовавшихся рамках ясно обозначилась борьба между разными течениями как постигшего страну реформизма, так и самого странового бытия, ибо вопрос о действительной конфигурации нового российского строя, как и конкретного типа странового бытия, вовсе еще не был разрешен. Пошла большая игра — как раз за то или иное разрешение животрепещущих проблем: кем быть, куда идти, что делать, к чему стремиться? Мы оставляем сейчас в стороне вопрос борьбы за собственность, ее передел, за доминирование одной части владетельной элиты над другой, хотя это по-своему и весьма важно, ибо стимулирует нестабильность и перемены, нас более волнует разгоревшаяся внутриэлитная борьба за Россию, ее новый образ, ее судьбу, — и эта борьба тогда пошла и вовсю идет, причем вполне корреспондируя с макиавеллиевскими принципами, чаяниями и сентенциями. Игроков в пространстве России хватает: своих и чужих; «добрых» и «злых»; светлых и темных; явных и скрытых, а главное — пророссийских и антироссийских, а среди тех и других — либерально-демократических и авторитарно-державных, как и любых иных. Смута в мозгах и душах совсем еще не преодолена, а потому всякое тут возможно: от прозападной «гуляй-сети» до антизападной «стой-заглушки», как и их безобразных смешений. Много в стране и по ее поводу игроков, но есть среди них один, который… э-э… нет, конечно... еще нет... не государь вовсе, не властитель и даже не правитель, но он непосредственно от государства, от власти и от правления, от их метафизики, духа и идейности, их энергии, информации и силы, а также от порядка, устоев и перемен, от Реформы, Революции и традиции, от элиты, народа и Господа Бога, в общем — наверху, сверху, в центре, в ядре. И поскольку еще не государь, а может, и никогда уже не государь — другие времена, но в России и для России так или иначе парагосударь, который, будучи пусть и не полным государем, принимает, хочет он того или нет, государевы (пусть парагосударевы) решения и предпринимает соответствующие действия, как и, держа государев курс, выполняет государственную программу, им или не им задуманную, но провидчески как раз ему-то и служащую. И этим игроком является, безусловно, он — президент Российской Федерации, вовсе не такой уж свободный и полновластный, как может кое-кому казаться, как и совсем не такой уж подневольный и безвозможностный, как может казаться еще кому-нибудь. Игрок, — и еще какой игрок! — выдержанный, стойкий, расчетливый, — совершенно и макиавеллический! Не сталинское нынче время, ох, не сталинское, не большевистское, не пролетарское, да и не откровенно имперское, национальное, государственническое. Совсем запутанное время — постмодерновое! Свобода, открытость, дозволенность, а в России-то нынешней более всего как раз произвола, безнаказанности, наглости и подлости. То ли больной, то ли тлетворный, то ли падший люд, которого и понять можно, и простить, но вот как поднять его, «обладить»1, оживить? Надо, надо, сохранив и укрепив при этом уже явившийся строй, значительно его и подправив, ибо впереди… впереди ведь никакой перспективы ни для строя, ни для страны, ни для властей, ни для всех нынешних «успешников». Унять многих надо, очистить страну, оздоровить социум! А время-то совсем не диктатное, не то что тогда — при Сталине, хотя и ресурсы есть, и инфраструктура, и деньги; а чего нет — так это людей, которых не без успеха зажали, подавили, обескровили, вытеснили. Время не тружеников и творцов, а имитаторов, наживщиков, пустомелей. А делать-то надо, иначе не будет страны, строя, не будет и богатства, хотя и поделиться им надо, перераспределить только что внаглую добытое, людям воистину деловым и молодежи изобретательной дать если и не полный простор, то хотя бы устойчивый шанс. А тут коррупция, прихватизация, разор! Тотальная несправедливость! Люди терпят, но… уже и не хотят терпеть, очень не хотят, — и надо идти навстречу, но как и с кем? Политика — искусство невозможного! Кругом сплошная невозможность, хотя и не бетонная. Сражение, в ходе которого невозможное расступается и на арену выходит возможность — возможность перемен! Чрезвычайность, жесткость, крайность, а кое-где и кое с кем беспощадность. Измены, вредительства, поражения. Социума нет, нет и государства. Доблесть не в том, чтобы не обмануть врага и проиграть ему, — это не более чем глупая стойкость, доблесть в том, чтобы выиграть, пойдя на хитрость и даже жестокость, но повергнуть врага, — ежели цель, конечно, не мелко-личная (дурная), а крупно-общественная (добрая!). Чего нет сегодня, так это доблести, к которой столь тяготел наш мужественный флорентинец, но помимо доблести есть еще необходимость, которая неумолимо накатывает на нынешних властей предержащих, на самого президента-принцепса. Сегодня… момент! — момент напряжения, потенции и перемены, ибо страна не может удовлетвориться уродливой пореформенностью и жаждет уже чего-то постреформенного — нормального, человеческого, жизнеспособного. И настоящий макиавеллист сегодня тот, кто сможет ответить на эту потребность момента, не склонного ни ждать, ни приспосабливаться, ни покоряться. Постреформизм в угоду России и вырыв к развитию, понимаемому не в обычном экономико-потребительском смысле, а в большом метасмысле — как переход к новому человеку с новым бытием, вполне и трудо-творческим, морально-ответственным и солидарно-общественным. Потребна не стабилизация аномальности, а нормализация стабильности — однако позитивно и эффективно изменчивой, совершенствующейся, возвышающейся. Дело тут не в финансах и конкурентоспособности, а в чувствующих свою полноценность и надобность людях, в их отыскании, поддержке, воспитании, образовании, в их вольном самоформировании — под общественную, национальную, государственную потребность, а не под поиск лишь личного благополучия, которого самого по себе ведь нет и никогда не будет, тем более в обстановке нарастающей на планете безысходной апокалиптики. У России есть шанс вырваться из разудалой тьмы к удалому свету, как есть шанс споспешествовать этому вырыву властей предержащих, есть свой шанс совершить исторический подвиг и у главы государства, но любой шанс — еще не реальность! Социо-государственный организм не просто больной, что всегда бывает и что более или менее исправимо; тут совершенно другой случай: революционным реформизмом 1990-х создан не просто плохой, с большими недостатками и проблемами, организм, а самый настоящий урод, который требует не лечения, а… да, да… перевоплощения, чего можно добиться только посредством срочно-упорного трансформирования, да еще и с условием в общем-то тотального очищения. Нет, речь идет вовсе не об организме-идеале, а всего лишь о жизнеспособном и жизнеутверждающем организме, могущем не только быть, но и развиваться. Закрывать страну нельзя и не нужно; отправлять миллионы за решетку невозможно и бесполезно (кому и кого отправлять, да и толку-то); надеяться на бизнес-рынок и самодеятельность наивно; питать надежду на бюрократию глупо. Им-то было тогда «хорошо»: дружинники, опричники, преображенцы, немцы, масоны, партийцы, энкавэдэшники, жулики всех мастей (это в 1990-е), в общем — реальные движители преобразований, а вот нынче-то что и кто? Да-а, нужен движок, — это помимо капитала, корпораций, предпринимательства, администраций, спецслужб, — тот самый движок, который найдет интерес, волю и силы немедленно переориентировать национальный процесс в пользу страны и… уничтожить урода — этого жуткого чудовища, называемого ныне с трибуны пореформенной Россией, а в кулуарах именуемого более всего ельцинским монстром. Выходит, что опорой может быть только… э-э… выходящий уже на арену новый — амбициозный, решительный, недоумевающий и недовольный! — молодой люд, которому пореформенный урод явно не нравится, который за него никак не ответствен и который готов его сокрушить ради становления общежитейской нормы. Потребен «орден меченосцев»! Ну и идеология новая нужна: «Россия, справедливость, солидарность!». Без лукавой демократии и тупого авторитаризма, без нарочитого гедонизма и навязчивого аскетизма. Норма, обыкновенная житейская норма, она же и здоровость, удовлетворенность, подвижность. Преодолеть разместившиеся, если не размещенные, в стране аномалии, а совсем уж отрицательные попросту уничтожить, что не означает ни общей остановки, ни топтания страны на месте, ни отсутствия обновления. Низы уже хотят, верхи… пока не могут, но и… верхи кое-чего уже хотят, а низы… почти что уже готовы! Слово! Потребно слово — СЛОВО! — а не риторика, — и не блестящее слово, а слово, пусть и не самое красивое, но дать житейское, человеческое, весомое. Судьба страны, государства, наций — судьба всех! У России не только шанс, но и реальная возможность, надо лишь осознать свое, для себя и со своим. Никакого растворения в глобализованной среде, никакого подчинения глобальному центру, никакой потери самости. Не закрытие ото всех, но стояние среди всех; не подражание всем и вся, а самоопределение; не бестолковое заимствование, а продуманное самосозидание; не субординационное подыгрывание, а самостоятельная игра; не уступки, потери и «ухваты», а партнерская взаимовыгодность. Что говорить, сложно, трудно, тяжко, невозможно, но… если б было не так, то зачем же тогда Макиавелли со своим учением и для чего же к нему теперь обращаться? Внешнее воссоздание России Нынешняя Россия — не СССР, не бывшая Российская империя, хотя и не Московия вовсе. Это, безусловно, великая империальная держава, ослабленная, нездоровая, несколько растерянная, но не потерянная — ни как страна, ни как страна великая, ни как страна судьбоносная. Бывшая совсем недавно в составе и в образе СССР одним из двух самых могущественных игроков на геополитическом поле мира, Россия, этот большой осколок от СССР, попавший в положение проигравшего-де в холодной войне соперника США и Запада, оказалась в 1990-е и первые 2000-е гг. очень уж неважным геополитическим игроком на мировой арене — травмированным, потерявшим форму, деградировавшим, не способным играть по-крупному и мастерски, вялым, уступчивым даже и презренным (брошенная на произвол глобалистской судьбы Сербия; позорное неспасение подлодки «Курск»; уступленный глобализму Ирак). С уходом Ельцина и приходом нового руководства началось, хотя и не сразу, не одним махом, воссоздание России как сильного геополитического игрока (мюнхенская речь президента России; борьба против натовского продвижения к границам РФ; происшествие с Грузией по поводу Южной Осетии и Абхазии; поддержка Ирана; наконец, неуступчивость России вкупе с Китаем относительно атакуемой извне Сирии, а также внутристрановая поддержка российской армии и ОПК, продажа вооружений за рубеж, строительство АЭС и трубопроводов за границей и т. п. вещи). Нет, Россия еще не освободилась от «дружеской» опеки США и глобального штаба, под которой очутилась по итогам горбачевско-ельцинской разборки с СССР, соцсистемой и Россией, но явно уже пытается это сделать, играя, как кажется, совершенно и по-макиавеллистски. Помимо особых отношений с США, Европейским союзом и глобальным центром (G8), Россия поддерживает особые отношения с Китаем, Индией, Бразилией, ЮАР, являясь членом БРИКС, а также с рядом других стран, среди которых Иран, Сирия, Венесуэла, Индонезия, но так же и Израиль, Турция, как и ряд бывших советских республик, а ныне независимых государств: Белоруссия, с которой действует союзный договор, Казахстан, Таджикистан, Киргизия, Армения, но также и «непризнанное» Приднестровье. В общем, Россия сегодня уже заметный игрок в рамках мировой геополитической матрицы, причем не столько даже силовой (ракетно-ядерный потенциал), сколько… ментальный, — и оказывается Россия в роли… sic!.. выразителя кое-какой правды, защитника справедливости, защитника суверенности, опекуна слабых. И вот тут-то открывается что-то совершенно уж невообразимое: сама испытывающая лукавый гнет извне, Россия, вовсе не очень-то внутри себя процветающая, становится для людей и стран мира субъектом… надежды… на одоление разыгравшегося не на шутку глобального мирового супостата! И вот тут-то все проясняется, вся будто бы макиавеллиевская большая мировая игра — игра без правил, вовсю ведущаяся ныне на планете Земля, включающая в себя как вполне злой империальный «макиавеллизм» глобального супостата, так и пусть и не совсем добрый, но в главном все-таки антизлой макиавеллизм той же России (что касается Китая, то его родной в свою пользу макиавеллизм — китайский «макиавеллизм» — никогда и ни у кого не вызывал сомнения в веках, не то что сегодня, он всегда был, есть и будет, а потому и требует особого рассмотрения). Единственная страна в нынешнем мире, которая может сказать что-то правдивое и жизненно важное и к которой мир внимательно прислушивается, это Россия, что хорошо сознают в кругах глобального центра, который неоднороден и весьма разен, а потому в его недрах не одна только нелюбовь к России, но и кое-какая приязнь, что и отражается на всей мировой геополитической и геостратегической игре. Не будучи сегодня одним из двух самых могущественных игроков на мировой арене, как это было совсем еще недавно в случае с СССР и США, Россия тем не менее является не просто заметным, но одним из решающих игроков, а ежели оторваться на мгновение от внешней феноменальности и погрузиться в метафизическое мировое нутро, то, возможно, и… самым решающим… в плане, конечно, исторической эсхатологической перспективы. Люди, народы и страны, в том числе и западные, совсем не даром обращают взоры надежды на Россию, ибо чуют что-то такое, что не бросается в глаза бойким политическим обозревателям, видящим мелькающую перед их дипломированным носом обыденную мишуру, но не способным заметить за ней нарастающих из глубины неотвратимых потенций. Мировая геостратегическая игра в разгаре, и Россия, вновь обретающая субъектный суверенитет и активно припоминающая имперский игровой навык, — в этой игре из первых ее участников, причем вовсе не только полевых, но и судейских, мало того — из авторских. Макиавеллизм — не ремесло вовсе, а великое искусство, полное изобретательности, своеобразности, импровизационности, неповторимости, одноразовости, в общем — творчества, причем неожиданного, поражающего, внезапного, разящего — это удел немногих, точнее — единиц, хоть все хитрецы, лгуны, склизняки и подлецы и почитают себя за макиавеллистов, но никакими макиавеллистами они не являются, ибо они попросту чернь, а чернь на то и чернь, чтобы даже не понимать, что есть на самом деле Макиавелли и его макиавеллизм, обращенные к князьям, государям, правителям, властителям, да и то не ко всем, а лишь к некоторым, способным действовать в угоду общему делу и на пользу всех, исполнять поднебесный долг, не стесняясь в случае необходимости прибегнуть и к разящему противника коварству. Макиавеллизм начисто софиен, он явно в согласии с Премудростью Божией. Только, в отличие от уставшего и разочарованного во всем царя Соломона, ничего уже от жизни не желавшего и излучавшего грустную пессимистическую мудрость, Макиавелли стоит за мудрость активную, действенную, созидательную. Макиавелли — великий оптимист, но не дурашливый оптимист, закрывающий глаза на смерть, раны, проказу, как и на низость, подлость, мерзость, а оптимист мужественный и реалистичный, сдабривающий и оправдывающий свой оптимизм волей к жизни, желанием общего блага и стремлением к преодолению зла. Подставление другой щеки под новый удар обидчика — вовсе не Макиавеллиев идеал, хотя, быть может, не его идеал и не достигающий поражения противника ответный удар: флорентинец за полное повержение противника, причем такое и тогда, когда наглец менее всего его ожидает. Аз, отмщение! Вот и Россия в ожидании отмщения за все западные над собой эксперименты, но не ударное отмщение, не прямолинейное, не тупое, а сходное с тем, что заслуженно когда-то получила Орда — гибкое, рассчитанное, хладнокровное. Не войной вовсе угрожает Россия Западу, а своим поразительным существованием, истерзанной душой, поруганным телом, выстраданным словом. Как ни странно, но София вовсе не с благополучным и самоуверенным Западом, а с исковерканной, униженной и растревоженной Россией, ибо на благоустроенном Западе уже ничего богоугодного не выварится, а вот в ужасной России — очень даже возможно! В России есть вполне человеческий протест против всего этого — пореформенного, и растет потребность в ином — уже постреформенном, — и хотя стране тяжко и невыносимо, она выдюжит и к этому иному непременно придет, ибо, бытуя в аду, много страдает, переживает, думает, но и ищет, озираясь и выворачиваясь спасительно, перебегая от одного судного дня к другому! |
